Блокадные жертвы

Эту историю я слышала много раз:  с неё начиналось почти каждое занятие с моей маленькой ученицей в большой квартире на канале Грибоедова.

Ученица Маша, внучка той самой Внучки, выходила в прихожую, а на плече у неё  всегда умывалась породистая персиковая крыса Пудра.

Вслед за внучкой поздороваться выходила  нарядная, одетая по молодёжной моде прабабушка и по новой заводила свой страшный рассказ:

  ...Крысёныш  ещё шевелился, когда шатающийся от слабости  Полосатый положил добычу к ногам Бабушки.

  Внучка   уже ничего не боялась и никого не жалела, но гаснущие глаза и извивающийся голый хвост грызуна запомнила, как выяснилось,  навсегда.

 Следующему поколению в той семье было запрещено даже  произносить слово "крыса". Откуда взялся запрет, никто не помнил, но спорить не пытались.

  Бабушка, женщина ещё довольно молодая – как позже догадалась  Внучка – нагнулась за подношением, держась рукой за стол. Упадёшь – встанешь ли снова? Лечь и отдохнуть нельзя:  есть Внучка, есть Полосатый - единственный кормилец, и она обязана  дожить  день до конца. На долгий срок - до завтра - Бабушка не загадывала.

 Долгосрочные планы крадут силы, а тут всё понятно и просто: отмыть и разрезать крысу, растопить печь щепками - остатками старинного буфета, сварить бульон, напоить внучку.

Ни одна капля крови крысиного мученика не должна пропасть даром. Мы все хотим дожить до вечера: Бабушка, Внучка и Полосатый.

Бабушка была строгим и требовательным воспитателем  и Полосатый твёрдо знал свои обязанности: не попасться в руки истощенных ленинградцев и вернуться домой с добычей. Желательно с крысой - мышь слишком мала. Воробьёв к февралю в городе уже не осталось.

 Крысиный бульон  был прекрасен. В него крошили полученный по карточкам хлеб. Первым миску со своей долей  получал Полосатый:  добытчик, мужчина в доме.

Перед бомбежкой спящий на груди у бабушки под грудой одеял   кот резко просыпался, прижимал уши  и начинал грозно заунывно вопить. Бабушка хватала Внучку за руку,  заворачивала зверя  в одеяло и по льду бежали в бомбоубежище. Валенки скользили, но падать Внучке было строго запрещено.

 Упадёшь - через минуту от тебя останется слабо шевелящийся сугроб. В ту зиму такое видели не раз.

Полосатый, завёрнутый в одеяло, не шевелился и даже, казалось, не дышал:  желающих отнять два  килограмма мяса по пути встречалось достаточно, но Бабушка, Внучка и Кот были хитры. Им всем нужно было пережить бомбежку и дотянуть до утра.

Когда Бабушке предложили эвакуацию, выяснилось, что Кота придется оставить.
Придя домой, Бабушка молча сидела на единственном уцелевшем венском стуле и качала головой. Полосатый, все  понимая, молча смотрел на  нее с кровати желтыми глазищами. От крысиного бульона пахло  еще одним днем жизни.

Машины уходили по тонкому льду  Ладоги, но до конца пути добирались не все.  В ледяной квартире на канале Грибоедова, как и прежде,  ждали добытчика. Он всегда возвращался.