Пушкин Шекспир Доппаёк за ёк

Великий Бард  Шекспир «Потрясающий копьем» (*) был аристократом по происхождению и воспитанию) и этот  такой факт не более реакционен, чем аристократическое происхождение Байрона, Пушкина, Лермонтова, многих других гениальных писателей

(*) был ли он Улильямом, Вильямом или Уилмом, был ли он Шакспером, Шейкспером или Шекспиром – отложим терки толков на потом , а тут – не суть

Пушкина называл Шекспира "отцом  нашим"

Пушкин писал: "Читайте Шекспира - это мой постоянный припев"

ИЗ ПИСЬМА Н. Н. РАЕВСКОМУ-СЫНУ. (Из черновиков)
Вторая половина июля (после 19) 1825 г.
La vraisemblance de situation et la v;rit; du dialogue — voil; la v;ritable r;gle de la trag;die. Shakespeare a saisi les passions; Go;the le coutume... Chaque homme aime, hait, s’attriste, se r;jouit — mais chacun ; sa mani;re — et l;-dessus lisez Shakespeare... Voyez le Haineux de Byron (la pagato), cette monotonie, cette affectation de laconisme... De l; cette g;ne et cette timidit; de dialogue. Lisez Shakespeare, c’est mon refrain...
Правдоподобие положений и правдивость диалога — вот истинное правило трагедии. Шекспир понял страсти; Гете — нравы... Каждый человек любит, ненавидит, печалится, радуется — но каждый на свой лад — почитайте-ка Шекспира... Вспомните Озлобленного у Байрона (La pagato) — это однообразие, этот подчеркнутый лаконизм... Отсюда эта принужденность и робость диалога. Читайте Шекспира — это мой постоянный припев... (Франц.)

На всякие версии Шекспир – это пять персон в одном   твердолобые иконописцы отвечают бодро, стойко по уставным обязанностям часового на посту:
"Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон..." утверждается, что поэт, гений, быть может, и бывает "мал и мерзок", но совсем не так, как "толпа", как те люди, которые об этом судили, а несопоставимо, "иначе".

Услышав лай караульной собаки – позвони в караульное помещение и сообщи =
все уже, ляляля

***

Из  «ПЕРЕВОДЫ ИНОЯЗЫЧНЫХ ТЕКСТОВ»:

«
Правдоподобие положений и правдивость диалога — вот истинное правило трагедии. (Я не читал ни Кальдерона, ни Веги), но до чего изумителен Шекспир! Не могу притти в себя. Как мелок по сравнению с ним Байрон-трагик! Байрон, который создал всего-на-всего один характер (у женщин нет характера, у них бывают страсти в молодости; вот почему так легко изображать их), этот самый Байрон распределил между своими героями отдельные черты собственного характера; одному он придал свою гордость, другому — свою ненависть, третьему — свою тоску и т. д., и таким путем из одного цельного характера, мрачного н энергичного, создал несколько ничтожных — это вовсе не трагедия.
Существует еще такая замашка: когда писатель задумал характер какого-нибудь лица, то что бы он ни заставлял его говорить, хотя бы самые посторонние вещи, всё носит отпечаток данного характера (таковы педанты и моряки в старых романах Фильдинга). Заговорщик говорит: Дайте мне пить, как заговорщик — это просто смешно. Вспомните Озлобленного у Байрона (ha pagato!)1 — это однообразие, этот подчеркнутый лаконизм, эта непрерывная ярость, разве всё это естественно? Отсюда эта принужденность и робость диалога. Вспомните Ш.<експира> <?>. Читайте Шекспира, он никогда не боится скомпрометировать своего героя, он заставляет его говорить с полнейшей непринужденностью, как в жизни, ибо уверен, что в надлежащую минуту и при надлежащих обстоятельствах он найдет для него язык, соответствующий его характеру.
Вы спросите меня: а ваша трагедия — трагедия характеров или нравов? Я избрал наиболее легкий род, но попытался соединить и то, и другое. Я пишу и размышляю. Бо;льшая часть сцен требует только рассуждения; когда же я дохожу до сцены, которая требует вдохновения, я жду его или пропускаю эту сцену — такой способ работы для меня совершенно нов. Чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития, я могу творить.
«

Вот как влиял Шекспир на нашего всего Пушкина

 .Эйдельман комментировал это явление так:

Для Рылеева Байрон был «победителем Шекспира». Пушкин зовет «к Шекспиру». Литературные проблемы легко переходят в общественно-политические, в проблемы смысла существования 
(см. Н. Эйдельман. Пушкин и декабристы)