Золотая рыбка

— Жуть! — воскликнул Василий, показывая своему товарищу по рыбалке, Степану, странное существо, болтавшееся у него на крючке.

Минуту назад клюнуло, и Василий подпрыгнул от радости после двухчасового ожидания. Наконец-то добыча!
Степан, который был немногословен (за что Василий его и уважал), только поправил кепку на голове, продолжая наблюдать за своим поплавком.

На крючке трепыхалось настоящее чудище — странная рыбина довольно внушительных размеров, с неестественно вздутым брюхом.
Судорожно задыхаясь от воздуха, она выпучила мутные глаза желтоватого оттенка и, как показалось Василию, даже издала какой-то хриплый свист, а потом издохла.
Тут и Степан приподнялся, сдвинул кепку на лоб и присвистнул.

— Всякое видал, рыбачу лет тридцать в здешних водах, но такого... — он почесал свой плешивый затылок.

Василий брезгливо откинул от себя рыбину, но, поразмыслив, поделился с товарищем мыслью, промелькнувшей у него в голове:

— Да ты глянь на брюхо-то! Ан проглотила чего?

Они стояли минуты две, молча созерцая морское чудище.

Василий не выдержал:
— Может, глянем? А вдруг там... ну, сам знаешь...
Он неловко глянул на Степана.

— Что? Золото, бриллианты? — Степан усмехнулся. — Какая-нибудь дрянь туда забилась. Полно такого в наши дни.

Василий пропустил это мимо ушей и, пробормотав:
— А я всё же гляну!.. — направился к рыбине, вытащив острый нож.

Даже до Степана, который стоял метрах в двух подальше, дошёл омерзительный запах, исходящий от внутренностей чудища, с месивом крови и кишками, выплеснувшимися на песок, который сразу побагровел.

— Может, болезнь какая была... Ничего не вижу, — сокрушался Василий, зажимая нос и уже сожалея о содеянном.

Но тут из-за туч выглянуло солнце, и ему показалось, что нечто блеснуло среди этой зловонной кучи.

Василий отступил и подозвал Степана:
— Там что-то есть. Богом клянусь. Глянь-ка сам!

Степан неохотно сделал шаг вперёд и уставился, морщась, на выпущенные кишки.
Вдруг в его глазах вспыхнул огонёк.

— Да, ты прав, Вась. Там что-то есть. Вижу — сверкает, если солнце из-за туч выходит.

Игнорируя вонь, охваченные любопытством, они склонились над трупом рыбины.

Сперва каждый из них ждал, что другой полезет разгребать кишочки. Но этого не происходило.
Наконец, Василий запустил туда руку, сдерживая тошноту, ковырялся там буквально пару секунд и извлёк то, что блестело.

Поднял руку к небу, рассматривая находку на солнце.
Степан немного несдержанно брякнул:
— Да омой хоть в воде, что ли! Ни черта не видно, всё в крови.

Василий всполоснул найденное, и оба уставились на переливавшуюся самоцветами и драгоценными камнями брошь величиной с полладони.

— Ух ты! — присвистнул Василий. Оба поняли, что брошь — не китайская дешёвка.

Василий расплылся в улыбке:
— Вот, наконец-то удача так удача! Наверняка немало стоит!

Степан, всегда молчаливый и казавшийся полностью равнодушным ко всему вокруг, внезапно раздражённо сказал:
— Что, и не поделишься? — добавив презрительно: — Браток!..

Василий недовольно буркнул, не отводя глаз от сверкающей броши:
— Чего ещё! Я поймал!

— Ну и друг ты, Васька! Вместе, чай, на рыбалке были! Дай хоть в руках подержать!

— Чего ещё!.. — Василий аж подпрыгнул, прижимая добычу к груди.

Степан наступал на него:
— Да посмотреть хоть дай!

— Смотри издалека!

Тут Степана охватил гнев, прямо бешенство. Он бросился на Василия, а так как телосложением был в два раза тяжелее, легко повалил того на землю, придавив руками шею друга и прижав его телом к земле.

Василий захрипел, уже борясь за свою жизнь.

Но всё длилось недолго. Хрипы его затихли, и он отдал Богу или Дьяволу свою душу.

А Степан вновь выглядел хладнокровно. Выдрал брошь из рук мёртвого, оттащил его к лодке да потопил тело вместе с лодкой в середине озера.

«Скажу, что не клевало. Да раньше, мол, с рыбалки ушёл, а Васька остался. Потом, через недельку к тётке наведаюсь... Прощай, деревня...» — думая это, Степан ухмылялся, ощупывая в кармане драгоценность.

Так сперва и вышло. В деревне бросились искать Василия, да не нашли.
Степану, не то чтобы не верили, но зачем ему друга губить? Давно вместе рыбачат.
«Значит, случилось что с Васькой», — думали сельчане.

Степан хорошо готовился, рассказывая при каждом удобном случае, что надобно тётю навестить — при смерти, мол, лежит, горемычная.
И уехал, оставив свои пожитки в избе. Новая жизнь теперь только начиналась.

В большом городе он пошёл к ювелиру.
Тот, пытаясь сохранять спокойствие, всё же выдал своё волнение подрагиванием век и слегка вытянувшимся лицом, когда увидел этот предмет.

— Сейчас вернусь, подождёте? — бросил он и скрылся с брошью в недрах ювелирной лавки.

Степан недовольно хмыкнул и стал нетерпеливо поглядывать на настенные часы. Ему страшно хотелось курить.

Минуты тянулись...
Прислушиваясь, владелец броши улавливал шелест и голоса, но не мог ничего толком разобрать.

Прошло полчаса — целая вечность для Степана!

Наконец служащий вернулся и попросил Степана присесть.

— А дело-то в чём? Подделка, что ли?

У ювелира вырвалось:
— Как раз-то и нет!

— Цена-то какая? — нахмурился Степан.

— Да вы, прошу вас, присядьте. Тут дело непростое. Не беспокойтесь.

Степан тихо выругался и брякнулся на указанное ему бархатное кресло в углу.

Прошло ещё полчаса, когда дверь пустого ювелирного магазина распахнулась, и на пороге появились двое, представившиеся служащими уголовного розыска.

Вот и сидит по сей день Стёпка Горемыков (да и фамилия, можно сказать, подходящая) в камере, на нарах, раздумывая каждый день о злосчастной рыбалке, которая забрала у него жизнь.

Брошь-то в розыске давно была — старинная, «голубых кровей», можно сказать.
У какого-то богача её увели, да затерялась после кучи убийств всей банды.
Так что и непонятно было следователям, куда она подевалась, если все участники кражи мертвы.
Вот и обвинение пало на Стёпку.
Давно дело закрыть хотели, а тут под рукой — козёл отпущения.
Брошь-то нашлась, да и «виновник» есть.
Как не посадить пожизненно за множество убийств и кражу?
Получили награды, похвалу, повышение и ордена.

— Да, главарь я, конечно, — думал Степан, гния и загибаясь в тюрьме. — Вот я дурак, жил бы себе да жил...
Проклятый Васька, щучий сын... — он гневно пинал ногой ножку обшарпанной тумбочки.

Про убитого им Василия у него имелись только такого рода воспоминания.