Страдания юного релоканта

Иван Иванович Городулин, бренд и либерал, сидел в ресторане на Патриарших. Занимался он, как всегда, борьбой с путинским режимом, то есть лапал девок с мальчишками, жрал крабов, запивал их водярой и красноречиво витийствовал.
- Полтора года не хватило принять решение? Такие у людей приоритеты. Выбор надо делать вовремя. Вся эта не уехавшая либеральная шушера работает на облагораживание чудовищного режима! – орал Городулин. - До того, как началась война, у них были еще какие-то оправдания. Сегодня у них оправданий нет!
- Ваня, а ты сам-то, когда покинешь Родину? – вкрадчиво спросил Христос Пичугин, один из его собутыльников, то бишь, соратников.
- А я практически уже! – вскипел Городулин. – Душой я в свободном мире и лишь бренным телом – на островке свободы и эскапизма, внутри Садового кольца! Врагу не сдается наш гордый «Жан-Жак»!
- Ваня, - вздохнул Христос. – Так ты когда телом-то двигать будешь?
- Прямо сейчас! – пьяно икнул Городулин. Став брендом, он давно перестал быть человеком. Зато у него, как и всякого бренда, во внутреннем кармане лежал паспорт Евросоюза. – Христос, за моими счетами и моей квартиркой присмотришь? Кому сдать, ты знаешь.
- Ваня, ты и так уже четыре квартиры сдаешь, - покачал головой Пичугин. – И все силовикам и прокурорским.
-  Я не идиот, чтобы с проблемами идти к либеральной братии, - усмехнулся Городулин. – С проблемами нужно идти к ребятам с погонами! Поэтому, видимость добросердечных отношений я поддерживаю.
- Ну-ну, видимость, - хмыкнул Христос.
Долго ли, коротко ли, а долетел Городулин до города Парижа. Опохмелился, поскорбел об утрате полей и березок. Потом с ракеткой, сковородкой и несчастным видом сфотографировался. И побежал интервью брать и давать.
Сначала, конечно, давать. Стали у него брать Лизон Минетсон и Мимино Швиливили.
- Гнусные обладатели богопротивных краснокожих паспортов пытаются снять с себя коллективную ответственность! – вещал Городулин. – Смеют оправдываться тем, что они Путина не выбирали, на митингах протестовали, статьи писали, в тюрьмах сидели! Ха! Имперский ген из русского тела не выскребешь! Если суждено в империи родиться, не поедешь в домик ты у моря, будешь вечный проявлять фашизм, принося всем странам мира горе!
- Неужели, все, родившиеся в империях – подонки и убийцы? – невинно хлопнув глазками, спросила Минетсон.
- Разумеется, дорогая моя Лизон! – расплылся в улыбке Городулин. – И итальяшки, и англосаксы, и турки, и немчура, все до единого нацисты, потому что в каждом - имперский ген! И в Украине нацизм вовсю бушует, всплесками.
- Неужели во всем мире не осталось порядочных людей? – пролепетала Швиливили.
- Ну что вы, неоднократно любимая мной Мимино! – покровительственно сказал Городулин. – Они есть, но они за пределами России. Во-первых, это, конечно, любимый всеми вами я. Во-вторых – сотни ученых, предпринимателей, жертв режима! Один независимый ученый из Глазго, Чубайс Мойша Израилевич всех нобелевских лауреатов переплюнул. По крайней мере, по гонорарам. А прекрасный борец с путинской диктатурой, бывший политзаключенный Михаил Ходорковский? Его ведь посадили только за то, что все пропутинские олигархи сколотили свои состояния, обворовав граждан России, а Михаил Борисович – исключительно честным и законным способом! Кровь стынет в жилах, сколько пришлось претерпеть узникам совести – Фридману, Авену, Воложу и прочим кристально благородным борцам с путинским режимом!
- Может быть, после победы Украины в этой чудовищной войне, этим достойным гражданам станет немного получше? – спросила Минетсон.
- Что вы сразу - гражданам? – передернулся Городулин. – Не гражданам, а господам! Но как вы, Лизон, можете желать победы Украине? У вас что, квадратно-гнездовая психика? Ведь ясно, что для победы украинцам необходимо убить всех очаровательных мальчиков, наших соотечественников, реинкарнаций Белля и Володина! Поэтому я не допущу этой победы. Никогда не донатил на ВСУ и другим не позволю.  Пусть всякие негодяи-трансукраинцы донатят. Я же остаюсь лояльным своему флагу.
После интервью Городулин залил свою тоску по Родине коньяком с устрицами. Принесли счет, а карточки-то золотые не работают! Задрожав от страха и гнева, наша совесть нации набрала знакомый номер.
- Христос! Пичугин! Где бабло? – взвыл Городулин.
- А не хрен было бабки распилочной Пономарева отмывать, - ехидно сказал Пичугин. – Теперь, Ваня, хочешь разморозки счетов – вернись на Родину, она за откат все простит.
- Христос, ты Иуда, - проворчал Городулин. – Без меня не мог договориться? Будто бы не знаешь, как и с кем.
- Сам, Ванечка, сам, - ласково сказал Христос.
- Ладно, все равно надоела эта бездуховная Гейропа, - вздохнул Иван Иванович. – У меня в квартире велоподвал, сауна и винный погреб, а у них что? Ужин лишь до полуночи доставить могут! Мне из ресторана Шендеровича горячий устричный суп и лобстера из аквариума в три ночи могли доставить! Опять же, геи с неграми. Не может русский либерал жить вне родины!
Прилетел Иван Иванович в Москву и притопал в знакомый кабинет на Лубянке.
- Эх, Ваня, Ваня, - укоризненно покачал головой товарищ майор.
- Прежде всего я хочу пожелать всем борцам невидимого фронта успехов в борьбе с прихвостнями укронацистов. Если бы не вы, шайка натобандеровцев уже давно бы захватила нашу великую империю! – проблеял Городулин.
- Ваня, тебе не надоело переобуваться? – устало спросил майор.
- Что плохого в переобувании? – сверкнул очами Городулин. – Если я переобуваюсь, это означает лишь одно – у меня в запасе много пар обуви! Я еще много обуви продам и куплю. Не переобуваются только мертвые, а я предпочитаю живых. Развелось наглых нищих, всю жизнь расхаживающих всего в одной паре обуви, и называющих эту бедность порядочностью! Эти идиоты, не умеющие жить, никогда не войдут в наш закрытый клуб.
- А жопа не треснет, на стольких стульях сидеть? – усмехнулся майор.
- Да ладно, все свои. Одной трещиной больше, одной – меньше, - отмахнулся Городулин.
И подельники стали решать такие финансовые вопросы, что и не снились нашим мудрецам, боготворящим Городулина и ему подобных.