Сердечки

Последние месяца четыре я часто покупаю в маркете куриные сердечки. По упаковке каждые 3 дня.

Без удовольствия делаю это, мне не нравится вид сырого мяса. Но без сердечек — мне никак.

Без лишних эмоций, хладнокровно, я подхожу к холодильнику с курятиной.

И аккуратно, стараясь не испачкать пальцы во влажной липкости, за краешек выуживаю подложку, обтянутую плёнкой, сквозь которую с анатомической чёткостью вырисовываются контуры вынутых органов, приплюснутых друг к другу, с застывшими чёрными кровяными сгустками, с белыми разорванными клапанами…

Сую подложку в пакет и волоку на кассу.

Моего возвращения с сердечками уже ждут.

                * * *

Наша кошка Валентинка окотилась в самый разгар пандемии.

Аллилуйя!

В тот самый момент, когда голова уже пухла от неясности бытия; тело коченело от безвылазного жития, дружное мяуканье пятерых здоровых котят в стенах дома прозвучало торжественным гимном, провозгласившим возвращение в семью простой человеческой радости.

Мы стали богачами!

Счастливчиками!

Смотреть в коробку с новорожденными слепышами с ещё свежими розовыми пуповинами — это вам не пазлы собирать.

Фибры души поднимаются высоко-высоко…

Парят. Да, фибры упираются в потолок…

Но всё равно плевать они хотели на коронавирус, заседание эпидемиологических комиссий и прогнозы экономистов и политологов.

У нас котята родились.

Пять новеньких жизней окрыляли.

Вдохновляли.

Радовали.

Вот так живёшь и знать не знаешь, кто тебя осчастливит.

                * * *

Моя благородная породистая серебристого цвета вислоухая кошка шотландских кровей «принесла в подоле».

Эх, Валя, Валя…

Нагуляла детей с местным подзаборным заблудыгой, которого мы с детьми зовём Чиркином. В переводе с турецкого языка «чиркин» (мы живём на Кипре) — чудовище, безобразина.

А как такого ещё назвать?

Будь Чиркин человеком — он натянул бы кепочку пониже на глаза, сцепил зубами дешёвую сигаретку, походя обоссал бы мне дверь и, вопя под нестройные звуки гитары что-нибудь из репертуара «Ленинграда», сплюнув в конце исполнения смачный харчок, удивляющий траекторией полёта и нахально подмигнув Валентине, предложил бы ей прогуляться до ближних кустов.

Валя не устояла.

Согласилась.

Такая вот любовь.

                * * *

Поначалу все пятеро котят казались близнецами.

Этакие тигрята цвета молочной ириски с полосками шоколадного цвета.

Все как один — чиркины.

Но месяц спустя справедливость восторжествовала!

Материнские породистые гены проклюнулись сквозь беспощадную беспардонную подзаборную наследственность отца.

Трое из пятерых котят оказались вислоухими!

                * * *

Спустя два месяца после рождения котят, когда пандемия слегка пошла на попятную и можно стало выходить из дома, наши котята разошлись в добрые руки как «горячие пирожки».

За полдня я раздала троих вислоухих.

И одного чиркина.

Второй чиркин остался в нашем доме.

Мы с детьми об этом давным-давно договорились.

Котика назвали Лучиком.

                * * *

Дальше стали жить с Валентиной и Лучиком.

Своим маленьким миром в мире большом.

Эпидемиологическая обстановка на нашем острове к тому времени почти устаканилась.

И жизнь с нашим котовником устаканилась тоже.

Стало ясно, что Луч и Валя — разные.

И что еда нужна им разная.

                * * *

Валентину я называю «измоденой». Это диалектизм жителей Пермского края, откуда я родом.

«Измоден» — слабосильный хилый человек с плохим аппетитом.

Валентина выжидает момент, когда я сажусь за стол пить чай, устраивается напротив и молча смотрит мне в глаза.

Так она клянчит кусочек сыра, печенюшку или крохотный обломочек шоколада

Даю. Куда денусь?

Раз уж в пандемию Валентина расстаралась, родила, тем самым навсегда меня умаслила.

                * * *

Лучик другой.

В нём много любви.

Даже слишком много.

И ест он много.

Слишком много.

«Ребята, что нужно купить?» — уже с порога кричу я детям.

«Сердечек купи!» — вдогонку в два голоса кричат мне те.

«Как же я не люблю сырое мясо покупать!» — говорю Лучу, который снуёт под ногами.

Тот хитро щурится.

Я сдаюсь.

«Ладно, будут у тебя куриные сердечки, — обещаю коту. — Наши ты давно себе забрал».