Шура идёт

                Любимой Шурочке.
Дождь буйствовал всю ночь, только к утру, наконец- то, все стихло и успокоилось. Успокоилась и Фаина…провалилась в  неглубокий короткий сон, но и во сне чувствовала тянущую боль, что крутила суставы ног, пульсировала  в коленках.
Чуть посерело за окном  осеннее утро, она поднялась, пора.… Гремел цепью голодный пес Кунак, хлопотали  в курятники курочки, голосил петух. Фаина, кряхтя и морщась, надев на теплый халат телогрейку и повязав на голову большой темный платок, принялась за свое хозяйство: затопила остывшую печь, на электрической плитке согрела еду собаке, приготовила корм для кур. Вышла на крыльцо барака и оглядела общий двор - жизни не наблюдалось, спят работнички!
В плотном воздухе, наполненном влагой, увиденное  все размывалось, как в плохо вымытом окне. Сибирский двор на три хозяина весь в дымке слезного тумана. За низким  крашеным штакетником незатейливый огород, на каждом участке небольшая, вручную сбитая  теплица, в конце - три деревянных щелястых «зеленых домика».
Когда то прадед построил этот дом для себя, с высоким крыльцом и завидной крышей и комнат в нём много, в каждой по изразцовой печи.
С годами образовались отдельные входы, раздельные огороды, с нужниками. Только крепкие  ворота с калиткой  остались общими, да банька на задах огородов.
Вот так жили.… Посередине огромного дома, в двух маленьких комнатках - одинокая Фаина. Слева крыльцо  среднего брата Николая с женой Шурой, справа – младшего Роман, с Ниной и двумя дочерями - все, кто остался  от рода Рузеевых, пережив революцию, голод, репрессии, войну. 
Фаина держала семьи братьев под неусыпным вниманием. Жили дружно… в основном. Семья Романа жила простым и понятным укладом. Правда, Фаина часто шикала на невестку Нинку. Что делать, не дал Бог мозгов! А вот за Николаем пригляд, да пригляд…. главное, чтобы Шура рядом с ним была.
 Фаина потрепала собаку, шумно жующую из алюминиевой миски, и,  вздохнув, полезла на высокое Николаево крыльцо выключать электричество: опять не выключили, а платим то пополам... Здесь она повела носом, пахло  свежей сдобой:  Шура опять стряпала. Вроде до праздников еще далековато? Николаю? Так тот в командировке….
Позже управившись, умывшись, сняв телогрейку  и надев домашний светлый платок Фаина села чаевничать. Только присела, как  дверь без стука открылась и невысокая в темном пальто и  пуховом платке женщина  протянула, через порог, тарелку полную сдобы.
-  Фаина! Держи, свежее…


 Всякому проходящему по Береговой улице виделась в окне бабка у самовара -  Файкин «наблюдательный пункт»- так соседи окрестили. Вот и сейчас, она еще только принялась за чай со свежей выпечкой, как замерла на мгновение у окна: Шура на работу пошла - день начался.
От высоких  зеленых  ворот  дома, по дощатой узкой улочке быстро шла женщина, энергично размахивая правой рукой, левой крепко держала дырчатую авоську. В ней болтался, плотный пакет из газеты. Фаина нацелила глаз – своим, на работу, понесла стряпню…   
 Худенькая, как подросток, подвижная  Шура тем временем торопилась на смену.
Два месяца назад на фабрику по пошиву мужской одежды привели новых  работниц - девчонок из училища. Единственное профессионально- техническое училище регулярно поставляло рабочие руки  на Тюменскую швейную фабрику, с той разницей, что год на год выпуска сильно разнился.
В один год девочки были прилежны и трудолюбивы, в другой - именно таким был выпуск этого тысяча девятьсот семьдесят второго года -  неудачным. В свою краснознаменную передовую бригаду по пошиву мужских сорочек, которая уже лет десять работала в одном составе, Шура брала одну- две ученицы, в отличие от других бригад.
Да, брала мало, что было постоянным предметом спора с руководством фабрики, но вкладывалась в них  от души. Ученицы, за пол - года практики, получив « путевку в жизнь» и взрослый разряд, уходить из бригады не хотели.  По окончании ученической практики  плакали, клялись в вечной благодарности мастеру.
Шура же убедившись в профессиональном  «взрослении» расставалась спокойно, согласно кивая на клятвы в вечной любви, и на следующий же день, казалось, забывала о них.
- Это ж надо же, хоть бы одну девку оставила в бригаде? – сетовала помощница бригадира Валюшка.- Бабам весной и осенью по три дня на огороды …заменить некем, а ты…. Шура?!
Шура отмалчивалась в ответ. Ее ученицы практически все оставались на фабрике, но в других бригадах. За них не было стыдно - работали хорошо, план давали и перевыполняли регулярно.
- Вы, Александра Назаровна, их пришиваете или  заговариваете?- шутил главный инженер.- Свой секрет никому не говорите, а то нас « текучка» заест.
Шура отмалчивалась и на это. Какие там секреты?! Секретов сроду никаких нет… 
Сейчас она решала серьезную проблему, что делать с очередной ученицей? Девица, с  симпатичной рожицей, но с плохой характеристикой из училища, меняться не собиралась. Была нервной, резкой, замечаний не признавала, а главное терпения в ней совсем не наблюдалось. Работала второй месяц, и второй месяц Шура волновалась. Всегда  деловито- уверенная, она за последние месяцы превратилась в сплошной нерв.   

- А ты её удочери!- злились женщины, до этого дня  всегда терпеливы к новому фабричному пополнению и деликатны к бездетной Шуре. - Может тогда толк будет! 
Сегодня у бригады, судя по всему, понимания  не осталось совсем. Конец квартала, все премию ждут, а с такими ученицами не до премии, до выговора недалеко.       
- Да, выпороть её!- советовала Валюшка - Напортачила сверх меры, брака…весь конвейер  завалила… Язык длинный, дальше некуда! Ты ей слово, она в ответ…Сопливая  еще, а так себя ведет?! Дальше то, что будет?! У нас  таких и не бывало…
Шура слушала, смотрела на горе- ученицу и  думала, погода на них так действует, что ли? Раскричались, расшумелись... Обычная осень. Да осень обычная… Вот и муж Николай уехал, как обычно…. Как он там? Плохо уехал. Ругались с ним все дни перед отъездом.   
Тем временем  ученица Женя, грызла ногти, лаялась с работницами бригады совсем не по-детски и косилась в сторону задумчивого бригадира. 
Шура дала ей пятнадцать минут на обед. Сама же сидела в опустевшем цехе и не надеялась, что Женька вернется через обозначенное ей время. Та явилась через двадцать минут растрепанная, с красными влажными злыми глазами, встала напротив Шуры и принялась усиленно грызть ногти.
- Женя, ты местная?   
- Не - а, из Тобольска, а что?!
-  В общежитии …родители есть?
- Не-а, а что?!
- Интернатская…
- Детдомовская - уточнила девочка, вынув, наконец, изо рта палец. 
- Значит, сделаем так….- Шура заговорила энергично. Говорила твердо, удовлетворенно наблюдая, как Женины руки уместились в карманах рабочего халата, глаза, правда, еще влажнели, но злой огонек погас. 
К концу смены все успокоились, доработали почти мирно. Шура, отпустив работниц, налила чаю в большую кружку, вынула припрятанные  слегка помятые шаньги и посадила Женю пить чай прямо на конвейере. Пока та ужинала,  пересчитала остаток продукции и закрыла на замок в специальный деревянный ларь. Сходила к закройщикам, оставила заявку на следующий день, немного поговорила с начальником закройного цеха, заглянула в соседний упаковочный цех и вернулась на свое рабочее место. Что – то быстро записала в потрепанную амбарную тетрадь, взяв большую тряпку, протерла поверхность конвейера и теперь только остановилась возле усердно работающей Жени.
- Ну, все исправила? Помощь нужна?

- Не-е, я сама… там еще осталось….   
- ….на сегодня всё! Иди домой, отдыхай… Ты сегодня молодец!
- Молодец? – переспросила девчонка и привычно поднесла  палец ко рту.
- Молодец, молодец! Домой, домой! Ни о чем не думать!
Женька себя уговаривать не заставила. Быстренько собралась и умчалась, не поднимая глаз. Шура сидя перебрала Женину продукцию, кое- где подрезала концы ниток, отнесла на то место, где стояли  большие утюги и отпариватель. Опять присела. Мысли о Николае не отпускали.
Выйдя за ворота фабрики, Шура повернула в обратную сторону, в сторону родительского дома и двинулась своим быстрым решительным шагом.
К старикам привезли внучку, Шурину племянницу, шестилетнюю Риту. Мать Риты, младшая сестра Шуры, жила в Бийске. Незадолго до этого времени, к большому неудовольствию родителей,  развелась с мужем. Теперь мыкалась по квартирам, налаживая новую хромую жизнь.
Месяц малышка живет и месяц плачет. Что за ребенок?! Деда любит, но с бабушкой ссорятся. Неласковая Нагима, мать и бабка многочисленного семейства, с младшей внучкой общего языка не находила.  Впечатлительную и чувствительную её натуру пока не постигла.
Шура неслась по родной Заречной стороне скороходом, время от времени  здороваясь. Она здесь выросла, на улице Мичурина, и здесь продолжают жить, в отдельных домах, ее  братья, с семьями.
В этот вечер, на удивление, бабушка с внучкой мирно пили чай. Нагима тянула из глубокого широкого блюдца, внучка осторожно из маленькой пиалы,  держа её двумя руками. Шура  разделась, села за стол и тоже угостилась чаем с вареньем. Выслушала вначале мать, а после   затеяла беседу с племянницей. Приласкала малышку, распустив косичку и расчесав тонкие волосы. Любовно пригладила детскую головку, тоненькую шейку, ласково расправила напряженные острые плечики и слушала, слушала, изредка вставляя одно – два слова в  немного картавую многословную спотыкливую детскую речь. Выслушав до конца большие впечатления  малой жизни, крепко поцеловала племянницу в лоб на прощание, пообещав, что заберет к себе в гости воскресенье.

Грузная Фаина, наблюдавшая со своего «наблюдательного пункта» возвращение Шуры, удовлетворенно включила телевизор - все дома – пора смотреть новостную программу «Время». 
  Шура перед сном немного покрутила  швейную машинку «Зингер», подшивая новые простыни для матери и  легла спать. Уже засыпала, а в голове все крутился весь день с его

заботами, эмоциями, суетой. Мелькала перед глазами затравленная Женька, вопросительные глаза матери и тянущаяся к поцелую племянница. Зачем пообещала? Николай будет недоволен.… Вроде, он  Ритке делает исключение.…Ну, и пусть! В конце концов, это и мой дом.…С этими мыслями и уснула. 
 За тонкой стеной копошилась Фаина, укладывая  на ночь свои больные ноги.
В третьем доме  спать и не собирались: негромко говорил телевизор, кудрявый Роман- отец семейства читал газету, его жена, фигуристая Нинка, мыла посуду, одновременно прислушиваясь к телевизору. Дочери, погодки, энергично ссорились в своей комнате, но негромко, боясь отцовского грозного окрика.   
- Слышь, Рома…- громко обратилась она к мужу, вытирая посуду и, потеряв на время интерес к телевизионной передаче. Вышла из кухни и встала на пороге, девчонки, в соседней комнате, притихли:
 - Николай то опять в Тобольск уехал.
- И что?! - Роман выглянул поверх газеты
- К этой…своей…-  в этот момент Нинка  поняла, что зря завела, давно вожделенный ею, разговор. Ведь Роман предупреждал…
- Нина-а!- грозно прозвучало из под газеты, но Нинка решила наступать.
-  У нас вся бухгалтерия гудит! Братец твой старший - бабник, это что секрет? Только в этот раз … - Роман видно был без настроения и вызова не принял:
- Не секрет?! Всем известно! И что на  этот раз…
- …. ребенок у него растет, вот что! …
- Брехня… опять языком…- Роман лениво перевернул газетный лист,-  в первый раз что ли?
-  Да, что я….Шурка живет себе, …ничего не знает…
- А ты сходи, просвети родственницу!- хитро предложил муж - Я посмотрю, что у тебя из  этого получится?
Роман женился на Нинке, когда той едва минуло восемнадцать лет. Родителей Романа Нина не застала, зато старшая сестра Фаина заменила их сполна. Быстро отвадила невестку носить  короткие юбки, ярко  красить губы и громко смеяться, а заодно, и подруг приводить домой. Простодушный брат прислушивался и принимал воспитательную работу старшей сестры. Та усердно воспитывала, подсказывала, вводила  Нину в семейную жизнь, хотя сама жила одиноко, бездетной вдовой давным-давно.
 Юная Нина все удивлялась Николаю: как такой красавец мог жениться на простой, внешне абсолютно неинтересной,  Шуре? Николай Нине нравился, да он всем нравился. Высокий, с редкими, в этих краях, мелкими медными пышными кудрями. Он умел так пристально и

глубоко смотреть своими влажными темно-карими удлиненными глазами, говорить таким мягким вкрадчивым многообещающим  голосом, что из женщин мало кто мог устоять.
Устояла Шура. Два года Николай за ней ухаживал.  Два года она его гнала от себя. Но и здесь его победа!
В тот год, по молодости, Нина попыталась «открыть глаза» Шуре на аморальный образ мужа и что из этого получилось?! Шура ушла, с вещами, из дома, нет, не к родителям, к брату Мише.
 А Нинке досталось от Николая, тот выматерил с головы до ног. Брату Роману же рот не дал открыть, да еще пригрозил, чтобы за молодой женой смотрел хорошо, в чужие семьи нос не совала, а не то оторвет… ну, и все такое, прочее.
Родные с первого дня приняли выбор брата. Шура основательная, искренняя и доброжелательная по характеру, была для Николая неким якорем для его вечно увлекающейся, подвижной, эмоциональной натуры. Он и сам это понимал, но как говорится сила привычка…. И не было сил бороться против такой привычки, да и собирал на свою красивую голову любовные приключения, где - нибудь в районе или  в соседней области, при этом  строго отслеживал секретность.
Роман, переживая за брата, после вышеописанных событий, накричавшись, неделю, с женой не разговаривал. Игнорировал её вкуснейший борщ и даже не спал с ней, уходил в большую комнату с телевизором, на диван, со своей подушкой. Старшая сестра Файка  не принимала участия в разборках. Только утром по дороге к «зеленому домику» прошипела, что ноги ей повыдергивает, если Шуру еще раз обидит. А кто ее обижал то?! Правда- то она такая….
На следующий  вечер  брат Миша приходил и имел разговор. После чего законный муж  отправился за женой  и жили они, после этого, года два совершенно образцово. Страху тогда, Нинка натерпелась и дала себе слово больше ни о чем таком с Шурой не говорить. Кто же виноват, что ей  бедняжке, в мужья такой гулёна попался?
С тех пор прошло лет десять. Все три семьи жили тихо – мирно, помогая и поддерживая, друг друга, если в том была нужда, под чутким крылом старшей сестры. Единственное, что не нравилось Фаине, то, что Шура через день бегала на улицу Мичурина. Что за привычка?!
 Нинка, за все годы работы, в своей бухгалтерии,  Западно-Сибирской спортивной федерации, много слышала сплетен про всех тренеров. Мыли косточки всем, будь здоров!
Но последнее время  особенный трёп шёл про старшего тренера по спортивной гимнастике Рузеева Николая Борисовича и про его Тобольскую Розу Ивановну. Дома же она  молчала. А сегодня не стерпела, уж больно все серьезно там, по словам бухгалтерских женщин, у Николая, завертелось. Будь она на месте Шуры, с такой, как эта Розка, разобралась бы, будьте спокойны! Волосы бы  повыдергивала, глаза бы выцарапала  и поставила вопрос ребром – или я, или всё остальное! Только Роман повода не давал: мужем был добрый, отцом строгий. Даже скучно!   

Все  в бригаде заметили, Женька немного изменилась. Стала сосредоточенно - спокойней, пальцы в рот меньше тащила, огрызаться - огрызалась, но уже без прежнего азарта.
- Шура, ты никак ее своими ватрушками заговорила? Девку то, как подменили. Работает.…  Сидит, вон, ровно… после смены брак свой переделывает. Даже не придраться.…Умеешь ты…- Валюшка только головой качала.
Умеешь,… собственным мужем никак…не умею. Шура  в любую свободную минуту вновь возвращалась мыслями к Николаю.

Вечером Фаина постучала в стенку, к телефону позвала. Единственный аппарат находился на её территории.  Шура обрадовалась. Николай редко звонил из командировок.
- … приеду через неделю….-  Голос Николая звучал мягко, немного виновато.
- Ты вещей совсем немного взял…
- Не волнуйся, все в порядке…э-э-э я новый чемодан себе купил …побольше… гостинец тебе привезу, а старый я отдал…тут … - Прозвучал неуверенный голос. У Шуры екнуло внутри.  - Ты там не  скучаешь?- продолжал муж. Странно никогда не интересовался и слов таких не говорил. Шура положила трубку и тут же встретилась глазами с Фаиной.
- Случилось чего? - Объявила она смущенной невестке.
- Приедет через неделю – и, не глядя на золовку, вышла. 
В субботу ближе к вечеру, как и обещала, забрала Риту. Ближе к семи часам, к огромной радости малышки пришла другая, послушная Мишина дочь, племянница Маечка. Двоюродные сестры дружили на фоне шестерых родных и двоюродных братьев. Разложили кукол. Лоскуты и  тряпочки им дала Шура. Накидала также обрезки нарядной тесьмы, ленточек и ниток мулине.  Только наладилась кукольная семейная жизнь, пришли еще две сестрички Света и Таня, Романовы дочки. Тут тебе и обед, и прогулки, и катанье на трехногой деревянной лошадке, где только нашли, и, наконец, попросились на улицу, в гости заскучавшему Кунаку.
- Зачем… холодно же? Уже подмёрзло,…не выдумывайте, простынете, сидите дома!- Шура отмахнулась. Но стукнула в окно Фаина: я посмотрю за ними и девочки шумно  засобирались на прогулку.   
Шура все это время хлопотала, стирала, пекла, готовила еду. Перебирала заготовленные на зиму овощи. Время от времени  вскидывала глаза и прислушивалась  к  девчонкам, радуясь их уютным домашним и мирным уличным  играм.   



Поздно вечером провожали Маечку. Безостановочно говорили. Шура  шла, в этот раз, не торопясь, между двумя девочками, крепко держа их за руки. Ладошки то становились горячими, тогда разговоры громкими, то вяло повисали в широких твердых Шуриных ладонях и разговоры на мгновение умолкали, а то вновь  подрагивали маленькие пальчики, девочки принимались подпрыгивать, болтать с новой силой от набежавших чувств. Всей своей взрослой природой  она отчетливо чувствовала  все кровотоки и волнительные  импульсы, идущие от высокого градуса безграничного детского доверия, от нужности своего присутствия в их жизни, от бессознательной любви детских душ.
Пока дошли обратно, умылись, чаю выпили, спать легли  поздно. Перед сном Рита немножко повозилась, то высовывала руки- ноги, то с головой накрывалась одеялом. Наконец, обняла тетушку за шею и сонно объявила, что любит её сильно- сильно…      
Шура в душе, последнее время, все больше носила тревогу. Днем тревожная сила съеживалась в  комочек и попискивала из дальнего уголка, а вечером расправлялась и  накрывала Шуру до бездействия и онемения.
- Тебе Нинка чего сказала? – столкнулись с Фаиной, а может та специально поджидала  у крыльца.
- Что? Нет, ничего не говорила, а что должна….
- Да, я это так …просто. Цып, цып, цып – завелась золовка, созывая кур и поворачиваясь к Шуре спиной.
Причём здесь Нина?  С Ниной никогда подружками не были. Просто надо поговорить с мужем и всё пройдет.
Шура очень надеялась на этот разговор, но он всё не ехал. Через неделю пришла телеграмма, снова приезд откладывается.  Раньше тоже так бывало, эти его многонедельные соревнования по области, но Шура так не тревожилась.
Вначале двадцатых числах декабря, работы навалилось много, а  к середине, вдруг рассосалось. Молодежь в обеденный перерыв всё бегала в центральный универмаг. Работницы постарше отпрашивались в продуктовые магазины,  в очередях постоять, дефицитных товаров к новогоднему столу набрать. Все готовились к Новому году. Только Шуре не до праздника, душа совсем истомилась. Николай вот – вот должен был приехать, поговорить бы с ним, обнять, самой успокоится,  в конце – концов.
В тот день, Шура, в перерыв, понеслась домой, проведать - не приехал ли? 
Накануне выпал густой снег. Шёл он сутки, собрав большие сугробы. Шура шла привычной торопливой походкой  по узкой утоптанной тропинке и прикидывала в голове, что приготовить на ужин, какие успеет заготовки сделать.



Уже вывернув на свою улицу, заметила неподалеку от калитки дома мальчика. Мальчишка прохаживался туда- сюда вдоль ворот, то и дело, поправляя съезжавшую великоватую шапку ушанку одной рукой в большой варежке, в другой держал маленький чемодан. Глядя на этот чемоданчик, Шуре стало не по себе. Она замедлила шаг, краем глаза, по привычке, отметила сидящую, как в витрине магазина, Фаину в раме собственного окна и задержавшихся Романовых девчонок у калитки. Мальчик увидел ее за несколько шагов и двинулся ей навстречу, отодвигая наползавшую  шапку. Шура, в несколько мгновений, разглядев мальчугана, впала в странное состояние, словно перенеслась и встала у оконной рамы вместе с Фаиной.  Волосы у него были редкой  медной масти и мелкого упрямого завитка, а глаза… 
- Здравствуйте! Вы  Шура? Александра Назаровна?- она, молча, кивнула.
 - Я сын Николая Борисовича, вот…- здесь он снова отодвинул шапку. Прошло несколько мгновений. Стояли, разглядывали друг друга: Шура в некотором обмороке,  а мальчик… словно раздумывая, наконец, продолжил:
- Адрес я давно знал…от чужых ...Вы не беспокойтесь,  я знаю, что он ваш муж…Просто, я решил, что мне лучше жить у вас. -  Шура начала тихонько  приходить в себя.
- Ну, пойдем в дом что ли…- пригласила  и пошла вперед с совершенно пустой головой.
- Тебя как зовут?- зашли, разделись, сели друг против друга.
-  Федор. Меня зовут Федор.- Ответил важно, даже слишком.
-  Меня можешь, тетя Шура…- Шура не знала, куда деть руки. Вспомнилась, некстати, Женька с её дурной привычкой
-  Хорошо,- охотно согласился Федор,- буду звать тетя Шура. Оба сильно волновались.
Шура быстро собрала на стол: разлила по тарелкам суп, поставила греть котлеты.
- О, у вас суп вкусный! Вы как его варите?
- На косточке, мясо с косточкой… -  Шура плохо соображала.
- Мамка пустой суп варит…невкусный.
Договорились, что он до конца дня, останется один, Шура его закроет на ключ. На улицу не пойдет холодно, да и Кунак нервничает. А как вернется с работы, там и поговорим - на том и решили.
Обратно на фабрику Шура торопилась, не помня себя, и как смену доработала, тоже не помнила. Очнулась, когда у ворот дома оказалась.
- Ты… мать …  маму свою предупредил?- Шура старалась говорить ровно.
- А как же! Я ей записку оставил. Ничего с ней не случится. Она знает, что я самостоятельный.  Хотите, я вам завтра двор почищу?

- Тебе сколько лет?- измучилась за целый день над этим вопросом.
- Много уже…двенадцать! Папка когда приедет?
Шура с мальчиком  поужинали перед телевизором. После ужина, пока он таращился на экран открыв рот, не знала, куда себя деть. Накинула душегрейку, крикнула Феде, что во двор вышла и толкнулась в соседнюю, Фаинину дверь.   

У золовки сидели Роман с Ниной. Все молчали. Друг на друга не смотрели.
- Значит, так!- проговорила после некоторого всеобщего молчания Фаина.- Ты мальчишку не гони! Дождемся Николая, -  на том семья и порешила. 
Когда Шура вернулась, Федя спал сидя за столом. Выключила телевизор, разобрала постель и разбудила мальчика. Он  закрытыми глазами разделся, ничком лег и мгновенно уснул.
Одежда на нем вся серая, большая, на вырост…Шапка смешная такая.…Намучился наверно... Ехал один… самостоятельный… думал, наверно, какая я? В городе искал улицу.…Опять же  к разговору готовился….  Устал волноваться ...С чего вдруг надумал приехать? Столько лет? А я? А мне…мне то, что делать?
Шура  не спала. Плакала и плакала. В войну, девчонкой, так не плакала,  от тяжелого труда на полутемной фабрике. Вдруг вспомнила, как гнала Николая, ничуть не тронутая его яркой внешностью. Как Нагима кричала сначала на неё - кого тебе надо еще? В девках собираешься сидеть?  А через пять лет,  в доме брата Михаила, на Николая…проклинала за дочерние обиды. Пятнадцать лет живем, может уже и  хватит? Куда только идти? Не к родителям же?
Детей нет,  и не будет - это она ему сразу сказала. В подростах сильно застудилась, на лесозаготовках. А он ей:…  Шурочка, для себя жить будем! Вот и живем …кто как.  Ведь не изменится, так и будет по бабам, а мне? А мне то….
На следующий день Шуре не работалось. Первый раз  в жизни ей хотелось  укрыться, спрятаться от людей…вон хотя бы в тот деревянный короб для остатков, но всюду глаза, глаза…
В перерыве подошла Валюшка.
- Шла б ты домой, Шура! Лица на тебе нет. Я все сделаю, сдам, запишу. Иди, милая, иди. Все всё знают…и что сынок твоего Коленьки к тебе прибился.… Сволочь! Я б прибила его …а сыночка нагулянного обратно быстрым ходом…




Пришла домой и вновь эти рыжие кудри! Куда бежать? Видно мучения отразились на Шурином лице.
- Вы не волнуйтесь, тетя Шура! Я завтра домой. Мамка без меня совсем сопьется, праздники же….  Вот после Нового года,  на каникулах…. Пристрою ее и снова к вам приеду. Вы мне понравились. Чисто у вас и вкусно…- Шура слушала и не верила своим ушам.
На следующий день не стала его закрывать на ключ, захотел с собакой поиграть. Мальчишка за день успел и с новыми родственниками  познакомится. К Фаине с визитом сходил, чаю с ней напился. На сестренок  тоже посмотрел. Правда, Нинка его дальше порога не пустила, но он не в обиде: в следующий раз ближе познакомлюсь. Утром, в субботу,  Шура проводила его на автовокзал. Посадила в автобус Тюмень- Тобольск. А вечером явился долгожданный муж.
Всю неделю супруги не разговаривали. В конце недели Шура повела счастливую Риту на Новогодний утренник. Новогодний праздник с ёлкой и Дедом Морозом проводили в Клубе нефтяников, старой  деревянной одно - этажной довоенной постройки, на берегу Туры. Пока Шура раздевалась и сдавала одежду в гардероб, Рита крутилась возле зеркала. Приподнимала край нарядного платья, поправляла банты на макушке и оглядывалась на тетку, боясь потеряться. Детей было много. Руководство заводов и фабрик решили провести общегородскую елку, последнюю в старом убогом помещении. Новое, помпезное, в новом, советском, стиле строилось рядом.   
 Елка была ослепительно красива. От восторга у племянницы навернулись слезки. Прижала к груди тонкие ручки и стояла несколько мгновений, не в силах перенести восторг. В какого только такая?! – удивлялась Шура.
Водили хоровод, пели песни, наконец, вышел Дед Мороз. И снова хороводы, песни…тут выскочила Баба- Яга. Визг, писк, кто- то заплакал. Благополучно отстояли  и вернули украденную Снегурочку, и  праздник покатился к финалу.  Во время раздачи подарков случилась небольшая давка. Шуре пришлось маленькую взять на руки, но она уже была вся в слезах: кто – то  наступил ей  на ногу, развязался бант и надорвался пакет с подарком.
После сидели в фойе, рассматривали и считали конфеты в подарочном мешке, перекладывали один мандарин и два  зеленых яблочка из рук в руки, решая сейчас съесть или всё- же …      
Девочка успокоилась, и теперь её тянуло поговорить. Шура, на время праздничного веселья,  забыв свои горести, вновь пригорюнилась.
- Знаешь, Шура, у меня скоро будет новый папа!-  Рита подергала край своего  платья и кончики бантов. Шура удивленно подняла брови:
- Это как?- удивлению не было границ.
  Девочка, не замечая  ничего, продолжила свои, видно давно надуманные,  рассуждения.


- Мама приведет мне нового папу. Они не будут ссориться…совсем…
- И ты, вот так, сразу его папой назовешь?- тётка хитро сощурила глаз.
- Да, а что ….- она смешно, по- взрослому, пожала плечиками.  - Вот так… - тут Рита чуть вдохнув, чуть приготовившись, широко открыла рот  и громко, отчетливо по слогам, слегка на распев, произнесла:
 - ПА- ПА!  Мне совсем не трудно…- И вновь пожала плечиками.
Ну - да, ну - да, все просто! Новый  обещанный папа, новая …мама или мачеха, или жена папкина…Только вот у неё всё не так просто. Совсем не просто, а даже смертельно.

Провели, с Николаем, в молчании и праздник. Стол накрыли, как всегда у Романа, у ёлки. Они, с Ниной, вовсю  старались  веселить родственников. Получалось трудно. У Шуры блестели от слёз глаза, Николай несколько увядший натянуто улыбался, Фаина поджимала губы.
Поговорили на следующий день. Разговор  начала Шура прямо за завтраком. Говорила, что если он хочет, она его не держит. Сама же останется здесь. Идти ей некуда. А он …мужчина… она это понимает. Что детей  общих  нет - тоже понимает, поэтому свободен… на все четыре стороны. Шура закончила и глаза высохли.
Николай сидел, молча, слушал, опустив глаза.
- Дело это давнее, с чего сыр- бор?! – Николай, наконец, поднял на нее глаза.- Не знал, что надумает рожать.…А потом, когда узнал,…боялся тебе сказать. Ездил, видел, как рос, помогал, ведь родной он мне…Я, честно, хотел сказать всё … - тут он встал, зашел за Шурину спину и тихо добавил -…. снова убежишь от меня.… С  матерью, ребенку моему, не повезло - пьёт она… так пусть хоть….
Сидели долго, она слушала и  молчала, казалось, думала о своем. Николай сильно волновался, говорил, ходил позади неё взад- вперед, скрипел входной дверью. Выходил на крыльцо,  глубоко дышал обжигающим морозным воздухом  и торопился зайти в дом.   
Рассказывал, как с сыном виделся регулярно - не мог, не видится. Клялся, что с матерью Федора, Розой, давным-давно порвал. Повторял, что вот- вот собирался ей сказать.…Ещё говорил, что  нужна  ему только Шура, что он давно это понял, что с ней он человек и так далее…
- Понимаешь, привязан я к тебе... накрепко, понимаешь….
И ведь верю ему! Верю! Будто не знаю, о чем за моей спиной люди шепчутся.…Пальто мальчишке надо купить новое, шапку… у Михаила есть знакомые охотники, …значит прикупить заячьих шкурок, сколько шкурок понадобится? Ну, это уже на следующий год… 


лопату для снега…широкую… надо сколотить сейчас …чтоб Федору по росту… это уже Николай пусть. 
Кончался кроткий зимний день. Николай все волновался: виновато стоял в стороне, готовый в любой момент не пустить её к  двери. Шура еще немного посидела в темноте, вздохнула и  зажгла настольную лампу. Включила электрическую плиту, разогрела еду и  позвала мужа ужинать. Поздно вечером Николай зашел к Фаине, та сидела перед немым экраном телевизора  в темном уличном платке.
- Шура тесто поставила. Завтра печь будет... Федора ждем.- И радостно улыбнулся сестре. Фаина кончиком платка утерла влажные глаза и показала брату темный увесистый кулак. Этим же кулаком и стукнула в Романову стенку, вызывая его зайти.   
 
Через три дня, к полудню, звякнула калитка, залаяла собака. Бдительная Фаина выскочила на крыльцо. Кунак, радостно высунув язык, то подпрыгивая, то припадал на передние лапы, приветствовал  нового обитателя большого дома. Фаина невольно улыбнулась, увидев мальчика в большой шапке - слава Богу!- и тут же отдернула себя: чего вдруг?!

Метель мела всю ночь, к утру затихла. За окном белым – бело. Всё было чисто и свежо, как после генеральной уборки. В тишайшей праздничной белизне спешащие прохожие  оставляли  глубокие следы на свежем снегу.
Фаина в полушубке и  высоких валенках разметала тропинку в сторону уборной. Гремел цепью голодный пес, хлопотал курятник. От Шуриного крыльца вкусно пахло. Фаина  управившись, заняла пост на своем наблюдательном пункте. Чаевничала, на сей раз Шуриными булками с ванилью и маком. Тем временем от высоких  ворот  по  узкой заснеженной  улочке в сторону фабрики быстро шла Шура.

 

    


 

-