СТЫД

               
История  давняя, в детство уходит.
Но не забытая.
В то время, о котором хочу рассказать, мне было десять лет.
Был я озорной, очень подвижный. Учительница по пению, полная и флегматичная женщина, говорила:
-У тебя, Шмелев, шило в одном месте.
Одноклассники весело смеялись надо мной:
-Глядите, у него шило в одном месте!
И глупый я был. По-детски глупый. Я сначала что-то делал, а потом только думал: а зачем я это сделал?
По этой причине я частенько попадал в неловкие историйки.
Так вот. Мне было десять лет, и была зима – канун Нового года.
Жили мы тогда в большом рабочем поселке. Родители мои трудились  на местном лесозаводе.
Не скажу, чтобы  уж очень любил я Новый год. Но предпраздничная лихорадка, накрывшая поселок, не обошла стороной и меня: я невольно ею заразился.
Семья наша жила трудно. Родители редко баловали меня разносолами, держали, что называется, в черном теле. А тут, я хитро понимал, родители в лепешку расшибутся, но без подарков меня не оставят.
Так что было, чему радоваться.
Обычно, все более или менее значимые события в стране и в поселке отмечались в местном Д.К. – Доме культуры. Это было приземистое, монументальное здание серого цвета. В нем не только отмечали праздничные даты, но в будние дни еще и кино крутили.
Вот такой имелся у нас очаг культуры, вокруг которого концентрировалась  духовная жизнь рабочего поселка.
В одно прекрасное время  поселок  украсили броские  афишы. В них сообщалось, что  администрация  поселка  намерена провести ряд  новогодних утренников для поселковой детворы.
 Утренники, понятно, пройдут в Доме культуры. Приглашались все желающие.
Меня и здесь подкарауливал приятный сюрприз: заводской профсоюз  выделил моему отцу  бесплатную путевку на один из утренников. А это, как минимум, еще один подарок мне обеспечен.
Очень вместительный центральный  зал  Дома культуры был заполнен детьми, их родителями, бабушками и дедушками. Прямо посредине зала стояла огромная, под потолок, елка. Ее так щедро принарядили игрушками и прочими серпантинами, что густая ее хвоя едва просматривалась сквозь эти наряды.
Зал был хорошо освещен, громко звучали музыка, песни, непоседливая детвора кричала, заливалась счастливым смехом  и носилась по залу.
Носился и я. А как было не носиться в такой кутерьме да с моей кипучей энергией?  Следующий Новый год когда еще будет.
Во время этой беготни  я то и дело с кем-нибудь сталкивался, иногда даже падал, но без трагических последствий.  Порой меня  останавливали взрослые и  сердито говорили:
-Мальчик, веди себя прилично, а то Дед мороз не даст тебе подарка!
Я пугался, и на некоторое время утихомиривался, прислонясь к прохладной стене зала. Но моего терпения хватало на чуть-чуть, и я опять принимался  за свое.
Дальше получилось вот как. Отстояв очередное наказание у стенки, и изрядно тем утомившись, я решил утешить  себя хорошей пробежкой. Надо сказать, полы в зале были очень красивые, мозаичные, к тому же тщательно отполированные. Если как следует разогнаться, а потом резко тормознуть, то можно по ним прокатнуться, как по льду.
Ну как  отказаться от такого удовольствия?
Разогнаться как следует я не успел – кто-то подставил мне ножку и я кубарем покатился  по красивому мозаичному полу.
Вокруг меня моментально  образовалась небольшая толпа. Слышался смех, кто-то меня ругал, кто-то сочувствовал:
-Наверное, парнишка сильно расшибся?
-Добегался...  Сколько раз ему говорили, чтобы не носился по залу.
-Ему что в лоб, что по лбу.
-Ему вон те мальчишки ножку подставили, -  сказал девчоночий голос, - Я видела.
-Шпана какая-то.
-А где его родители?
-Черт их знает. Он тут весь вечер носится, как угорелый.
Чьи-то сильные руки рывком  подняли меня с пола, стали отряхивать мою одежонку.
-Паренек, ты сильно ушибся?
-Не-а, - мотнул я головой.
Мне и на этот раз повезло, я отделался легким ушибом –  немного саднило правое колено.
-Пойди, постой вон в сторонке, - посоветовали мне. – И не бегай так больше. Понятно тебе?
-Ага, - согласился я и, слегка прихрамывая, послушно отошел все к той же стене.
А праздник продолжался: гремела музыка, звучали веселые песни, нарядные девушки  водили с малышней хороводы вокруг елки и все с нетерпением ждали появление Деда мороза.
Я разглядывал веселую и пеструю публику и, не зная, чем себя занять, откровенно скучал. Тут подходит ко мне группа подростков. Улыбаются. Мне показалось – с ехидцей.
-Здорово, пацан, - сказал самый старший из них, высоки и худой, как спичка. И руку мне протягивает.
Я не собирался с ним здороваться, но почему-то растерялся и протянул ему свою руку.
-Классный ты кульбит крутанул, - продолжал парень.
-Какой кульбит? – не понял я.
-Ну, кувырок. Это по- японски он так называется. Ты че, самбо занимаешься?
-Каким еще самбо? Ничем я не занимаюсь.
-А… мы думали, ты самбист.
Худой, видимо, он был за старшего в этой компании, помолчал, переглянулся с товарищами, потом, понизив голос, сказал:
-Слышь, пацан?
-Чего тебе?
-Хочешь шоколадку?
-Какую шоколадку?
Парень вынул из брючного кармана большую шоколадку в яркой обертке.
-Вот…  Хочешь, твоя будет?
Что-то странное во всем этом я почувствовал, какой-то подвох.
-Не нужна мне твоя шоколадка! – решительно отказался я.
-Да ты че! Думаешь, обману? Гадом буду-отдам!
-А с чего это вдруг?
-Да просто так! – снова переглянулся с товарищами худой. – Ты здорово бегаешь!
-И ловкий очень, - угодливо подхватил один из компании. – Падаешь здорово.
-Вот-вот! Классно у тебя получается, не каждый так сумеет.
Уж сколько раз твердили миру про эту самую лесть.  Купился на нее  и я.
-Ладно, давай, - протянул я руку за шоколадкой.
-Чего давай? – не сразу понял худой.
-Твою шоколадку.
-А…  Ты получишь ее. Только знаешь, что?
-Что?
-Сделаешь одно дело?
-Какое?
-Хорошее… Видишь вон того пацана?
Парень показал на мальчишку, который, подобно мне, смирно стоял в сторонке.  Он не участвовал в общем веселье, жался к стене, испуганно вертел по сторонам головой. Выглядел он жалко и беспомощно.
И одет был не ахти, очень буднично, и даже хуже того: на нем были черные брюки и белая, с желтыми разводами, рубашка. И все не по росту, все какое-то жомканое.
А еще мое внимание привлек чепчик на голове мальчишки. Тоже белого с разводами цвета и натянутого  глубоко, по самые брови. Мальчик то и дело почему-то  прикрывал голову руками.
-Ну, вижу, - сказал я.
-Ты подбеги к нему и сорви с него его дурацкую панаму, -  наставлял меня худой.
-Зачем? – удивился я.
-Он одному нашему пацану по шее надовал.
 -А зачем панаму срывать? – никак не мог понять я.
-Просто так. Пускай знает, как наших бить. Ну как, сделаешь?
Я все еще колебался, все еще не решался на этот поступок. Что-то удерживало меня от этого шага.
-А шоколадку ты точно отдашь?
-Точно, точно!
-Ладно, - наконец сдался я. – А панамку вам принести?
-Не надо. Кинь  ее на пол.
Что было дальше, мне и теперь, спустя годы, стыдно вспоминать.
Чуя недоброе, я на этот раз не побежал сломя голову выполнять странную просьбу незнакомых мне мальчишек. Едва волоча ноги, я нехотя  приблизился к своей жертве, нехотя сдернул с головы мальчишки его нелепую панамку и тут же бросил ее на пол…
В следующее мгновение  я понял… нет, не понял –  нутром ощутил всю мерзость своего поступка! А мальчишка при этом весь сжался и попытался закрыть голову руками: голова у него оказалась совершенно лысая и вся в зеленке.
Это потом, спустя время, узнал я от своей матери, что  мальчишка рос без отца, жили они с матерью бедно, тяжело , а мальчик болел стригущим  лишаем. Бытовало мнение, что от этой болезни  эффективно помогает   зеленка, которой и была намазана голова мальчишки.
А пока… пока собственный мой поступок так меня ошарашил, что я на короткое время перестал видеть и слышать веселый, праздничный гомон. Когда же пришел в себя, услышал громкий плач.
Это плакал обиженный мной мальчишка. Плакал горько, навзрыд.  Плакал, стараясь закрыть голову руками. А его застиранная, с желтизной панамка валялась на красивом, мозаичном полу.
Огромное чувство жалости к мальчишке ворохнуло безалаберную мою душу. Я приблизился к нему, обнял за шею… и тоже заревел. Крупные слезы катились и катились из моих глаз.
До сей поры, как придет мне на ум этот мой глупый поступок, делается мне стыдно.
О. Околотин.