Вся такая распальцованная

     Из разговора на зуум-встрече однокурсников через 37 лет после окончания Физфака МГУ:
     - Ребят, вы уж простите, я вам правду скажу – не любим мы тех, кто уехал! И на наших встречах, когда вы начинаете обмениваться своими новостями, типа: один опаздывает, должен на личном самолете лететь куда-то, другой приглашает заняться нырянием на рифы западного побережья Австралии и ругает восточное, третий предлагает всем собраться в южной Калифорнии… Вы такие все распальцованные! А к нашему берегу приплывает если не дерьмо, то палки. Нам до ваших забот как… до луны.(Пояснение для уехавших: "распальцовка" в просторечии - жест рукой, при котором оттопырены указательный палец и мизинец. Переносное, неодобрительное: чувство собственного превосходства. Синоним: гонор.)

    Как я однажды была «распальцованной».
    В 95 году, когда зарплата старшего научного сотрудника кандидата физико-математических наук в институте Российской Академии Наук (РАН) упала ниже плинтуса, я вышла в отпуск за свой счет (Пояснение для оставшихся: был период, когда уезжающим работать за рубеж можно было не увольняться, а просто оформить отпуск - институтам было выгодны держать в штате «мертвые души».) и уехала вместе с мужем работать в Университет Рио де Жанейро. А года через два первый раз приехала в Москву «в командировку» и месяц ходила опять каждый день работать в свой любимый ИНЭОС.
     Получить в Бразилии грант на работу в Москве было не реально. Поэтому приехала таким диковатым образом: я придумала «совместный проект» ИНЭОС-Instituto de Macromoleculas, а деньги на оплату работы русских коллег брала из своей бразильской зарплаты - обменивала в Рио реайсы на доллары и привозила в кармане. (Пояснение для оставшихся: не думайте, что доллар высокий сегодня! Тогда доллар был по ценам на товары гораздо выше, чем сейчас.) Немалую стоимость билетов Рио-Москва-Рио я облегчала перевозом в Рио чемодана контрабанды – русских матрешек, шалей и палеха. (Пояснение для уехавших: как бегать от таможни с чемоданом контрабанды расскажу, если кому нужно.) Сдавала их в Рио в магазин.
     Времена для нашего института в Москве были трудные. Если в начале 90-ых упала покупательная способность научных сотрудников, то к концу 90-ых развалился и «фасад» РАНа. Для начала закрыли гардероб при входе - экономили каждую копейку и начали с гардеробщицы. Приходящие на работу лишь расстегивали шубы и шли в холл. У лифта их встречал столик с некрологом очередному почившему сотруднику и … резкий запах туалета. Уборщиц сократили тоже и эта, казалось, не самая важная часть научных исследований, привела к экологической катастрофе. Туалеты убирать было некому, и сломанные унитазы чинить денег не хватало. Зато работало внутреннее радио, по которому периодически крутили обращение: «Уважаемые научные сотрудники! Воспользовавшись унитазом, пожалуйста, не сильно потяните цепочку спускового механизма, дождитесь полного очищения унитаза, после чего плавно отпустите цепочку.» (Пояснение для уехавших: Унитазы в институте РАН еще долго сохраняли в стиле антик: с бочком наверху и свисающей цепью. Деревянные ручки на конце цепи пропали еще в период расцвета науки.) До сих пор не могу понять, кому пришло в голову учить научных сотрудников пользоваться туалетом, но, видно, ситуация была критическая.
     У нас в институте химики-синтетики сидят на верхних этажах, а физики-аналитики на нижних. До моего отъезда между лабораториями было активное броуновское движение сотрудников по этажам: сверху вниз бежали химики с чашками Петри, вверх физики с результатами анализа новых соединений. И все дружно бегали в дирекцию получать разрешение сделать ксерокс научной статьи или повести из Нового мира. (Пояснение для молодых: чтобы сделать ксерокс на единственной в институте ксерокс-машине, надо было оформить заявление и получить подпись лично от директора института.) Приехав из Бразилии, я увидела совсем другую картину: по темным и давно немытым коридорам, в мигающем свете старых люминесцентных ламп, как в замедленной съемке, ходили вялые люди. На их лицах застыло выражение скорби и равнодушия. Здороваясь, я боялась улыбнуться – казалось, что сегодняшний некролог именно об их ближайшем друге. Некоторый оживляж случался только по пятницам, когда в подвальном помещении давали продуктовые наборы. (Пояснение для уехавших: сотрудникам выдавали небольшой набор «гуманитарной помощи», его выписывали институту по количеству сотрудников. Поэтому и было выгодно отъезжающих просто отправлять в отпуск за свой счет и держать в списке «мертвых душ».)
     В час дня сотрудники всегда собирались в институтской столовой. К раздаче подносов с тарелками выстраивалась длинная разговорчивая очередь. Обеденный перерыв – это наш маленький праздник! Очередь была интересно расцвечена: химики в белых халатах в дырочку (дырочки от брызг сильных растворителей) и среди них цветными пятнами физики в обычной одежде. В первый же мой рабочий день после приезда меня сильно разочаровало раньше богатое на выбор меню нашей столовой. Оно было минимизировано до: салат из квашеной капусты, щи из свежей капусты, котлеты с пюре, чай, кофе. И все это было … не очень съедобно. Неудивительно, что туалеты института испытывали критическую нагрузку! Цены при этом были такие, что ученые со степенью могли себе позволить только одну-две перемены блюд.
    Но я быстро нашла решение: по дороге на работу я забегала в магазин и покупала на обед баночку красной икры (она тогда по моей бразильской зарплате была дешевой.) В столовой брала суп с хлебом, и на хлеб густо намазывала икру.
  Если со мной за столом оказывались друзья, то я, конечно, всех приглашала мазать икру на хлеб тоже. Но коллеги реагировали как-то вяло и часто отказывались. А вскоре я стала замечать, что даже избегают садиться со мной за один стол.
     Однажды со мной за столом оказался мой старый приятель, сотрудник той же лаборатории. Он прямо мне сказал: «Послушай, не надо приносить в столовую икру!», «Почему?» - искренне удивилась я. «Потому что, как видишь, люди даже не могут себе позволить полный обед купить. У них нищенские зарплаты». Стыдно вспоминать, но я его тогда совершено не поняла и стала спорить: «Нет, почему я не могу есть икру на честно заработанные деньги? Я в Бразилии не на пляже валяюсь, а тяжело работаю! Езжу каждый день по жуткой жаре (Рио это +40 и высокая влажность) полтора часа на работу. И не ползаю по институту, а бегаю как скаковая лошадь. И, между прочим, привезла проект и деньги твоей лаборатории! - возмущалась я. - Почему я не могу теперь нормально пообедать?»
     Вот такое непонимание между «оставшимися» и «уехавшими». А потом я приезжала еще несколько раз и тоже привозила проекты для лаборатории, но помудрела и больше икру в столовой не ела.