На Рыбинском море 2

НА КОВЧЕГЕ

Кошева оказалась машинным отделением ковчега. С правой стороны от выхода стоял чугунный котел, от которого тянулись трубы к ресиверу и далее к паровому двигателю. Над двигателем на кронштейнах была закреплена перекладина с приборами, центральное место среди которых занимали судовые часы в начищенном до блеска бронзовом корпусе. В нескольких местах этого своеобразного машинного отделения возвышались поленницы дров, оставляя лишь узкие проходы для персонала. Внутри было жарко и тесно. Две женщины в брезентовых фартуках подбрасывали в топку котла берёзовые чурки. Немец посадил лейтенанта на невысокий табурет слева от выхода, вышел наружу, тут же вернулся в сопровождении девочки-подростка, спавшей когда-то на коленях старца, что-то сказал ей. Она в ответ согласно кивнула головой. Тот снова вышел. Девочка прошла за двигатель, вынесла оттуда рубашку из мешковины, широкие семейные трусы, прожжённые в нескольких местах ватные брюки, замасленный тулуп – всё неимоверно больших размеров, и помогла гостю переодеться. Промокшую одежду положила сушиться на верх ресивера, сапоги, перевернув вверх подошвой и надев на деревянные колья, поставила просыхать рядом с трубами. Снова нырнула за двигатель и вернулась с ободранным дерматиновым чемоданчиком, который оказался своего рода аптечкой. Присев на полу возле гостя, размотала обтягивавшую его голень мокрую портянку, обработала рану йодом и туго, в несколько слоев, перебинтовала марлевой полоской. Достала сверху котла алюминиевый чайник, кружку, бросила в неё горсть каких-то трав, залила кипятком, подала лейтенанту и, не ожидая благодарностей, тут же нырнула за полог наружу. Спустя какое-то время в кошеву вошёл старец-монах. Тоже заварил себе чайку, присел, скрестив ноги на пол спиной к котлу, напротив гостя, и, отхлёбывая кипяточек, поинтересовался:

– Что с ногой-то?

– Да вот, прыгнул неудачно.

– И где же ты на своей шхуне так прыгать умудрялся, что ногу сломал?

– Это не в лодке. От матери из Пошехонья возвращался, заглянул из любопытства в Успенскую церковь, что из воды торчит на полпути к Брейтово. Там лестница была сломана, я и прыгнул со второго яруса колокольни на первый.

– Святые, сакральные места зовут к молитве, а ты прыгать вздумал, – с лёгким укором заметил монах.

– Так я, как и все ныне, Закона Божьего не знаю, неверующий, вот и прыгал.

– Законы Божьи у всякой твари в сердце написаны – их невозможно не знать, – старец закрыл глаза и, помолчав несколько секунд, добавил. – А про неверующего врешь. Кто ж тогда перед Николой кресты клал?

Лейтенант почувствовал лёгкий озноб в теле. Откуда этот седобородый старик мог узнать о Николе? Однако собравшись с духом и сделав вид, что не понял риторического вопроса, стал говорить о своём природном любопытстве к разного рода развалинам.

Старец досадливо замахал на него руками:

– Хватит, хватит! Расскажи лучше: кто ты, откуда родом, где твой дом?

Евгений Иосифович представился колхозником, жителем деревни Филимоново, что на Сити рядом с Брейтово. Рассказал, как в начале марта от рыбы в реке лёд ломился*. Нафантазировал, сколько он сам якобы насолил и навялил щук, налимов, плотвы с окуньками. Тут же посулил все эти запасы отдать старцу, потому как самому ему всё не съесть, к тому же он нуждается в немедленной врачебной помощи, и старец, разумеется, не откажет доставить его на плоту в Брейтово. Часика два-три потеряет, зато дело доброе сделает и рыбкой для своей команды на всё лето запасётся.

Выслушав лейтенанта, старец снова закрыл глаза и, вздохнув, подытожил:

– Сочинять ты мастак. Профессия обязывает – понятное дело. А что с мотором случилось?

Евгений Иосифович хотел было высказать обиду за недоверие, но почему-то решил, как и в случае с Николой, сделать вид, что пропустил всё мимо ушей и промолчал.

– Так что с мотором-то на твоей «шхуне» случилось? – повторил вопрос старец.

– Заглох. Разбирать надо: форсунки смотреть, свечи…

Старец поднялся с брёвен, поставил кружку на котёл, вышел из кошевы. Евгений Иосифович, пользуясь моментом, приступил было с расспросами находившемся в кошеве женщинам, но разговора не получилось – старец вернулся. Присел на брёвна рядом с лейтенантом, похлопал по плечу:

– Ты, брат, не отчаивайся – всё образуется, расскажи-ка мне пока про Алису.

– Кто такая? – удивился лейтенант. – Первый раз такое имя слышу.

– А имя отца Петра из Скорбященской церкви Петербурга тебе ни о чём не говорит?

 – Я даже и церкви такой не знаю.

Старец постоял некоторое время в задумчивости, вздохнул и ободряюще хлопнув гостя по плечу, приободрил:

 – Не переживай. Коль вспомнится, то уважь старика – для меня это очень важно. А сейчаск делу. Дождь через пару минут закончится, и Курт займётся твоим мотором – он по этой части мастер. Через часик наденешь своё просохшее бельё, и поедете вместе в Брейтово.

– Курт – это который немец?

– Он самый. Хочет передать информацию для наших военных.

– Так он же ни бум-бум по-русски.

– НКВД найдёт переводчика. Если на месте знатоков немецкого не будет, запросят из Перебор или самого отправят в Переборы. Твоя задача – втолковать своим коллегам, что Курт наш человек, антифашист, чтобы к нему не применяли мер особого воздействия. Так, кажется, у вас мордобой называют?

– Откуда мне знать: фашист он или антифашист? И потом, если по дороге что случится, как с этим антифашистом общаться?

– Настя поедет с вами. У неё немецкий слабоват, но кое-что понять и сказать может, а других вариантов нет.

– Пусть кто-нибудь мне костыли сделает. Не хочу, чтобы меня немец на руках в НКВД вносил. И потом…

Лейтенант замолк, поражённый внезапно стихшим шумом дождя. Бросил взгляд на судовые часы – прошло ровно две минуты. В голове замелькали вопросы, требующие незамедлительного ответа. Кто такой этот старец? Как он узнал про Николу? Про профессию, которая «обязывает сочинять»? Каким образом простой смертный так точно предсказывает время окончания дождя? А может, он не простой смертный? Тогда кто?

– Ты что смолк? – тронул его за рукав ватника монах.

Евгений Иосифович напряг свою волю, пытаясь найти хоть какое-нибудь рациональное объяснение происходящему, – безрезультатно.

– Что с тобой? – забеспокоился старец.

– Ничего. Так, немного подумалось. Но пока всё ясно.

– Да нет. Ты хотел о Курте побольше узнать. Да и сам плот, и вся наша компания у тебя под подозрением. Разве не так?

– Мне б до дому да к врачу быстрее, – начал было бормотать Евгений Иосифович, тут же понял, насколько неуклюжи и бесполезны попытки обмануть этого прозорливца, и вдруг, неожиданно для себя, выпалил как на духу:

– Я лейтенант НКВД, Евгений Иосифович Байдер. Ищу по всему водохранилищу немецкого парашютиста, выпрыгнувшего ранним утром из горящего самолёта. Это Курт?

– Если ты про тот самолёт, что упал в районе Иловны**, – он самый.

– А вы, и эти женщины, и тот парень, что с Куртом на корме был, – кто вы все? Откуда взялись? Куда вас несёт?

– Ишь ты, как тебя прорвало! Это хорошо. Бог помогает людям понять друг друга, если они искренни в общении. А когда один другого провести хочет, Всевышний отходит в сторонку посмеяться или поплакать.

– Не уходите от ответов. Кто вы?

– Иеромонах Серапион, по воле монашествующих принявший на себя крест настоятеля Святоозёрного монастыря.

– Не слыхал о таком монастыре. Далеко от Рыбинска?

– Стоял в пяти вёрстах от Мологи, а сейчас – у тебя под ногами.

– Ваш плот – монастырь?

– Истину глаголешь. Как вода начала прибывать, мы кельи и церковь разобрали, брёвна, доски, утварь, иконы, книги погрузили с молитвами на плот, сами на него взошли и вот, как Ной на ковчеге, устремились к новой суше. Парня, которым ты заинтересовался, зовут Равиль. По национальности татарин, мусульманского вероисповедания, мастер на все руки, живёт при монастыре, молится Аллаху. Мы поддерживаем его, он – нас. А куда нас «несёт» – знать для тебя лишнее, потому как по своему служебному долгу обязан будешь указать начальству это место на карте. И тогда наш монастырь постигнет судьба всех других российских монастырей***. Потому, уж извини, в соблазн вводить не буду. Не будешь знать – и нас не предашь, и долгу не изменишь.

– Оставим на время монастырь. Как к вам попал Курт?

Старец не успел ответить – в кошеву вошёл Равиль с двумя самодельными костылями и подал их лейтенанту:

– Примерь, как они...

Евгений Иосифович, опираясь на руки Равиля, встал, попробовал поместить костыли под мышки – они давили на мышцы, и перекладина для ладони отстояла от верха слишком далеко.

Равиль сделал мелом на костылях пометки, помог лейтенанту снова сесть, забрал костыли и пошёл доделывать.

– Вы не ответили, как попал к вам Курт, – напомнил Евгений Иосифович старцу.

– Бог послал, – ответил тот и пояснил. – Вчера днём нашим сёстрам, то ли по недогляду, то ли из корысти, вместо ткани для парусов подсунули в лабазе обрезки марли, завёрнутые в шёлк. Откладывать отъезд было невозможно по ряду обстоятельств, а марлю вместо шёлка на ветер не поставишь – всю ночь молили Матерь Божью, чтобы попросила Сына даровать ковчегу паруса. Утром Равиль обратил взор в сторону Мекки и увидел парящий в небе парашют. Возблагодарил Аллаха за такой подарок, нас будить не стал, спустил лодку, подобрал и парашют, и парашютиста.

– Интересно у вас получается: русские молились своей Богоматери, а отрабатывал молитвы Аллах через татарина, обратившего взор в сторону Мекки!

– Для Бога не существует ни евреев, ни эллинов****, ни русских, ни немцев, ни татар, ни мусульман, ни православных, ни атеистов. Если намерения чисты, исполнены любви, Бог устраивает всё наилучшим образом. А через кого – через мусульманина, германского парашютиста или лейтенанта НКВД – дело третьестепенное.

– Меня что, тоже вам Бог послал?

– А как же? Мы приняли от Курта в подарок парашют, и встал вопрос, как его самого в НКВД переправить. Помолились – и ты на лодочке подкатил, предварительно обезоруженный и малость пообтрёпанный, чтоб глупостей каких не наделал.

– Ладно, оставим басни. Кто допрашивал Курта? Что он сказал? Как вы так быстро вычислили, что он не диверсант, а антифашист?

– Для тех, у кого «всё и во всём Христос», нет ничего сокрытого и не надо никого допрашивать. Курт исповедался после литургии. Господь принял его исповедь. Теперь Христос – его защита.

– Вы что, на плоту службы проводите?

– С утра была полунощница, следом – акафист, потом – часы, литургия, – старец обратил взор к часам. – Через полчаса будем вечерню начинать, за ней – утреня. Службы – главное в монастыре. Нет выше дела на земле, чем служение Господу.

– Ваш немец, коль позволили ему исповедаться, тоже православный?

– Какое имеет значение: православный, нет ли? Христос живёт во всех. И в тебе тоже. Он не нудит никого ни в любви, ни в вере – каждый волен от Него отвернуться. А вот Он не отворачивается от тех, кто взывает к Нему. Если не можешь сменить ненависть на любовь, постарайся быть нейтральным к Курту. Не иди против Христа.

– Что вам немец поведал?

– Извини, время поджимает, – старец поднялся, отогнул край полога, позвал Курта и, обернувшись к лейтенанту, пояснил: – Часика через три начнёт смеркаться, некогда лясы точить. Настя по дороге в Брейтово расскажет. Что неясно, спросишь через неё у Курта. Случится какая беда – молитесь. Беды Господь попускает ради очищения и возвышения нашего. Преодолевая напасти, человек познает услаждения души. Испытания становятся ступеньками ко Христу. Дай Бог, вам на них не поскользнуться!

Довольно улыбаясь и вытирая промасленные руки ветошью, немец подошёл к кошеве, что-то сказал старцу. Тот в ответ дружески хлопнул его по плечу и снова обернулся к лейтенанту:

– Мотор в порядке, можно забираться в лодку. Полагаю, твоя одежда успела просохнуть. Отдай это Курту, – он тронул ладонью надетые на лейтенанте замасленный тулуп и ватные брюки, – а сам переодевайся в своё.

Евгений Иосифович украдкой взглянул на часы – прошло ровно пятьдесят минут, как старец предложил ему «засекать время».

– Батюшка, – послышался голос Насти, и тут же перед ними выросла она сама. – Можно я с собой возьму учебники?

– Как же иначе? – улыбнулся старец. – Ступай, забирай всё своё. Я тоже кое-что для тебя припас.

Старец и Настя вышли из кошевы, и тут же внутрь вошёл Курт, держа под мышкой костыли. Положил их на брёвна, снял с труб и подал лейтенанту просохшую одежду, принёс сапоги, помог переодеться. Скинул с себя форму, вытащил из карманов документы, завернул в тряпочку. Аккуратно всё сложил в узелок. Тут же натянул на тело рубаху из мешковины, тулуп, ватные брюки, став похожим на обнищавшего колхозника. Вот только высокие немецкие ботинки, едва прикрываемые короткими ватными штанами, выдавали в «колхознике» иностранца.

Костыли оказались Евгению Иосифовичу впору. Правда, с непривычки на покачивающемся плоту, он чуть было не упал, когда прыгал на одной ноге по скользким намокшим брёвнам к моторке, но немец помог устоять, помог перешагнуть через борт и устроиться на среднем сиденье, сам прошёл на корму к мотору. Улучив момент, Евгений Иосифович провёл рукой под сиденьем: бинокль, кобура с пистолетом – всё было на месте.

Подошла Настя, неся в руках довольно увесистый фанерный чемодан с книгами и прочим имуществом. Курт указал ей, чтобы садилась с багажом на носовое сиденье напротив лейтенанта. Попрощаться с Настей подошли несколько женщин, Равиль. Они что-то наперебой говорили, у некоторых на глазах блестели слёзы. Настя что-то отвечала и тоже тыльной стороной ладони смахивала с ресниц выступавшие капельки слёз.

– Но, но, и так кругом воды полно, – раздался голос старца.

Женщины расступились, пропуская его вперёд. Он протянул Насте перевязанный бечевой и обёрнутый пергаментом свёрток:

– Передай барину мои тетради с записками. Лично ему, а не через прислугу. Между тетрадей найдешь листовушку и Евангелие – это тебе мои подарки.

Настя приняла свёрток, развязала свой мешок и положила сверху.

– Ну, с Богом, – произнёс старец, осеняя отъезжающих крестным знамением. Равиль отдал Насте верёвку, которой нос лодки был притянут к плоту. Курт отвязал кормовой швартовый, перекинул на плот и оттолкнулся рукой от брёвен. Лодка отчалила. Негромко зазвонил колокол, женщины запели какой-то псалом. Курт завёл мотор и направил лодку в сторону маячившего на горизонте берега. На плоту началось движение, взмыли вверх паруса, наполнились ветром. Расстояние между лодкой и плотом стало быстро увеличиваться.

*Когда в 1941 году перекрыли Волгу, то для рыбного населения оказались закрытыми вековечные пути сезонной миграции. Рыба скапливалась перед плотиной метровым слоем, металась по всему водохранилищу.
Вот как описывает трагедию на реке Сить, уроженец деревни Никитинское Василий Михайлович Соколов.
«Всюду костры, костры! Спускаемся на лёд. Заглядываю в первую же полынью. Действительно, в отблеске ближнего костра вижу, как рыба чёрной массой движется вверх по течению, выдавливая друг друга на поверхность. Люди черпают её из воды кто чем горазд: корзинками, самодельными сачками, мужскими и женскими рубахами, привязанными к палке. Кое-кто острогами бьет крупных щук, окуней. На льду высятся груды скрюченной, замёрзшей рыбы. Небывалое, непостижимое зрелище!
Отец подгоняет:
– Быстрей, Васятко, быстрей!
Он берёт топор, прорубает свою прорубь, а я готовлю “снасть”.
Наконец приступаем к делу. Что ни черпак, то несколько килограммов рыбы – в основном плотвы, окуней и ершей… Нагружаем мешками салазки, я помогаю отцу ввезти их в гору, а потом возвращаюсь к проруби.
Народ ошалел. Некоторые даже вычёрпывают рыбу руками, не снимая рукавиц, есть и такие, кто вытаскивает плотву, окуней столовыми вилками, да ещё не всякую, а с разбором – которая покрупнее. А те из жителей прибрежных деревень, кто поопытней да подогадливей, бьют настоящими острогами щук, налимов…

**Иловна – село, располагавшееся в 30 километрах выше города Мологи, на левом берегу реки Мологи, родовое имение графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина. Уникальный дворцово-парковый ансамбль. В настоящее время затоплено водами Рыбинского водохранилища.

***В рамках борьбы с религией в СССР проводилась кампания по массовому уничтожению объектов религиозного культа, в частности монастырей. На затопленной водами Рыбинского водохранилища территории до революции существовало три крупных монастыря: Мологский Афанасьевский монастырь, Леушинский монастырь и Югская Дорофеева пустынь. В начале тридцатых годов ХХ века все они были закрыты и разорены.

****Нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но всё и во всём Христос (Послание к Колоссянам, 3:11).


Продолжение романа - http://proza.ru/2023/09/28/438

Содержание - http://proza.ru/2023/09/27/517