4. 4. Развязка

             http://proza.ru/2023/08/19/611


             – Ох этот Татищев – Татищев! С Демидовыми Государя «разбудили»! Но вот как, с какого конца подойти к завершению расследования? Ведь Демидовы в хороших отношениях с Петром Алексеевичем. Вдобавок, в их покровителях были А. Д. Меньшиков и граф Апраксин Фёдор Матвеевич бывший мой начальник! А тот прямо твердит, что нужно помочь в справедливом решении вопроса Демидовым. Ладно, будет день, будем и смотреть что и как. Да вот это ситуация! – Генин прошёл в спальню.
Хорошо зимним февральским вечером вот так растянуться на кровати.

             Сон не шёл, всё, как назло. Вроде повеяло сном внутри, но пришли мысли о Демидове и всё – сон как рукой сняло. Генин тихонько встал и прошёл в рабочий кабинет.

             – Демидов, Демидов, хитрец, да и только! Писать не умеет он, мириться будет с Татищевым, вот лис старый! Пришлось объяснять непонятливому, что отказ подать письменное прошение будет равнозначен признанию его вины, и что? Два пункта претензий у него осталось и это столько шума наделал, до самого царя! Придумали с Акинфием они претензии: 1) сооружение застав по дорогам и 2) отнятие Татищевым части пристани, устроенной на реке Чусовой (на земле казны)? Придумали, так и есть!

              Розыск по двум объявленным Демидовым пунктам не представлял затруднений. Правота Татищева была слишком очевидной. В устных обвинениях упоминалось и о взятках, которые якобы брал Татищев. Геннин рассмотрел и эту сторону обвинений. Ничего криминального в действиях и поведении Татищева он не нашел. Розыск с очными ставками был недавно завершен.

              Он посмотрел в угол кабинета, потом закинул голову, осмотрев потолок, будто хотел там найти ответ на свои вопросы. Потом, видимо, приняв какое-то решение, уверенно пододвинул к себе чернильницу с пером:

              – «Ему (то есть Демидову), – писал Геннин Петру I, – не очень мило, что Вашего величества заводы станут здесь цвесть, для того, что он мог больше своего железа запродавать, а цену положить как хотел, и работники все к нему на заводы шли, а не на Ваши. А понеже Татищев по приезде своем начал прибавливать, или стараться, чтоб вновь строить Вашего величества заводы, и хотел по Горной привилегии поступать о рубке лесов и обмежевать рудные места порядочно, и то ему також было досадно, и не хотел того видеть, кто ему о том указал. И хотя прежь сего, до Татищева, Вашего величества заводы были, но комиссары, которые оными ведали, бездельничали много, и от заводов плода почитай не было, а мужики от забалованных Гагаринских комиссаров (речь идет о прежнем управлении заводами. – Авт.) разорились, и Демидову от них помешательства не было, и противиться ему не могли, и Демидов делал что хотел, и чаю ему любо было, что на заводах Вашего величества мало работы было, и они запустели. Наипаче Татищев показался ему горд, то старик не залюбил с таким соседом жить, и искал как бы его от своего рубежа выжить, понеже и деньгами он не мог Татищева укупить, чтобы Вашего величества заводам не быть».

            Взял листок в руки, повернул его написанной стороной к свече, чтоб было лучше видно и перечитал. Проанализировав написанное, и памятуя об особых симпатиях Петра к Демидову, опять взял перо и дописал: «Я онаго Татищева представляю без пристрастия, не из любви или какой интриги, или б чьей ради просьбы, я и сам его рожи калмыцкой не люблю, но видя его в деле весьма права, и к строению заводов смышленна, разсудительна и прилежна».

            Завтра новый день полный тревог и забот. Посмотрел в окошко, темень, хотя уже по времени скоро наступит утро. Но на Урале зимой рассвет долгий, это летом солнышко не успевает закатиться, а уже тут же и встаёт, расправляя и разбрасывая лучики по небу. Всё – таки нужно поспать. И будто выполнив какую-то тяжёлую работу и совершенно обессилив, прилёг, глаза тут же сами закрылись, и послышался лёгкий храп крепко уснувшего человека. Шёл 1723 год.

             Сон укутал очень быстро, в начале всё пропало, а потом темнота расступилась, пошли перед глазами цеха, цеха, опять темно, а это он уже внутри цеха! Боже мой, рядом стоит рабочий в робе с лопатой, вокруг гул, шум, выкрики, какие-то трубы, упёрся в какую-то стену метров в десять. Ба – а! Да это же доменная печь! Доменный цех? И что он тут делает, как попал? Да это идёт подготовка к задувке домны! Вон на дно горна насыпают чистый «угольный мусор» и одновременно утаптывают. Сверху шахту печи начинают загружать углём, утрамбовывая пестами. О, сколько это он видел и в Германии, куда ездил обучаться этому искусству варки чугуна! Так, так пошла руда «вкруг во всей трубе», рабочий закинул лопату известняка. Всё верно, да это он всё знает, только зачем его сюда привели? Обдало жаром, это горящий уголь заложили, чтоб дать разгореться печи. Тут, ой, кто-то огрел, стоявшего рядом работягу по зашейку, да это мастер, а работяга-то подмастерье оказывается, послышался крик:

             – Поторопись, что стоишь чучелом, задвигай колошниковое отверстие доской, обмазывай глиной! – Тот судорожно схватил чугунную доску, так потом глиной, потом дерном и песком, «чтобы от стужи не изорвало». Всё как по инструкции, хорош мастер, соблюдает цикл верно!

             Всё просто, когда огонь доходит до верха и масса в шахте опускается на глубину колоши, на неё сыпали новую порцию угля, ещё столько же руды, известняка с добавлением полу корыта толчёного шлака. А между тем, пропустив таким порядком шесть колош, и посмотрев, не накопился ли шлак в горне, Афанасий, а понятно, так зовут мастера, дал команду его вычистить и вновь закрыть. Вот и девятая колоша, рабочие освободили горн от грязи и сора, в него вновь насыпали измельчённый уголь «под фурму на вершок, а у порогу на два, чтоб от оного к задней лещеди по всему горну было скатом и чугун бы к порогу скоро не мог притти и не застыл».

            Ох как стало жарко, но что же он тут делает? Наверное, приехал сюда с инспекцией, но никто почему-то на него не обращает тогда внимание. По лбу давно течёт пот, он провёл по нему рукой, смахивая капельки, потом взгляд упал его на рукав рубашки, весь покрылся сажей. Боже мой, что же это такое, он в цеху в белой рубашке, а как его в таком виде допустили? Мастеру придётся дать взбучку, а он так ему понравился!

            Вот и подошли к самому важному, у фуры пробивают отверстие, смазывают глиной и меха пошли на «малый ход». Опять добавляют руду, флюс в калоше, добавляли, добавляли… Что-то поплыло в глазах, вспыхнуло ярким светом, чугун, пошёл выпуск чугуна! Генин зашевелился, отмахнулся от чего-то рукой перед глазами и сел. В окно ярко пробивался свет нового дня.

            Пётр назначил слушание дела в Сенате в собственном присутствии, что и было осуществлено в июле 1723 года. Татищева на слушанье не было. 19 июля кабинет – секретарь Макаров собственноручно уведомил Брюса о решении вопроса в пользу Татищева и предложил возобновить выплату ему жалованья. Макаров писал также о намерении Петра отозвать с Урала Геннина и передать все дела Татищеву. Но к этому вопросу император собирался еще вернуться, а вернувшись, решил его иначе. В конце 1723 года Геннин направил Татищева с целым рядом проектов в Петербург. На сей раз Петр встретил Татищева вполне благожелательно.

            Летом 1724 года Татищев получает чин советника Берг – коллегии с жалованьем шестьсот рублей в год, а осенью следует новое назначение – Пётр направляет его в Швецию перенимать опыт в организации горнорудного дела и металлургии.

           Продолжение следует. http://proza.ru/2023/10/08/1254
           Книга опубликована в Литресе.