Мемуары Арамиса Часть 180

Глава 180

Парижане опасались, что Королева вновь тайно покинет Париж и вывезет Короля и маленького Месье. Трюк, который проделали с Парижем в 1649 году, не должен был повториться. Народ создавал пикеты, с женщин, пытающихся выехать за пределы города, срывали маски, дабы убедиться, что это – не Королева. У дам силой отняли их неотъемлемое право путешествовать инкогнито и предохранять своё лицо от солнечного цвета, от пыли и ветра, скрывать его от посторонних любопытствующих глаз, фактически их лишили привилегии, которой они пользовались с давних пор.
За дворцом наблюдали патрули, которыми командовал Месье. В эти-то самые времена и произошло то событие, которые Гримо в своих мемуарах ошибочно приписывает времени первой Фронды. Делегация фрондёров потребовала показать им Короля, и когда им было объявлено, что Король спит, они настояли на том, чтобы взглянуть на него, спящего. Королева вынуждена была принять в своих покоях довольно многочисленную делегацию с капитаном ополченцев во главе, пока юный Король спал или, вероятнее всего, лишь притворялся спящим.
Королева полночи не сомкнула ночи в страхе перед собравшимися вокруг дворца горожанами. Под утро она взяла себя в руки, вышла из молельни и подозвала к себе двух горожан из числа стражи, которая стерегла её, дабы она не совершила побег.
— Благодарю вас за вашу верную службу, — сказала она таким тоном, что было очень трудно заподозрить её в неискренности. — Я никогда не чувствовала себя в такой безопасности как нынче, благодаря столь надёжной охране, которую вы мне обеспечили. Передайте вашим офицерам, что я очень ценю столь трогательную заботу о нашей безопасности.
Целый месяц Королева находилась под надзором ополченцев, подчиняющихся Месье. Она вспоминала слова Мазарини о том, что Пале-Рояль – совершенно ненадёжное место, никак не обеспечивающее безопасность Короля и его семьи. Когда маршал дю Плесси-Прален предложил перебраться в Арсенал, Мазарини предпочёл изобразить доверие парижанам, нежели возбуждать их волнение подобным переездом. Действительно, если бы чернь взбунтовалась, то и стены Арсенала не остановили бы её, я даже полагаю, что при надлежащем возбуждении граждане Парижа даже смогли бы снести не только Пале-Рояль или Арсенал, но даже и от Бастилии не оставили бы камня на камне. Впрочем, возможно, я преувеличиваю. Так или иначе, но Королева по-прежнему пребывала в Пале-Рояле.
В Люксембургском дворце Гонди, подбивший Месье на бунт, уговаривал его сослать Королеву в монастырь, похитить Короля и объявить регентом Месье. Сколь бы ни была приятной эта мысль Гастону Орлеанскому, он всё же был достаточно дальновидным, чтобы не согласиться на эту авантюру. Действительно, лишь огромный пиетет французов перед священными особами Короля и Королевы были основой какой-либо значимости и самого Гастона, как дяди Короля и брата покойного Людовика XIII. Стоило бы только замахнуться на эти важные особы, как поднятая этой бурей волна народной анархии не пощадила бы и самого Гастона. В справедливости моего размышления убеждает пример Англии. Народное возмущение намного проще пробудить, нежели утихомирить, и все те представители знати, которые заигрывали с народом, ходили по острию ножа, балансировали на тонкой проволоке народной популярности, эту проволоку могло перерезать любое событие, быть может, всего лишь остроумно и своевременно написанный пасквиль и размноженный в достаточном количестве. Гонди этого не понимал, используя силу народного гнева в своих целях, но Месье более тонко чувствовал ту грань, за которую переходить не следует.
Прибытие Великого Конде в Париж 16 февраля вызвало ликование парижан. В городе были зажжены праздничные огни, трактирщики угощали парижан, предоставляя неплохую скидку тем, кто желал выпить за здоровье Принца. Принцы возвратили себе свои имения, дворцы, слуг, Королева стремительно теряла власть. Если бы все эти заговорщики объединились, они, действительно, могли бы заточить Королеву в одном из монастырей, похитить Короля, объявить его больным или безумным, после чего сделать Месье сначала регентом, а затем и новым Королём. Этот план существовал в голове отчаянного Гонди, мечтавшего стать кардиналом, а то и чем-то побольше.
Всё это изложил мне коадъютор Ордена, которого я прошу не путать с коадъютором парижским Пьером де Гонди, о котором я писал выше. На этот раз это был человек, имя которого я не хотел бы называть даже в этих записках. Назову его условно мессиром Инконну, поскольку сам он велел называть меня именно этим именем.
— Я буду называть вас господином Сабрэ, а вы меня – мессиром Инконну, — сказал он. — Надо помочь Королеве Франции, господин Сабрэ.
— Я слушаю, — ответил я.
— Вы не хотите спросить, по какой причине Орден ранее предлагал вам помочь герцогине де Лонгвиль и содействовать освобождению герцога де Бофора, а теперь вам предлагается содействие Королеве Анне? — спросил Сабрэ, удивлённый моим бесстрастием.
— Я верю тому, что Орден руководствуется высшими целями, и что руководители Ордена лучше, чем я, могут судить о том, что желательно для утверждения истинной веры Христовой, а что противно этой цели, — ответил я.
— Это похвально, мсье Сабрэ, — ответил мессир Инконну. — В целом вы правильно понимаете ситуацию. Возможно, позднее вы сможете получить детальные объяснения причин, но лицо, вступившее в Орден, обязано повиноваться без попытки выяснения причин того или иного решения.
Я покорно кивнул, считая излишним повторение своих слов, и даже неделикатным.
— Вам надлежит разработать и реализовать план разобщения принцев и герцогов с целью укрепления положения Королевы, которая в настоящее время уже одной ногой стоит в монастыре, — продолжил мессир Инконну. — Ордену угодно, чтобы воцарился Людовик XIV, до совершеннолетия которого осталось уже совсем немного времени. Королева должна передать свою власть сыну после его совершеннолетия, но для этого она должна эту власть себе возвратить в полной мере. Интригам и заговорам Конде, Конти, Лонгвиля, Гонди, Шеврёз, и, конечно, в первую очередь Гастона Орлеанского следует положить конец. Их необходимо перессорить между собой, зародив в каждом сомнения и подозрения против остальных. Вам помогут в этом братья Фуке.
— Они…— попытался я спросить.
— Нет, они не члены Ордена, — упредив мой вопрос, возразил мессир Инконну. — Завтра к вам придёт человек, который поможет завязать с ними знакомство. Эти люди были преданы Мазарини, и они заинтересованы в его возвращении. Также в этом деле вы можете положиться на некоего Пьера Корнеля. Также привлеките в свой стан ещё двух молодых людей, одного зовут Жан де Лафонтена, другого – Жан Батист Поклен. Вашим главным орудием будут памфлеты. История уже показала, что памфлеты имеют большую силу. В Англии они заставили Короля предать своего первого министра, во Франции они помогли Ришельё стать кардиналом и дезавуировать кое-каких своих врагов, в новые времена они возбудили парижан сначала против Мазарини, а затем против Королевы и даже против Короля. Вы и сами неплохо владеете пером, но потребуется нечто большее. Этих троих вы просто обязаны привлечь на свою сторону. У меня всё. Идите и выполняйте.
Я поклонился, поцеловал руку мессиру Инконну и удалился.
Разобщить клан Роганов, Шеврёзов, Лотарингских и Гизов с кланом Бурбонов, Конде, Конти было не так уж сложно. Сама история постоянно разобщала их между собой. Отдельные браки между представителями этих кланов не устранили соперничества и не создали между ними деятельного союза, который мог бы продержаться сколь-нибудь долго. Но они могли объединиться для свержения Королевы, и они уже сделали это. Правда, Месье колебался. Но Гонди имел на него большое влияние после того, как убедил его, что именно он смог усмирить Фронду, а также именно он умудрился вновь всколыхнуть эту силу народного негодования. Должен сказать, что он лишь в своих собственных мечтах имел такое влияние, которое приписывал себе, но на Месье эта его убеждённость действовала почти магически. Стоило ему один лишь раз сделать вид, что он смог усмирить гнев толпы, и Гастон уверился в том, что Гонди и есть истинный лидер парижан.
Должен признаться, что одной из причин ссоры этих кланов было то обстоятельство, к которому я не только непричастен, но и которому я бы воспротивился, если бы на то была моя воля. Я говорю о дочери герцогини де Шеврёз, о моей дочери, мадемуазель де Шеврёз. Её прочили в жёны принцу де Конти, и это была бы блестящая партия. К несчастью, Мария де Шеврёз, влюбившись, как ей было свойственно, безумно, без памяти, но очень ненадолго в Гонди, сделала свою дочь его любовницей. Чудовищно! Разумеется, нашлись «добрые люди», которые сообщили об этом принцу. Он разорвал помолвку, что способствовало серьёзному разобщению бурбонов с родами Гизов, Люиней и Роганов. Мария де Шеврёз, уязвлённая этим разрывом, в котором сама же и была повинна, открыто выступила против Конде и привлекла на свою сторону всех своих сторонников. Мессир Инконну решил, что это дело моих рук, что подняло меня в его мнении, но, видит Бог, я не виновен в этом. Зато я направил усилия на другое. Через герцогиню де Лонгвиль я убедил Бурбонов в том, что устранение Королевы от регентства будет означать неограниченную власть Месье, который предаст всех Бурбонов, что он делал уже не раз. Конде, Конти и Лонгвиль задумались об этом всерьёз. Дружба их на почве ненависти к Мазарини утратила свою силу, едва лишь только источник этой ненависти скрылся с глаз. Другим моим действием было то, что я растолковал Пьеру де Гонди, что указ об отстранении кардиналов от власти во Франции, который протаскивали принцы через Генеральные штаты, в ещё большей степени ограничивает персонально его, коадъютора, а с учётом того, что ему обещано Королевой содействие в получении кардинальской шапочки, ему следовало бы держать сторону Королевы, чтобы получить желаемое, стать, наконец-то кардиналом де Рецем, и приложить все усилия к тому, чтобы это звание кардинала не превратилось в пустой звук, чтобы став кардиналом, Гонди мог с полным основанием претендовать на вхождение в Королевский совет. Разумеется, это подействовало на Гонди именно так, как я и замышлял. Господа Корнель, Лафонтен и Поклен, действительно, обладали писательским талантом, а знакомство с братьями Фуке было для меня весьма полезным. Таким образом, я постепенно стал тайным агентом влияния Ордена на дела в самой верхушке власти, мои усилия по разобщению высших кланов страны увенчались успехом, каждый из них перестал доверять своим прежним соратникам по борьбе с Мазарини, и все они обратили свои надежды на Королеву. Очень скоро Королева Анна почувствовала, что идея заточить её в монастырь утратила популярность, что принцы и герцоги вновь стали искать её благорасположения.
«Что они такое обо мне знают, чего не знаю я? — должно быть, думала Королева. — Вероятно, это результат деятельных усилий моего друга Джулио?»
Что ж, я не исключаю, что и Мазарини своими советами весьма укрепил положение Королевы в преддверии празднования совершеннолетия Короля. 

 (Продолжение следует)