Супергёрл

    Первого мужа Тося нашла в сугробе.
    Шла зимним вечером домой и в свете уличного фонаря заметила в снегу что-то синее и бесформенное. Подошла, пригляделась. Точно, человек. Мужчина. В синей куртке. Без сознания.
    Другой бы мимо прошёл или «скорую» вызвал, но только не Тося. «Скорая» что? Приедет неизвестно когда. А пройти мимо Тося не могла.
    Она наклонилась к мужчине и легонько потрепала его за плечо.
– Эй, с вами всё в порядке?
    Ей ответили выдохом перегара и невнятным матерком.
    «Слава богу! – обрадовалась Тося. – Живой».
    Она осторожно потянула мужчину за куртку.
– Встать можете? Обопритесь на меня.
    Мужчина кое-как поднялся, оскальзываясь и матерясь, и оперся на хрупкое Тосино плечо.
– Вот и хорошо, – улыбнулась Тося. Она разглядела, что мужчина далеко не стар и далеко не урод, хотя и до уродливого пьян, и улыбнулась чуточку шире. «А ещё говорят, – подумалось ей, – что симпатичные молодые мужчины на дороге не валяются. А оказывается, ещё как валяются! Ну, разве ж это не чудо?»
    «Чудо» тем временем икнуло и сказало, что оно замёрзло, как собака.
– Пойдёмте ко мне, тут недалеко, – предложила Тося. – Я вас чаем напою. Посидите, согреетесь...
    «Чудо» невнятно угукнуло (что можно было расценить как согласие), и Тося потащила его к своему дому. Она то и дело пошатывалась вместе со своей бесценной находкой и сгибалась под её тяжестью, ноги в коротких зимних сапожках вязли в снегу, но она продолжала идти сквозь морозный ветер и снег, преисполненная желанием спасти человека.
    Какая-то толстая тётка в старомодной каракулевой шубе увидела их покачивающийся тандем и проворчала: «Алкаш!»
– Он не алкаш! – выкрикнула Тося в её толстую каракулевую спину. – Ему просто стало плохо!
    «Как хорошо, что я его нашла, – думала Тося, затаскивая бедолагу на свой третий этаж. – Без меня бы он замёрз, пропал, умер. А я, как Супергёрл из фильма, его спасла...»
    Утром спасённый представился Геннадием и поведал печальную историю. Оказалась, что жена выставила его из дома, не желая больше делить семейный бюджет с ним и с его многочисленными «друзьями» – светлым, тёмным, крафтовым и нефильтрованным. «Друзья» сопровождали Геннадия до работы, встречали после и отдыхали с ним вечером на диване перед телевизором. Ревность жены к пиву была Тосе непонятна. «Ну, подумаешь – выпивает, – пожимала плечами она. – А кто сейчас не пьёт? Главное, чтобы человек был хороший».
    Геннадий и оказался хорошим в том смысле, в каком это понимала Тося. Через неделю совместного проживания в Тосиной квартире (она сама предложила ему делить с ней кухню и остальную жилплощадь, потому что «ну куда ж ты пойдёшь?») он сделал ей предложение, от которого она не смогла отказаться. Счастливая, Тося кинулась рассказывать подругам, что скоро у неё будет вполне законный муж, и пусть пока он ей только гражданский, но вот скоро... Но развод с предыдущей супругой у Геннадия всё затягивался, пивных бутылок на Тосиной кухне становилось всё больше, а романтических надежд всё меньше. Геннадий неумолимо скатывался в то состояние, в котором Тося его и нашла, то есть превращался в нетрезвое, что-то мычащее создание. Тося героическими усилиями пыталась превратить это создание во что-то более приличное – и заговоры читала, и лекарство в чай Геннадию капала, и беседы с ним разъяснительные проводила – но это было так же бесполезно, как превращать куриный помёт в золото. В конце концов, всплакнув о несбывшихся женских мечтах, Тося в одно прекрасное утро сделала то же самое, что и супруга Геннадия – выставила его за дверь.         
    Полгода она ходила поникшая и поблёкшая. «Как же так? – думала она. – Я ему и дом, и наваристые супчики, и пирожки по воскресеньям... А он... на какое-то пиво меня променял...»
    Но тоска, как и радость, не может длиться вечно. На литературном вечере в библиотеке она увидела Его. Любимец Музы, оседлавший Пегаса и покоривший литературный Олимп. Бездомный поэт, какая-то давняя благородная жертва ради семьи. Никем не понятый, всюду отвергаемый... Одним словом, современный гений. Ах, городская романтика!.. Тося слушала его стихи и млела от восхищения. После вечера он сам подошёл к ней, заглянул в её блестевшие, уже влюблённые глаза и представился Олегом, разоблачив свой заковыристый творческий псевдоним. И Тося, не веря, что он спустился к ней с заоблачных парнасских высей, сразу решила, что он станет её вторым – и последним! – мужем.
    Сначала в её квартире прописались его тапочки, бритва и зубная щётка. Потом к Тосе переехали его футболки и штаны. И наконец – он сам. Но их незарегистрированная в ЗАГСе семейная жизнь («К чему эти условности?» – недоумевал Олег) сразу не заладилась. Тося свивала уютное гнёздышко, а Олег категорически не желал в него приземляться и, кажется, даже поплёвывал в него со своей поэтической высоты. Тося обижалась и самоотверженно упорствовала. «Я Супергёрл! – говорила она себе. – Я  спасу своего мужчину – если не от смертельной опасности, так от неустроенной жизни». Она покупала своему мужчине модную одежду – он же предпочитал старые потёртые джинсы и растянутый свитер. Она пыталась приучить его к здоровой пище – он продолжал заваривать в тарелке лапшу. Она просила его курить на балконе – он же, будто назло ей, дымил в комнате.  Одним словом, Тося его облагораживала, а он упрямо оставался дикарём. Правда, дикарём необычайным. Тося по-прежнему млела, слушая его творения, и прощала ему и дикие бытовые привычки, и полную неспособность зарабатывать деньги. Он гений – и точка, считала Тося. А гению простительно всё.
    А потом он исчез.
    Вместе с тапочками, бритвой, зубной щёткой, одеждой и Тосиными надеждами.
    Наверное, вернулся в свои парнасские выси. Туда, где не было Тоси с её надоедливыми упрёками и скучной приземлённостью.
    И произошло это исчезновение так буднично, так неожиданно, что Тося даже не поняла, почему он ушёл. Просто однажды она вернулась с работы домой и обнаружила, что его нет. Нет ни его, ни духа поэзии, ни табачного дыма. Тося молча, без слёз села на диван и просидела так всю ночь, уставившись в стену с выцветшими обоями. А утром она сказала себе, что больше никогда – вы слышите, никогда! – она не приютит у себя неблагодарного нахлебника. Каким бы гениальным он ни был. И вообще, мужчины – это вселенское зло, и поэтому она будет жить теперь одна!..   
    Её хватило на целый год одиночества. Целый год вечерних телесериалов в компании плюшевого медведя, пледа и бутылки вина. Тося сохла и скучала. А потом начала откровенно скулить и жаловаться. Не в силах смотреть на эти мучения, одна её подруга уговорила своего мужа познакомить Тосю «хоть с кем-нибудь» («Ты что, не видишь, что пропадает девка?»).
    Так одинокую Тосину жизнь озарил третий гражданский муж. Русский  вахтовик с иностранным именем Арнольд. Суровый, как уральская сталь. Брутальный, как его голливудский тёзка. И ревнивый, как хрестоматийный Отелло. К Тосе переехал сам, быстро и, кажется, навсегда. «Ты живёшь ближе к центру, – заявил он. – И квартира у тебя не то что моя общага». Спорить Тося не стала. Точнее, не посмела. Да и как с таким поспоришь?   
    «Он сильный, – говорила она себе, замазывая утром тональником очередной фингал. – Он сильный, он может за меня постоять. Настоящий мужчина. Где я ещё такого найду? Ну да, он с характером. А я зря вчера улыбнулась доставщику пиццы... И вообще, я Супергёрл, я смогу сделать из Арнольда  нежного и заботливого мужа и отца. Мне уже тридцать, хватит искать. Пора семью заводить, детей. Чтобы всё как у людей...»
    Арнольд  хоть и был грубоватых повадок и недюжинного телосложения, в быту вёл себя, как буржуй-аристократ. Кушать трёхдневный суп отказывался, чай в пакетиках второй раз не заваривал, Тосю заставлял мыть полы каждый день. Тося сбилась с ног, стараясь ему угодить.   
    Но однажды вечером Тося всё-таки не уследила за собой и крепко провинилась – сказала своё слово. Она смотрела по телевизору мелодраму, а Арнольду захотелось оккупировать диван и, попивая пиво, смотреть хоккей. На что Тося робко попыталась напомнить, что она в этом доме хозяйка и хочет досмотреть свой любимый фильм. И осеклась. Потому что у Арнольда глаза стали круглыми-прекруглыми. И очень злыми. Он не ожидал, что Тося что-то ему возразит. И Тося от самой себя этого не ожидала.  Но извиняться или отступать было поздно. Без слов (ну хоть не ударил) Тося была схвачена Арнольдовой лапищей за ворот домашнего халатика и выставлена за дверь. Прямо в тапочках на босу ногу.
    Тося, ошарашенная таким поворотом событий, ничего не видя и не понимая, спустилась по лестнице и вышла на улицу. Забыв, что ключей у неё нет, а на улице зима и уже стемнело. Только когда дверь подъезда за её спиной противно клацнула, Тося сообразила, что попала в крайне нехорошее, унизительное положение.      
    И тогда она сделала единственное, что пришло ей в голову – села на скамейку, понурив голову, и зашмыгала носом. Ей вдруг стало так жалко себя, что захотелось завыть, но сил хватило только на то, чтобы заплакать. Она стала вспоминать и всех своих немногочисленных ухажёров, и двух несостоявшихся мужей – алкоголика Геннадия и безработного поэта Олега, и подумала о нынешнем...  – а кто он ей, собственно?  – Арнольде. Она сидела, изматывая себя этими мыслями, продрогшая до костей, и слёзы текли по её замёрзшим щекам. «Я простыну и умру, – думала Тося. – Ну и пусть, так мне и надо...»
    Вдруг перед ней выросла чья-то тень. Тося медленно подняла на неё зарёванные глаза в полукружьях размазанной туши. Перед ней стоял какой-то смутно знакомый мужчина в дублёнке.
– Вечер добрый, Антонина Павловна, – сказал он. – А вы почему здесь сидите так поздно и в таком виде?
– Откуда вы знаете моё имя? – опешила Тося.
– Я участковый ваш, Владимир Сергеевич, – отрапортовал смутно знакомый, и Тося принялась лихорадочно вспоминать, где она его видела. Ну, точно, в подъезде, когда она мусор выносила. И ещё на общедомовых собраниях.
– Я воздухом дышу. Перед сном, – смешалась она. Не будет же она соседу, тем более участковому, жаловаться на Арнольда? Их отношения – её личное дело, а никак не казённое.
– Ну-ну... – подозрительно прищурился сосед. – Воздухом, значит. В десятиградусный мороз. В одном халате. Пойдёмте в подъезд, а то простудитесь насмерть. Заодно расскажете, что случилось.
    Он сказал это таким тоном, что Тося немедленно послушно поднялась со скамейки и пошла за ним. Он открыл дверь подъезда и пропустил её вперёд.
– И как вы так без ключа-то вышли, Антонина Павловна? – покачал головой участковый.
– Не знаю... – отозвалась Тося и снова расплакалась. И начала рассказывать всё: и про то, что Арнольд её бьёт, и много ест, и она не успевает готовить, а он ругает её и, наверное, правильно, что ругает...
– Так, постойте. Он сейчас у вас дома?
    Тося кивнула.
– Ясно, – выдохнул сосед. – Вот теперь мне всё ясно. – Он сунул руки в карманы дублёнки и внимательно посмотрел на неё: – Я за вами, Антонина Павловна, уже давно наблюдаю. Вы каких-то подозрительных типов к себе домой водите. А это нехорошо.
    Он опять покачал головой и потопал на её третий этаж. Тося поспешила за ним, на ходу растирая заледеневшие руки. Она думала о том, что именно ему стало «ясно», и пыталась вспомнить, на каком этаже живёт сам Владимир Сергеевич.
    У её двери они остановились. Сосед громко, не стесняясь, постучал в дверь.
    В глубине квартиры зашаркали тапочки сорок шестого размера.
– Кто там ещё? – послышался недовольный голос Арнольда.
– Гражданин, дверь откройте, – профессионально строго отчеканил участковый. – Вы заняли чужое помещение.
    За дверью ненадолго притихли. Видимо, Арнольд изо всех сил всматривался в «глазок».   
– Тоська, ты чего, хмыря какого-то привела?
– Открывайте по-хорошему.
– Если я сейчас открою, ты у меня закроешься! – пригрозил Арнольд.
– Ну так давай, – подзадорил его Владимир Сергеевич, отбросив свои служебные церемонии и тоже переходя на «ты».
    Дверь резко распахнулась. Дальше Тося не поняла, что произошло. Владимир Сергеевич как-то хитро схватил Арнольда за шею и одним махом вытолкнул его из квартиры на лестничную площадку.  Затем под ноги обалдевшему Арнольду из прихожей полетели его куртка и ботинки. Следующим движением Владимир Сергеевич втащил Тосю за руку в прихожую и захлопнул дверь. Тося растерянно моргала и ничего не могла сказать.
– Как же он... Куда же... – только и смогла проговорить она.
– Мне его вернуть? – поинтересовался Владимир Сергеевич.
    Тося стояла, прижав ладони к щекам, и до неё медленно доходило, что произошло. Арнольда выставили из её квартиры, и больше он не будет её мучить. Это раз. Соседу надо сказать «спасибо». Это два...
– Ой, Владимир Сергеевич, что же я вас в прихожей держу? – пролепетала она. – Пойдёмте на кухню, я вас чаем напою. 
– Ещё чего! – то ли всерьёз, то ли в шутку возмутился он. – Для меня в такое позднее время находиться в доме женщины – дурной тон. Давайте лучше пойдёмте пить чай ко мне, я на четвёртом этаже живу, прямо над вами. И можете называть меня просто Володя.
    Тося подняла на него зарёванные глаза и поняла, что спорить с ним будет самой большой женской глупостью.
– А пойдёмте, – кивнула она и улыбнулась.
    И вдруг ей показалось – нет, она почти услышала, – как Супергёрл фыркнула и ушла, громко хлопнув дверью.