Продолжение Гении не уходят... 05

Родословная

Людмила Васильевна Бузова родилась во время войны, той, что мы знаем по истории, как Великую Отечественную. В Казахстане, в Акмолинской области, в селе Красивое. По ее воспоминаниям, не такое уж оно было красивое, самое обычное, советское. Частные деревенские дома, улицы без асфальта, сельсовет на главной улице, единственной как-то ухоженной, ...школа, магазин, то ли больничка, то ли медпункт...
Ее семья, состоящая из бабушки Дарьи, (дома ее звали Дора), сыновей бабушки - дяди Володи и Славки, дочерей - Елены — матери Людмилы, и Марии, приехала в этот край из богатой Таврии не по своей воле. Сосланные, тогда их еще называли раскулаченные, враги народа. Как рассказывала Людмила, по воспоминаниям ее бабушки Доры, сюжет этого события - как в известных романах Шолохова: беднота и босота с ружьями ночью ворвалась в дом, выкинула всех на улицу, посадила на подводу. И, в чем были, так и отправила в казахские степи.
                …
Моя бабка — казачка.
Отец мой — немчин.
Или, может, от скандов
Пе-ре-ка-ти-по-ле.
Он любил голубей,
Скотину лечил,
И, свободный,
Любил только волю.
Был свободным
В окопе, в тюрьме, наяву.
И, свободный,
Смеялся сквозь слезы.
Так и умер. Один.
Не в семье. Не в дому,
А на койке больничной,
От туберкулеза.

 ...Более всего и правдивее о жизни Людмилы рассказывают ее стихи. В них такая правда, от которой становится больно. … Ее боль от того, что отец умирал один... от того, что она так и не узнала материнской любви...
И я расскажу, что знаю. 

     ...    
Белая птица! -
В ночное окно
Бьется и бьет крылами,
Будто оно, и только оно,
Стоит между нами.

Белая птица!
Ты тень матерей -
Блудным и грешным детям.
Белая птица!
Прости и согрей
Тех, кто тебя не встретит.

Сомкнуты ль веки,
Открыты ль глаза,
Сплю или сон призываю -
Белая птица -
В окне моем, за...
- Мать моя!
Я это знаю.

      
Баба Дора среди пятерых сыновей была единственной дочерью в семье владельца конезавода. Ее воспитывали, как барышню, в поведении, во внешнем виде... Сорок парочек,  так назывались у таврических казачек юбки с кофтой, да столько к ним кожаных сапожек было у нее. А еще шуба-доха для женщины с ребенком, чтобы вместе заворачиваться в холода, меховые камзолы и прочая красивая и добротная одежда. Все это расхватали красноармейцы и тут же напялили на себя. Шолохов как-будто с них писал свой Тихий Дон.
Дети этой зажиточной семьи с малолетства были приучены к труду, работали на своем хозяйстве с утра до ночи, наравне с батраками. А батраки, как члены семьи, ели с ними за одним столом, у кого не было жилья, здесь же  жили.
За одного из них, рослого красавца, к неудовольствию братьев, баба Дора вышла замуж. ...Потом и его посадили в тюрьму, как врага народа, там и сгубили — держали в «колодце» - по колено воды... Перед самой смертью деда отпустили домой — умирать. Это уже было в том самом селе Красивом в Казахстане.
Баба Дора никогда не считала советскую власть властью народа, как тогда говорили. И ни дня своей оставшейся жизни не работала на эту власть. Она со знанием дела так устроила свое новое жилье, огород, баз, что семья сумела выжить. Она подружилась с местными аульными казахами, которые поначалу помогали ей, чем могли. А когда она, довольно быстро обустроилась и встала на ноги, и сами постоянно обращались к ней за помощью.
Старшего сына Ивана забрали на войну, с которой он не вернулся. Владимир, после него, и стал главным мужчиной в семье. А Станислав был еще мал.
Дочь Елена рано вышла замуж тоже за ссыльного Василия Бузова, старше, кажется, лет на десять, и родила Людмилу в свои семнадцать лет.
Некоторое время Елена со своей семьей жили с бабушкой, которая присматривала и за детьми дочери. Елена не сидела в декретном отпуске, - надо было работать, зарабатывать на жизнь, да и молода была, сил достаточно. Люда росла вместе с Марией и Славкой подле бабы Доры и называла ее, как и они, мамой. А родную мать — нянькой. Когда ей не хватало тепла матери, она бежала на баз и ложилась под брюхо корове Машке, обнимала ее теплое вымя и засыпала. И Машка даже не шевелилась, пока ребенок спал.
Отца Людмилы тоже забрали на фронт, откуда он вернулся инвалидом, и до конца своих недолгих дней сильно хромал. Однако это не мешало ему защищать свою семью. А защищать было от кого: от уголовников, которых тоже ссылали со всех концов к казахские степи. И они занимались привычным — грабили, насиловали, убивали.
Отца Василия, казахи очень уважали за его доброту, за умение лечить сконинку всякую, за то, что он сидел с ними за нехитрым достарханом, пил с ними чай из пиал и говорил по-казахски, - совершенно как свой родной. С казахами вместе они и отбивались от гопоты.
Более всего Людмила сожалела о том, что не смогла узнать о жизни своего отца, о его высоком, чистом богатом внутреннем мире. Семья распалась. Мать не стала жить с больным инвалидом. А Людмила так и не сумела привыкнуть к матери, как к матери. Она уехала к бабушке Доре, которая жила уже В Киргизии, во Фрунзе вместе с семьей сына Владимира.
          …
                Памяти моего отца Бузова В.П.
Не зов традиций и не долг дочерний
Меня на холмик твой в поклонах приведут.
Оставлю это родословной черни -
Пусть навещают твой пустеющий редут.

Приду к тебе. Совсем одна приду.
И холмик твой найду с конечником железным.
Слезами не упьюсь. Не упаду.
Не оскверню стенанием болезным.

Но поклонюсь земле — теперь твоей жене -
При жизни не любил, трудом ее не славил -
За то, что твой покой нашел ты в ней
И мне надежду на нее оставил.

      
Ей так и не удалось прийти, поклониться могиле отца.
Со своих 15-16 лет Людмила жила уже другой жизнью. Во Фрунзе (теперь Бишкек) она закончила вечерний техникум при чулочно-носочной фабрике, параллельно работая на этой же фабрике, как и ее любимый дядя-брат Славка, который был ее единственным другом и воспитателем с младенчества. Небольшая разница в возрасте — 5 лет, схожий характер и один на двоих любимый человек на свете — баба Дора сделали их неразлучными друзьями. Станислав с детства учил Людмилу совсем недевчачьим играм: кидать ножички, забираться на верхушку дерева и падать вниз на ветке, находить гнезда с птичьими яйцами, ловить рыбу... Это им приходилось делать еще в селе Красивом, когда они выживали, как могли, - когда надо было к 6-ти утра принести свежую рыбу к завтраку для взрослых, чтобы было, что поесть, набрать ягод с высокого дерева, насобирать грибов... Такие были игры. Недетские.
В семье дядюшки Володи тоже изменился уклад жизни. Дядюшка женился. И баба Дора уже не была главой семьи. Людмиле надо было определяться и со своей жизнью, в 16 лет.
В семье никто не знал или не придавал значения тому, что Людмила писала стихи. Только Славка безусловно признавал ее талант, и ему одному она доверяла свои сочинения. Он даже просил ее писать стихи от его имени, для своих девушек.  Люда делала это легко и шутливо - для высокого, стройного красавца-сердцееда...

      ...
Я любил- не любил,
И влюбляться устал.
Всех не вспомнить улыбок и глаз...
Ах, зачем целовал вас, девичьи уста!
И зачем предавал всякий раз...

               
      ПОРОК
Порочны все мы понемногу,
Пороков трудно избежать.
И я, признаться,слава богу.
Не в силах святость удержать.

Ведь за пороки даже любят,
Я знаю то наверняка.
По ним и о заслугах судят,
И жизнь с пороками легка!

Невинность только лишь отходит,
Порок уж заступить готов!
Он в жизнь иную нас уводит,
Под греховодный свой покров.

Дружу с пороками я честно:
Беру от них, им отдаю,
Ведь мне с рождения известно:
Не быть мне все равно в раю.

Людмила решила поступать в университет на филологический факультет. Когда она сообщила об этом родным, они не приняли это всерьез. Ну что ж, ее и так по жизни считали не такой, как надо, выродком - вместе со Славкой.
Так получилось, что в Алма-Ату на работу направили одну родственницу, и та предложила Людмиле поехать вместе в большой и незнакомый город.  В этот же год сразу Людмила поступила очно в КазГУ на филфак.
...Необычность этого ребенка в семье видел не только Станислав. Бабушка с рождения Людмилы знала об ее отмеченности свыше. Маленькая Люда предсказывала события задолго до их прихода. В три годика она, усиленно имитируя хромоту, приговаривала - «папа идет». Так и получилось, папа пришел с простреленной ногой. А, чтобы узнать про своего старшего сына на войне, баба Дора не побоялась посадить маленькую Люду ночью перед зеркалом в темноте со свечой... И Люда увидела, как «дядя бежал, упал и его засыпало землей».  Таких экспериментов с ребенком было много. Людмила никогда не боялась потустороннего. Для нее этот мир был также реален.

        БОЖИЙ ПЕРСТ
Мне в детстве бабушка сказала:
- Тебе обещан благовест.
В горах, в расщелине, на скалах
Найдешь ты кремень — Божий перст.
Не поняла я, что такое,
Переспросила, - Ах, дитя!
Не знаешь ты. Твоей рукою
Нам путь сказать хотят.
Шло время. Я давно забыла
Про этот странный разговор.
Но вот — в горах! За мною плыло
Снег-облако! Как мой дозор.
Оно со мной будто играло
И управляло мной, вело.
Грибы в горах я собирала,
Как стало... слишком мне светло!
И вдруг... расщелина открылась.
В ней кремень-палец! Ну точь-в-точь,
Что бабушке сказать случилось
Однажды мне в благую ночь.
Он был тот самый! Я узнала,
Совсем, как мой! И как живой!..
Откуда бабушка все знала?
Кто ей сказал самой?
Так я вопросы задавала,
Вдруг вспомнила: где ж облак мой?
Но облако уж уплывало...
Наверное, к себе домой.

Она и сама знала эту свою отмеченность и вовсе не была рада «избранности такой»..
             …
Пометил Бог кого какой чертой.
Меня талантом, как несовершенством,
Все видеть, понимать... Но нет блаженства!
И счастья нет в избранности такой.
Дал слово мне, созвучное уму.
Дал голос свой и высказать уменье,
Но времени жестокое знаменье
Мне давит ум под стать ярму.

Людмила понимала, что какая-то отметина лежит на всей ее семье. Только не понимала, - от матери, от отца... от кого этот тяжелый дар...  Потому что эта отметина в последствии сыграла  роковую роль в судьбах членов этой семьи.
Она искала корни своей родословной.  И нашла, что отец ее из сосланных немцев, и что фамилия ее отца — это искаженный русифицированный вариант. Отсюда ее псевдоним — Буссо. А имя Анна — это основное, родовое, имя по линии отца. Как знак - Anno domini.
Слишком рано узнала Людмила страдания.
Она жила среди детей бабушки, со своими братом и сестрой. Она не помнит голода\холода... Только в памяти осталась красная ткань, которой бабушка закрывала окно их общей небольшой комнатки. Чтобы дети думали, что еще ночь и не просили есть. А еще от скарлатины так защищали детей — красным.
Боль и страдания были не от тяжелого быта, хотя и это, безусловно, определяло суровость характера старших. Люда видела за всеми усилиями выживания в семье душевную надломленность, самым прямым образом воздействующую на детей. И ничего не могла сделать. И страдала, маленькая, - за взрослых, за сестру и брата, за Славку.

ГЕНИЙ СТРАЖДУЩИЙ
Из колено в колено
Моего гения
Текли и стекались
В мои голубые вены
Больные гены.
Текли и стекались,
Спекались магмой
И стали
Моей родовой магией
От отца-вулкана
И моей мамы.
Петр... Федор... Якоб... Андрей..
Отец Валентин-Василий...
Вот моя библия, мой скарабей,
Слабость моя и сила.
Елизавета... Анна... Виктор...
Боже! Храни их тлена...
Ироды, демоны, взлет и позор,
Страждущая Елена.
Вот наше дерево, мука моя.
Деткам скажу: - Подальше!
Адамовым яблоком в чужие рая
Падайте, яблочки наши!


С ЧЕЛКОЙ ГИТЛЕРА НА ЛБУ
Белый гном на черном бархате -
Лилиями на гробу.
Скорбь моя о меньшем брате
Через вымученную губу.

Милый эльф голубоглазый!
С челкой Гитлера на лбу,
Наша встреча — лунный праздник
Под небесную трубу.

Мне припомнилось из детства,
Как он прямо на огонь,
Как на жертвенное место,
Нес безвинную ладонь.

Так его святым недугом -
Лучше б - голову сплеча!
В раскаленный купол другом
Ангел вел, как циркача.

Было жалко мне и страшно -
Опоенный лунным сном...
Я была для брата старшей -
Черный бархат, белый гном.

      …
Голубка черная,
Пророчица, сестра!
Тебе Кассандра шлет свой вздох последний,
О, Тимарета!
Как стрела остра
Любви, пронзившей
Бога света.
Уж лучше б мне
Быть проданной, как ты,
Стоять на площади -
Хозяину потеха!
Заложница своей же
Красоты,
Причиной алчущего смеха.
Уж лучше мне
Пророчество свое
Над храмом пронести,
Скрывая черной шалью.
О, ка блестит на солнце острие
Стрелы того, кто не знаком
С печалью.

Потом, во взрослой жизни, Людмила не часто виделась с матерью, всего несколько раз.  Как и в детстве она продолжала обращаться к ней на «вы», держалась отстраненно.   Мать Людмилы тем не менее пыталась что-то делать для нее, - что-то привозила в подарок из села Красивое... Но все это растворялось в семье дяди, и Люда  не могла ничего вспомнить.
Мать не делала попыток сближения с непонятной дочерью. Возможно, она не понимала своего гениального ребенка. А ее попытки образумить дочь не понимала и не принимала Людмила. И тоже страдала от этого сама.

               …
 - Отец беспутный! Все-то нипочем, -
Кричала мать, когда меня ругала.
 - Не будь одним довольна калачом! -
Так в жизни мать меня остерегала.

Отец журил: - Что хмуришься, как мать?
 - У строгих женщин строгая и участь.
И от отца взяла себе я стать,
И легкость рук, и на людей везучесть.

Давно уж нет отца. Мать где-то далеко.
И в жизни со мной всякое бывало.
И было мне легко и нелегко.
Но мать с отцом я равно вспоминала.

              …
Сказала мать привычно строго:
Ты неудачливее всех.
Из всех грехов моих немногих
Ты — непрощенный грех.

Сказала, глаз не опуская,
Сама себя предав суду,
Но твердым голосом, не каясь,
Как написала на роду.

О мать  моя! Мое начало,
Явившееся для потех!
Зачем ты вместе нас качала,
Меня и грех?

...У отмеченных Богом людей, талантливых, гениальных, крайне редко жизнь бывает легкой и счастливой. Но, безусловно, - яркой, насыщенной, необыкновенной.
С началом учебы в университете жизнь Людмилы сделала резкий разворот в сторону от привычного уклада ее семьи,  - в свой Путь, освященный ее призванием.