Служебный рассказ

 «…я кончил еще несколько раз. А она все время бегала в ванную – полоскать рот - и смеялась…»

К ЮГУ ОТ ГРАНИЦЫ, НА ЗАПАД ОТ СОЛНЦА
                Харуки Мураками

; читать как - (19 стр. А5.)

Ночь за Полярным кругом – все равно, что зима в средней полосе. Так же длина и надоедлива. Кажется, привыкнуть к отсутствию солнца изо дня в день в течение нескольких месяцев невозможно. В первые дни полярной ночи всплывают и не выходят из головы строки классика: «кто на улицу попал, – заблудился и пропал». Правда, в его поэме «Краденое солнце» оно лишь «за тучку забежало», но в Заполярье ощущение такое, будто его действительно проглотил заполярный крокодил. И «стало заиньке темно»…

Однако человеку в этой долгой ночи приходится работать. Взамен естественного источника света он заливает пространство своего обитания искусственным и, как ни в чем не бывало, продолжает выполнять свои обязанности и жизненно важные функции.
Кто не бывал в закрытом некогда городе Нордийске, представить себе не может, что люди здесь прекрасно обходятся без солнца, ибо это не просто город, а оазис за Полярным кругом, минигосударство наподобие Монако. Правда, вместо игорных домов здесь работают два драмтеатра, телецентр, филармония, дворец культуры, кинотеатры, спортзалы, бассейны, освещенные беговые и горнолыжные трассы.

Вот на такую беговую трассу меня однажды и вытащила моя руководительница партии геофизиков Марина Николаевна.
 
Как-то в застолье по поводу дня рождения бурмастера Васи Арголина зашел довольно пошлый спор о том, кто мужественнее: современные мужчины или женщины.
 
; Да что наши мужики могут, кроме пьянства, ; после очередной рюмки завела привычную шарманку Роза, жена Васи.

; Вот те раз! – возмутился замначальника партии Георгий. – А кто добывает мясо для партии? А комус для ваших торбазов? Небось, парную печенку и язык все любят!

; Велика наука ; подстрелить колхозного оленя! ; вставила свое слово Марина Николаевна. – По дороге в Тутинку вся тундра оленьими трупами усыпана. Поймают вас, добытчики!

; Да разве мы их положили? – промямлил именинник. – Таких охотников, знаешь сколько!

; Значит, не пойман – не вор? – подхватила Роза.

; Ладно, чего сейчас судить-рядить, ; остановила разборку Марина. – День рождения все же… Я просто хотела уяснить, есть ли у нас настоящие мужчины… Например, сможет кто пробежать со мной на перегонки «пятерку», скажем, в следующий выходной?

Сама она, очевидно, считала себя приличной лыжницей, ибо бегала на лыжах каждую субботу. Бурильщики и геофизик Михалыч – люди солидные ; сделали вид, что вопрос к ним не относится, но исподволь глянули на меня. Я понял их взгляды, как, если не приказ, то прямой намек: я должен отвечать за всех, как самый молодой в коллективе.

; Ну, наверно, я смогу, ; сделав вид агнца на заклании, проговорил я. – Только у меня нет лыж…

Мне показалось, присутствующее мужское общество вздохнуло с облегчением и как-то обмякло. Марина же, напротив, воспрянула, блеснула влажными глазами и поспешила заключить «сделку».

; Лыжи не проблема, ; сказала она. – У тебя какой размер обуви?

; Сорок второй.
 
; Вот и хорошо, у моего мужа ; такой же. Значит, в следующую субботу побежим.
 
; Я бы хотел походить по лыжне один, для тренировки, ; сказал я. – После работы дадите лыжи?..

; Конечно, Слава. Адрес мой знаешь: улица Амундсена, 9? Вот и заходи, хоть завтра.
 
Вечер с выпивкой и танцами в ограниченном пространстве продолжился заполночь. Я ушел в общежитие, не дождавшись окончания посиделок. По дороге домой обдумывал свое «трепетное» отношение к  пьяному спору и, который раз, осуждал себя за склонность к показному самоутверждению. Мог вообще промолчать и сделать такой же независимый вид, как остальные мужики. Но «чертик выскочил из табакерки», и мне придется напрячься очередной раз.

На следующий день вечером я зашел к своей начальнице за лыжами. Марина Николаевна дала примерить ботинки, выдала лыжи ; простые «деревяшки» фирмы «Сортавала» ; и лыжную мазь. Я поблагодарил и ушел переодеваться. Надо было посмотреть, что здесь за лыжня.

Надев костюм, отдаленно напоминавший спортивный, я поехал на автобусе в парк – часть природного заповедника, примыкавшего к городу.

Несмотря на будни и мороз под 30, лыжня, петлявшая «между сосен и кустов», была освещена по всей своей длине лампами, свисавшими с ветвей деревьев на расстоянии 40-50 метров друг от друга. Этого света вполне хватало, чтобы не потерять лыжню, и я с удовольствием бегал по ней в течение получаса.
 
Изредка навстречу пробегал кто-нибудь из энтузиастов здорового образа жизни. На их фоне я выглядел не хуже, ибо освоил технику бега еще в школьные годы. Единственное чего не хватало, ; это дыхания на сухом морозном воздухе, который обжигал гортань и, казалось, не наполнял легкие.

Сходив на «тренировку» еще пару раз, я понял, что готов к «соревнованию». Марина Николаевна назначила встречу на пять вечера. Мы вместе сели в автобус и поехали к лесопарку. В спортивной шапочке, короткой меховой куртке и спортивных штанах, обтягивающих ее тонкие ноги, она никак не походила на строгую начальницу изыскательской партии. Тем более, никак нельзя было дать ей тридцать восемь лет, что приближало ее к моим тридцати трем.

На старте я пропустил Марину Николаевну вперед и пошел следом, приноравливаясь к ее темпу бега. Она шла размеренным средним шагом, незаметно набирая скорость. К моему удивлению наката у нее я не увидел, и вообще техника ее бега была весьма скромной. Первые два километра я шел за ней, изредка отпуская ее вперед на десяток-другой метров, дабы создать видимость спортивной борьбы.

Когда мы достигли отметки 2500 метров и пошли в обратную сторону, я стал добавлять, тем более, что лыжня шла под уклон. Обогнав «соперницу», я постепенно ушел в отрыв и, в конце концов, потерял ее из вида. В ожидании Марины Николаевны на месте нашего старта я минут пять делал упражнения, дабы не замерзнуть.

; Что ж, ты прилично бегаешь, ; сказала шефиня отдышавшись. – Выходит, не все потеряно для отечественного генофонда. Можем продолжить в том же духе, если не возражаешь…

Я не возражал, тем более, что работы в поле были приостановлены из-за поломки бурстанка, и силы девать было некуда. Мы ехали домой, испытав одинаковые эмоции, пережив борьбу самолюбий, и стали по-человечески близки.
 
Пока ехали, говорили в основном о работе и о том, что можно сделать во время вынужденного простоя. Марина Николаевна предложила помочь ей с расшифровкой каротажных измерений. Она занималась этой работой дома и пригласила меня к себе в понедельник в 9 утра.

Марина Николаевна – сама серьезность ;  встретила меня, как начальник ; подчиненного, вызванного на разговор в рабочий кабинет. Усадив за круглый обеденный стол в большой комнате панельной «двушки», она объяснила, что надо делать с записями в журналах, лежавших в стопке на столе. Сама она села напротив и занялась большими листами со схемами расположения скважин.

Через час тихой однообразной возни с бумагами веки у меня отяжелели так, что хоть подпорки ставь. Я встал и подошел к форточке вдохнуть холодного воздуха и размяться.

; Тяжело с непривычки так «вкалывать», ; сказал я, подойдя к столу. И, глядя на схемы, попробовал сострить:
 
– По правилам, чтобы избежать травм и повысить производительность труда, в процессе работы положено делать перерывы.
 
Марина отреагировала, с трудом оторвавшись от бумаг.
; Хочешь, сделаю кофе. Тебе заварной или растворимый?

; Лучше заварной, ; нагло заявил я. – Покрепче и три ложки сахара.

Марина Николаевна вышла на кухню, а я последовал за ней. Она достала кофемолку, насыпала в нее зерна кофе, и вскоре бодрящий запах поплыл по квартире.

Она все делала, не поворачиваясь в мою сторону. Я смотрел на ее не слишком выдающуюся  фигуру, довольно прямую спину переходящую внизу с минимальной талией в бедра и в скромную попу. Ах, эта напряженная спина!.. От нее исходила некая энергия, называемая когда-то эмонацией или флюидами.

Чем дольше Марина не поворачивалась ко мне, тем дольше я смотрел на ее спину в простом платье, и тем сильнее чувствовал ее притяжение, вызов, почти призыв. Как умеет женщина без слов, без взглядов и лишних движений дать понять, что она ждет всего! Она вожделеет!

Не столько ее мысли, сколько эта энергия похоти передалась от Марины ко мне, моему телу и заставила его подойти и прижаться к ее напряженной спине.

 Почувствовав нечто твердое, уткнувшееся в ее ягодицы, она вздрогнула, рискуя пролить кофе на плиту, и слегка обмякла.
 
; Слава, осторожно, ; тихо сказала она. – У меня же кипяток! Дай вылью кофе в чашку.
 
Не увидев протеста и резкого осуждения моего демарша, я осмелел и, не отстраняясь от ее спины, двинулся за ней к столу обхватив ее за бедра. Пока она выливала кофе в бокал, я провел ладонями от бедер к ее груди.
 
Она стояла, будто остолбенев, несколько мгновений, видимо давая себе прочувствовать нечто, как можно глубже. Наконец, она повернулась ко мне.

; Пей кофе, ; сказала она с серьезным выражением лица, после чего должно было последовать: «а затем, убирайся вон». Но вместо этого я услышал:
 
– А потом иди в душ. Полотенце я принесу.

Я сел на табурет, как подкошенный. Чего-чего, но такого поворота я никак не ожидал. Сначала у меня даже затряслись руки.
 
«До чего доводит воздержание! – мелькнула в голове мысль. – И вероятнее всего, ; обоюдное. Что значит муж – геолог: вечные "поля" и сопутствующий им семейный разлад».

Марина ушла в ванную, а я торопливо пил кофе, неизбежно обжигая язык и небо. Услышав шипенье душа, торопиться я не стал и допил кофе, дав ему немного остыть, с наслаждением и вприкуску с песочным печеньем.

Вскоре она вышла в халате и, не глядя в мою сторону, ушла в комнату. Я поплелся в душ, уже немного отрезвев от своей наглости, но не думая оставлять начатое.
Быстро сполоснувшись и накинув на голое тело махровую простыню, что оставила Марина, я вошел в комнату.
 
Она сидела на своем месте, глядя на ворох бумаг с отрешенным видом. Встав за спинку стула, я положил ладони на ее плечи, провел их к шее и начал гладить и массировать «воротник».

; М-м-м… ; издала она тихий стон, означавший не иначе, как крайнюю степень удовольствия.

Я провел ладонями от шеи к полушариям ее грудей и под тонкой тканью легкомысленного пляжного халата ощутил и их полноту, и жесткость торчащих сосков. Реакция моего организма воспоследовала немедленно: мое «орудие пришло в полную боевую готовность».
 
Не убирая рук с ее груди, я наклонился и стал целовать и гладить языком боковую поверхность ее шеи снизу вверх сначала с одной, затем с другой стороны. Она постанывала все громче и продолжительнее, будто готовясь закричать.
 
Дабы избежать лишнего шума, я охватил своими губами ее губы и стал нежно их всасывать, шагнув при этом влево и упершись коленями в ее бедро. Марина, наконец, встрепенулась, просунула руки под полотенце и как-то неловко обняла мои бедра.
Я невольно выпрямился и прижался к ней сбоку, ткнув членом ей в подбородок. От соприкосновения с необычным предметом она попыталась неуклюже увернуться, но вдруг поняла, что Это, и с ним надо что-то делать. Но что?!

И тут меня осенило: за пятнадцать лет супружества Марина не только не держала член во рту, но даже ; и в руках! Что мне было делать с такой «начальницей»? Объяснять, что мужской половой орган можно и даже нужно трогать, обхватывать и ласкать вместе с мошонкой, было бы смешно. А уж навязывать его ей в качестве эклера – было немыслимо.
 
Пробелы в ее половом среднем образовании, которое в советское время велось кое-как или игнорировалось, я понял, придется восполнять мне. Только начинать надо было с азов.

Сначала, чтобы замять неловкость, я обнял ее и поднял со стула. Еще несколько мгновений я дал ей на ощущение моего твердого и горячего члена прижатого к низу ее живота, затем обхватил за ягодицы и посадил на край стола.

Все приходилось делать одновременно: расстегивать и стягивать халат с Марины, сбрасывать с себя простыню, сдвигать бумаги на край стола, при этом, не выпуская изо рта один из сосков ее груди.

Дальнейшее происходило до банальности просто. Для начала я не стал шокировать ее своими оральными ласками, но только, смочив слюной пальцы, проверил готовность ее вагины к вторжению нетерпеливого гостя. Да, она была более чем готова, и приняла наглеца, что называется, с распростертыми…

Я начинал медленно, дабы не спугнуть лавину эмоций, готовую обрушиться на нас и накрыть с головой. Возможно, Марина думала, что я садист или мазохист, но она ошибалась. Я, как и Александр наш Пушкин, не дорожил «мятежным наслажденьем», и ценил, когда женщина отдается мне «нежна без упоенья», но оживляется «потом все боле, боле»…
 
Да, так оно и случилось: темп нашего соития постепенно вырос до спринтерского и закончился бурным спуртом, сопровождаемым дикими криками Марины и моим неприличным ором. Вся надежда была на то, что днем наши соседи отсутствовали, иначе нам было не избежать визита милиции.

Обессиленная она сидела, прильнув ко мне и обхватив за шею. До сих пор мы обходились без слов, но теперь надо было уточнить некоторые детали и порядок действий.

; Извини, ; начал я, невольно перейдя на «ты», ; ты не боишься «залететь»?

; Не знаю, ; медленно приходя в себя, проговорила Марина. – Сейчас промою все в душе.
 
Я взял край полотенца и подложил его под наше соединение, дабы изрядная порция жиздры не залила ее халат и стол, затем медленно вынес не совсем потухший «факел» из опаленной «пещеры».
 
Марина ушла в душ, а я присел на стул в ожидании своей очереди. Во мне бушевала смесь переживаний и новых ощущений. Получилось, я совратил начальницу! Или она меня? Большой вопрос, впрочем, – не главный.
 
Что будет дальше? Мы будем работать по-прежнему, делая вид, что между нами ничего нет, или все тайное каким-то образом всплывет, и нас вдвоем привяжут к позорному столбу для служебного пользования?
 
Стоит ли продолжить образование Марины или ограничиться факультативом? Что делать с рогами ее мужа, если они станут столь ветвистыми, что он не сможет войти в квартиру? Словом, ответить на эти вопросы без помощи женщины я не мог.
 
Покончив с водными процедурами, я нашел Марину в спальне, лежащей на кровати под одеялом. Мне ничего не оставалось, как откинуть одеяло и прильнуть к ее обнаженному телу.
 
; Как ты себя чувствуешь? ; начал я издалека.
 
; Хорошо, как настоящая потаскуха.
 
; Ну, до настоящей ; тебе еще далеко, прошептал я заговорщицки. ; Но я могу тебе немного помочь.

При этих словах я положил ей руку на грудь, а ногу – между ее ног так, что колено уперлось в промежность, а окрепший член – в ее бедро.

; Ой, что ты делаешь! ; проговорила она с упреком, скорее ласковым, чем строгим. – Дай немного опомниться…

; Да уже прошло десять минут! Пора, мой друг, пора, пока железо не остыло.

; Не шути. Я на самом деле не поняла, что со мной произошло. Какое-то затмение, наваждение… Ты владеешь гипнозом?

; Отнюдь! Просто иногда улавливаю сексуальную энергию, исходящую от «голодных» женщин. Совсем, как радиоприемник, знаешь? Подстроился на твою волну и услышал: «Ну!».
 
Пока мой язык заливал ей в уши «теорию», руки показывали пример поиска эрогенных зон. То, что почти вся поверхность ее тела реагировала на прикосновения, возбуждало и меня. Ученица, казалось, была плохо обучаемой и вместо того, чтобы проводить по моему примеру обследование моего тела, отвлекалась на собственные переживания, а то и просто отключалась в тихом экстазе.

Во время такого провала ее сознания мне ничего не оставалось, как в примитивной миссионерской позе начать очередной акт взаимоудовлетворения острого сексуального желания.
 
В процессе первых фрикций Марина очнулась, раздвинула согнутые в коленях ноги и, двигая тазом вдогонку моему члену, показала, что кое-что умеет. Стараясь продлить наслаждение от процесса и сдержать ее нарастающее нетерпение, я замедлял свои движения, а то и просто останавливался, что стоило неимоверных усилий.

Марина в недоумении тоже останавливалась, а я, выждав паузу, продолжал движения. После двух таких остановок наше возбуждение достигло предела, и мы, «выйдя на финишную прямую», одновременно кончили, содрогаясь в радостных конвульсиях.

Двигаться после этого «забега» никаких сил не было, и я, отстав от Марины, развалился в изнеможении рядом, на супружеской кровати без всякого зазрения совести. Голова была совершенно пустой, если не считать брожения дофамина. Иными словами, блаженство расслабления после колоссального напряжения полностью парализовало способность мыслить.
 
Прошло минут пять, прежде чем я мог собраться и пойти в душ. Через минуту-другую Марина последовала за мной. Она сдвинула шторку и шагнула в ванну, где я уже стоял под струями воды. Оказавшись за моей спиной, она стала гладить мои плечи, шею и спину, будто мыла большого ребенка. Затем прижалась к спине прохладной грудью, животом и бедрами. Пальцы ее скользили по моим плечам и груди, остановились на сосках и стали их гладить и нежно теребить.
 
Для нерадивой ученицы это было довольно неожиданно. Тем более что своими черными кудряшками на лобке она щекотала мои ягодицы! И, когда Марина провела руками вниз от груди до моего паха, ее ладони ощутили сжатую в комочек мошонку и вполне готовый к работе мой детородный орган. Она, было, замешкалась, но через мгновение продолжила его изучать, ощупывая и поглаживая от основания до обнаженной головки.
Похоже, первый класс был пройден экстерном, и можно было переходить ко второму.

 Я повернулся лицом к Марине, обхватил ее губы широко открытым ртом и стал втискивать свой язык ей в рот, раздвигая им сжатые губы. Она поняла, чего я добиваюсь, приоткрыла рот, и мой язык скользнул по ее небу к зеву и обратно, туда и обратно несколько раз.
 
Судя по тому, что глаза у Марины закатились и прикрылись, эффект необычного удовольствия был достигнут. Тогда я, положив руки ей на плечи, слегка надавил на них, предлагая присесть.

Оказавшись лицом перед вздыбленным членом с блестящей мокрой головкой, Марине ничего не оставалось, как открыть рот и обнять ее губами. Поощряя ее догадливость, я слегка двинул бедра вперед, и мой член вошел ей в рот до половины. Ученица поняла, что это доставляет мне удовольствие, и сама начала делать возвратно-поступательные движения головой. Так второй класс «средней школы», по-научному – введение в оральный секс, был пройден без задержки.
 
Я не стал смущать Марину назревавшей эякуляцией и вовремя остановил столь сладостный процесс. Наградив ее «французским» поцелуем за успехи в учебе, я с большим удовольствием вытер ее разгоряченное тело махровым полотенцем, что, впрочем, ей тоже понравилось.
 
Подведя Марину к кровати, я усадил ее на край и опрокинул на спину. Затем присел и, преодолев некоторое сопротивление, раздвинул ее бедра, чтобы полюбоваться темными от прилива крови малыми губами вульвы. Там, где они сходились под волосистым лобком, виднелся выступ похожий на минипенис. Такого размера клитор я раньше не видел, и это необычайно возбуждало.
 
Свой оральный ответ – второй класс ; я начал снизу. Легко касаясь языком промежности, пальцами обеих рук я немного раздвинул губы вагины и скользнул вытянутым языком во влагалище, насколько это было возможно глубоко. Руки освободились, и, погладив внутренние поверхности бедер, я провел ими от лобка к соскам груди и начал их тискать.

По стонам и всхлипам Марины я оценивал степень ее готовности к оргазму. Очевидно, до него было еще далеко, и я стал гладить языком набухшие малые губы, изредка касаясь клитора. В ответ на это тело женщины реагировало конвульсивной волной, проходящей от ног до головы. Дабы ослабить грубость  прикосновения шершавого языка к нежнейшему кончику клитора, я принялся теребить его нижней губой. Это почти привело ее к окончанию, но все же для этого кое-чего не хватало.
 
Смочив два пальца слюной, я плавно вдвинул их в вульву, где они «утонули» в густой пене секрета, и стал поглаживать переднюю волнистую стенку влагалища сверху вниз, от шейки матки до оргастической манжеты.
 
Не успел я сделать пять-шесть таких фрикций, как Марина содрогнулась, подбросив бедра кверху, один-два раза вздохнула, будто вынырнула из глубины, и издала дикий вопль, обозначив высокую степень разрядки. Тут же она затихла бездыханная, казалось, потеряв сознание.

Такой оргазм, очевидно, бывает у крайне эмоциональных женщин, не получающих его подолгу. Я прилег вплотную к телу начальницы, дабы обозначить мое непосредственное участие в ее наслаждении. Марина не реагировала ни звуком, ни движением. Я прислушался: дышит ли она. Дыхание было глубоким и медленным, как у йогов в медитации.
 
Прошло минут пять, прежде чем женщина зашевелилась, подняла ноги на кровать и легла головой на подушку.

; Что ты со мной делаешь? – спросила она «севшим» голосом. – Такого у меня никогда не было…
 
; Извини, если не понравилось, ; сказал я. – Не знал, что ты так бурно среагируешь.

; Не понравилось? Да ты меня всю перепахал, всю жизнь изменил! Разве я знала, что так можно... ; Марина запнулась, не зная, как приличными словами назвать пережитое, ; ну… доводить до экстаза.

; Что ж, нам не дано предугадать… ; припомнил я давно забытое. И «поправился»: – Точнее, есть многое на свете, что и не снилось даже мудрецам. Это только второй класс сексшколы.
 
; Ты меня пугаешь. Есть что-то более сильное?

; Сильное или нет, но есть кое-что еще. На выпускном вечере можем попробовать.

; На каком вечере?! – ужаснулась Марина. – Не надо никаких выпускных. Давай-ка лучше займемся делом.
 
Она встала с постели, взяла одежду и вышла, чтобы одеться. И правильно сделала. Прилюдное одевание женщины, в противовес раздеванию, возбуждает мужчин гораздо сильнее и может закончиться обратным процессом с возвратом в постель.
 
Я тоже оделся и вышел к нашему рабочему столу. Пока она убиралась в ванной и заправляла постель, я обдумывал «учебный план». Сначала, конечно, надо было закрепить «пройденный материал» и лишь после «зачета» по оральному сексу переходить к анальному.
 
«Закрепление пройденного» проходило не регулярно. Очевидно, Марина поняла: ее поведение с подчиненным так или иначе будет обнаружено, что повлияет на ее репутацию. С другой стороны, так хотелось испытать несказанное наслаждение «еще раз, еще много, много раз»! Поэтому, во время совместной работы на ее территории через день-два нас накрывало неудержимое желание обладать друг другом. И все, казалось, шло к освоению нового материала, как вдруг…

Однажды, отупев от созерцания цифр и записей в наших бумагах, мы утоляли нашу похоть привычно на супружеском ложе. Осваивая новую позу (я, лежа на спине, а Марина – спиной на мне), она испытала удовольствие необычайной силы и пребывала в ступоре, ; мы услышали звук открывающегося замка входной двери.
 
Скорость, с какой мы обрели вертикальное положение, могла сравниться со скоростью акробатов с подкидной доской, а напяливание одежды – с «трансформациями» А. Райкина в спектакле «Давайте поговорим».
 
Ко времени, когда раздался стук в нашу дверь, разумно запертую Мариной на задвижку, мы обрели вполне рабочую невинную внешность. На повторный стук Марина открыла дверь, и я увидел в проеме ее мужа.

; Что это вы здесь делаете … запершись? – с мрачным видом произнес он.

; Занимаемся делом, работаем, ; проговорила Марина не вполне убедительно.
 
; Хорошим делом взаперти не занимаются! – уже вполне грозно сказал муж.
 
; Познакомься, ; это Слава, техник из нашей партии, ; сказала Марина, переводя разговор на конкретный объект. – Обсчитываем каротаж…

; Ладно, ; пробурчал муж. – Потом с тобой поговорим. Есть что-нибудь на обед?
 
; В холодильнике найдешь суп и плов, ; Марина отвечала так же сухо и отчужденно, давая понять, что у них с мужем лишь формальные отношения.

Я об этом был осведомлен, но все же чувствовал себя не в своей тарелке и решил откланяться, дабы Марина ставила точки над «i» с эксмужем наедине.
 
Естественно, после этого «знакомства» всякое желание продолжать сексобразование начальницы у меня пропало. К тому же, буровики починили станок, и появились новые скважины, в которых я должен был проводить каротаж.