Инфоблок Глава 5

Луна все ещё освещала местность мягким рассеянным светом, но далеко на востоке, за каруселями и колесом обозрения, за далёким массивом десятиэтажных хрущей уже поднималось солнце. Его ещё не было видно, и все же оно уже окрашивало часть неба в ярко-малиновый цвет.

«Свет — учение, а неучение — тьма, Алекс» Девушка улыбнулась. «Народная мудрость информационной эпохи. Ты знаешь, что ещё наши прадеды знали все эти мудрые изречения из инфоблока «устное народное творчество? Просто так, без выслуг и повышений на работе и могли бесконечно много изучать новое? Ты знаешь, что они могли без всяких запретов передавать любую информацию другим без страха быть наказанными? Ты уже много лет чувствуешь эту ненасытную жажду знаний, которую не можешь утолить в себе ничем— ни работой, ни водкой, ни парком развлечений. Я давно уже слежу за тобой!»

Алекс больше не чувствовал никакого опьянения. Он смотрел на неожиданную попутчицу и думал о том, что он никому никогда в жизни не выдавал свою мечту. Даже с Исааком он не беседовал на тему «а что если». Для внешнего мира не было никакого «если», был только законопослушный Алекс Рахман, исполнительный инженер и удобный сосед по хрущу. Так откуда эта полуженщина—полуподросток знает о его самых сокровенных мечтах? Как она получила доступ к потайной дверце в его сознании, которую он никогда ни перед кем сам не открывал?

«Не бойся!» — девушка схватила его за руки и посмотрела ему в глаза — «не бойся, ты был осторожен. Ты действительно никому себя не выдал. Дело во мне. Я родилась с даром читать чужие мысли. Я умею читать чужие мысли! Пойдем, сядем на лавку, и я тебе все расскажу!»

В парке было тихо и пусто. Они дошли до ближайшей лавки, обсаженной кустами сирени, и незнакомка начала свой рассказ.

Девушку звали Анна, и сама она была также родом из Ивановска. Воспитали ее, как и всех остальных детей в городе, в общем интернате. В раннем детстве Анна ничем не отличалась от всех остальных его обитателей: у нее были подружки, веселые соседки по комнате, с которым она проводила досуг, игрушки в общей комнате и место за партой в общей школе. И все шло бы в ее жизни по накатанному пути: интернат, школа, распределение на работу, комната в хруще...

Но в двенадцать лет она начала замечать голоса. Сначала она услышала, как учительница, сидя в пустом классе, признавалась самой себе в том, как «ее задолбала эта работа. Дети дрянные и непослушные, зарплата маленькая и учиться никто не хочет». Когда Анна, стоящая в этом момент у двери в класс, превозмогла в себе первый шок от осознания своего дара, тогда она впустила в свою душу разочарование и сомнение в людях. До этого прозрения она считала учительницу мамой, искренне ее любила и думала, что та любит ее тоже.

Затем она начала слышать внутренние монологи своих подружек и соседок по комнате и оказалось, что они все имеют камни за пазухой и против друг друга, и против нее самой.

И Анна стала тогда добровольным изгоем в интернате. Из веселого и жизнерадостного ребенка она превратилась в бледного и молчаливого подростка, проводящего все свое время в стороне от людей.

Причиной этому было не только разочарование в подружках и учителях. Когда в классной комнате или общей комнате интерната собиралось несколько человек, ее разум начинал теряться среди окружающего ее информационного шума. Каждый человеческий мозг в помещении производил электрические импульсы беспрерывно, и эта энергия постоянным потоком достигала ее сознания. Многоголосие не давало сосредоточиться даже на собственных мыслях и очень затрудняло понимание происходящего вокруг. Ее оценки в школе ухудшились, и учительница начала в докладах своему вышестоящему начальству делать неутешительные прогнозы насчёт ее будущего. Анну после окончания школы ждало распределение на худший участок работы, туда, где интеллектуальный труд ценился меньше всего: на сельхозработы или конвейер, туда, где машина не могла выполнять простейшие операции, а человек мог.

Анна считала эту информацию о себе из сознания одной из сотрудниц интерната и поняла, что ей нужно взять свой дар под контроль.

Анна начала тренироваться. Она заходила в комнаты, где находилось несколько человек, выбирала одного из них и вслушивалась в его сознание. Затем она осознанно перескакивала на волновой диапазон другого человека. Она была как радио, ловящее частоты разных каналов, только вместо кнопки-переключателя она волевым усилием заставляла себя настраиваться на определенные потоки мыслей.

Анна развивала свои навыки. Теперь она уже выезжала в места скопления людей, находила донора и как вампир присасывалась к его мозгу. Со временем она поняла, что нет смысла слушать каждого присутствующего и вообще выбирать донора нужно с умом: чем больше инфоблоков было вложено в человеческий мозг, тем интереснее было его подслушивать. И Анна начала охотиться за интересными мыслями, точно также как мы сейчас охотимся за интересным контентом, со скуки или любопытства.

Анна получила доступ к информации в разных областях знаний, как ей сначалаказалось, без ограничений. Химия, физика, математика, астрономия, патриотическое воспитание, история, искусство — она коллекционировала любые сведения, до которых могла дотянуться, путешествуя по сознаниям других людей.

Инфоблоки она усваивала конечно не целиком. Это была в целом разрозненная информация, вырванная из потоков чужих мыслей. Но по крупицам, по частям она остраивала в своем собственном сознании маленькую метавселенную, которой никогда бы не было, не имей она свой дар.

В 17 лет Анна получила свое распределение в салон косметических процедур и начала работать парикмахершей. Ее клиентками были женщины из бедных городских кварталов, работяги с местных пищпромовских фабрик. Подключаясь к их сознанию, Анна не получала почти ничего. Тогда она начала настоящую охоту на интеллектуалов.

После рабочей смены, она одевалась в неприметную серую одежду, брала с собой блокнот для записей и шла в места скопления людей. Вечерами, когда в парк развлечений стекались все кто мог, она окуналась в человеческую толпу, включала свой природный локатор и слушала.

Мозг Анны развивался вместе с объемами новой информации, требовал все больше интеллектуальной пищи, и она стала принимать информацию как наркотик. Для нее не существовало хорошей информации или плохой, нужной или ненужной. Все, что она впускала в свой мозг, встраивалось в ее сознание, и чем больше она узнавала, тем чаще ее разум сталкивался с непонятными и необъяснимыми явлениями, а область непознанного только расширялась, и тем больше становилась ее потребность сократить эту бездну.

Очень скоро Анна стала ощущать, что у процесса познания есть некий предел, как глухая стена, за которую она не может выйти. Люди-доноры знали не все. Их инфоблоки всегда имели свои предустановленные границы, и у накопленных знаний всегда была некая ограничительная черта. Особенно это относилось к тому, что современный нам человек назвал бы гуманитарными науками. Например, инфоблок "история" у всех носителей обрывался на девяностых годах 21 века, а инфоблок "искусство" изучал изобразительное и словесное искусство за последние двадцать лет. Вернее то, что подразумевалось под изобразительным и словесным искусством в нашем понимании. В реальности Анны этот инфоблок занимался перечислением популярных певцов и актёров, описанием их биографии и перечислением основных хитов.

Чем больше Анна соприкасалась с этой ограничительной чертой, тем яснее она осознавала: знания безграничны, но существуют пределы, установленные искусственным путем, и их нужно перейти.

К двадцати годам Анна повысила квалификацию и стала татуировщицей. Развитое образное мышление и тайное присвоение чужих знаний позволили ей это сделать очень быстро. Она перевелась в косметический салон в богатом районе города и стала обслуживать чиновников и их жен. Их мысли мало чем отличались от мыслей обычных работников, ничего интересного. Но однажды Анну вызвали в дом заместителя главы города сделать небольшую татуировку его жене. В то время как она набивала на плечо невзрачной женщины красную розу, заместитель главы скучал на веранде на мягком кресле среди фикусов, и через открытую дверь Анна смогла уловить поток его мыслей.

Зам мэра страдал. Ему не нравилась его жизнь и ограничения тоже не нравились. Количество инфоблоков, к которым он был допущен, не покрывало его потребностей в познании, и это его мучало. Но он, в отличие от рядовых граждан города, знал гораздо больше о том, что происходило в Славии, и эта информация заинтересовала Анну.

Зам думал о том, что государство Славия уничтожило все несанкционированные источники информации, до которых только могла дотянуться в свое время полиция. Здесь, в центральной части страны ничего нет, кроме инфоблоков на серверах и учебных планов для учителей. Но на севере Славии находятся так называемые необжитые территории, с покинутыми городами и поселениями, откуда люди ушли еще до Великого информационного отсекновения. Там, в условиях вечной мерзлоты, в покинутых хрущах никто в свое время не проводил ни обыска, ни изъятия материалов, и есть большая вероятность, что в заплесневелых квартирах и гнилых избах могут еще храниться дневники и прочие записи о том, что произошло до ВИО...

Заместитель мэра и не думал отправиться на поиски утраченной информации, он всего лишь мечтал. Но Анна из его внутреннего монолога поняла, что на севере Славии она наконец сможет получить ответ на мучивший ее вопрос, тот самый вопрос вопросов, к которому рано или поздно, как ручейки к озеру, стекались все ее мысли: почему у них всех такой ограниченный доступ к информации? Что случилось с ними, предположительно в 21 веке, что повлекло за собой все эти ограничения, правила с инфоблоками и тд?

На уроке патриотического воспитания учительница как-то вскользь упомянула о неком событии под названием Великое Информационное Отсекновение или сокращенно ВСО, после которого все изменилось. Но что это было за событие, что ему предшествовало и какие события произошли непосредственно после него — об этом Анна не знала, как не знали все из ее окружения.

И тогда в ее голове начал вырисовываться некий образ действий, очень размытый, пока плохо сформулированный. Она решила отправиться на необжитые территории Славии и найти отсутствующую информацию. Всю. О людях, о мире и о том, что же с ними на самом деле произошло.

Но в одиночку совершить такое путешествие за грань известного она не хотела. Нужен был попутчик, соратник, человек, горящий теми же самыми желаниями и не видящий в своей жизни смысла без познания. Кроме того, этот попутчик должен был иметь разрешенный доступ к путешествиям в пределах страны, а ещё лучше — свою машину с загруженными картами. Общественный транспорт принимал пассажиров только по спецдопуску, которого у него никогда не было, а пешком преодолеть такое расстояние она не была в силах.

«Я заметила тебя в пивбаре два месяца назад,— с улыбкой произнесла Анна — ты сидел с пустым стаканом и как будто отключился от реальности. Ты знаешь, что когда ты отключаешься, у тебя закатываются зрачки?»

Алекс этого не знал. Он молча посмотрел на Анну, и она продолжила рассказ:

«Ты сидел с закатанными зрачками. Твои страшные белые глаза привлекли меня к тебе, и я подключилась к твоему сознанию. Я очень хорошо умею читать боль и вообще эмоции я считываю быстрее слов. Боль видна сразу. Это состояние как красный туман, сжимающий голову или как пронзительный крик в полной тишине, так что все страдающие у меня как на ладони. Ты был особый страдалец. Обычно люди переживают неприятности по работе или по поводу своего сексуального партнёра, или соседей по дому. Твое страдание было очень сильным и каким-то необычным. Я вчиталась дальше в твои мысли и поняла, что нашла единомышленника. Алекс Рахман, теперь ты начальник отдела, а твоя машина имеет доступ к картам по всей Славии. Ты поедешь со мной?»

«Нет.» — Алекс ее почти ненавидел. Он не хотел верить в рассказ Анны. Уж слишком невероятный и вместе с тем слишком складный рассказ. Кроме того, несмотря на ограничения и небольшой внутренний кризис, вызванный информационной депривацией, жизнью своей он был доволен. Это была прочная конструкция из определенного социального статуса, должности и простого досуга. И вот теперь пришел некто и начал эту конструкцию расшатывать, говорить, что ему всего того, что он имеет, недостаточно. Что ему нужно все бросить, всем рискнуть и уехать неизвестно куда и неизвестно зачем.

Анна кажется все поняла, видно она и сейчас прочитала его мысли.

«Я и не ожидала сейчас от тебя другого ответа. Я даю шесть дней на размышления. Шесть дней и дальше я начну искать другого партнёра. Подумай о том, что для тебя важнее всего и выбери. В четверг вечером, в восемь часов вечера я жду тебя в этом парке. Ты должен сесть на одну из лавок вдоль этой аллеи, мысленно меня позвать, и я подойду к тебе.»

Солнце уже высоко стояло над линией горизонта. В его резких лучах Анна уже не казалась девочкой-подростком, трогательным котёнком с длинной тонкой шеей. Если бы Алекс знал такое слово как судьба, он бы сказал, что она выглядит как одна из бесстрастных и беспощадных трёх норн, которые плетут нить судьбы у пещеры Правосудия. Но он ничего не знал о древнегреческом пантеоне богов и вообще он о богах ничего не знал. Участок его сознания, отвечавший за религиозные чувства, был территорией тьмы. Он верил только в государство, себя и в стоящий на столе спрут с экраном.

Анна пошла вниз по аллее. Вдруг она остановилась, обернулась, и на мгновение Алексу показалось в ней что-то совсем задорное. Анна лукаво улыбнулась и дразнящим тоном произнесла:

«Ты наконец узнаешь почему твой дом называется хрущ.»

У Алекса екнуло сердце, но внешне он не дрогнул. Он дождался пока фигура Анны не исчезнет за углом аллеи и пошел домой.