1. На неласковом берегу

Маркус очнулся оттого, что в него тыкал чей-то башмак. Хотя «очнулся» сказано слишком громко. Скорее, стал приходить в сознание. Во рту было нестерпимо сухо, солнце жалило лицо, поэтому он был даже рад тени стоящего над ним человека.

Увидев, что Маркус пошевелился, человек рассмеялся, сказал кому-то:
— Смотри-ка, живой, гад. Другой подошел ближе, ответил:
— И нахрена он свалился на нашу голову? Ну вот нахрена?!
— Ладно, посмотрим, - сказал первый, - неплохо бы привести его в порядок, а потом и разорвать. Для тренировки бойцов.
Второй ответил каким-то сдержанным «эээ...»

Они стали беседовать о том, что надо прежде всего проверить, не заразный ли он, и каким образом доставить находку в лазарет. Маркус опять потерял сознание. Он медленно плыл по морю, распластавшись на дне лодки, накрыв голову наволочкой. Сирены пели ласковую песню смерти, обещая скорое избавление от мук. Уткнувшись мордою в дно, он улыбался пересохшими губами. Ему нравилась их тихая мелодичная песня.

Очнулся на больничной койке. Руки лежали по бокам, в металлических наручниках, пристегнутых к её каркасу. Ноги привязаны веревками к изножью. «Тьфу ты, лучше бы я прыгнул с лодки к сиренам, - думал Маркус, - чем попасть в какой-то концлагерь. И что нужно от меня этим черножопым?» Он попытался осмотреться, и, насколько это возможно, оторвал голову от жесткой подушки. Увидел справа еще две койки, чуть дальше — окно, дверь, возле двери - стеклянный медицинский шкаф с препаратами. Небольшая комната, палата, была безлюдна. Вокруг, в том числе и за дверью, стояла тишина, если не считать журчания воткнутого в окно кондиционера.

***
Вообще-то он очень удивился тем утром, когда несколько девайсов почти одновременно стали вещать о добротных скидках на чертов океанский круиз.

Сначала из компа вылетела голограмма с загорелой девицей в бикини. Та сидела на краю бассейна и болтала ногами в изумрудной воде - они там преломлялись под разными углами в сдержанном колыхании волн - проницательно глядя на Маркуса. Уловив мужской взгляд, замурлыкала: «Маркус, душка-медовушка, теперь даже тебе доступен круиз «В океанскую бездну и обратно». Я наблюдаю за тобой с детства, - облизала она пухлые губы заманчивым взлизом, - ты любишь море, свежий соленый ветер, жгучее солнце экватора и, - понимающе подмигнула она, - девчонок, на которых трещат купальники. Подумай, просто подумай: какие-то триста девяносто восемь куробаси и семь кронов, и ты получаешь шесть недель отрыва от всякого осточертевшего говна. Надеюсь, ты перепотрошишь хлюпалки достойным девицам, и, может быть, мы даже столкнемся ненароком в кибитке ресторанчика, о... где я воплотю (sic) свою мечту - расстегну ширинку и коснусь, наконец, своими скромными губами твоего кульминатора. Имей в виду, - стыдливо признавалась она, - я люблю глотать. Доставишь мне немного неземного наслаждения?» Затухая и оседая, голограммная зазывалка нашептывала: «Всего триста девяносто восемь куробаси и семь кронов. Всего...»

Потом включился и затрезвонил фунциклизор: «Цены на круизы резко пошли вниз. В то время как Всемирнейший эпидемолог, Проктологус-Влазен, предсказывает совершенно безопасный сезон оздоровизма. Найди ссылку на здравую перессылку, просто произнеси «оздоровизм». Специалист ряда бизнес-отраслей Шулькин лично рекомендует тебе, Маркус, оптимальнейший вариант оздоровизма - крутой круиз «В океанскую бездну и обратно». Четыреста куробаси, из них один куробаси девяносто три крона - возврат, как пришлешь полуселфиш, где ты запечатлен с какой-нибудь из стюардок. Всего четыреста...» Маркус швырнул в фунциклизор подушку и пошел на кухню.

Но и там его накрывала неотвратимая волна. Запекая кофенарус, кофедлак осветился всеми возможными цветами, потом прилично пропотел, а под конец на его отуманенном парами боку высветилось мерцающее послание кухонного повелителя: «Маркусу! Срочно! Тебя ждет потрясающий круиз!»

«Хм, вот так эти долбаные девайсы и загнали меня в бездну. Сссуки!» Он раздраженно дернул правой рукой, и хромированный браслет наручников впился в запястье. «Ё! Нет, ну не суки ли?!»

***
И, да, уж коли Проктологус-Влазен говорит, что можно оздоровиться, то к этому следует отнестись со всемерным пониманием. Маркус вспомнил благообразную, похожую на приличный мешок с медицинскими отходами фигуру профессороса, требовательно взлезающего на трибуну. Его чуть искаженное человеколюбием лицо с крепкими, пусть и сокрытыми большею частью под маской челюстями, чутко оттопыренными резиновыми ушами и прочими такими вам знакомыми атрибутами головного лица. Вспомнил, как, взобравшись, Всемирнейший расставляет по одному черепу по левый и правый от себя протез. (Проктологус ведь носит протезы, это общеизвестный медицинский факт, пусть даже и сокрытый в просторных рукавах эпидемолога). Как, опираясь на черепушку железною рукою, ведет со внимающими свою убедительную просвещающую работу.

Говорит тихо, глухо, немного в нос, чтобы не сказать «в рукомойник», но аппарат усиливает голос Проктологуса, а стоящие вокруг разноязыкие, скорее даже разнорукие махатели переводят колебания воздуха в понятную и глухонемому видеослушателю (не знаю, уместны ли такие выражения с позиций официальных) зрительную призму. Не говоря уже о действительно разноязыких синхронных переводчиках, которые, в отличие от публично потеющих рукомахателей, прячутся где-то в своих синхронизированных кущах.

А до начала речей слуги вынесут бронзовый гонг на деревянном постаменте и самый жирный из них, сильно размахнувшись, ударит пару раз молоточком по гонгу, чтобы всем сидящим перед фунциклизорами стало понятно, что сейчас - начнется, и что следует весьма и весьма сосредоточиться. «Бам! Вам!»

Бледная фарфоровая голова Влазена ведет неторопливую беседу как бы сама с собою. Кажется, что с неё медленно, степенно сыплется и сыплется пудра мудрости, опадая на окружающую зелень божьей росой. Впрочем, иногда она чем-то внутренне раздражается, начинает дергаться, хлопать вразнобой фиолетовыми глазами, и даже выкрикивать совершенно противоречивые рекомендации: «Спрятались! Вылезли! Спрятались! Вылезли!» После чего, словно получив пинок, опять станет бормотать привычные речи.

Всемирнейший, как правило, выступает вместе со своей помощницей, что совершенно логично. Японизада речует после Проктологуса, хотя, случается, что и до него. Маркус вспомнил очаровательную помощницу профессороса. Наглухо запахнутый вишневого цвета халат с золотистым шлейфом. Волосы уложены в высокую стройную прическу, весьма замысловатую, в которую художественно вставлены черные палочки для поедания риса. Кажется, это стайка темных богомолов, они воткнули ей в разных местах в волосья свои серповидные ручонки и болтают сейчас под причудливыми углами сухими жопками в воздухе. Маска на лице, опять же, - вишневого цвета. Раскосые голубые глаза. Нежный убаюкивающий голос. Обычно полный печали и тихого сострадания.

Японизада, многократно кланяясь, отчего кажется, что она вот-вот попятится задком вглубь конференц-зала, испрашивает разрешения: «Позвольте же мне теперь, о повелители экранов фунциклизоров, поведать вам…» Маркус встряхнулся: «Нет, к черту эту нэцкэ*, эту окимоно*, тьфу, туеву хуклу!»

***
Он старался привести в порядок свои мысли, опять и опять рассматривая палату. Пытался придумать какой-нибудь план спасения. Что, собственно, известно? Оставляя за бортом морские скитания, о новом сухопутном прибежище не знает он почти ничего. Выбросило на берег. Когда приходил в сознание, появились какие-то люди, судя по речи их, это негры. Встретили неприветливо, что по нынешним временам неудивительно. Но что они собираются с ним делать дальше? Как давно лежит он в этом их лазарете? Наверное, его кормили, поскольку голода Маркус не чувствовал. Странно. Сколько времени провел он здесь, на неласковом берегу?

И, не имею ответов на множество этих и подобных вопросов, он только и мог, что изучать безлюдную комнату, стараясь до крайней точности, до дюйма и полдюйма отложить в памяти её копию. Вдруг это пригодится. Может, и пригодится.

Похоже, скоро наступит вечер. Да, точно, наступал вечер. Маркус чувствовал, что засыпает. Пытался бороться со сном, но усталость брала свое. И он заснул беспокойным сном. Просыпаясь, нервно осматривался, но потом опять проваливался в тяжелый мучительный сон. Наконец, решил, что лучше хоть как-то выспаться. Да и потом, пошло оно всё… Что будет, то будет. Выбор у него сейчас невелик.

***
Почувствовал рядом с собою что-то мягкое, открыл глаза. Кто-то возился у него под правым боком. Напряженно всматриваясь в темноту, пошевелил правой рукою, насколько позволяли наручники. И, кажется, прихватил что-то мягкое, пушистое, но оно сразу же вырвалось, нежно поскуливая. Оно, кажется, не было агрессивным, может быть, даже и не было опасным. Да, но что это? Тихонько тявкнуло и лизнуло человека в правую щеку и чуть пониже, в шею. Маркус от неожиданности и от облегчения рассмеялся. «Ну, надо же, как сюда проникла эта псина? Судя по поведению, сучка?»

«Не псина, не сучка, а лиса», - обиженно прошептал женский голос, и теперь Маркус ощутил её, девы, прикосновение с той стороны, где прежде была сучка. «Вот еще! – рванулся Маркус, - Что тут творится? Ты кто такая? И это твоя лиса была, что ли?» Довольно глупые вопросы, согласитесь. Вместо ответа она рассмеялась мелодичным смехом, и он почувствовал, как по ноге его игриво провели хвостом.

Маркус попробовал прихватить хвост, но тот ловко ускользнул, и он сказал:
— Выдерну твоей лисице хвост. Всё какая-то от неё польза.
— Противный! Противный шахайцзы*, - вскричала она капризным голосом, и он почувствовал, как хвост мягко стегнул его по ляжке. – Хотела пригласить тебя на прогулочку по острову…
— Так это остров! - нетерпеливо перебил Маркус.
— Но перехотела, - рассмеялась девица.
И Маркус услышал, как потенциальная спасительница вспрыгнула с койки, сказав: «Лежи здесь, в своих мыслях, в мудрейших размышлениях, вспоминай декорации палаты: дюйм-полдюйма… Не фиг такому что-то здесь показывать!»

«Нет, подожди, ты куда! - забеспокоился Маркус. – Не хотел тебя обидеть, вот ни разу не хотел. Просто я не очень много знаю про лис, видал их только на ньютьюбе. Клянусь, что не буду ей выдергивать хвост, даже мысли такие отставлю!»

Она молчала. И вообще было тихо, а потом скрипнула дверь.
— Смешливая капризуля, - в совершеннейшем отчаянии крикнул Маркус, – не уходи!
— О, ты угадал, как меня зовут, - засмеялась она у двери. – Почти угадал, но всё равно, неплохо. За это… Ты будешь помилован! Ну, почти помилован.
И она опять, но теперь с легким оттенком грусти, рассмеялась.
---

*,* - нэцкэ, окимоно, - произведение японского декоративно-прикладного искусства, миниатюрная статуэтка.
* - китайский, шахайцзы, - глупый мальчишка.