2 Тернии. Цветок счастья

 Фото из личного альбома

(Предыдущая часть - http://proza.ru/2023/09/28/576)

("Вера" в исп. В. Меладзе - https://www.youtube.com/watch?v=X5v3Sr22AFs&list=RDMM&index=2 )

            Трах-тарарах!… Бум-бряк-бам! – Разбудил меня неимоверный шум-грохот, донёсшийся снаружи.
            Глухая ночь на дворе, хоть и белая. Дачный участок на удалении десяти километров от города и граничит с лесом. Только от ноутбука оторвался, прилёг, прикорнул, и на тебе - какой-то неведомый огромный зверь грохочет по оцинкованной жести завалинки, и быстро перемещается клацанье чьих-то острых и наверняка страшных когтей по стене избушки снаружи (на высоте трёх метров от земли!).
            Испуг уменьшило то ли приснившееся, то ли послышавшееся перед тем цоканье белки. А когда я встал и приблизил лицо вплотную к оконному стеклу, безнадёжно пытаясь хоть что-то сослепу рассмотреть, возникло нечто живое и рыжее в нижнем углу окна – ухватившись всеми четырьмя когтистыми лапами за наличник, явила себя одна из устроительниц ночного тарарама.
      - Люська, зараза ты эдакая!  - Конечно же никто другой, кроме белки, не смог бы, аки по гаревой дорожке, вертикально бегать по плотно обшитой строганой вагонкой наружной стене домика.
            Обозначилась и вторая виновница моей кошмарной побудки – кошка, тоже рыжей масти, раз за разом запрыгивала на завалинку, пыталась дотянуться до белки, соскальзывала и сваливалась вниз.
      - Лиска, ну, я вам задам обеим!
            Вообще-то я с ними приятельствую с тех пор, когда они, совсем молоденькие, одна за другой повадились ко мне на участок за каким никаким прикормом. Хоть обе уже тогда были шкоды ещё те.
            Белка в обязательном порядке норовила слямзить какие-нибудь мелкие предметы. В последнее время пристрастилась тырить прищепки, которыми я креплю нетканый материал к дугам самодельных парников над грядками. Внаглую, у меня на виду, заскакивает на парник, отдирает прищепки, пару-тройку запихивает себе за щёки, ещё одну зажимает в лапе и пускается наутёк. Хорошо хоть не утаскивает далеко, а прячет где-нибудь в укромном месте на участке. За это я прозвал её в честь попортившей мне много крови одноклассницы в младших классах школы – рыжей, конопатой и вреднючей ябеды.
            Кошка - ей под стать, но промышляет мелким воровством оставленных без присмотра съестных припасов и действует куда хитрее и незаметнее. К тому же, расцветкой обладает чисто лисьей – рыжая её шубка оторочена белым понизу от подбородка до кончика хвоста, а лапы словно обуты в чёрные сапожки.
            Никогда не видел, чтобы находились рядом обе эти подружки, не слышал, чтобы кошки белками питались или наоборот, но азартные побегушки у них всегда начинались после трапезы, которую я им устраивал: одной - в миске на одном и том же месте возле сарая, другой - в кормушке, привязанной к стволу лиственницы возле забора.
            Белка, выждав некоторое время, вроде как дожидаясь ответа на вопросы: «Поесть нет ли чего? А за компанию с нами не хочешь поиграть–побегать-порезвиться»? – сорвалась с места и исчезла. Судя по звуковому сопровождению, домчалась до угла дома, там спрыгнула на землю, пересекла двор, запрыгнула на забор из металлического профлиста и скачками по нему помчалась поверху. Кошка рыжим пятном сопровождала её по земле.
            Я же предался ставшему уже привычным занятию – воспоминаниям. Хорошо думается и вспоминается, когда дождит. Не всегда светло и радостно, увы, из-за натыканных по всему телу барометров, реагирующих болью на непогоду.

      Снится, может? Нет, не снится -
      Вот он, лес тот, небылица! – «И горе тебе, если счастье твоё умерло от того, что оказалось не таким, каким оно грезилось».
           Слой земной атмосферы ближе к полюсу планеты на десять процентов тоньше, чем на «материке». Из-за этого первое время с непривычки дышится тяжело и пересыхает во рту в точности, как в высокогорье. Небо само по себе до того низкое, что тучи-облака, кажется, по макушке елозят. Теперь же оно, и подавно, превратилось в единое целое с монотонно шумящей стеной дождя и тумана. Словно серой бумагой заклеены оконные стёкла дачной избушки - какой уж тут простор взгляду?!
            Где вообще тот солнечный свет, если лето с белыми ночами месяц уже, как началось, а даже в безоблачную погоду солнце еле проглядывает размытым тусклым пятном сквозь дымовую завесу традиционных лесных пожаров?
            На второй неделе непогоды возникает ощущение, что дождь не только не гасит эти пожары, но и сам насквозь дымом провонялся. Откуда взяться свежести и чистоте воздуха, если лужи после дождя в траурных рамках - черны от пепла-сажи, принесённых водой с небес?
          «Девять месяцев зима, остальное - мошкара». - Если и есть что неизменное-постоянное на Крайнем Севере летом, невзирая на погодные условия, так это комары и присоединившиеся к ним с конца июня тучи мошки, на рое которой носовой платок плавает в воздухе и не падает! В особенности, у реки, расположенной на сто метров ниже по склону, невидимой и неслышимой вторую неделю. До самых морозов умудряются кровососущие твари есть поедом всё живое, и ни дым, ни дождь им не помеха – живи да радуйся!
            Нигде не имеет такое большое значение солнце, как в северных широтах планеты. Не зря именно на Крайнем Севере предусмотрено самое большое число солнечных и безоблачных дней летом. Солнышко светит – всё приходит в движение, растёт-цветёт, обретает объём, цвет, запах и вкус. Чуть скрывается за облаками светило - сама жизнь замирает-останавливается, словно замерзает.
            И не мудрено, когда вечная мерзлота под ногами достигает глубины полутора километров. Холодит она, будь здоров как, и оставляет для жизни всей растительности слой почвы не больше метра. В окрестностях полно белых от никогда не тающего снега распадков, куда не попадает солнечный свет, а русла глубоководных рек выстланы донным льдом. Всего-то восемьсот вёрст до Заполярья, лишь дунет покрепче Борей, и даже в самые жаркие летние дни температура воздуха стремится к нулю. выпадающий средь лета снег частенько украшает узорными белыми покрывалами траву и высокими мохнатыми шапками - листья и цветы.
            Вот и теперь вся окрестная растительность, зазеленев, не торопится дальше расцветать, словно, раздумывает: а стОит ли?
            Ощущение тоски и печали заполонило душу. Не было, нет и никогда уже не будет всего того, к чему стремился, забираясь в таёжную глухомань искать потерянный рай.
            Точно так же всё у меня похолодело внутри, когда три десятка лет тому назад ранним мартовским утром впервые увидел из иллюминатора самолёта невысокие и худосочные, словно редкие волосёнки на лысине, деревца северной лиственничной тайги на бескрайних заснеженных сопках.
            Для того и дана пресловутая свобода выбора человеку, чтобы создавать самому себе трудности, а затем героическим образом их преодолевать.
            И то сказать: жизнь в лесу – уже сама по себе работа. С непривычки вообще, ох, как непросто обходиться без подпорок цивилизации, довольствуясь лишь собственными силами, а на Крайнем Севере, и подавно. Одних только дров просто неимоверное количество требуется для круглогодичного «единения с природой».
            К тому же, не так-то легко длительное время терпеть общество себя-любимого и свои воспоминания. Счастливые из них, в особенности.

                (Продолжение - http://proza.ru/2023/10/05/664)