Свет

 Свет вдали. А тут темнота. Иннокентий Семенович Ласточкин чувствовал легкость и направлялся через непроглядную тьму в сторону большого пятна света, маячившего метрах в пяти от него. Споткнулся обо что-то (судя по звуку уборщица опять бросило свое ведро где попало), чертыхнулся и прихрамывая от боли в ушибленной ноге вышел на улицу. Поменять лампочку на проходной не могли уже почти неделю. Но это в прошлом. Иннокентий Семенович оглянулся на освещенный ярким солнцем выщербленный, с нецензурными надписями, когда-то белый забор и вздохнул. Тридцать лет прошло, как он переехал в Москву. И все тридцать лет отпахал на этом заводе. Хотели его на пенсию отправить еще двадцать лет назад. Но фигушки им. Не вышло. Только сейчас, когда и глаза и руки стали часто подводить, он понял. Пора. Шутка ли. Через три недели стукнет семьдесят. Очередной юбилей. Столько в этой жизни пройдено. Один переезд в Москву чего стоил. Как ему не хотелось, но жена настояла.

 Иннокентий Семенович родился в Алдане, что в Якутии. Закончил школу, пошел в армию, после армии в техникум, потом завод. На заводе освоил первые навыки и перешёл на работу своей мечты. Практически все жители Алдана, в те далекие годы, мечтали устроиться в артель Селигдара. Судя по слухам, иногда доносившимся с родного края, ситуация там не ухудшилась, а наоборот, стала только лучше. Помимо наращивания объемов и качества работ, бывшая артель, а ныне крупнейший холдинг, создавали максимально комфортные рабочие места. Работать у них считалось признаком успешности. Вот и Иннокентий Семенович радовался своему счастью. Шутка ли. Еще и тридцать не стукнуло, а работа мечты уже в кармане. Но жена думала иначе. Грянула перестройка и жене захотелось в Москву. Нина Михайловна была добрым и мягким человеком. А вот тут проявила какую-то упертость. В Москву и всё.  Как не пытались её убедить все, что работа в Солегдаре, это стабильность и надежность, она талдычила о своем. Все торгуют, и мы будем торговать.

 Автобусная остановка была абсолютно пустой. Получилось даже сесть на лавочку. Лавочку недавно заменили, и свежая краска причудливо отражала свет на прозрачный пластик остановки. Утром и вечером тут были дикие очереди. «Хоть напоследок посижу, - подумал Иннокентий Семенович, - до этого ни разу не получалось». Снова вышло солнце и его лучи начали причудливую игру света в еще не высохших после осеннего дождя лужах. Редкое явление, когда весь световой день проводишь в цехе, а по выходным судорожно пытаешься закрыть, скопившиеся за неделю, домашние дела.
Торговать не получилось, Москва приняла новоприбывших коммерсантов недобро. Пришлось вернуться к ручному труду и устроиться на Московский завод, слава богу он был всего в пяти автобусных остановках от дома. Сколько раз, стоя за станком, вспоминался родной Алдан и родной Солегдар. Тут было все по-другому. Но со временем свыкся. Всяко лучше, чем таскать сумки да торговать на рынке. Вспоминал прошлое только по праздникам, за рюмкой водки. Но вспоминал искренне. Почти со слезами на глазах.

 Крики на противоположной стороне улицы отвлекли от старческих воспоминаний. Молодая пара ругалась на противоположной стороне улицы. Совсем юный долговязый парень махал руками и что-то резкое говорил рыжеволосой симпатичной девчонке. Оба стояли, наклонившись вперед и, судя по лицам, бросали друг в друга оскорблениями вперемежку с аргументами. Как же они молоды. Не понимают главного. А что главное в отношениях? Не страсть, не любовь (та самая безудержная любовь, воспетая поэтами), а понимание. Можно до бесконечности выдвигать свои аргументы и искать виноватого, а можно просто поверить своей второй половинке. Ведь этой самой половинке может быть неприятно, больно, обидно. Даже если сам этого не понимаешь и не принимаешь. У тебя другая жизнь и что-то, что для тебя обыденность и норма, может сильно огорчить другого. Все люди разные. А что делать? Просто поверить. Понять. Запомнить. Извиниться. И никогда так не делать. И если обе стороны поймут эту простую истину, то тогда и случится магия под названием семейное счастье. Вот тогда и будет спокойная и счастливая жизнь.
Подъехавший автобус, закрыл молодых людей от его взора. Иннокентий Семенович поднялся со скамейки и немного прихрамывая залез в полупустой салон. Сел на ближайшее место у окна и вздохнул. Тяжело и громко. По-старчески. Как-то до момента ухода с работы он не осознавал себя старым. Ощущение чего-то тяжелого и давящего навалилось на него лишь только он прошел в последний раз путь от цеха до проходной и вышел на яркое солнце. И про болезнь вспомнил и про старость. А вот про то, как проведет следующий день, когда не надо идти на работу, пока не подумал. Не до этого. Вспомнив про болезнь, вспомнил и про Нину Михайловну, что была с ним все эти годы. Была надежной опорой и соратником, разве что, за исключением поездки в Москву. Но кто без греха? А так Нина Михайловна души в супруге не чаяла. Это было приятно и тяжело одновременно. Ведь быть любимым тяжелее чем любить самому.  Нужно соответствовать. Просто так никто не любит. Всегда любят за что-то. Добиваться любви можно всю жизнь, прикладывая нечеловеческие усилия. А перечеркнуть, лишиться её можно одни мимолетным глупым поступком. Вечно любят только родители. А в любви между супругами сколько тратишь сил и времени, столько и получишь в ответ. Все непросто.
На остановке в автобус вошли два мужчины средних лет и продолжили яростный спор, начатый, судя по всему, не на остановке, а намного раньше. Один из них, в темных очках и с короткой стрижкой, втолковывал второму, худому интеллигенту с длинными волосами интересную мысль. «Многие люди подсознательно прячут свои комплексы. Боятся быть осуждены другими. – Хриплым, уставшим голосом короткостриженый пытался достучаться до разума оппонента. - Чувствуя свою неполноценность (причем чувствуют ее только они, для окружающих они отличнейшие люди), они строят разговор так, что непонятно, шутка это или серьезно. И в зависимости от ситуации можно крутить то так-то сяк, как удобно собеседнику. Осудил тебя собеседник, так это я шучу. Проглотил, значит отлично. Удобная позиция.» Иннокентию Семеновичу это было знакомо. На заводе был Ванька, молодой пацан, подай-принеси, вот он только так и разговаривал. И непонятно ведь, то ли больной то ли шутит. Поработав немного Ванька уволился, поговаривали, что бизнесом занялся. Тогда все ломанулись в бизнес. Все, кроме Иннокентия Семеновича. Он любил ручной труд. Да и понимал, что бизнес — это так. Как повезет. Да и воровать нужно было. А совесть ему не позволяла. Лучше в учебу вкладываться. В бизнесе ты вкладываешь в дело деньги и возвращаешь прибыль. С людскими ресурсами то же самое, только надежней. Партнеры не подставят, и налоговая не накроет. Сам себе хозяин. Расширяя кругозор, можешь рассчитывать на приличную прибавку. Разве только организм подведет, но это совсем другая песня. И пошел Иннокентий Семенович учиться. Все вечера учился. Нина Михайловна его, слава богу поддерживала. Изучая устройство современных станков и основы программирования, он у всего цеха вызывал смех, но потом потраченное время дало свои плоды. Вначале его поставили за гибательную машину, самое спокойное и престижное место в цеху. Пиши программы по чертежу да подсовывай машине болванки. Простая и не пыльная работенка. Да и от металлической пыли и стружки подальше. Не дышишь металлом. Для здоровья полезней. Потом его поставили прорабом. И все смешливые коллеги перестали смеяться и подкалывать.
 
 Автобус повернул направо и солнце посетило салон автобуса. В струящимся свете стала видна каждая пылинка. До дома совсем ничего. Пара остановок. Иннокентий Семенович поморщился. Вспомнил, что завтра на работу идти не надо. И срочно придумывать себе занятие. Учиться просто так неинтересно. А кроме как работать и учиться он больше ничего не любил. Всю жизнь работал. Дети сейчас в далеком Алдане, живут. Сами захотели переехать. Пришлось позвонить по старым связям. В Селигдар, по-прежнему, попасть было нелегко. Но, слава богу, дети устроились и доработались до небольших руководящих должностей. Тут уже сами. Гены, наверное, сказывались.

Задумавшись, Иннокентий Семёнович чуть не проехал свою остановку. Легко забыться, думая, чем заниматься всю свою оставшуюся жизнь. Да и долго ли жить осталось. Здоровье сильно подводило его. Он был бы и готов еще поработать, но начал ошибаться. Сам организм говорил уже, что все. Пора на покой. Хоть и не хотелось.

 Вот родная остановка, а вдали и дом виднеется, пройти детскую площадку, супермаркет (раньше хозмаг был), подняться на третий этаж и всё. Дома. На остановке освященный солнечным светом спал парень с соседнего подъезда. Какая мерзость. Не понимает, что ли, что пить часто, да еще и в больших количествах это как брать взаймы у жизни. Согласились бы вы взять немного счастья ценой допустим ноги? Большая плата? А у алкоголиков только так. Много знакомых детства похоронил Иннокентий Семенович из-за пьянства. Пить можно. Но немного. Пару рюмок по праздникам. А больше превращает жизнь в ад. Да что далеко ходить. Сын начал злоупотреблять. Хорошо у самого хватило мозгов бросить. В жизни время можно потрать на что-то лучшее чем алкоголь.

На третьем этаже встав перед родной дверью Иннокентий Семенович отдышался (чай не сорок лет уже), открыл квартиру и вошел внутрь. Солнечная погода радовала пока глаз. Светом была залита вся квартира. Каждый раз, когда солнце заглядывало в гости, квартира преображалась. Было одновременно такой родной и в то же время приобретала новый черты, всегда разные.  Нужна влажная уборка, в солнечном свете летало много пыли.

 Уборка закончилась поздно. Уже при искусственном свете. Она помогла отвлечься от мыслей о будущем. Наскоро поужинав и приняв душ, Иннокентий Семенович лег в кровать. Традиционное чтение перед сном. Шторы он не задергивал. Когда работал, то вставать приходилось до того, как солнце взойдет. Выходные и были ценны тем, что солнце, медленно сползая с подоконника, добиралось до его глаз и мягко будило его. Был в этом какой-то шарм. Долго читать не получилось. Сказывалась усталость. Отложив книгу на тумбочку, Иннокентий Семенович глубоко вздохнул закрыл глаза и провалился на встречу светлым снам.