Роман Последняя война, разделы 29, 30

                ПОСЛЕДНЯЯ ВОЙНА

                роман


                Павел Облаков Григоренко




                29

          - Хотите, притчу вам поведаю?- загадочно начал свой рассказ старик, сидя под громадным, гудящим чёрным и фиолетовым небом, внимательно смотрящем на них, точно живое, одухотворённое существо.- Ею, пожалуй, и отметим начальную позицию в нашем разговоре - отнюдь не скорбном, как требует нынешнее ужасное положение, нет,- а радостном, светлом, изумительно светлом даже!.. Представьте такое: попадает некая группа измученных долгим странствием путников, испуганно жмущихся друг к другу, ну скажем... м-м-м... в некое гиблое, тёмное место, наполненное скорпионами, змеями, крокодилами и другой кровожадной нечистью - в пещеру, например, или в глубокое и узкое ущелье; вот - слышно - ай-ай-ай - один уже упал, сражённым ядовитым укусом или острыми зубами, вот - другой, третий... В общем, страх смертный холодом души сковывает, шарят все впереди себя руками, - как идти, куда, зачем - неясность полная... И тут - о радость, о великое везение! - одному из сих несчастных, обречённых на верную гибель людей попадает под руку - факел, точно кем-то невидимым на их пути заботливо  положенный! Тут же находят огниво, фитиль... Один взмах и - с весёлым треском разгорается сухая солома, жаркое, яркое пламя охватывает пропитанную смолой бечеву, и вот уже широкой волной льётся повсюду радужный свет, озаряя дрожащие гранитные стены и счастливые лица людей! И моментально становится ясно - в каких ямах и рвах коварные хищники притаились, где острые, как бритвы, камни и глубокие пропасти жертву поджидают, а где пауки, змеи и другие ползучие гады попрятались, жала свои ядовитые навострили. И самое главное - видно теперь, как к выходу из опасной пещеры попасть - туда!.. Ликование! Радость! Восторг! Все поздравляют друг друга и с особым теплом - счастливчика! Тот, разумеется, рад более всех, грудь надул колесом, улыбка умиления с лица его не сходит. Спустя какое-то время жизнь начинает течь своим чередом, новые испытания, как и должно тому быть, ложатся на плечи людей, а он, этот баловень судьбы, всё никак успокоится не может и - ай-ай-ай!- гордыню свою разбушевавшуюся унять, всё сильнее ему, желающему найти ответ на вопрос, начинает казаться, что - неспроста же это так случилось, что именно ему, ему единственно, а не кому-нибудь другому тот счастливый огонь под руку подвернулся, что его священная роль теперь (думает так и при этом уже будущие высокие прибыли подсчитывает) быть как бы вечным лидером, путь вперёд всем другим указующим, что сама судьба избрала его теперь на роль командира и начальника, уготовила ему навсегда почётное место первенца. И вот уже целую теорию разработал о том, что он теперь выше всех, лучше всех, чище всех, отправная точка всего во вселенной значительного и прочного, соль соли и ключ ключей; он, значит, - мерещится всё ярче ему, всё настойчивей - впереди, а другие все - далеко позади него плетутся; написал так да ещё закрепил, восклицательный знак в конце выставил: на веки-вечные такой распорядок вещей, мол, уложен, никто теперь в целой вселенной его не может изменить!.. О, какая вопиющая слепота, какая самоубийственная, зловещая  наивность!.. И вот уже нос так высоко задрал, что не замечает никого вокруг, вот уже требует постоянных себе восхвалений, привилегий и прочих знаков внимания! И обижается - глядите-ка - ещё, если что-то происходит не по его хитроумной теории, и не только говорит, но и действует уже в соответствии со своими взглядами - всех несогласных с собой последними словами клянёт, ногами возмущённо на них топает, козни строит против них. Поначалу, когда всеобщая эйфория от чудесного спасения ещё не прошла, все вполне искренне воздают ему почести, но потом вдруг начинают все понимать, что происходит нечто неладное, непотребное... Ведь всем предельно ясно, что и другие тоже вполне причастны к великому акту спасения: один, вот этот, - идею нужную вовремя подал, другой - вон тот - уже почти сам к желанному огню дотянулся, лишь мелочь помешала стать триумфатором, третий - так и вообще добровольно и безропотно жизнь отдал ради будущего всеобщего спасения, бросившись в лапы хищнику, собой бесстрашно пожертвовав, четвёртый из природной своей скромности дорогу уступил счастливчику, в руки тому, считай, факел вложил, пятый -  пятым тоже что-нибудь для всех полезное сделано; а этому - этому только то и оставалось, что зажжённый огонь высоко над головой поднять. Все вместе, понимаете? общая по сути сутей победа была!... Его просят, буквально умоляют воды не мутить, не раскалывать своими зловредными кознями общества, а потом вдруг все словно сходят с ума... И вот, начинают повсюду кипеть нешуточные страсти - шум, гам, ругань несусветные, борьба разгораются за это пресловутое, ставшее таким теперь желанным для всех первенство, за свою долю избранности, точно все вдруг заразились друг от друга безумием -  и, наконец, проливается первая кровь... Ну, довольно... Понятно вам? Правда - картина очень и очень знакомая? Будто прямо из нашей с вами жизни списана, каждого из нас она касается... Мы ведь, человеки, все так любим себя, что кажется нам, что весь мир к нашим ногам в низком поклоне должен склониться, упасть; что мы можем и должны им повелевать, как своей собственностью... Так хорошо это или плохо, скажите мне, старику?
         Сафонов снова был с толку сбит; снова перед ним, раскрыв свои влажные зловонные глотки, вдруг пробежали глухие чёрные подвалы, наполненные какими-то скорбно изгибающимися, стекающими в жестяные дырявые стоки кровавыми тенями и над ними - тенями, до чрезвычайности чем-то озабоченными, с нездорово блестящими - мелькнуло - глазами и с револьверами... и одна, один из них - это был он, молодой лейтенант, а потом, спустя несколько лет, - капитан; ему показалось, что Фрумер всё, всю правду, знает о нём, подтрунивает, явно измывается.
       - Что - "хорошо"?- угрюмо бросил, голову в плечи вжав, захотелось  - пылинкой стать, прочь улететь.- Что - мы, люди, такие в жизни наглые и настырные, своекорыстные? Так ведь иначе ни черта не добьёшься, прямо из рук законную добычу выхватят и уведут. А не зевай!
      - Что ж, суть дела верно подмечена. Только здесь есть тонкая грань, которую нельзя переступать. С одной стороны безусловно надо бороться за счастье своё, а с другой - война ведь это отнюдь не самое лучшее средство разрешения возникающих между людьми споров и противоречий - очень, очень опасное средство, самоубийственное средство: кто первый войну с целью наживы начинает, тот в итоге её и проигрывает - вот закон; а что - старайся изо всех сил проблему мирно решить! Он, этот наш с вами мир, каким-то таким странным, удивительным образом устроен, что всё сказанное в нём, все слова, даже вскользь, небрежно оброненные с уст, и даже - самые мысли, даже слабые тени их - имеют свойство вполне исполняться - да-да, словно есть где-то там наверху, в высших небесных сферах, невидимый, хорошо от случайных взоров спрятанный механизм, периодически вступающий в действие по неведомым пока для нас, людей, причинам... Вот и получается - каждый себя избранным воображая, в ранг полубожественный себя возводя - такую сумятицу в этих высших мировых сферах наводит, такое вавилонское столпотворение мыслей и волн, что в результате возникает, как всего этого на земле отражение, явления весьма противоположные общим чаяниям, и всё наше милое, мечтающее о счастьи человечество, простите меня, в слепое стадо превращается и тычется, тычется то в одну сторону, то в совершенно противоположную; и кто знает, не ждёт ли его на его этом сумбурном пути где-нибудь - ай-ай-ай - пропасть глубочайшая; крокодилы и пауки, условно говоря?.. Эхе-хе, вот мы все, молодой человек, люди, по-моему перед этой немыслимой пропастью сейчас несомненно и находимся - удастся ли избежать её? Не знаю, не знаю, вовсе не уверен в этом... Не мы с поклоном и благоговением идём к миру, а хотим, чтобы весь мир к нам услужливо шёл, да ещё низко-низко голову при этом склонив, ибо мы и только мы, я и только я - вы послушайте! - ИЗ-БРА-ННЫ-Е! И над нами солнце не такое, как над всеми, встаёт, и звёзды над нами жарче, чем над другими пылать должны, и гораздо больше нам, чем другим - вот, вот главное! - в итоге, дозволено... Только кем же избранные,- спрошу я,- если наше процветание чаще всего с кровавым боем выбито, именно на страдании других, нами завоёванных, построено? Сами собой, получается, и избранные, или - некими могущественными силами, которые не от мира сего, только - какими силами, спрошу я, каким знаком заряженные?.. О, неуёмная гордыня наша, о упрямство великое, о грехи наши тяжкие... Думаем, что свет миру несём, на ангельских белоснежных крыльях парим над ним, а по сути дела - стопудовых, отягчённых грязью, ног от земли оторвать не можем, замкнулись в своей собственной скорлупе, только себя и свои интересы видим, шипим и злобствуем, что кругом нас и часто независимо от нас жизнь у других вполне успешно идёт, да ещё грешным делом помешать чужому прогрессу хотим, радуемся, если сие неправедное действо у нас получается - а как же? надо же отстаивать эту свою священную теорию своих же первородства и избранности, в самое сердца пустившую глубокие корни! И вот в этом хватании всех и вся за подол - хотя бы чуть-чуть других, хотя бы чем-то в лучшую сторону от нас отличающихся,- в отбирании и лёгком присвоении себе чужого, сладкого и увидели главную свою роль и главное удовольствие... И вот, говорю я, кто-то вознёс себя обманом и хитростью на самый верх и своим этим положением пользуется, и главное - желает вечно пользоваться. А что делать другим? Думаете, другие не хотят быть Богом помазанными со всеми вытекающими из этого постулата приятными последствиями? Ещё и как хотят! Ещё и как по закону зеркального отражения (как ты, так и к тебе) действуют в этом направлении: ты считаешь себя лучшим, сахарным, и я буду считать себя таковым, чем хуже я? ты нос высоко задрал, лицо от всех презрительно отворачиваешь, и я отвернусь от тебя и от других заодно тоже... Никто не хочет уступать, никто не хочет первым руку подать! И вот из всей этой неимоверной круговерти и из путаницы выходит только одно - война,- ведь надо же до последнего, до кровавого мордобоя свои интересы защищать, своё самим тобой же и придуманное высшее звание? Хитрить, если надо, врать, выкручиваться... И если, думаю я, есть всё-таки у матери нашей земли, вокруг неё или в каждом атоме её некая всеобщая, невидимая невооружённому глазу волшебная аура, в которой, как в воде, собраны, витают, отражаются все желания, все мысли и все моления людей всех долгих, долгих эпох и поколений, то - ай-ай-ай - на девять десятых она заполнена чистейшей и густейшей ненавистью; просьбами, даже - грубыми требованиями тех многочисленных - как бы это так полегче выразится? - особей, которые денно и нощно молятся за погибель своих врагов и за своё собственное вечное процветание... Но - ведь очень, очень же это понятно, прямо на поверхности лежит: если у тебя, как ты считаешь, есть враг, то, значит, и ты для него - о, отражаются, преломляются твои страх и ненависть в небесных сферах и зеркалах! - тоже неизбежно станешь врагом, и если любые, как я только что вам говорил, слова и мечты рано или поздно воплощаются в действительность, а это, поверьте, факт, факт непреложный, то - о, горе, горе какое великое!- тогда вражде между нами не видно конца... Где ж выход тут? Посмотрите, что творится вокруг: схватили и тянут одеяло изо всех сил в одну сторону, эти  - в другую, те - в третью и так далее... Евреи, до последней клетки проникнутые учением своих мудрецов об особой силе, слитой воедино с мировыми финансами, испокон века свой мир мечтают создать и только своё счастье видят в общем миропорядке вещей, титанические усилия при этом полагают на сокрушение своих заклятых врагов, которых - к их великому изумлению! - становится с каждым часом всё больше и больше и на достижение своего идеала; европейцы, старательные ученики других древних искателей истины, как говорят,- греков и римлян - и немцы в самой большой степени теперь из них,- в пику нам, евреям, свой высокий мир пытаются создать, в котором - вот оно, зеркальное отражение в действии! - уже никому, кроме них, места нет; а, простите меня великодушно, коммунисты распрекрасные наши - это что за национальность ещё такая особая выискалась - новоявленные спасители человечества? Так эти  вообще всех далеко переплюнули -  других людей по классовому признаку просто взяли и... отменили: оказалось, нет места на свете ни сноровистому купцу, ни набожному священнику, ни книгочею, ни кому бы то ни было другому, кто не разделяет их сумасбродные, якобы передовые, а на поверку - весьма феодальные, кровожадные доктрины... Но ведь они же, эти несчастные, пущенные так безжалостно под нож в революцию и в гражданскую - бывшие помещики, торгаши, управляющие и их и подавно ни в чём не повинные тихони-домочадцы, мелочь в основном всякая пузатая (а крупная рыба сразу, когда жареным в воздухе запахло, благополучно за кордон -фьють - смогла ускользнуть) - они же ведь тоже люди? они ведь тоже добрыми, отзывчивыми, понятливыми могут быть, умными, старательными, других людей любить и простых, трудящихся людей в том числе и даже их в первую голову? на них же тоже распространяться должна презумпция невиновности: докажи вину человека, что тот убивал и насиловал, грабил и воровал, а ничего не было - так и иди, мил человек, с Богом... А если сам коммунист - негодяй, дерьмо, прошу меня простить, последнее, хам, алкоголик,- что тогда? Что тогда, я вас спрашиваю? Какое моральное право он имеет командовать, власть прикарманивать? Ай-ай-ай - вы только подумайте: оружие у кровавого по сути маньяка в руках!.. Да он такое устроит, таких дров наломает.... И окажется вдруг, что всех просто порядочных, мало-мальски прилежных и трудолюбивых, тех, кто командует и голос повышает только в силу производственной необходимости, в силу своих неумолимых таланта и призвания, а не из-за какой-то пресловутой врождённой жажды власти и прибыли, тех, кто попросту по жизни лучше, полезней, светлее этих новоявленных самовлюблённых коммунистических снобов и хозяйчиков - перелопатят, поставят к стенке, чтоб не мешали им, негодяям, их грязные делишки творить... Всё в итоге вычистят, до самого основания всё вычистят - старое, что не подходит под их убогое представление о жизни, до самого последнего человеческого волоска, до последней косточки, а потом, когда всё, кажется, уже успокоится, покорится им - по-новой маховик репрессий станет раскручиваться, только уже в обратном направлении, круша тех, кто сам только что с наслаждением крушил, и так - от крови к крови - всё как в страшном сне движется... Не диктатура какого-то мифического пролетариата - где, покажите, вы видели хоть в одной прослойке общества, даже в самой действительно передовой и в своих действиях последовательной, только кристально честных людей, не зависимых от своих чисто человеческих, врождённо-эгоистических потребностей, настроенных единообразно жертвенно? - нет; а диктатура подонков и тунеядцев, вот что такое у нас с вами вышло, общество, где все только понукают и револьверами под носом у других щёлкают, а по-настоящему работают единицы, сотни, в лучшем случае - тысячи, всю великую армию бездельников и горлопанов на себе таща... А должны миллионы работать, с радостью и самозабвением, вот именно - с благоговением, я бы так даже сказал... Все должны, молодой человек, работать, не страшась любого труда, даже самого тяжёлого, радуясь ему... И потом эта сама по себе революция, "чистые руки" и "горячие сердца" - ведь всё это - вздор, фикция, яркая обёртка, золочёный фантик, всё было хорошо продумано и заказано - уж поверьте мне, тёртому калачу - в разжиревших на подобных заказах кругах и желающих ещё больше жиреть, и - хладнокровно потом исполнено в полном соответствии с этим бесчеловечным заказом, почти полностью, я хотел сказать, исполнено... Хотели получить Россию на блюдечке с голубой каёмочкой, со всеми её несметными богатствами и людскими ресурсами... Ай-ай-ай - разграбили, разорили великую страну почти до самого основания и ещё больше, ещё глубже хотели грабить... Ох, грехи наши невообразимые, тяжкие... И евреи ведь к этому руку особо приложили - да, вот что меня больше всего волнует и мучает,- не все, конечно, но очень многие... Выискались, глядите, большие умники, назвали себя, гм, коммунистами, нацепили кожанки и галифе, открыли лужёные пасти свои и всех по ранжиру в затылок строить начали, трудовые армии из них сколачивать, гнать колоннами в светлое будущее, а несогласных - пух, пух!... Модными словечками - "диктатура", "революция" прикрылись... а видали мы такую их диктатуру - в древние времена, в Египте да в Вавилоне точно такая же была, рабством вопиющим называлась... Западный, так называемый демократический мир - то же самое... Демократии весь мир научить хотят, просветить непросвещённых и так далее, а на поверку ведь только свои интересы и преследуют, только о себе и думают! В демократию, но - как? Опять же - сугубо силой оружия! Оказавшись волею судеб (тем же разбоем прикрытым и не прикрытым) на крыше мира на данном этапе истории, кого хотят - карают, кого хотят - милуют... Двадцатый век открыл нам, людям, редкую возможность для великого единения, для слияния всех наших сил в единый мощный цивилизационный поток, для гуманизации наших всех начинаний и ценностей, а мы что? Опять делить всё и тягать друг друга за волосы начали... Ай-ай-ай - это же никогда не кончится!... А в основании всего, знаете, что лежит, знаете? Благополучие собственной, простите меня, задницы, да! Всё в этом подлунном мире выдумывается - все теории и даже целые величайшие религии - с одной-единственной целью: поудобней устроить свой драгоценный зад, и по возможности за чужой счёт ещё; но попробуйте во всеуслышание заявить об этом - о, не советую!.. И вот видите, дорогой мой... капитан, где в итоге оказались наши с вами задницы? Ха-ха!- Фрумер расхохотался, и вместе с ним - Сафонов, и долго они без-звучно тряслись в темноте, весело щипая друг друга за рубахи и подпрыгивая...
          - Но скажите же,- с высшей степенью сожаления в голосе дальше спрашивал Фрумер капитана, крепко за руку того схватил, словно боялся, что тот встанет и убежит, так и не дав и ему ответ на нечто для него животрепещущее, важное.- Скажите, если все только на себя всеобщее, которое одно на всех, одеяло будут тянуть - что в итоге станет и с этим самым делом, и с их драгоценными пятыми точками? А? Что получится?.. ("Вот что получится,- зло отвечал сам себе Сафонов.- Когда сегодня ты в начищенных до блеска сапогах важно вышагиваешь и револьвером помахиваешь, а завтра уже - на лопатках в дерьме валяешься...")
          - Но знаете,- помедлив, продолжал Фрумер,- теперь я вас ещё больше огорошу,- скажу нечто совершенно противоположное уже сказанному: на этом-то возвеличивании самих себя, на беге по головам других, на оскорблении и избиении себе подобных весь мир людей пока держится, как на распорках, убери их - и всё тотчас рассыпется... Как же это?- спросите вы.- А вот как...
        Вот это - неизбежность борьбы за собственные счастье и процветание - сердцу Сафонова было гораздо легче понять, чем теорию старика о какой-то абстрактной, разжиженной всеобщей любви. То есть он, конечно, и сам с удовольствием бы любил ближнего и отдавал бы ей, любви этой, всего себя без остатка, но было непонятно ему, невольный страх за душу схватывал: а что если,- думал он,- ты в дар другим на блюде свою любовь поднесёшь, а тебя - после того, как, разумеется, возьмут её - за дверь благополучно и выставят; выставят, дав пинка и издёргав, измяв воротник,- и ищи потом правды, слабый и проигравший у победителей,- да они, победители, сотню теорий тотчас сочинят, чтобы в глазах других оправдать своё такое... благородное поведение,- и поверят окружающие им, ещё как поверят, в глаза заискивающе глядеть будут... А потом он вдруг понял, что в самой сути дела не прав - надеется, дав, получить тотчас взамен столько же, а то и больше ещё за свою такую - глядите только! - высокую самоотверженность, за акт дарения, а это - вожделенное заглядывание в руки других - перечёркивает сам светлый, святой принцип любви: бескорыстие. Вот, значит,- ахал и сокрушался он, влажные кисти себе возле живота взволнованно жал,- на чём мир сегодня наш человеческий держится - на безмерной корысти - ужас какой! То есть, меньше дав, получить всегда хочешь больше, больше, куш покрупнее сорвать - и это ах как благородно, как научно - прибылью называется. И тогда эта прибыль особенно велика становится, когда ты именно обманешь, в том или ином виде кражу совершишь, отберёшь не тобой созданное - чем все преспокойно сегодня и занимаются... И вездесущий, неугасимый этот страх - ничего фактически ещё не дав, потерять, страх, что ли на будущее, впрок, постоянный страх быть обманутым, состояние как бы некоего преднесчастия, хотя тысячи возможностей перед каждым человеком лежат быть успешным и счастливым - не лги только ни себе ни другим, трудись, не покладая рук своих, работай над собой, улучшай свои качества - этот великий страх заставлял его, Сафонова, всегда с упоением воинственно сжимать кулаки и всецело отдаваться тому сладчайше щекочущему душу чувству, имя которому - схватка, борьба, и отбирать, забирать... Так вот оно что, вот оно как,- ослепляло его в чёрном ночном небе ярчайшими сполохами,- вот откуда, как говорит этот странный человек, неугасимая ненависть у нас друг к другу берётся: она - у каждого человека в крови, внутри пышным цветом цветёт, в каждом из нас, у тех, кто желает счастья только себе, а на другого, на других - по злому умыслу или по недомыслию - им наплевать...
          - А вот как это получается,- продолжала литься светлая река правды и любви из старика,- вот из каких кирпичиков мир этот подлунный строится: каждое существо, желая - вполне оправданно, надо заметить, - счастья себе, видит в другом из-за ограниченного угла обзора -ай-ай-ай - лишь конкурента себе, лишь препятствие на пути к этому самому счастью, лишь острые локти и зубы у другого ему заметны, лишь раздавить соседа ему по этому поводу хочется - чтобы, не дай Бог, не передвинули колышек на огороде на метр в его сторону, не лишили его хотя бы одного глотка воздуха. А раз так, раз на кону стоят жадность и страх,  жадность и страх всеобщие, раз ближний наш вызывает у нас лишь аппетит, то вся махина цивилизации и движется вперёд только таким образом - издавая хруст человеческих костей под своими колёсами. У животных это - жестокость - в порядке вещей, это вполне проходит у них, там в силу действия естественного отбора побеждает сильнейший, и это хорошо для их эволюции, но у людей, у существ высших, сознательных, являющих собой вместилище разума, он, этот закон, по сути дела могущий оправдать войну и самоуничтожение, является лишним, не нужным, вредным даже, отбрасывающим разум на второе и третье места, а на первое место ставящим грубую физическую силу, точнее сказать - заставляет разум служить грубой силе и жажде потребительства, дух служить телу, плотским запросам того. Можно в конце концов что-то более совершенное выдумать, чем проламывание черепов друг другу по самомалейшему поводу? Если  раньше колами и дубинами дрались - тоже плохо, конечно, но вполне по тогдашнему недоумию простительно - то теперь высокоразвитые мудрецы такое оружие напридумывали, что сотнями и тысячами одним махом на тот свет могут отправить, а что будет завтра, послезавтра? Но всё это - неуёмное насилие - продолжается уже долго, долго, слишком долго, чтобы хотя бы ещё мгновение его терпеть... Как химическая реакция развивается лишь до тех пор, пока имеются для неё подходящие условия, а дальше начинает происходить другой, часто совершенно обратный процесс, другая реакция, так и в жизни: всё вокруг катится, катится по-старому, по накатанной колее, пока не остановится само собой в силу исчерпания внутренних источников энергии и бесперспективности поэтому дальнейшего развития; стоп - и дальше тупик, новое теперь что-то родиться должно! Так вот - наступило, наконец, то время, когда нужно - осознанно нужно, подчеркну - менять все ущербные теории, объявляющие мир собственностью избранных, оправдывающих превосходство одной нации над другой, одной, высшей, касты над низшей, одной души над другой - разве души, искры Единого, Божественного, могут быть неравные? - теории, ведущие людей только к одному - к войне, к новым жертвам, к новому переделу собственности. Но мир ведь совсем другой, его не надо делить! Мир - един, он посему прост и прекрасен! Среди всех действующих в нём сил и энергий существует полная гармония; человек сегодня своими амбициями, претензиями на часто необоснованное лидерство в природном ансамбле - нарушает эту устоявшуюся гармонию, гармонию, подчеркну, не сна, не покоя, не какого-то мифического умиротворения, весьма бледного и бесплодного, но - рвущегося вперёд пламени, сбалансированного порыва, вдохновения, умелого дерзания! Простите меня  за сравнение - не может же часть общего организма - печень, например, или пусть даже - мозг, объявить о своём незыблемом первенстве? Это нонсенс, начало гибели! Любой орган, даже на первый взгляд самый значительный, без поддержки остальных обречён на угасание! А у нас, у людей, у крохотных частичек чего-то одного громадного, общего,- пожалуйста: каждое цэбэ - ай-ай-ай - мнит себя пупом земли, центром мироздания и уже - глядите-ка! -готов идти покорять других; у одних - яхты и клубы, и любые прочие развлечения, власть, у других - беспросветная нужда и никакой в жизни перспективы для развития. Я вовсе не говорю, что нужно плодить уравниловку, поощрять бездарность, лень и иждивенчество; если человек может, то он должен работать на благо своё и других; но сознательно, ради собственного благополучия обрекать других людей на мучения и вымирание - это необъяснимо с точки зрения этого важного, общего, это по-моему чистой воды преступление, итог которого и есть то нерадостное путешествие в сторону всеобщей катастрофы и пропасти, о котором я говорил вам только что...
       - Вот мы, коммунисты, большевики - что бы вы не говорили -  этим вплотную сейчас и занимаемся; мы, коммунисты, большевики, и наведём полный порядок в этой области,- надув грудь, выдал Сафонов, с хрустом впечатывая кулак в кулак, хорошо, однако, чувствуя, что что-то не то говорит, не в ту совершенно область заглядывает и от того волной краснея под покровом темноты.- Правильно говорите, так буржуазия своим жирным куском с неимущими и поделится - ага, жди! Ничего-о, отберём... Ничего-о, всех достойных, несправедливо обиженных облагодетельствуем... Мы наш мы новый... Правильно?
      - Эх, молодой человек, молодой человек...- сокрушённо завздыхал Фрумер.- Если бы только от этого счастье человека зависело - отобрать и поделить... А как насчёт следующего: над душой, над сердцем своим не покладая рук трудиться? Чище, лучше делать их, отзывчивей? А это ох какая непростая работа! Отсидеться ведь не удастся - нет... Очень быстро - увы - мы, забравшись на самый верх, как угодно при этом назвав себя - коммунистами или богоизбранными - забываем о нуждах тех, кто в силу тех или иных причин сегодня ниже нас на лестнице жизни оказался, и - расплачиваемся потом за это сполна. Не избранными нужно мнить себя, возлагая золотую корону себе на голову, а - ответственными перед Богом и людьми себя чувствовать, перед самим собой, потому что один раз замарав свою душу, потом ой как тяжело очиститься... Но это - ладно, это - когда человек человека по слепоте своей толкает - это ещё полбеды... Бога украли, друг у друга крадут - вот что страшно! Вот что больше всего не даёт людям прозреть и увидеть, что они все - одно неразрывное целое... Мир поделили на части и дерутся за них - ладно, перетрётся-перетерпится, завтра так и так по одним шаблонам все будем жить; но Бога на части разделять - ай-ай-ай - вот это уже ни в какие ворота не лезет, вот это уже настоящее грехопадение... То есть - и Бога каждый начинает мнить своей кровной собственностью. Как это? Земля - одна, солнце - одно, космос - один, а Бог - нет? Бог, который выше всего, важнее всего, Творец всего сущего и тебя в том числе, и вдруг - разделён на части, словно слоёный пирог, и каждый в рот свой кусочек хочет положить и разжевать...  Есть люди, которые, нащупав верные пути наверх, к Богу, к правде, замыкаются в себе, не желают делиться великими открывшимися им истинами, используют их в корыстных целях - как средство достижения ещё большей власти над остальными людьми, подчинения их своей воле; а ведь лишать других людей права жить в душе с верным отражением Божественного - это и есть самое страшное зло, это и есть самый низ человеческой нравственности, самое глухое дно. Лишают людей права на видение, на предназначенную для всех информацию, на равный, откровенный разговор, а потом удивляются, откуда несчастия на их... ха-ха - святые задницы... я хотел сказать, конечно, - головы сыплются, почему другие так злы на них? Говорят: для вас Бога уже не осталось, весь Он наш, потому что мы - первые, мы первые голову вверх подняли и яркие звёзды увидели, мы факел тот священный с земли вознесли, на нас, значит, и высшее благословение; но весь мир - наши дети, а разве можно детей счастьем обделять? разве кто-либо, кроме совсем умалишённого, своих детей счастьем обделит? разве не все люди - создания Божьи и равны друг другу хотя бы по этому поводу? Одинаковая частичка Божественного именно у каждого в душе находится; и не Он нам, как вещь, принадлежит - какая глупость несусветная! - не Он наша собственность, а - мы безраздельно принадлежим Ему, мы - Его собственность, мы - Его составная часть, а часть не может без негативных для себя последствий присвоить себе целое, или отвергнуть его... А если и позволим вдруг кому-либо прильнуть к своей руке, то только на секунду, краем губ, да и то с одним-единственным условием - если признают себя по отношению к нам низшими. Какой вздор - ай-ай-ай - и какой стыд! Какое гнусное торгашество! И кто же, скажите, захочет назвать себя ущербным, да ещё и низшим по отношению к кому-либо? Да и зачем всё это? Зачем настаивать на собственном превосходстве над другими? Ясно, зачем - ради сохранения за чужой счёт собственной драгоценной... тьфу ты - задницы! Опять и опять - думают только о вечном, неугасимом, нераздельном благополучии самих себя ненаглядных! Как же это - очень все про себя напуганы - власть над другими потерять? Как же это - признать всех людей изначально равными, с одинаковой капелькой Божественного в душе? Попавшими в различные жизненные условия, но всегда потенциально - равными? Пустить их наверх, дать возможность развиться талантам их? Да невозможно это! А кто спину гнуть будет на нас, дверь перед нами услужливо открывать? Башмаки нам лизать? Посмотрите, как у нас, у людей, принято: те, кто Богу служить, с позволения сказать, стал - очень многие из них - в холёных чиновников от религии превратились, в ледяных циников, в рвачей, отнюдь не аскетизмом занимаются, не священной благотворительностью в назидание всем заблудшим, в потёмках безверия блуждающим! А с ревностью только и следят за тем, чтобы собственные почти всегда уже пустые, закостенелые традиции блюсти, милые своему сердцу привычки охаживать, и чтобы, не дай Бог или чёрт - кто там есть,- думают,- есть наверху? - не потерять свои роскошные квартиры и резиденции, свои выторгованные привилегии, - вообще свой образ жизни в противовес всему остальному, на них хоть чуть-чуть непохожему, свои нерушимые покой и отдохновение, свой маленький свечной заводик, наконец, на котором, само собой, тяжко вкалывать должны эти самые "остальные" - умственно и духовно неполноценные... Не сотвори себе кумира! Но сотворили себе такой кумир, такую конфету и - страшное самое - в виде самих себя в большей степени, самих себя на высокий пьедестал вознесли и поклоняются!  В плотское ударились, а Бога в книгу или в кусок дерева, в бубенец заперли, намертво - ай-ай-ай - заколотили Его там, а потом удивляются, что им за свой такой образ жизни дорогой ценой платить приходится... И получается, что набожность, то есть самоотречение во имя высших идеалов, то есть - приверженность великой силе любви и всепрощения, ярко озаряющей всю нашу Вселенную - ай-ай-ай- служить стала только жирной почвой для ненависти к ближнему... И потом - разве может, скажите, не иметь дерево корней и ветвей? Разве может любое знание, любая культура висеть просто так в воздухе, словно заколдованный шар, не иметь перед собой некоего своего продолжения, а под собой  - предзнания, предкультуры, а те в свою очередь - своих предзнамений - чего-то ещё более древнего? и так далее без конца, точнее - к главному истоку своему двигаясь, к Истоку с большой буквы, от Которого и льётся в главном итоге всё; так справедливо ли единственно собственные персоны ставить во главу угла, отменяя всех  и всё до тебя и после тебя прозвучавших и прозвучавшее? И,- говорю я,- пошло и поехало... С каждым днём становится мир всё более тесным, всё более населённым и насыщенным, всё больше терпения и взаимопонимания, сближения позиций требуется, чтобы вместе людям ужиться, а мы... И была не один раз, я уверен, для этого возможность - вперёд великими шагами продвинуться, с тех ещё самых времён, когда Храм Золотой в Иерусалиме стоял и сам город, а мы, тщеславные гордецы... Вот за то, что Бога украли у друг у друга и ежедневно крадём - нам все мучения...
            - Утопия, извините меня,- мрачно выдавил Сафонов, начавший, наконец, понимать, к чему клонит хитрый, проницательный старик - к самопокоянию; да и вообще вдруг очень честно и очень смело о жизни и о себе подумал капитан,- что, как ни крути, животное, зверя, из себя по капле выдавливать - самое главное, раба, как кто-то очень верно заметил...- Утопия, уважаемый,- ещё с большей уверенностью в голосе повторил он.- Человек всегда будет драться хотя бы только ради собственного удовольствия, кулаки почесать, ради удовлетворения собственных тщеславных амбиций; война - у нас в крови; мы во что бы то ни стало драки, победы хотим, крутого восхождения, а называем это всё - чтобы врождённую агрессию свою скрыть, чтобы не распознали её всякие честные зануды и нытики - как  угодно - да хоть необходимостью исправления и просвещения отстающих и не желающих вперёд двигаться, приходом новой социальной формации и так далее. Ну и - ха! - собственная задница, как вы удачно выразились, о ней тоже непременно надо побеспокоиться...               
          - Да-а,- невесело вздохнул Давид Маркович, подавленно замолчал.- Я и сам это прекрасно вижу и чувствую,- не слепой же я, как вы думаете? Что неуёмная вражда это - увы - глубоко в натуре каждого человека; ему нужны удовольствия и увеселения, слава, власть, нужна, короче, - энергия, как можно больше её, и он добывает её самым простым, до банального простым способом - отбирает её у других, делая это либо при помощи грубого физического насилия - войны, либо, так сказать, насилия морального - называя себя избранным, что, собственно, почти неизбежно приводит к насилию физическому,- веками так было, так продолжается и теперь, в эпоху всеобщих знания и просвещённости, чего сокрушаться уж... А я, посмотрите только, раскричался, разнервничался тут, старый осёл... Но вы знаете, я, не смотря ни на что,- верю, верю, что человеческая раса рано или поздно преодолеет свою подобную закрепощённость природными жестокими инстинктами - пусть даже ценой простого медицинского вмешательства - и дальше двинется уже свободным и изменённым в лучшую сторону, высоко и гордо подняв голову; без подобного убеждения я не смог бы на свете жить...
        - А что Христос?- хмуро, настойчиво спросил капитан о его подспудно мучавшем, с локтя на локоть перепадая, видя, как шевелится, бархатно льётся над его головой жирное, переполненное энергией небо.
          - А что - Христос? Ах да - Христос... Бедный юноша -ай-ай-ай- он на секунду подумал, что постиг целое мироздание! Захотел тут же переделать природу человеческую, все грехи людские одним махом выправить, и поплатился незамедлительно за такое своё дерзкое поползновение... Скажите кому-нибудь, что он, вот этот, часто ошибается, что ему, вот этому, как воздух,  нужны любовь и всепрощение взамен грубости и жестокости того, и... вас быстренько скушают за завтраком... Очень к месту вы о нём вспомнили... Да-а... И вот тут, когда всё в общем смысле, в смысле всей тогдашней - сотни лет тому назад - цивилизации, зашло в тупик - и следовало небу как следует основательно приблизиться к земле,- появился Христос, великий мальчик Иешуа, и легко разнёс в клочья наши еврейские - да и вообще всех тогдашних людишек - ханженство и лицемерие, именно он всей своей яркой, трагической историей показал, чего стоим все мы с нашими щегольскими идеями избранности и вражды. Его приход был неизбежен, и в этом смысле он - Мессия. Его учение - это усиление в громадной степени - до сияния бриллианта - всего того яркого и светлого, что было в учениях наших пророков, так сказать, неизбежная утечка Божественного эфира из этого учения для всеобщего пользования - что делать, если сами евреи - ай-ай-ай-  оказались так опрометчиво жестоковыйны, неуступчивы? И потом, ради собственных убеждений на крест взойти - это, знаете, далеко не каждый сможет.
           - Странно,- удивлялся Сафонов.- Вы, сам еврей, и христианство проповедуете?
            - Почему? Наоборот. Точнее - и за него, за учение Христово, ратую тоже. Я хочу просто сказать, что всё, всё в этом мире - от Бога, то есть - буквально всё: и горящий куст перед ошеломлённым Моисеем, и блуждания сорок лет ослепших от собственных злобы и алчности людей по каменистой пустыне, и страдающий на кресте юноша за грехи тех, кто предавал его, свет и тьма, крик и молчание, и даже мы с вами грешные - всё в общей книге жизни записано, всему есть необходимость, всему есть обоснование, всему - своя дорога уготована. Одним - увы - суждено скоро сойти на нет, другим каким-то  - продолжится; кому - о том лишь один Всевышний ведает...
           - Что?- не совсем понял последнюю фразу Сафонов, встревожился; снова ему какой-то скрытый трагический смысл в словах Фрумера почудился.


                30

           Гулко раз и другой хлопнула в немецком штабе на пружине фанерная дверь, забарабанили каблуки по ступеням, тотчас хрипло, тревожно отозвались собаки, люди, лежащие внавалку, стали поднимать с земли головы, вслушиваясь и стараясь понять, чем отзовутся эти странные звуки в их судьбе, так и не дождавшись ничего, снова беспокойно укладывались. Сафонову до дрожи в руках, до металлического привкуса во рту, до умопомрачения захотелось бросить всё - все разговоры, все интеллектуальные изыски, поиски скрытой истины, Фрумера бросить (пусть сам потом отсюда, раз такой умник большой, как хочет, так и выбирается) и - бежать прочь, куда глаза его глядят, из этой гигантской ловушки для приговорённых смертников; он, подняв лицо к синей круглой тарелке луны, перекатившейся за ночь от одной стороны неба к другой,- почти завыл от отчаяния.
      - Я вам говорил,- помолчав, снова загудел Давид Маркович,- что на этом законе самовозвеличивания в дикой природе всё и держится, так же и наша человеческая система под влиянием его и неизбежно приносимого им тотального насилия покамест устроена: мы всё в нашей жизни нахрапом привыкли брать, если не я, то - меня,- вот как вполне искренне считаем мы и в этом же духе предпочитаем каждый Божий день действовать,- значит, не можем, не хотим, преодолеть жестокое давление всеобщих биологических законов этих на нас, вырваться из цепких лап животных инстинктов; но, в свою очередь, каковы в ней, в этой глобальной общественной системе, господствуют взгляды, какова в ней моральная подоплёка, так сказать, на том, значит, и выгода общего организма планеты будет устроена - взаимообусловленность чистая: убивайте друг друга, травите, режьте без жалости,- как бы говорит нам, ухмыляясь, природа,- продолжайте и дальше в том же духе действовать, а я свою нужную мне прибыль так или иначе от вас возьму, пусть хотя бы телами и душами так расточительно вами умерщвляемых человеческих особей; не хотите ничем иным мне платить, что ж, платите чистым страданием... Но ведь мы-то, многие из нас, кричим: хотим! Хотим и можем платить другим - любовью, например, трудом и взаимопомощью, энергией счастья и добра!.. А вы считаете, можно перейти - в принципе, я имею в виду - от всеобщей ненависти к всеобщей любви, или это действительно утопия?
           - Вы это о чём?- совсем теперь не слушал капитан, пытаясь понять, отчего вдруг поднялся такой собачий переполох и что коварные немцы снова замыслили. Он с ужасом думал, затравленно вертя головой под ставшим мгновенно чужим, пугающе высоким, осыпанным громадными пятаками звёзд ночным небом, что его планам бежать не суждено будет сбыться. У него снова под горлом душно стало биться сердце, казалось - вот-вот пинками сдёрнут их, узников, с места, поведут, выстроив в затылок один другому, а потом, облив горячим свинцом - в яму... Налетел прохладный ночной ветер, стал бить в лицо, дёргать за волосы, и Сафонов, сжав кулаки, скрежеща зубами, готов был и с ветром грудью удариться, чтобы свободу и независимость свои отстоять.
      - Устал, извините, неясно выражаюсь, пора заканчивать болтовню,- смутился Фрумер, но тут же, как ни в чём не бывало, заговорил снова твёрдо и глубоко.- Помните, я начал сегодня с того, что назвал наш разговор скорбным - ерунда, ничего скорбного, с какой стати? Почему мы должны скорбеть и мучиться из-за каких-то полных... не знаю кого, не желающих прислушиваться к голосу разума?! Слушайте, слушайте, что я вам скажу...- вдруг старик стал без слёз рыдать, почти петь, раскачиваясь из стороны в сторону в каком-то сладком экстазе, и на секунду Сафонову показалось, что тот попросту с горя свихнулся - битый час ему о Боге и о ангелах толкует, никак остановиться не может, целоваться, того и гляди, слюняво полезет сейчас; он видал-перевидал в своей жизни таких - шибко религиозных, заученых,- в его огневой организации с такими и связываться никто не хотел; ходят с утра до вечера с блаженной улыбкой на лице, словно потерянные, дрожащими, ангельскими голосками вещают о грядущем Царствии Небесном - дородные, розовощёкие, дома, лапшу с молоком, наверное, каждый день трескали, и ничего другого в жизни не умеют, кроме как с утра до вечера языками трепать; а спроси их о политическом моменте, или как гвоздь в стену вбить - молчат, а то ещё и нос кверху задерут: вкалывать, думать о бренном? тьфу, не их это дело, небожителей!.. А потом он рот свой рукой схватил: "Чёрт знает,- утешался,- может и ошибаюсь, должен же кто-то выступать посредником между небом и землёй, заполненной к тому же почти сплошь негодяями?" 
       - ... Слушайте же,- огненно тараторил старик, и его громадные белки и прозрачный нимб волос страшно сияли в свете луны,- слушайте: я принёс вам благую весть: есть Бог, есть! Одинаково хорошо расположенный ко всем без исключений - без особых любимцев и избранных, и если, и правда, любить Его всей душой, как истинного отца своего, то и Он в ответ покажет любовь великую - вот и всё. Вот и всё! Познай Бога, люби Его, трудись и будешь счастлив! Как просто! И как одновременно сложно... Все религии людей это растянутая во времени попытка понять высшие миры, а так же и низшие, которые в совокупности для нас, человечества, и являются той всемогущей силой, которой мы, хотим мы того или нет, подчиняемся и которую мы, чувствуя её могущество и величие, назвали Богом; и ещё, плюс, разумеется, сама толща людей, как важная часть мироздания. Ну и что? Разве что-нибудь из этого подводит нас к мысли,  что одна религия важнее, правильнее другой? Что один народ, исповедывающий какие-то взгляды - всегда, замечу, бывающие ограниченными из-за неизбежной скованности угла обзора - важнее, правильней, избранней другого? Или они, эти взгляды и основанные на них религии, только этапы по пути человечества наверх, к познанию, некие взаимодополнения? И наоборот - не является ли великим, величайшим тормозом наша людская убеждённость в том, что с нашим приходом в этот мир всё мироздание на этом заканчивается, что ему, бедному мирозданию, больше нечего сказать, кроме как только бесконечно делать теперь наши бледные копии - день за днём, год за годом, столетие за столетием... Невообразимо скучная, ужасающая картина... Может, мир прекрасен именно  тем, что он наполнен беспредельным многообразием, что именно в этом - в блеске, в вспышке, в фантазии форм и содержаний - его полнота, его суть, его предначертание,- дать даже пусть ценой собственной, его мира, смерти, самоотрицания - жизнь всему, всякому начинанию, даже самому на первый взгляд  незначительному, подразумевая именно в этом высочайший альтруизм... А мы... а мы... Боже мой... А мы только тем и занимаемся, что заставляем всех, всех, всех, на горе себе и нам попавших в наше поле зрения, совершать те же функции и те же движения, которые выпало совершать на нашу долю. Ай-ай-ай! Какое невыразимое убожество... Ведь честными, умными, совестливыми могут быть и вполне обычные люди, нейтрально, так сказать, настроенные и к действующей власти и к господствующим религиям, ведь честность и порядочность это вообще внеклассовые и внерелигиозные понятия, они, эти черты в человеке либо есть, наличествуют, либо их нет; тяга быть лучше, чище, возвышенней либо живёт в душе, либо там звенит гнетущая, всеразрушающая пустота, но с другой стороны - все попытки насильственно навязать свою точку зрения, как бы хороша и правильна она не была, обречены на провал, они только ухудшают общее положение, ибо отбивают у человека, над которым чинится насилие, охоту к самоулучшению и к самоочищению,- к тому, что единственно является реально действующей силой в деле и физического и духовного развития... Сейчас ведь людьми правит кто? Правильно, почти поголовно мерзавцы отъявленные - те, кто хочет на века закрепостить своё господствующее положение в обществе, увековечить рабство и нищету, по крайней мере духовные, те, кто для этого не остановится перед применением любого насилия - независимо от того, в какой цвет они покрашены - в красный, голубой или коричневый... Диктатура порядочных людей - вот как бы я сказал! Вот к чему нам нужно всеми силами стремиться, вот единственно что сможет очистить землю от засилья бессовестных негодяев или хотя бы как можно дольше удерживать её от полного, тотального порабощения ими. Тех, у кого вместо безграничных ненависти и жажды наживы в сердце горит любовь и желание помочь ближнему (помощь ближнему,- вот какова цель, кстати, настоящего рынка, а не цены драть). А у порядочных людей не может не быть Бога в душе, такое просто немыслимо... Так что - Бог ждёт вас, молодой человек, ищите Его всей душой, зовите Его, ждите Его - и Он вам непременно откроется, совершенно неважно, какая одежда при этом будет на вашем теле, какой разрез глаз на вашем лице,- и тогда, обретя себе такого друга, такого союзника вы станете счастливейшим и удачливейшим человеком на свете... Но только - помните, что я вам говорил? - не влезайте на небо с грязными ногами, такого вас там не ждут...
         Сафонов улёгся, закинув руки за голову, упиваясь красотой неба, его волшебной беспредельностью; улыбаясь, он стал думать, какой Он есть - Бог, как Он выглядит, и звёзды жарче полыхнули у него над головой. Ему чудилось, что сейчас к нему, прямо с неба, раздвинув чёрные и синие ворохи туч, спустится огненная колесница, и из неё, вытянув приветливо руку, появится... Кто же появится? Или казалось, что его самого вдруг перенесут всемогущие, волшебные силы наверх, в торжественно ревущее небо, прямо к подножию сияющего, как тысячи солнц, трону... Белоснежная, льющаяся на грудь борода, густые и длинные волосы на могучих плечах, грозный и одновременно ласковый взгляд... "Каково твоё желание, капитан?"- словно раскат грома ударит голос. "Войну можете остановить? Хватит крови невинных людей литься..." "Невинных? Невинных??- неожиданно зло смеётся Вседержитель.- И ты тоже, значит, невинный?" Он, Сафонов, не знает, что отвечать, растерянно хлопает губами и пятится, непростительно долго молчит, мучительно чувствуя, что каждая секунда промедления с ответом, трусости отдаляет его от такой желанной цели - быть прощённым и снова обрести невинную душу... Не-ет, не хотел бы он пока лицом к лицу со Вседержителем встретиться, сердце ещё у него слишком чёрное, нечем особо похвастаться... И вот здесь, осветлённая этим полусказочным, но так реально прозвучавшим видением, перед ним открылась поразительно ясная, словно отдельными штрихами нарисованная, картина,- что мир, по сути, очень просто устроен: чего ты сам по себе, по складу души и тела своих стоишь - так, значит, и жизнь твоя до мельчайших мелочей устроена, по этой, значит, твоей реальной стоимости, во вне зависимости от того какую цену ты сам себе назначаешь, и плата тебе воздаётся; как бы ты не прятал свои поступки и от себя в том числе, как долго не удавалось бы тебе всех держать в дураках - всё рано или поздно станет явным, всё прояснится, и не уйти в итоге тебе от расплаты и воздаяния. И все, все, все без исключения человеческие создания, - изумлялся всё больше Сафонов,- подпадают под действие этого закона - и жестокий полудикий царёк, кушающий за обедом своих соплеменников, и седовласый волхв, запросто беседующий каждый день с духами, и даже целый народ, называющий себя избранным и мнящий себя воплощением Божественного, и всё сотканное из пёстрых, противоречивых кусков человечество; заслужил, накопились долги - получи, и никаких отговорок, никаких перекладываний своей вины на плечи других, никаких жалобных потом стонов и увещеваний... Хотя,- догадывался он, чувствуя, как сжавшееся от ужаса и отчаяния сердце его оттаивает,- возможно, и существует дар прощения для искренне раскаявшихся грешников, бесповоротно вставших на путь исправления...
       - Думаете о том, какой Бог, как Он выглядит?- с ноткой тёплого сочувствия спросил Фрумер. Сафонов был потрясён проницательностью старика.
       - Да, но откуда вы...- в изумлении, в страхе в белое пятно лица Фрумера уставился.
        - Не удивляйтесь, милейший, это - обычное дело для думающего, совестливого человека - Бога искать. Я и сам, простите за нескромность, на эту тему часто размышляю... Какой? Мгм... Не знаю, честно скажу; наверное, это вечная и неразрешимая загадка для человеческого разума, то есть для нашего, земного, уровня сознания - откуда всё есмь пошло и куда в итоге итогов денется; мы, люди, можем только фантазировать на этот счёт, но видеть, что происходит там далеко наверху - нет, не в наших это силах, лишь крошечный сектор мироздания перед нами развёрнут. Увы! Увидеть Его воочию? Нет, невозможно. Как муравей не в силах видеть целиком человека - лишь некую смутную тень, движущуюся над ним, лишь очертания какой-то незначительной части того, так в свою очередь и сам человек, подняв, образно говоря, вверх голову, видит над собой лишь некое хаотичное движение, неясные сполохи и грубые росчерки, соеденить всё в одну общую картину это задача для него сверхсложная. Хотя, кто знает, наука сегодня далеко пошла; возможно, окажется, что в каждом атоме маленькая вселенная устроена, а, может, атомы это и есть большие, настоящие вселенные, и в одной из них мы живём... А? Каково? Нужно быть очень, очень чистым душой человеком, чтобы хоть краешком глаза узреть, понять... А пока, при нашем всеобщем, повальном, простите меня, свинстве,- остаётся только надеяться на невероятное: а вдруг? Вдруг чудо какое-то несусветное грянет, облагодетельствовав всех нас, или действительно чистая, праведная душа родится и всем нам, хилым и заблудшим, истину поведает... Но, как повелось у нас, мы таких людей -ай-ай-ай - на крест, чтоб не мешали спокойно жить, или - пулю им в затылок...
           Минуту лежали молча под заунывные пения сверчков, и Сафонов вдруг посреди дикой, приятно возбуждающей его пляски, хаоса мыслей снова вспомнил, что у него есть жена, самый близкий, родной ему человек, подумал, что, возможно,  сейчас, в эту самую секунду, она ждёт его, сидя у окна, тоскуя по нём, и платок у неё в руках совсем мокрый от слёз, пролитых по нём, и милые губы её на фоне синей луны, движутся, шепча имя его; мирную довоенную жизнь вспомнил, до самого верха заполненную каким-то, как теперь ярко казалось ему,- особенным, очень приветливым солнцем и вполне искренними улыбками людей. Его сердце обожгла острая, но очень светлая теперь, радостная игла, домой захотелось немыслимо... А туда, в чёрные, сырые, шевелящиеся подвалы свои, дышащие душным смрадом, он снова не стал заглядывать...
        - О себе два слова вам скажу,- снова глуховато забубнил Фрумер.- Я ведь по образованию инженер, человек науки, знаток и начальник механических сердец и железных утроб. Но не всегда так было - не всегда я участвовал в проектировании и создании машин и таким образом реально помогал людям стихие тяжкого физического труда противостоять, определившись, наконец, где центр тяжести жизненный лежит - в простой, без выкрутасов любви к ближнему, в некичливой взаимопомощи, а завод - это как раз и есть такой удивительный конвеер по производству любви, её материального эквивалента, ведь произведенной продукцией потом все люди во благо себе пользуются... Слушайте... Я - Бен-Эфраим, сын раввина Эфраима из города Бобруйска, и сам когда-то готовился раввином стать, хорошую чёрную шляпу и длинный лапсердак уже припасли для меня. Всё было бы так, как мой отец и другие окружавшие меня длиннобородые мудрецы загадывали - пить бы мне до скончания века сладкий нектар из бездонной чаши Торы,- если бы не один вопиющий случай, который, как гром среди ясного неба, прогремел надо мной... В году втором, ещё до той, первой нашей российской знаменитой аферы... извиняюсь - революции, гениально устроенной Троцким и Парвусом - слышали о таких? - на американские и японские деньги, я тихо и мирно жил в нашем благословенном Бобруйске, трижды в день воздавая хвалу Всевышнему и прося Его о возрождении Израиля и побитии всех врагов его, как вдруг меня осенило: ведь этим всем молитвам моим,- думал я, стоя, накрытый с головой талесом (накидка особая такая), прервавшись на полуслове и далеко в изумлении выкатив глаза,- ведь этим молитвам моим, направленным на вполне конкретные вещи, пожалуй, очень непросто будет сбыться, так как - то, что я вам говорил выше уже - обязательно ведь найдётся где-то кто-то, не меньший, чем я, хитрец и мудрец, и попросит небо о совершенно противоположном - ведь кому-то наша еврейская жизнь и наш еврейский образ мыслей тоже могут не нравиться!.. И, следовательно,- думал я, ошарашенный прозрением,- направленные во встречном направлении друг к другу мольбы, как две сверкнувшие в чёрном небе молнии... попросту взаимоуничтожатся!.. Я так и увидел, как на небе над нами, людьми, глупцами и простаками, хватаясь за животы и прерывисто хлопая крыльями, устало смеются ангелы... В тот день я, так и не закончив до конца молитву, сконфуженно ушёл. Я много размышлял в тот вечер о судьбах всего мира, впервые, пожалуй, и о том подумал, что все люди на земле хотят и, самое главное, заслуживают счастья, не только евреи - простая, очевидная мысль, не правда ли? И наутро, придя с опухшим от бессонницы лицом в храм (обычная деревенская изба), я попытался сотворить некую другую молитву, произнести её - за мир во всём мире и за процветание всех людей без исключения. О, что здесь сделалось! На меня очень скоро со всех сторон зашипели, зашикали - обвинили в попрании священных традиций отцов и в итоге - в сумасшествии (обвинив в сумасшествии меня) и погнали вон... Знаете, у нас ведь, у евреев, Тора, как у вас программа партии, похлеще даже ещё,- каждая буква священна, каждое правило обязательно к исполнению, а в них недвусмысленно о приоритете всего еврейского сказано; так что, как говорится, руки развязаны, не знаю, понимаете ли вы меня... Но почему,- в страшном опустошении бредя домой, пачкая всегда начищенные до блеска ботинки пылью и коровьим навозом и не замечая этого, думал я,- почему даже в бездушной машине, сделанной из железа, все механизмы без исключения, даже самая мелкая деталь, микроскопическая гаечка, притёрты один к другому и одна к другой и действуют слаженно, в полном взаимодействии, что ведёт только к качественной работе всего целого (тогда я ещё не понимал, что любой механизм как раз и работает вследствие явного противодействия деталей одна другой, а противоборство, столкновение это вообще главный принцип нашего, земного, уровня бытия; в глаза бросались тогда лишь огромность и непобедимость человеческого насилия), а у нас, у людей, составных частей высокоорганизованного организма - человечества, у существ разумных, духовных, как мы считаем, в этих самых душах живёт одно только голое стремление к выгоде и неравенству, к порабощению ближнего, как оборотной стороной их, к войне и бесконечной конфронтации? Почему меня, желающего открыть глаза на истину, то есть помочь по сути удобней, счастливей в жизни устроиться, гонят прочь и объявляют безумным? А, может,- злорадствовал я,- гонят как раз потому, что именно в слепой ненависти и ищут они упоения, во вражде и в желании завоёвывать, расширять свой мир за счёт сужения мира других людей, то есть - в разбушевавшемся животном эгоизме своём? И тут как в свете молнии я увидел, что таков любой человек, такова любая религия, созданная им - свою территорию защищать, и что, наконец - осанна! -  явилось то удивительное, долгожданное время, когда люди, столько за века пролившие своей крови, должны, наконец, осознать, что им нечего делить, что у них одна общая родина - весь земной шар, и резать его на части по меньшей мере глупо, ведь он весь, целиком, от рождения принадлежит каждому из нас, что попытки при помощи войны его раскроить, разбить на сферы влияния, на вотчины и вотчинки, куда кроме новоявленных хозяев нет доступа никому, могут привести лишь к одному - к катастрофе громадного, общепланетарного масштаба, окончательно перессорить всех нас. Нужно научиться как-то жить вместе, выработать новую, совершенно новую, чистую концепцию, которая бы не ссорила дальше людей, но при всех наших различиях объединяла нас в одно нерушимое целое, в котором бы, в этом великом целом, разумеется, сохранилась бы возможность честного индивидуального и группового соревнования (именно в здоровое соревнование должно вылиться противостояние физическое и духовное)... Мы, человечество, ведь растём, как цветок, или, если хотите, как громадное, роскошное, благоухающее дерево, именно ежесекундно сотворяя его своими собственными руками, своим трудом, соревнуясь между собой в этом творении, и именно от нас зависит, будет оно дальше расти или нет- будем мы становиться с каждым днём лучше, чище, возвышенней, идти навстречу друг другу, или, наоборот, станем опускаться и деградировать, продолжая враждовать и искать свою выгоду за счёт уязвления и умаления ближнего... Почему мы, люди, не можем изменить принципы своего бытия?- с хохотом недоумения спрашивал я себя, пролёживая ночи напролёт с раскрытыми глазами, уставленными в потолок и твёрдо отвечал на этот вопрос: Да можем же, можем! Потихонечку, помалу, сознательно строить новый мир, с замиранием сердца пробиваться в неведомое - и это-то действо как раз и явится показателем роста вверх!.. Только одно пугало меня. А вдруг,- мелькало с оттенком некоего грозного предупреждения в моём воспалённом мозгу,- высшие силы, те, что по некоему космическому ранжиру непосредственно над нами стоят, командиры людей, ради быстрейшего своего развития - специально нас между собой лбами сталкивают, то есть война, кровавая бойня это поэтому вещь как бы вполне естественная, неизбежная, и бесполезно даже и думать сопротивляться им и ей? Им-то, силам этим, всё равно, сколько тысяч и миллионов людских жизней при разрешении их проблем сгинет,- им своего во что бы то ни стало достичь надо, того, что от них соответственно их высшее начальство требует - мы ведь, люди, -ай-ай-ай - тоже не жалеем несчастных муравьёв, даже не замечая их, шагая широко по лесной тропе, спеша куда-то по своим делам?.. А потом я легко и радостно рассмеялся, я понял, что высшие силы, по крайней мере созидающая часть их, не могут строить свою деятельность на насилии, что им именно выгодно чувство любви в людях развивать, что - можно и нужно, в конце концов, спеша, не давить муравьёв, двигаться осмотрительно... Но в те далёкие, благодатные  времена я, слишком ещё молодой человек, не мог долго сложными категориями оперировать, я ещё не в состоянии был понять, что это именно мы, люди, сами, повод даём высшим силам нас не уважать, скажем так,- своими дремучими алчностью, заносчивостью, расточительностью,- делать из нас, таких людей, второсортный, бросовый товар; и поэтому, смущённый и утомлённый, я прекратил дальнейшие на эту тему размышления. Только к одному однозначному выводу я пришёл - что те силы, которые толкают человека к войне - не Божественной, а дьявольской природы, и это меня несколько успокоило... И вот тут под немыслимые проклятия своего отца снял я свой новенький хрустящий чёрный костюм и свою чёрную широкополую шляпу, повесил их в скрипящий дедовский шкаф под марлевый прозрачный полог и двинулся по свету правду искать и - вон, гляди, где в итоге оказался, вон докуда дорос - надев кожаную комиссарскую тужурку, революцию, уже по счёту третью - такую красивую, такую важную, такую мной выстраданную - принялся очень честно и ответственно творить, разрушать все, какие на тот момент были, черты оседлости! И даже из захлестнувшего меня с головой чувства протеста жену себе, русскую бабу, нашёл, красавицу, детей с ней наплодил; потом уже у меня с ней всё было - и любовь, и измены, представьте, и настоящие, какие бывают в долгой совместной жизни, счастье и прозрение... Только честность и духовность моя и других, в ней, в той революции участвовавших,- очень скоро это с неописуемыми сожалением и грустью отметил я,- на одной очень материальной вещице зиждились - на благополучии собственного желудка, собственной, простите, опять повторю избитое, задницы ; что вообще материальное, как не прячь, не затушёвывай этот факт,- занимает в жизни ведущее положение и раз за разом рушит все карточные домики пустых прожектов и фантазий, всех вычурных идей по поводу "справедливого" на почве голой духовности переустройства общества. Без хлеба и наваристых мясных щей вся честность и вся духовность - ай-ай-ай - очень быстро в свою противоположность, в халтуру и беспринципность оборачиваются,- вот за этот-то сладкий хлебушек, как выясняется, за делёж его и переделёж и разворачивается вся так называемая революционная борьба... И тут, в году двадцать первом, я совсем загрустил и раскис, совсем осунулся, видя во множестве порождённые и мной в том числе слёзы и кровь и пот человеческие, то видя, что - нельзя насильно, палкой и окриком, в счастье людей загнать, как нельзя, моля неустанно небо только о каре на головы врагов наших, о благополучии только собственной шкуры,- всеобщий рай на земле построить; придут завтра твои вчерашние закадычные приятели и собутыльники, обиженные тобой по какому-то поводу, и, смеясь, щелчком сметут и тебя, и все твои достижения, тяжким трудом добытые ... Понял я, что к всеобщему счастью какой-то иной механизм ведёт, вот какой: механизм долгих (эволюция, дорогой мой, но не революция!) саморегулирования и самоулучшения людей, ведь именно отдельно взятый человек, а не группа людей или всё общество в целом  - это на человеческом уровне оптимальная, так сказать, единица связи земного и космического, приниженного и высшего, Божественного...




1999 - 2004