***

ЛАДА.

В 1980-м году под закрытие зимнего сезона по зайцам приехали мы на границу с Волгоградской областью. Уже вечерело и в заброшенной деревушке Шмыглино горело только одно окно, в которое мы и постучались. Вышел высокий сухой парень лет тридцати на вид и не спрашивая кто мы и откуда, любезно пригласил в дом.

Во дворе из будки высунулась голова русской гончей и снова скрылась обратно. Прошли в дом, состоящий из длинной кухни, в которой стояла ванна, наполненная живыми щуками и двух комнат. В кухне была сложена огромная жарко натопленная печь. Хозяин представился Иваном и рассказал нам, что живёт один, родители переехали в соседнее село, а он работает сторожем турбазы, расположенной неподалёку.

Иван оказался страстным охотником-гончатником и рыбаком.
Зайцев в то время там было немеряно, поскольку через речку находился заказник, в котором зайцев время от времени отлавливали для расселения в другие районы.

Гончую выжловку звали легашачьим именем Лада, в честь одной из возлюбленных Ивана, жившей в соседней деревне. Иван верил в Бога, в горнице висели иконы, вся же остальная обстановка была типичной для холостяка-отшельника. Поскольку на дворе была уже ночь, Иван оставил нас у себя, предоставив в наше распоряжение кровать и печку.

Посиделки как всегда, затянулись допоздна, Лев Владимирович с отцом рассказывали различные жизненные и охотничьи истории. Мне же, Сергею и Ивану отводилась роль благодарных слушателей. Наконец веки у всех начали слипаться и мы разошлись по своим спальным местам.

Утром Иван встал раньше всех, протопил остывшую за ночь печь, подогрел завтрак из жаренной щуки с картошкой и свежезаваренного чая. Сходя на двор в туалет и умывшись, мы наскоро позавтракали и отправились на охоту.

Вокруг стояло зимнее великолепие. С одной стороны маленькой затерянной деревеньки бежала извилистая речка Еруслан, по берегам которой росли кусты краснотала и орешник. Другая же сторона представляла из себя цепь заснеженных холмов, на которых росли островки берёзового леса и сосняка.
В низинах серели осиновые колки. Снег играл под солнцем всеми цветами радуги, а сосны казались то зелёными, то голубыми, а то какими-то прозрачными неуловимо серовато-ситцевыми.

Каждая травинка на ветру раскачивалась в такт и всё это вместе с контрастирующим необъятным голубым небом приводило в восторг своим ощущением гармонии с окружающим миром.

Ваня показал нам своё ружьё. Это была видавшая виды курковая тулка двенадцатого калибра с очень неудобным, каким-то квадратным цевьём, модели ТОЗ-54. Иван принципиально не стрелял готовыми патронами, а заряжал их сам в металлические гильзы под капсуль Жевело и дымный порох, поскольку другого в магазинчике ближайшего райцентра не было. Пыжи он рубил сам из старых валенков, а дробовую прокладку заливал парафином.

Лада вышла из будки,потянулась всем своим ладным телом, подошла и познакомилась с нами, дружелюбно виляя гоном. На вопрос отца, как собачка, Иван лениво протянул:-Да гоняет, куда же ей деваться?

Только вышли из двора, как Лада скрылась в ближайшем осиновом колке. Мы не спеша пошли по дороге вдоль речки в сторону бугров. Прошло так минут десять. И тут началось!!! На очень тонкой визгливой ноте с плачем и воем выжловка унеслась в бугры и сошла со слуха.

Маленькая перемолчка и опять зарёв и плач, перемежающийся с визгом и воем. Казалось, что гоняют две собаки, а не одна. Под гон мы переместились в бугры и расставились по холмам, поскольку видимость была сильно ограничена. За спиной моей росли молодые сосны.
Я присел на ствол поваленной берёзы и стал наблюдать всё вокруг.

Гон гремел, пел, визжал и плакал, отражаясь в холмах, напрягая слух и создавая особое аккустическое воздействие. Слышу выстрел Сергея и его громкий мат. Понятно, мазать никому не хочется. Ещё выстрел, но гон продолжается. Наконец вижу, как отец, стоящий напротив меня метрах в двустах, поднимает ружьё. Выстрел, вижу зайца, несущегося в мою сторону во весь опор и скрывающегося между разделяющими нас холмами. Наконец выскакивает поющая свою песню Лада и тоже исчезает из видимости, спустившись в низину.

Гон по-прежнему ревёт, поёт и плачет в мою сторону, но ничего не видно. Наконец крупный, почти полностью белый русак выскакивает из-за берёзы, растущей в низинке и катит метрах в тридцати от меня боком. Первым позорно обзаживаю, но двойка из чока привычного ИЖ-58 16 калибра заставляет зайца сделать около шести пируэтов через голову и растянуться на ослепительно белом снегу. Лада вышла точно по следу косого, смолкла, облизала зайца и улеглась рядом на снег. Подошедший Иван отрезал пазанки и бросил собаке.

Ваня поздравил меня с полем, сказал, что у Сергея ружьё было на предохранителе, поэтому момент выстрела он упустил, а у отца первый патрон осёкся из-за старого капсюля. Спустились к речке и опять закипел-заплакал гон. Со стороны отца послышался торопливый дуплет, потом ещё один одиночный, Лада прогнала метров триста и всё стихло. Через пять минут опять гон закипел с новой силой, но снова прервался одиночным выстрелом. Когда сошлись на дороге, то у Сергея и отца за спиной висело по зайцу.

Лада снова погнала и опять выстрел на первом кругу. На этот раз отличился Иван. Повернули к дому. Не доходя метров двести до Ваниного огорода Лада поднимает ещё одного зайца, который выскочил на дорогу прямо под выстрел Льва Владимировича. Внизу хлопнула дверка и просигналила машина. Спустившись на дорогу вижу отца, подогнавшего уазик-буханку.

Садимся, пьём чай из термоса и решаем, что делать дальше. Ведь время всего только полдень, а у всех взято уже по зайцу. Иван просит съездить через заказник в большую деревню Дьяковка, которая находится уже в нашей Саратовской области и отвезти в обмен на продукты добытую им рыбу. Отец соглашается, мы грузим рыбу, запираем Ладу и едем в деревню. Постоянные покупатели Ивана быстро отдают ему много всякой всячины, не забывая и про спиртное, и мы едем назад.

Вечером едим щи из зайчатины, бутерброды с кабаньим салом, пьём дефицитный тогда индийский чай со слонами и наперебой, захлёбываясь от восторга, делимся впечатлениями от работы Лады. Оказывается, она очень известных кровей, но Иван никак не хочет выставлять её на выставки и испытания.А ему она досталась от умершего художника, когда-то купившему дом в Шмыглино.

Утром день выдался пасмурный, прошлого великолепия уже не наблюдалось, но охота на редкость выдалась удачной. Всего было взято девять зайцев и две лисы. За одним подранком отец прошёл почти полкилометра, расстреляв пять патронов, но Лада добрала зверька, дождалась охотника и не отходила от добычи, пока не получила пазанки.

Мы сдружились с Иваном. Я каждый год ездил к нему в зимние студенческие каникулы. Ловили рыбу подлёдной сеткой,отвозили её в деревню на санях с лошадкой, охотились на косых и слушали необычайные песни Лады. Много зайцев было взято из-под этой прекрасной собаки, ещё больше было замечательных эмоций. В конце моего пребывания Иван на этих же санях отвозил меня с дарами леса на железнодорожную станцию. Но всё когда-нибудь кончается. На восьмом году жизни Ладу снял с гона волк, причём не съел, а просто задрал и бросил.

Ещё несколько лет ездили мы к Ивану. Заброшенная деревня доживала свои последние деньки и Ваня переехал в соседнюю деревню к матери.
У него постоянно бывали какие-нибудь гончие, охота проходила всегда успешно. Но такой собаки как Лада никто из нас не увидел, а главное, не услышал...