Дубровский

Том третий.

ПРОЛОГ.
 К сожалению, при издании первого тома была допущена одна очень маленькая, но очень существенная опечатка. А именно. Во время судебного разбирательство по тяжбе Троекурова и Дубровского-отца секретарь, зачитывающий протокол оглашает дату утраты документов на владение Кистенёвкой Дубровскими, 1818 год. Неверно! ! Следует читать – 1798 год! Тем более, что другая, точно обозначенная дата в романе 1797 год. Дата пошива Дубровским-отцом своего «дембельского» мундира, куда более точно укладывается в историческую фабулу романа. Т. е. Дубровский-отец дембельнулся. Пардон! Вышел в отставку именно в этом году. Из чего следует, что он задержался на армейской службе на пару лет дольше Троекурова. Так как звание генерал-аншер, учрежденное ещё Петром-первым, было выведено из табеля о рангах в 1796 году. В любом случае, эта временная перестановка вряд ли может казаться каким-то головоломным прецедентом, если учесть, что постановщики оперы по другому, не менее известному произведению Пушкина А. С.,  перенесли её действия из «александровской» эпохи в «екатерининскую». Как вы поняли, речь идёт о «Пиковой даме». Кроме этого. Название первого тома «БУНТ» было безжалостно вычеркнуто цезурой. Нам ничего не остаётся, как его восстановить. Впрочем и название второго тома «Ринальдо Ринальдини» также в восторг цензеров не привел  И так  второй том заканчивается словами:               
              «. . Пожары и грабежи прекратились. Дороги стали свободными. По другим известим узнали, что Владимир Дубровский скрылся за границу. . »   
               
   Том третий: ПРОРЫВ. 
            
– Утреннее кофе здесь вряд ли подадут! –  пробурчал себе под нос прапорщик Альфред фон Бюлов, отряхивая с себя сено-солому, на которой он встретил это отвратительное, хмурое, осеннее утро. Тесная монастырская келья плохо проветривалась, но тепло здесь не было. Наоборот, казалось что эти заплесневелые камни спали и видели, как вытянуть из твоих костей последние затухающие, теплые огоньки. Надо полагать, что двое его товарищей по несчастью, а точнее сказать «сокамерники», были вчера вечером гораздо пьянее его, потому что оба почти в унисон так и продолжали храпеть зарывшись в сено на потемневшем от времени дубовом полу. Он, старясь не шуметь подошел к высокой, узкой, заколоченной наполовину сверху досками бойнице, чтобы может быть по солнцу понять, который сейчас час? Трудно понять, пасмурно. Но довольно таки светло. Со скрипом вдруг растворилась дверь и солдат молодой гвардии маршала Мортье скомандовал ему: « – Фон Бюлов. На выход! »
            Наверное, с минуту маршал Мортье, не обращал на него никакого внимания, перебирая какие то бумаги на своем рабочем столе. Ну ясен пень! Он же теперь помимо того,  что он командир молодой гвардии, ещё и комендант Москвы, у него наверное столько забот.
 – Боже мой! Что у вас за вид, г-н прапорщик? – обратился наконец он к нему.   
– Вы сколько дней уже не брились? А перегаром от вас прёт, как из крестьянской избы на утро после пасхи! А рука? Что у вас с рукой? 
– Так это. .,  – Альфред начал было по-немецки, но затем счел за благо перейти «на франсе». 
 – Это ранение, ваш-превосходительство, я получил во время последнего сражения при Бородино! - соврал он, конечно «классно». Так как раздолбанную в драке левую кисть он предпочел обернуть черной тряпицей. Чуткое ухо Мортье сразу «ухватило» очень грамотную францускую речь этого человека лет 35-ти, одетого в мундир «вестфальца».
– Откуда вы родом, фон Бюлов? 
– Последние 10-ть лет я жил в Эльзасе. А вообще-то я из Польши, где у моего дяди Казимира под Лодзью весьма обширное имение, – ответил Альфред.
– Так вы наверное и польский знаете?               
– Да, конечно.               
– А почему же вы тогда не в корпусе Понятовского?
В ответ на это фон Бюлов лишь криво усмехнулся.               
– Эти самонадеянные идиоты ведут себя вровень с ветеранами старой гвардии. Меня от них тошнит. Мортье предупредительно-грозно постучал пальцами по столу.             

– Но, но! Что вы себе позволяете, г-н прапорщик? Поосторожнее в своих выражениях. Сейчас мы все в одной лодке, и каждый своим веслом должен грести синхронно вместе со всеми. Во истину сказано: « – Перед тем, как укоротить язык, гильотина укорачивает шею! » 
Подойдите к столу. Возьмите перо и бумагу. Сейчас вы кое-что напишите под мою диктовку.   
 Когда Альфред всё послушно выполнил, Мортье начал ему диктовать.    
– Этими своими высказываниями я ни в коем случае не желал принизить величие нашего Императора. К тому же мои слова были переданы не точно…
Выходя из апартаментов коменданта Москвы Альфред, сопровождаемый караульным уже на выходе едва ли ни нос к носу, столкнулся с самим маршалом Даву. Солдат-караульный вытянувшись в струнку, четко отдал ему честь, что было кстати сказать – не совсем по уставу   /караульный – сопровождающий честь не отдает/. Неуспевший натянуть себе на голову треуголку Альфред тоже вытянулся в струнку и почтительно поклонился. Даву на пару секунд остановился перед ним. Легкая презрительная усмешка промелькнула у него на губах. Но переступив через порог кабинета Мортье, он вдруг снова стал серьезным.                               
– Это что за чучело было у тебя? - с ходу спросил он Мортье.
– А этот вестфалец по пьяни очень неудачно высказался по поводу золотого креста, что мы вчера сняли с Ивановой колокольни. Пошутил, что это будет очень хороший крест на могилу. – здесь Мортье возвел глаза вверх т. к. не решился сказать:  «– На могилу Наполеона! »
– Он сказал, что «вообще-то это нормально, когда великие люди заранее думают о своем захоронении». Он точно знает, например, один испанский адмирал заранее сколотил себе гроб из основания мачты одного неприятельского корабля.
– Да этот смутьян опасен пострашнее бешенной собаки! - вдруг разразился ругательствами Даву.
 – А вы что, разве не знали об этом? !  –  спросил он у Мортье, у которого вдруг стало испуганное лицо.    
– Это же адмирал Нельсон сколотил себе гроб из основания мачты нашего флагмана «Ориент» после Абукира!
Инстинктивно фон Бюлов, что сейчас самое время воспользоваться старой солдатской поговоркой годной для всех армий мира: «–Подальше от начальства, поближе к кухне! »               
И поэтому только выйдя за забор гарнизонной гауптвахты, со всех ног побежал до ближайшего закоулка. Не хватало только того, чтобы Даву припомнил его «харю» по одному старому делу. Впрочем. «–Ему бы сейчас с новыми делами, с новыми заботами справиться! » - успокаивал он себя.
Возле дымящегося, полкового котла суетилась Эльза с деревянным половником. Полудохлая конина в купе с «многолетней» солониной из говяжьей телятиной издавали не самые приятные ароматы. Но сейчас это было неважно. Альфред был настолько голоден, что даже не обратил внимание ни на хмурый вид поварихи-маркитанки. Ни на то, что у неё в это утро на голове не кивер, с которым она никогда не расставалась, а черный, вязаный платок. 
– Не готово ещё! – прорычала она в аккурат, как медведица из берлоги.
– А-а, горячее не готовым не бывает! – ответил ей Альфред, и сам зачерпнул половником из чана. Да, крупа т. е. крупнопомолотый овес, была ещё не совсем готова. В пору лошадей кормить. Но бульон приятно согрел пустоту в кишках. Эх! Жизнь не так уж и плоха.
Но только сейчас он заметил, что Эльза украдкой то и дело утирает слезы. И только сейчас до него дошло. Рудольф! Её т. с. ППМ /походно-полевой муж/, с которым у него вчера была поножовщина, и которую, как он на это очень надеялся, очень вовремя прервал пришедший за ним комендантский патруль. А ведь из-за неё же, из-за Эльзы этот придурок на него «наехал». Однако Альфреду показалось, что он его не сильно то и «зацепил». Черт! Наверно все же зацепил « не слабо».
С хмурым видом к нему подошли Алоиз и Штольц. Сержант и рядовой из роты Рудольфа.
– Ну что, нажрался, славянская свинья? !
Он не стал резко реагировать на этот выпад. Сначала всё вычерпал из миски. Отставил её в сторону, привстал. Потянул носом. 
 – Что здесь очень сильно завоняли протухшей баварской колбасой!
Они вроде и ринулись на него, но он сразу вытащил из рукава переточенный под стилет трехгранный штык. Что-то такое он предчувствовал, когда сюда шел, и поэтому пришел не с пустыми руками.               
– Дорогу мне дайте пожалуйста, бойцы-удальцы!
– Засранцы! Дерьмо у вас в ранцах! -это он уже прокричал после того, как отошел от них на полтораста шагов, и после того как они выстрели ему вслед. Пуля со звоном долбанулась в треснувший от недавнего пожара чугунный фонарный столб, стоящий от него в метрах 10-ти. Пугают сволочи, чтоб не возвращался. Очень было надо!
Он перешел на шаг и стал думать, куда теперь податься? А в прочем. . Его сундук-рундук надежно прикопан в близлежащей роще. И монета ест при нём. Не пропаду! Впереди перед собой он увидел пару в черных мундирах. Пруссаки? ! Откуда они здесь. Слева женщина, наверняка маркитанка. Рядом с ней приземистый мужичок тащит на себе объемистую вязанку подгоревших «дровин». . /после пожара их тут «тьма»/. Он приблизился к ним, и его ухо ясно различило французскую речь. Ха-а! Так это ж конные егеря генерала Вальтера. Тротуар был здесь довольно узок и он стал обгонять их, стараясь ни в коем случае не коснуться женщины. Да, уж! Как говориться: « – Если обжегся на молоке, то и холодное пиво будешь пить осторожно! ». И он уже был на шаг впереди их, когда вдруг спотыкнулся и едва устоял на ногах.
Это маркитанка подставила ему подножку. 
– Куда спешишь, Гаврош?
– О, Элен! Мечта снов моих, целую ручки, - рассыпался он в комплиментах, демонстрируя прекрасное знание француского. Вся как будто сбитая из мяса кабана, но в весьма привлекательных пропорциях маркитанка Элен, о храбрости которой ходили легенды, была из той категории почти потусторонних сил, которые не боялись ни главного черта, ни главного сященнослужителя. И как он только сразу её не узнал? Ведь при Бородино она разносила вино в их «вестфальском» каре для поднятия солдатского духа. А потом, когда русская шрапнель, пробив кивер, процарапала лоб и залысину, вызвав сильное кровотечение, проводила его до лазарета. Но наверное простительно. У него же тогда была легкая контузия.
– Пардон, не узнал вас. Значит скоро будете богатая, как говорят русские, – отвесил он ей церемониальный поклон.
 – А это не по тебе сейчас «пуляли»? –  спросила она усмехнувшись.
– Нет, что вы! Это мои однополчане отстреливали ворон на обед . А вообще то. . Кх-кха. . Свиньи они! Колбасятина баварская. А у вас на бивуаке, моя королева, случайно не найдется участок землицы чуть прикрытый соломой?
– Ты серьезно, солдат? – сразу навострила уши, королева батальонной кухни.
 – Жорж! – сразу обратилась она к своему груженному «муллу».
– У нас тут волонтер нарисовался. Отдай ему свои дрова. Чтобы у меня на кухне бездельники не прохлаждались!
Жорж с видимым удовольствием скинул с себя зачуханную, дырявую робу, и передал её Альфреду. И когда Альфред навесил на себя его поклажу, он даже постучал его по плечу. 
 – Очень рад нашему знакомству. Как тебя зовут, товарищ?
– Адьфред.
– Дровишки хорошо висят? Тогда, херр Альфред, давай за мной. Шагом марш, строевым! – скомандовала Элен.
Появление на кухне у Элен нового «раба» никакого противодействия среди конных егерей, прямых подопечных маршала Бессьера, не вызвало. Наоборот, они даже очень были рады, что теперь никого из них не отвлекают на «готовку», и не отрывают от других, куда более важных занятий. Игра в карты, неуемное потребление горячительных напитков, поисков сокровищ среди развалин – пепелищ,  которые начинались тут же на соседней улице. Большой каменный дом, в котором они квартировались каким-то чудом уцелел во время пожара, за что им хозяин дома, грузный, наполовину выживший из ума старик был очень благодарен. Наверное он был бывший военный. Все называли его «гросс-папа». Он был слеп на один глаз и гренадеры развлекались тем, что наложив ему на этот глаз повязку, и напялив на него ещё треуголку,  заставляли изображать из себя то адмирала Нельсона, то Кутузова. Ставили его на стол и ходили мимо парадом. И что самое интересное, старику это «развлекуха» очень даже нравилась. Он с самым серьезным видом этот парад принимал. Это происходило до тех пор, пока кто-то из «слабонервных» не выдерживал и начинал хохотать. Потом обычно появлялась Элен, набрасывалась на них с руганью.
 – Канальи! Как вам не стыдно издеваться над старым и больным человеком! Пойдемте, папа, я провожу вас в постельку.
 Да, насчет постельки. Она у «папа» была отдельная в маленькой каморке. Все остальные спальные места в том числе на полу,  на стульях и даже на ступенях были строго «пронумерованны» теми, кто занял их первый. Элен для Альфреда нашла место на чердаке почти «под звязку» забитым седлами с павших лошадей. Не очень здесь было уютно, потому что крыша была вся в дырках. Ещё она отыскала для него обрывок палаточной ткани. И с помощью её он эти дыры «нивелировал», плюс ещё ему разрешили натаскать сено с канюшни, и что-то похожее на жильё первобытного человека, вобщем получилось . Первую ночь он проспал, как убитый. А во вторую ночь. . Он никак не ожидал, что Элен сама к нему придет и проведет с ним несколько часов под одной шинелью.
 Под утро, когда она, когда собралась от него уходить,  он потянулся было за монетами в свое «кошеле», но она вдарив его по руке, сказала;
– Не надо это сейчас, потом сочтемся. Для тебя есть одно дельце. Мне показалось что там, при Бородино, когда я тебя вела в лазарет, ты «крыл на чем белый свет стоит» по-испански.               
 – Да, – рассмеялся он.
– Нахватался там всякой дряни за морями.
 – Так ты знаешь испанский?
– Разговорный да, знаю. Но пишу с ошибками.
 – Очень хорошо, – облегченно вздохнув, сказала она, и развернувшись вышла, оставив Альфреда в некотором недоумении. Хотя, черт её знает! Может быть у неё какие-то романтические, юнешеские воспоминмния, связанные с образом  дон Кихота и прекрасной Дульсении. Он ещё благополучно проспал пару часов до утра и ему самому приснилось что-то далекое и юношеское. Как он в сумерках крадётся по темному лесу к заветному дубу, где его ожидает прекрасная, миниатюрная принцесса в белом полупрозрачном платье. Как давно это было!
– Режь помельче капусту, – скомандывала она ему, когда он тесаком разделывал овощи на нестроганой доске. Сама же Элен, подхватив куски вонючей солонины, пошла «запускать» её в котел.      
– Эй, Альфред. Бонжур! – подошел к нему Жорж.
 – Ви гейт ес дир, камрад? – /как дела, братан/. . вдруг перешел он на «дойч».
– О! А ты тоже, неужели из Баварии? – удивился Альфред.
 – Найн! – замотал головой Жорж.
– Это у меня родня из Швейцарии, из «немецкого» кантона. У меня же там и детство прошло, в том  числе и первая любовь. У нас же полно «немцев».
И наш генерал Вальтер из Нижней Силезии. Как тебе с нашей Изабеллой-испанской. Поди, не сахарный сироп?
И он с испугом покосился на Элен, которая в этот момент с самым сосредоточенным видом отмеряла крупу в котел.
– Да, пойдет потихоньку, –выдохнул из себя Альфред.
 – А скажи мне, друг. Не обращалась ли она к тебе. .,  – решился таки он на этот вопрос.
 – С каким-либо поручением, связанным со знанием испанского языка?
– Да, выпившая она как-то проболталась. Что у неё какие-то счеты с солдатиками из испаского полка. То ли они ей не доплатили, то ли обошлись охально. Скорее всего, то и другое вместе. Ха-ха. .,  – очень даже противно рассмеялся он. 
– Так что, точи, золдатен, свой тесак. Или что там у тебя, стилет? Надеюсь он будет не короче испанского «навахо»!
– О, чертовщина! Этого только не хватало! А впрочем. . Зачем паниковать раньше времени? И конце в концов можно будет благополучно «слинять» к тем же самым испано-итальянцам. О, где испанский разговорный пригодиться! И вообще. Война войной, но это не повод оскотиниваться против своих! – подумал Альфред тщательно вглядываясь в осколок разбитого зеркала, которое в данный момент было ему очень необходимо т. к. он бритвой подравнивал свои рыжие усики. Да, уж. А ведь были когда-то черненькие, как и шевелюра на том месте, где у него сейчас залысина. Да и та,  что осталась. Не поймешь какой масти. Толи булыжной, толи болотной. Ха-ха. .
Но уже в своё следующее посещение первобытного жилища Альфреда она вдруг расплакалась.
– Они у меня моего ангела Натали утащили! Мою дочку!
– Кто «они»?
– Испанцы.
– Это,  которые у Мюрата охраняют южную окраину Великой Армии?
Она из-за слез не могла говорить, только головой кивнула.
– А как это «утащили»? Что значит, мешок на голову и на лошадь, и ускакали?
 – Нет, но. . Ей офицерик один мозги запудрил. Она с ним и сбежала!               
 Альфред вздохнул с некоторым облегчением. Все же воевать с одним испанцем, это не воевать с целым каре, ощитинувшуюся навстречу длинными, испанскими ножами. Да и не факт,  что придется воевать! 
– Но извини, дорогая. Там нельзя появляться просто так. Меня могут запросто уложить на месте, как вражеского лазутчика!
 И он обнял её, демонстрируя полное ей сочувствие. Впрочем, подчеркнутое полным своим бессилием.    
 – После завтра туда поедет обоз с провизией. Я уже договорилась с полковником Жабером. Поедешь с ними. Я их здесь в Москве почти догнала. Теперь мне до них рукой подать осталось. Или ты струсил?
– Я? ! Нет, я конечно же поеду туда. Я всё сделаю для тебя, Элен. Но прости. . А ты уверенна, что здесь среди гвардейцев–егерей ей будет лучше, чем там, среди испанцев? 
 – Да, конечно, – в голосе её вдруг послышалось удивление. Точнее сказать – недовольного удивления.   – Здесь она будет со мной. . С тобой. Ты же не бросишь нас? Или у тебя другие планы?               
– Нет, я конечно же не брошу вас, –сказал он прижав её к себе ещё сильнее, и чуть коснувшись губами её шеи.
– Но я имел ввиду совсем другое. Элен…– чуть отодвинул он её от себя.
 – Как ты думаешь, что будет здесь дальше? В смысле, что будет дальше со всеми нами?
Здесь он сделал руками огромную бабочку, будто собирался обнять все пространство на чердаке.
– Ну, как «что»? Скоро будет подписан мир, всё успокоится, – сказала она, на что он в ответ лишь расхохотался.
– О, Господи! Какая ангельская наивность! Оглянись вокруг себя. Мир заключается с серьезным противником, а эта армия, что сейчас в Москве на 3/4- ти состоит из разбойников-анархистов, которые давно переключились на режим: «Каждый за себя»! И как ты думаешь, Кутузов об этом не знает? Да я уверен, что у него здесь полно лазутчиков. Не сегодня – завтра он погонит этот цыганский табор плетками для скота! Ну может быть дисциплинированная четвертушка успеет добежать до польской границы. Остальные просто подохнут от бескормницы. Мы что, когда сюда шли сильно жировали. У «вестфальцев» нормальная жратва была в лучшем случае раз в неделю. И это ещё когда мы за Неманом стояли. Зато сейчас мы обожремся, когда в полях и травы не будет!
 В глазах у неё было сначала удивление, потом страх, потом она снова расплакалась.
 – Ой! Что же делать?
Он глубоко выдохнул.
– Как зовут того молодца, что утащил у тебя твой «алмазный цветочек»? –  спросил её Альфред.               
– Михель. . Михель – Родригес Наварра.
– Хорошо. Завтра утром после доброго сна нам будет  лучше думаться, –сказал он снова её обняв.            
 – Впрочем, тебе наверное придется написать две записки. Ему и своей дочурке.               
– А что я им должна написать?
– Да напишешь там, что-нибудь. Мне главное подойти к ним, чтобы они меня нормально приняли. 
– Прости, Михель, – сказал Альфред, разливая вино по  стальным, армейским стаканам.
– Но письмо от твоей тёщеньки я лучше показывать тебе не буду. Там одни площадные ругательства.
– Ничего страшного, – ответил Михель.
– Я ведь от неё ничего другого и не ожидал.
Оба они рассмеялись. Альфред чуть покосился на Наталина этот самый украденный «алмазный цветочек». Бойкую «чернявую дивчину лет ошнадцати» в «рашен – сарафане», надетым поверх белой, армейской рубахи, искусно обращенную в «вышиванку», и в цветастом платке. Которая вместе с хозяйкой этой убогой хатки, старушку в сером латаном жупуне, хлопатала над плиткой. Она очень гармонично смотрелась с ней в синем, нарядном платье, и о чем-то с этой «старушенцией» очень бойко переговаривалась.
 – «Наверное у этой девчонки к иностранным языкам талант, по крайней мере, не хуже моего! » – подумал он и снова развернулся к Мигелю.
 – Русские очень любят пить по удачному завершению какого-либо путешествия. За прибытие, как говорят они.
– Конечно, Альфред! За вас, за ваше прибытие! – поддержал его тост Михель. Высокий, стройный красавец с типично «испанской» бородкой. Настроение сегодня у всех, особенно у тех кто держал южный фронт обороны против коварного «седово Лиса». . /т. е. против Кутузова/. . на берегу Черешни - реки, было очень приподнятое. Ну, ещё бы! Долгожданный обоз привез наконец-то провизию, ну и «винца малёк».    
  – Если русские пойдут сегодня в наступление, сопротивляться будет некому. Я проходил час назад мимо поста, пируют вовсю, – сказал Михель.
  – А что у вас говорят, это вполне возможно? – спросил Альфред.
– Ещё как возможно…
Подоспела Натали с кабачковыми оладьями на постном масле, в которых по случаю прибытия гостя была подсыпана овсяная мука.
– Да что вы всё о войне, да о войне! – сказала она, ставя сковородку с «жарким» на стол.
 – Расскажите лучше, как там мама?
– А что «мама»? У мадам Элен всё прекрасно. Командует мной и Жоржем на кухне, мы только успеваем выполнять её команды. Я, кстати сказать, с ним и хотел к вам прийти. Но его за «засунули» в караул. . /Здесь было всё «правда».  Действительно они с Жоржем ехали в одной повозке, и он действительно попал в караул. / Так что она у нас, как королева. Самое тяжелое у неё позади. Я вас уверяю, дети мои, что я сделаю всё для того, чтобы ей больше не пришлось раздавать чарки вина под пулями, как было при Бородино. О, Господи! Опять я о войне!
  Видимо для Натали было достаточно представить, как её «маман» где-то там бегает под пулями, чтобы у неё начала кружиться голова. И она не нашла ничего лучшего, чем «бухнуться» к Михелю на колени. Что-то она больно нервная для дочки маркитантки! Нужно было срочно менять тему.
  – Но если у вас всё так складно и замечательно. .,  - продолжил Альфред после выпитой стопки.
– То почему вы до сих пор официально не бракосочитались? Или ваш отец -капелан не вашей религиозной конфессии?
– Нам нужна официальная бумага с выпиской из церковной книги костела, - ответил Михель, что Альфреда несколько удивило.
 – А зачем вам столько бюрократии? Хотя, я кажется понимаю. Вы, Михель, очень богатый наследник.
– Ну, не в моих правилах, чем-то таким хвастаться. Хотя у моего папаши весомый «пай» в бразило -кофейной компании, плюс небольшая лимонная плантация на Сицилии. Но папуля мой в этих вопросах не так щепетилен, как у Натали. Её папаша – граф поставил жесткие условия. Чтобы венчание его дочки должно было пройти строго по католическому обряду.
– Какой еще граф? Он что, живой? А я до сих пор думал, что м-м Элен вдова.
 Видимо надышавшись горячими парами на тесной кухоньке, Натали выбежала на улицу подышать свежим воздухом, поэтому разговор между солдатами пошел « побойчее». 
 – Так она же с графом в разводе. По крайней мере, в гражданском разводе по взаимному согласию. Он сделал так, что она « по бумагам», вроде, как умерла. Давайте ещё по чарке вина, я вам всё расскажу.
– Натали, ласточка моя, наверное в маман свою пошла, Та тоже с гусаром сбежала. Только у Элен история была куда «круче», Натали было тогда уже 5лет. Не знаю, простит меня боженька или нет, но я похитил Натали, когда наш полк проезжал через Карловы Вары. Начальству моему этот мой поступок совсем не понравился. Оно твердо настаивали на том, чтобы я вернул похищенное мною «сокровище» на место. А как её было вернуть, когда мы стояли уже у Немана. Был конец мая, а Натали и думать даже не хотела о возвращении домой. И я тогда принял единственное правильное решение, Хорошо заплатил местным крестьянам – рыбакам, и они нас переправили на другую сторону Немана. Уже на русской территории нас задержали, но не знали, что с нами делать. И так продолжалось аж до 22июля, когда уже царь Александр издал указ о том,  что перебежчиков-испанцев надо принимать не как пленных, а как желанных друзей. Но Наполеон наступал, и мы отъезжали дальше, а он нас снова нагонял. И так до самой Москвы.
– Так что же вы дальше не поехали? –  спросил Альфред у Михеля, но видя, что тот «замялся», продолжил вместо него.
 – Вы наверное решили, что карта русских бита, раз они проиграли при Бородино. А значит скоро будет мир, который будет лучше встретить под знаменами победителя. Но предвижу, начальство вашему появлению снова не обрадовалось.
 – Не обрадовалось, это очень мягко будет сказанно. Но я же хороший картограф, а Мюрату было на все это наплевать. Он взял меня на службу в свой штаб.
 Из тесной каморки они вышли на улицу покурить. Альфред очень ловко скрутил сразу две самокрутки.
 – У русских пленных научился, – похвастался он.
 – Как они говорят: «Босоногий всегда хитрее богатого! ». . /В оригинале: «Голь на выдумки хитра! »/
Смешанный с местной махоркой турецкий табачек. . / «гостинец» от Альфреда/, довольно сильно отдавал горечью. Впрочем, «постящего» несколько дней без курева Михеля, это не сильно огорчало.
 – Так вы были при Бородино? - спросил он Альфреда.
– Ох, жутко вспомнить! Куча трупов, порой казалось, что пушечные ядра небо закрыли. Земля под ногами дрожит будто вот-вот вулкан рванет. . Мы же там с Элен и познакомились. В лазарете. Отделался легким ранением.
–Да, –выдохнул струйку дыма Михель.               
– Бедный полковник Эберле, отчим Натали. Погиб под Смоленском. Он же мог остаться у австрийцев в корпусе Шварценберга. Они сейчас там, на границе дурака валяют. А вот  Элен помчалась за Натали, он за ней. Натали очень переживала его гибель, она же десять лет была его воспитанницей.
 – Михель, можете не отвечать, это в общем-то не моё дело. Он в своем завещании упомянул её и Элен?
– Да, конечно. Честное слово, Альфред. Для меня было большой неожиданностью узнать, что у неё есть ещё и граф-отец. А то вы ещё подумаете, что я женился на ней из-за наследства.
 – Всё, Михель. Давайте на этом остановимся. Но в любом случае. . Обратно обоз поедет через несколько дней. Я думаю, что Мюрат отпустит вас для торжественного бракосочетания в костеле.
– Я бы предпочел чтобы это все было, как можно скомнее, – сказал Михель.
 Когда они возвращались, Альфред увидел Натали сидящую вместе с пожилой хозяйкой на покосившейся лавке возле хаты. Он только сделал один шаг в сторону от тропинки к ним, как пожилая хозяйка в большущих лаптях на босу ногу сразу поднялась со своего места и пошла в сенник будто по своим делам. Натали, на которой «для сугреву» поверх сарафана был накинут сверху весь в латках испансий мундир, но не Михеля, а кого-то явно покрупнее, улыбнулась ему.
– Разрешите, м-ль, рядом с вами присесть? – обратился он к девушке.
 – Конечно, дядя Альфред, присаживайтесь.
– Цей жупан откеда у пани? – обратился но к ней на русино-славянском «суржике» на котором, кроме немецкого, обычно общались разно-диалектные русины обширной Австрийской империи. Натали рассмеялась.
 – Цей жупан дружины моёго батьки, – в тон ответила она ему.
 – Это друг Михеля из Кордова. Очень сильно пострадал, когда тушил пожар в Москве. До сих пор лежит в лазарете. Просил пошить новый такой же.
– А ты шить умеешь?
– Да, меня мама научила.
– Тогда знаешь, моя птичка,  о чем я тебя попрошу. Ты когда ему новый мундир будешь шить, вот этот старый тоже подлатай поаккуратнее, как сможешь, – в голове у Альфреда сразу возник какой-то далекоидущий план.
– Я тебе оставлю монет несколько на новую ткань.
– Ой, да что вы, дядя Альфред, не надо!
– Нет, ласточка, надо. Потому, что ещё ты мне пошьёшь и панталоны к нему на длину, чуть ниже колен. Как раз через пару дней обоз поедет обратно. Мы будем с Элен ждать вас в гости, привезешь мне  это всё в Москву. 
 – Хорошо, я все сделаю, дядя Альфред. А зачем это вам?
– Не задавайте лишних вопросов, госпожа портниха! – рассмеялся внимательно вслушивающийся в их разговор Михель.    
– Берите деньги и работайте. А, я как понял, вы мой друг, поскачите в столицу завтра вместе с конным отрядом? – спросил он Альфреда.
– Да, наверное. .
–Не знаю, как моя тёщенька примет мои слова благодарности, – обратился Михель к Альфреду, когда они снова сели за стол и наполнили свои «бокалы».
– Но вы же просто спали нас от голодной смерти. Вон кофе, изюм, табак привезли. Разрешите и я кое- что вам подарю, – и с этими словами он нагнулся под стол, где стоял его походный сундучок, и достал оттуда. .
 – Вот смотрите, Альфред. Разбойничья пистоль – аркебуза.  Двуствольная. Ствол коротковатый, но шагов на 15-ть бьет очень надежно. Видите она облегченная, потому что устройство совсем  примитивное. Запал катушка-нитка-колесико. Вот смотрите. .
И он резким движением выхватил пистоль из кобуры. Нить на кончике ручки пистоли была жестко привязана к кобуре. Разматываясь, она закрутила колесико запала, из пистоли пошел дымок. .
 – Не бойтесь, она сейчас не заряжено. Это я вам для демонстрации. Фитиль горит 5-6 секунд. От зарядного пороха в стволе он отгорожен шторкой. Нажали на курок – шторки нет. Через сукунду выстрел, ещё через секунду – второй. Не нажали курок, фитиль прогорел. Надо вставлять следующий. У меня их пара. Для меня и одного хватит. Предыдущий хозяин – немец, продал мне их, как дуэльные. Но кто захочет на таких стреляться?
– Да, конечно. На таких поджегужках вряд ли кто отважится на это. А вот для личных нужд, вполне удобная штука. Гран мерси вам, огромное. .
Ночевать он пошел в обоз к Жану. Тот очень ему обрадовался т. к. все его друзья-приятели уже перепились, а поговорить за доброй чаркой, да с добрым приятелем. . Альфред возражать не стал тем более, что при «молодых» он очень старался не нажраться, как «свинья». А здесь им уже никто не мешал. Разумеется Альфред в очень «скромных мазках» всё Жану рассказал.
 – Наша Изабелла-испанская теперь может успокоится. Здешний капелан венчал их законным браком. Слава Богу, обошлось без меня. Паренек хоть подпоручик, но с перспективой. Папаша у него в Барселоне кабак содержит.
 – Дочка наверное такая же хитро-выделанная, как её мамаша. Ты знаешь, по-моему она жидовка. В смысле, жидовка – перекрещенка. И Элен это уже её второе имя, – вдруг «ошандорашил» его Жан.
– Сам слышал, как Эберле один раз назвал её толи Рахель, толи Махель. А она попросила её так больше не называть. И у неё звезда Давида на цепочке. И по каким-то ихним праздникам она её надевает, последи за ней сам убедишься.
– Да, ну и хрен с ней! Очень мне надо ещё следить за ней, – ответил Альфред, которому этот разговор все меньше нравился.
– Да, как знаешь. Я же просто тебя предупредить хотел. И то что патент на маркитанку у неё «фуфло» она тоже тебе, конечно, не сказала, – не унимался Жан.
 – С чего ты это взял?                               
– Да я сам его «перелицовывал». Как ты думаешь я в егеря попал? От «фароонов» драпал, по подозрению в подделки ценных бумаг. Да ты не дрейф, приятель. Я сразу понял, что ты свой человек. Тоже ведь в свой время от фараонов «тягу давал»?
Ничего не поделаешь. Альфреду пришлось « признаться».
– Да, было дело, драпал. Только от «морских фароонов». У нас патент на каперство тоже был натуральным «фуфлом».
– Так ты, брат, оказывается пират! – довольный расхохотался Жан. 
– Я тогда тебе все расскажу. Была здесь до неё в соседнем полку маркитанка Эмма Нетрай, а в Смоленске ей сильно по «башке» досталось. Решила откочевать обратно себе во Фландрию. Ну, а патент. . Не пропадать же добру. «Толконула» нашей Элен. И вот они, мои ручки «золотые». И теперь это патент на имя Элен Метрайси. Главное имя совпадает и описание внешности, а фамилия ть-фу. Лишь бы не старая. А после Смоленска вообще бардак, никто ничего не проверяет.
Утром следующего дня Адьфред почувствовал себя совершенно непригодным к каким-либо «производительным действиям», и потому приказ полковника Жабера возглавить одну из «фуражных» команд, он  про себя послал «куда подальше». Но спорить не стал, взял под козырек и. . куда-то исчез. А исчез он в «гнездышко», к своим молодым, наверное в будущем, родственикам. К Михелю и Натали. Бросил на их кровать шинельку и так и проспал, считай до полдника. А вернувшегося к тому времени со своей службы Михелю объявил:
–Всё, друзья мои. Больше мне здесь делать нечего. Я пойду в Москву пешком.
 Натали только руками всплеснула.
 – Да как же так, дядя Альфред? Здесь по лесам вокруг нас кругом рыщат казаки!
– Я пойду ночью, птичка моя. Они все будут глубоко спать, а я как-нибудь проориентируюсь по звездам.
И действительно, он дождался сумерек и уже собирался выходить, как вдруг к Натали подошла их старушка – хозяйка с каким то «узелком» в руках и сказала:
– Переведи своему дяде, что это в дорогу ему от меня башлык. Вдруг непогода будет. И ещё здесь мешочек сушенных яблок
– Пасибо, бабушко! – как-то уж слишком «картинно» переврал Альфред эти русские слова. Тем более, что до этого он прекрасно говорил с Натали на австро-русинском «суржике». Впрочем, он  даже обнял старушку на прощание.   
– А не жалко вам башлыка, бабушка? Он же был ещё совсем справный, – спросила хозяйку Натали, когда гость ушел.
– Нет, доченька, не жалко, – ответила та.
– Уж больно он мне нашего доброго, молодого барина напомнил. Считай 20-ть годков не видела его. Я же из соседней губернии. Куприяновкой деревню нашу звали.
 И можно только догадываться. Из каких, таких соображений Альфред отважился на это опасное путешествие. Но ночью в «незнакомом» ему лесу он с правильного направления ни разу не сбился. А уже под утро он вышел на чей-то заброшенный огород с капустой, буряком и картошкой. Не такой он уж, впрочем и заброшенный. Раз его кто-то пропалывал. И вон на грядке несколько вилков капусты «не хватает». И шалаш с краю огорода точно, заброшенным не выглядит. И потому он побоялся оставаться в нем надолго, а соорудил себе постельку в близлежащих кустиках, и блаженно заснул. Ноги «гудели», но идти надо было еще одну ночь. Надо хорошенько выспаться.
Постелька был из «лапника». Хвойные иголки сначала, кололи. Потом привык, ещё и солнышко стало хорошо согревать. Но тут затрещала сорока сидевшая не в далеке на верхушке ели. Не иначе хозяева «понаприехали». Двое бородатых, заросших донских казаков Платова. Сначала первый, привязал свою лошадь у березы рядом с шалашом, и деревяной лопаткой начал откапывать картошку. Наверное какой-то черт стал нашептывать Альфреду на ушко:
«– Возьми пистолетик. Стрельни ему в ножку. И пока он будет стонать и охать, ты в один прыжок на его лошадь, и ищи ветра в поле! »
 И он подтянул к себе кобуру, резко выдернул пистоль. Запал горит 6 секунд. . Но тут снова затрещала сорока, послышался конный топот второго всадника. Как бы эта « хрень» сейчас не дала салют в честь его похорон. А ведь была возможность просто сдаться в плен!   Напряженно летели секунды.
– Эй, Сашко! Буде тебе робиты. Поихали! – скомандовал второй, надо полагать старший.
Фитиль прогорел. Пронесло! Под утро он уже сквозь просеты деревьев на фоне занимающейся зорюшки явственно различил контуры городских строений.
– Стой! Кто идет? ! – услышал он окрик на «франсе».
–Господа! Не стреляйте пожалуйста. Я фуражир вестфальского полка. На нас напали разбойники. Я убежал, заблудился.
– Что-то долго ты, брат, блуждал. Это ты, Альфред? – услышал он вдруг «родной дойч».
 – О, Штольц! Дружище, как хорошо, что  я на вас вышел. А то эти «лягушатники» могли и пристрелить!
– «Повезло», говоришь. Да как сказать. Ты в курсе, что тебя начальство наше ищет?
– А, что меня искать? Я – вот он!
– Это хорошо. Поэтому извини, брат. Служба – есть служба! Я тебе дам сопровождающего. Иди вперед смирненько и не вздумай дергаться. А это что у тебя?
И с этими слова Штольц изъял у него башлык, капюшон которого был занабит картошкой. Думал, что угостит Элен. Фигушки!
  – О, зер гут! Сдашь Эльзе на кухню. 
–  Что же вы, голубчик, так меня подводите? – сказал полковник Витланд, поднося ко рту чашку с дымящимся кофе.
– Да присаживайтесь, что вы стоите. Кофе наверное хотите 
–  Так точно, херр – оберст. Хочу! 
–  Тогда наливайте и пейте. А я пока изложу вам суть дела. Два дня назад к нам приходил человек от Даву. Очень хотел вас видеть. Ваше отсутствие я объяснил тем, что вы посланны на очень важное задание по предписанию принца Вильгельма. И знаете что, друг мой. Я боюсь, что г-жа История не простит нам, если то, что будет написанно в её аналах, не будет соответствовать действительности.               
 – Т. е.,  господин полковник, как я вас понял. Вы хотите поручить мне одно очень важное задание.      
 – Вы очень догадливы, Альфред. Вот здесь и пригодиться ваше умение вести допросы русских пленных. И хотя ваш «рашен – шпрех» сильно засорен польскими и словацкими словечками, другой более подходящей кандидатуры, мне не найти. Времени в обрез, а вам предстоит экспедиция в тыл врага.
Альфред аж кофе поперхнулся.
– Я смотрю, для вас это неожиданность? 
–  Если честно, г-н п-к, очень большая неожиданность! И я не представляю, как это возможно. Всё пространство вокруг Москвы заполнено казаками!
–  Смотрите выбор за вами. Тем более, что вся Москва переполнена людьми Даву. Я вас даже из своей палатки не хочу лишний раз выпускать
– Но какая экспедиция? Зачем? 
–  Уберите пожалуйста чашечку со своего стола. Я сейчас разложу на нем карту.
«Херр – оберст» вставив свой левый глаз монокль, что он делал всегда перед тем, как начать важную речь. 
–  Вы же знаете, Альфред, что у наших предков был очень перспективный, но очень расплывчатый проект «Дранг нах Остен». А вот сейчас перед нами стал очень злободневный и очень конкретный проект «Дранг нах Вестен». Вы понимаете, о чем я? 
– Т. е. решение о нашем выходе из Москвы принято?
–  Несомненно оно будет принято через несколько дней. Но отступать строго на Запад это гибель. Великой Армии как воздух необходимо свернуть с этой прямой дорожки в ад. Теперь смотрите на карту. Вот мы,  вот Кутузов в своем лагере в Тарутино. Впрочем, что я вам объясняю. Вы же кажется недавно там были. Да, да, голубчик. О ваших похождениях в подразделении моего земляка генерала Вальтера, мне все известно. Как говорится: «  –  Москва город маленький! ». Ха-ха. Но не будем отвлекаться. Кутузов ждет прямого нападения на себя. Но есть же другое, не менее перспективное направление на Калугу. В обход основных сил русских. Тем более, что по нашим сведеньям здесь наибольшее количество крестьян буквально ненавидящих свое рабское положение. А мы им на своих штыках принесем им свободу. У Кутузова уже были  похожие проблемы в тех губерниях, куда ступала нога солдата Великой Армии. Ну а мы теперь их ему добавим.
 – Г - дин полковник, если вы мне сейчас хотите предложить провести регонцинировку возможного движения армии. .,  –  поднялся Альфред со своего места. Но затем, как обессиленный опустился обратно. 
– . . То я даже не представляю, как я могу это сделать! 
– Да, вы правы. Я понимаю ваши сомнения, Альфред. Это будет невозможно сделать без человека хорошо знающего эту местность. Т. е. без русского проводника. Но эту часть работы я уже сделал за вас. Какое-то население в Москве ещё осталось. Вредители-поджигатели пойманы и расстрелянны. Для вас же я набрал с пол-дюжины из того края, и которые выразили желание сотрудничать с нами. Звонкая монета и желание приобрести свободу очень хорошо их мотивирует. Вы должны сейчас будете побеседовать с каждым из них и выбрать наиболее подходящего.               
– Нет, не пойдет! – вдруг замотал головой Альфред.
– Что не пойдет, поясните! – сразу же насторожился Витланд.
 – Не пойдет выполнить это задание перебигая из кустика в кустик. Это задание можно выполнить лишь при условии, что у меня будет свободное, легальное передвижение.      
Витланд с облегчением выдохнул.
– Но это будет для вас слишком рискованно, Альфред. Переодеться в русский мундир.
 – Нет,  русский мундир тоже не подойдет. А вот испанский в самый раз. У русских они почетные пленные. Даже не пленные, а гости.
– Очень смело, Альфред. Да вы хитры, как черт! 
–  Только для надежности этого маскарада нужно будет взять в пару одного настоящего испанца. Он, как по заказу, приедет в Москву завтра, а может и сегодня вечером. Некто Михель. Я вас с ним познакомлю. И  что самое для нас интересное, он очень хороший картограф. Ещё будет лучше, если мы смешаемся с парой местных жителей возвращающихся к себе в деревню с награбленным в Москве барахлом. Так где эта ваши мужики? Я бы хотел на них посмотреть.
– Так я этих лодырей  – бездельников отправил на рытьё окопов возле Кремля. На улице небольшой дождь, очень хорошо. Набросьте на себя мой плащ с капюшоном. Я сейчас распоряжусь, чтобы нам подали лошадей.
 По хмурым, темным небом мужики в серых, грязных робах неторопливо ковыряли лопатами канаву возле Безымянной башни.
– Ну и морды у них . Одна другой разбойничьей!  – «восхитился» Альфред их явно не европейской внешностью. Вдруг взгляд его заострился, как у кошки перед броском на мышку.
– А вы знаете, г-н пол-к. Вот этот может и подойдет  – указал он на одного из них. 
– У меня не очень хороший русский язык, но когда мы выпьем по чарке, я думаю наши языки сраняются, – сказал он слезая с лошади.
– Вы хотите,  Адьфред, проверить на нем славяно – алкогольный метод? 
–  Да, почему бы нет? 
–  Что ж. . Вот тогда вам фляжка с ромом. Крышка откручивается, как стакан. Действуйте, Альфред. Вам и карты в руки.
 Увидев приближающего к нему вестфальца в походной накидке  да и ещё со сложенным кнутом в руке, Архип-кузнец на всяк-случай принялся гораздо усерднее работать лопатой.
«  – Совсем немчура обнаглела! К каждому землекопу надсмотрщика приставили ! » – со злостью подумал он.
Но этот вестфалец вдруг расплылся в улыбке и сказал:
 – О, ты есть хороший русски работяга. У тебя хороший арбайтен! Хочешь ром тринкен?,  –  сказал Альфред и незаметно, чтоб другие не видели показал «работяге» фляжку с ромом.
– «Или это тебя со вчерашнего так ведет. Или ты,  паря, совсем мозгами «поехал». А может это он отравить меня хочет? »  –  с опаской подумал Архип. Но продолжая работать, головой кивнул.
– А-а! Я твой понять. Здесь тринкен не надо. Пошел форверс, стена! Ром гут, хороший.
И он прямо из фляги сделал при нем один глоток и чуть подтолкнул его.
– Пошел!  –  « И правда. Что не выпить рому с этим блаженным, придурковатым? » – подумал Архип и послушно пошел за стену.
 Они остановились в проломе стены, от чужих глаз подальше. И здесь «вестфалец» повел себя ещё более странно и совсем недружелюбно. Он вдруг сложенным кнутом довольно таки чувствительно огрел его по спине.
– Ты есть сволочь! Разбойник морда! Ты грабил мой повозка! 
–  Никак нет, ваше благородие. Я кузнечных дел мастер. Никого никогда не грабил!
–  А 15-ть лет назад. На грос – дорога на Кистеневка. Разграбил мой фургон!
Ужас отпечатался на лице Архипа. Он попятился было назад. Но этот проклятый «вестфалец» вдруг выхватил с кобуры на животе пистолет. . / Альфред заранее отстегнул шнурок от пистоли/.
– Стоять! Пристрелю как собак! 
– Ох,  пожалуйста, ваше благородие, помилосердствуйте! Ну может и был грешок. Так это когда было! Пожалейте вы раба вашего! – упал Архип перед ним на колени. 
–  Так уехал он, скрылся. Черт его знает,  где он сейчас!
– Так может вот он. Смотри хорошо, – сказал «вестфалец» на чистом русском и скинул с себя капюшон.
– Ба! Владимир Андреевич, барин. Родненький вы мой!
– Тихо, тихо, дурак! – прикрикнул на него Альфрел-Дубровский. . /дальше «А. -Д. »/. . Но затем голос резко « убавил».
– То, что ты узнал меня, это хорошо. Но узнал, и тут же забудь. Я для тебя при всех без исключения противный, заносчивый немец, херр Альфред.
– Ясен пень, хер Альфред! Не сумлевайтесь, не подкачаю.
– Смотри же! Веди себя как надо перед этим «фрицем»– полковником. А потом пойдем к одной бабе. То ли она чешка, то ли мадьярка. Чтоб не сплоховал, не выдал меня. А самое главное, Архип. Скажи пожалуйста, сможешь ли ты провести телегу с награбленным добром по  дороге на мост через Пахру. Есть ли у тебя там знакомые? 
–  На большой дороге? Конечно есть у меня там дружки. Но там же надо будет идти через французский пост! 
–  С постом я всё улажу. Возок я тебе подгоню в условленном месте. Нагрузишь там его, что тебе приглянется. Но смотри, не сильно его загружай. Кроме нас ещё будет трое.
 К ожидающему его Витланду он подошел слегка покачиваясь с широкой, «пьяной» улыбкой.
– Всё, херр оберст, зерр гут! Хороший, русский мужичек! И всё вроде складывалось хорошо, но при подготовке этого. . /как показало будущее, не совсем безопасного/ путешествия, у А.Д. вдруг возникли трудности с той стороны, от которой он меньше всего ожидал.
– Почему ты не хочешь уехать вместе с нами? А, я кажется понимаю тебя. Ты заранее настроили себя против этого Михеля. Прости, дорогая. Но я не вижу причин, чтобы ты не желала своей дочери счастья.
 – Он её заговорил своим колдовством. Развратил бедное дитя!  – вдруг запричитала она.
 – Ой, Элен, прекрати! – резко оборвал он её.
 – Мы все в какое-то время вдруг развращаемся или совращаемся. Другое дело, освещенно это Законом Божьим или нет. А они оба просто горят желанием венчаться под алтарём. А венчание тайное или публичное будет у них завтра. И  я и, надеюсь ты, будем на нём присутствовать.
– Значит у них всё будет по- божески, по- людски, – ему вдруг показалось, что она готова расплакаться.
– А у нас, как у кроликов будет жизнь. От случки к случке! 
– Ах,  вот ты о чем! Но Элен, любовь моя. В храме Святого Людовика мы же  не сможем сделать это вслед за ними, хотя бы потому, что мы оба лютеране.
Он схватился за голову, как от зубной боли и опустился на обгоревший стул без спинки . Но потом вдруг подскочил с него и опустился перед  ней на одно колено.
– Мадам, я прошу, я умоляю вас принять моё предложение руки и сердца. Но здесь в Москве для меня это очень чревато. Мало того, что Даву хочет видеть меня в каменном мешке. Ещё и Жабер «настучал» на меня в комендатуру, чуть ли не как за дезертирство. Но я обещаю вам, что первая я же попавшаяся на нашем пути кирха. . Будет наша.    
Наверное ей это всё очень понравилось, потому что она, выдержав некоторую паузу, утерла слезы и с облегчением вздохнула.
– Хорошо, я согласна. Я поеду с вами. . А это ещё что за Квазимото? ! – спросила она, когда перевела свой взгляд на окно, прямиков выходящее на её кухонное хозяйство.
 Чтобы « откупиться» от егерей за свое «тунеядство» в последней с ними экспедиции, Альфред не придумал ничего более лучшего, чем притащить им на кухню ляшку сломавшей себе ногу, и тут же забитой теме, кто ближе был к ней, «ничейной» лошади. Сам бы он с этим делом никак бы не справился, и потому пришел сюда с Архипом. Чтобы «добро не пропало» Архип тут же кинул его в котел с водой, а теперь пытался развести под ним огонь.
 – Прости, дорогая, я тебя не предупредил. Это наш проводник на ту сторону. Сейчас я ему вручу аванс за столь необходимую нам в будущем услугу. И он благополучно выйдет из твоего поля зрения, – быстро нашел выход из ситуации А.Д.
– Как? ! – вдруг ни с того, ни с чего возмутилась Элен.
– Ты так смело доверяешь судьбу какому-то бродяге! Я хочу его немного допросить. . А.Д. ничего не оставалось, как сходить, «исполняя её королевскую волю», за Архипом. Войдя к ней в комнату Архип боязливо снял шапку, Альфред стал у него за спиной готовый теперь для своей «королёвны» поработать «толмачем». 
– Я по-польски трохе разумею. Хочу поговорить с ним превратно! –  сказала она, и ему больше ничего не оставалось, как пожать плечами и выйти. И как он только вышел она сразу влепила Архипу звонкую оплеуху.
 – Ты что делаешь, придурок? ! Я же тебе ясно сказала,  чтобы ты больше сюда не приходил, – сказала она ему на чистейшем «рашен».
– Так это всё он. Этот «немчура» поганый, – ткнул пальцем Архип в то место, где только что стоял А.Д.                               
– Он меня сюда, как на аркане притащил.
 – Ты про меня ему ничего такого не рассказывал? – спросила она.
 – Да за каким лешим! Он ничего и не спрашивал. Сказал только, что поедем завтра ночью.
 – Ладно, поверю тебе. Мы уедем, бабу свою пришлешь, чтобы за стариком приглядывала.
Ровно сутки спустя. Опять же в расположении части конных егерей генерела Вальтера произошел следующий диалог.
– Дежурный! Почему в нашем расположении какие-то постороние «шныряют»? Или мне показалось, что здесь кто-то был в мундире испанского полка?
 Жан, который до этого усиленно жевал сухофрукты этим самым испанцем им подаренные, едва ими же не поперхнулся.
– Так это, г-н майор, К нашей маркитанке Элен зятёк на побывку прибыл. Он мне показал увольнительную от нач-штаба Мюрата. Хотят в торжественой обстаноке провенчаться в костеле Людовика Святого. Так их уже нет, туда и  «утопали».
– А и черт с ними! Тогда быстро « слетай» на чердак, притащи оттуда Альфреда, этого бравого «вестфальца». Здесь за ним из комендатуры пришли.
 – Так он, г-н маор, того. . Ушел вместе с ними!
– Что? ! Тогда бери ещё одного солдата и бегом с «комендатскими» вслед за ними. Будет сволочь знать, как дезертировать во время «фуражирования»!
– Херр оберст! Разрешите доложить, через два часа мы будем готовы!
– Альфред! Вы с ума что-ли сошли? Какие два часа? Выезжайте сейчас же! Через час мы должны будем передать наш участок охраны голландцам. А у вас тайная миссия, я не хочу, чтобы о ней знали посторонние! Так у вас всё готово?
– Да, херр оберст, экипаж стоит во дворе, перед вашей палаткой. Можете сами убедиться.
– Нет, Альфред, не надо! Не открывайте палатку широко, не хочу излишне нервировать дам своим появлением. А вот за Михелем пойдите, сходите. Я хочу сказать вам пару напутственных слов.
Вошедшие в палатку Витланда Альфред и Михель были приятно удивленны тем, что по поводу их отбытия г-н п-к «проставился» шампанским.
– За вашу предстоящую, я уверен, удачную миссию, господа офицеры! Я верю в вас, Адьфред! – поднял бокал с шампанским Витланд.
– Яволь, херр оберст! – гаркнул во всё горло А.Д.
– Гот мит унс!
–  А где же теперь ближайший католический костел? – спросила у  Альфреда Натали, когда возок двинулся с места. Девушка была явно расстроена тем, что акт торжественного венчания ввиду « пожарных обстоятельств» не состоялся.
– Так, в Смоленске наверное. Но не сомневайся, ласточка моя. Есть у меня чувство, что мы там скоро будем, – обнадежил он свою «падчерицу».
Но дальше поведение дяди Альфреда очень удивило Натали ещё больше. Когда их возок благополучно прошел патрули и оказался в «нейтральной зоне» . Он первым делом закинул «куда подальше» свой « вестфальский» кивер, нацепив на себя простую походную треуголку. А затем, буквально с быстротою фокусника сменил свой черно-белый мундир вестфальца на тот самый унтер-офицерский, испанский мундир, что она ему привезла. Очень в пору пришлись ему и пошитые ею «испанские» же рейтузы– «шорты», которые он натянул сверху вестфальских пантолон и заправил их в сапоги. Слава Богу, и он теперь «испанец»! Всё хорошо. Немецкий рысак – полукровка очень бодренько тянул свою упряж.  А вестфальсикй мундир он решил запрятать «поглыбже» на дно телеги. Разгребая тюки ткани, которые Архип натаскал откуда только мог, он вдруг наткнулся. . на чей-то сапог. И сапог шевелился!
–  Вас ист дас? Это что есть, Архип? ! – закричал он уже с испанскими и немецкими ругательствами на своего верного извозчика.
– Так это, майн херц! Ваше благородие! – заискивающе затараторил Архип.
– Это наш гвардейский офицер. Его во время перемирия французы обманом в плен захватили.
Хорошо, что А.Д. сидел довольно далеко от Архипа и никак не мог до него дотянуться. Потому, что его совершенно неуместное, на вгляд Альфреда, «благодеяние» могло всем беглецам в повозке очень дорого обойтись, и ему стоило некоторых усилий себя сдержать.
 – Эй ты, херр официр! Ты есть живой? – спросил он и немного туда-сюда потряс этот сапог.
 – Я поручик семеновского полка Александр Трояк! – послышалось откуда-то из-под тюков.
 – Зер гут, Алекс. Так, лежать тихо! До русский пост есть ещё далеко, – скомандовал ему  Альфред.
Предосторожность оказалась не излишней, потому что в сгущающихся сумерках А.Д. три тёмные фигуры, всадников выехаших из леса к ним наперерез. По ходу коней ему показалось, что это поляки. Точно. Польские драгуны! На дне повозки он припрятал заряженнй картечью кавалерийский мушкетон. Но он и думать не хотел о том,  чтобы сейчас вступать с ними в «огнестрельное» состязание.
– Вы кто такие? Что вы здесь делаете? – услышал он на весьма посредственном «франсе».
– Нам срочно надо в расположение моей части. Я Михель Наварро, офицер из штаба Мюрата. Возвращаюсь из увольнительной. Хорунжий! Мне кажется мы поехали не по той дороге
– Да вы с ума наверное сошли! Пся крев! – выругался по - польски хорунжий.
– В такое время! Здесь запросто могут быть казаки. И точно, на развилке вы поехали не по той дороге. Быстро разворачивайтесь и назад, пока эти разбойники с вас не сняли скальпы!
Пришлось разворачиваться. Но как только драгуны уехали, и они для «успокоения нервов»  проехали ещё с пол-версты назад, А.Д. скомандывал: 
–  Архип, нохай маль цюрюк! Разворачивай лошадь!
Пять минут ехали молча, будто в ожидании чего-то нехорошего. И это «нехорошее» не заставило себя долго ждать. Снова послышался топот копыт. Драгуны. Те же самые.
–  Пан  хорунжий, смотрите. Опять они. Да они едут в ближайшую деревню «торгонуть» награбленным барахлом.
 – Надо их хорошенько обыскать! И бабы с ними.
– Бабы это хорошо! – загоготал один из них хриплым, противным басом.
– Испанец, офицер! А такой же барахольщик.
–  Вам же было сказанно «развернуться»! – сказал подъехавший к ним хорунжий.
– А ну, стой! – зычно скомандывал он.
– Простите, г-да офицеры, но у меня есть все основания подозревать вас в дезертирстве!
– « Если они сейчас начнут обыскивать возок,  всё может рухнуть не начавшись! » – успел подумать А.Д.
Двое других драгунов спешились . Один передал поводья другому и подошел к сидящим рядом с Михелем Элен и Натали.
– А эти женщины с вами? Кто они, русские? А может быть у них кинжал под одеждой?
И с этими словами обладатель хриплого баса решил проверить, нет ли этого самого «кинжала» запазухой у Натали.
 – Убери руки, быдло! – вдруг проорала Элен, сопроводив этот возглас звонкой оплеухой.
         Возникло секундное замешательство, которое хватило Михелю для того, чтобы выхватить свою «разбойничью» аркебузу из кобуры на животе. И  А. Д.  больше ничего не оставалось, как последовать его примеру. По действиям Михеля можно было определенно сказать, что он точно имел какую-то «боевую подготовку». Потому, что он не стал пускать обе пули в «басистого» драгуна. Он успел сообразить, что сейчас наибольшую опасность представлят  неспешившийся всадник, т. е. хорунжий. Стрелял он навскидку, но, судя по последующим сразу  ругательствам, все же попал. Ну и Альфред повторил «маневр» Мигеля. Одну пулю в хорунжего, другую в правую руку стоящего с поводьями драгуна, которой он было потянулся за саблей. Вряд ли одна пуля могла  произвести сильное впечатление на огромного, «басистого» драгуна, поэтому Михель накинулся на него с «навахо». Лезвие которого под луной вспыхивало, как молния, при его каждом новом взмахе. Альфред же бросился со стеком на другого драгуна, который теперь силился вытащить саблю уже другой, нераненной левой рукой.
А что же хорунжий? Нанося штыковые удары стеком, Альфред сколько мог сильнее разкачивал туда-сюда головой, т. к. был уверен, что сейчас хорунжий,  как бы он не был ранен, обязательно попытается сзади саблей «раздвоить» ему череп. Но зря  опасался, хорунжий покинул место  боя! И, только, когда противник Альфреда был повержен, он понял почему. Элен стояла на коленях, на рулонах наворованного барохла с мушкетоном в руках. У мушкетона оказывается возникли какие-то проблемы с запалом. Но это не важно. Психическое воздействие на хорунжего было куда важнее. Так у нас же был ещё один «боец». Освободившисиь из-под наваленных на него вещей из телеги с криком:
 – Нельзя его упускать! – выскочил Алекс, поручик гвардии.
Ему пол-минуты хватило на то, чтобы поймав коня, подъехать к лежащему, испускающему дух телу драгуна, выхватить  из ножен «поверженного» саблю и устремиться в погоню за беглецом. Архип тоже без дела не сидел. Не теряя время даром, он быстро поймал второго коня и начал стягивать сапоги с ещё «тепленьких». Конечно это было чистейшей воды мородерство, но Альфреду было не до него. Он вместе с Михелем успокаивал плачущих Элен и Натали. Впрочем, Элен, можно сказать и не плакала. Так, вытирала слезы от волнения.
– «. . Черт! Теперь этого жди! »– сам себе под нос «прошипел» А.Д. . И тут послышался отдаленный звук пистолетного выстрела.
– Элен! У этого гвардейца был пистолет?
–  Нет, не было.
– Черт бы его побрал!
Прежде чем Альфред решил, что же теперь делать, Михель сам, не дожидаясь его команды, так же лихо и «элегантно», как до этого делал Алекс, выхватил саблю из ножен второго поляка и прыгнул в седло . Бедная Натали, которая уже было начала успокаиваться, разрыдалась ещё больше. Нет, у неё определенно глаза были на «мокром месте», потому что когда они через пять минут двинулись дальше, она также безутешно рыдала в повозке над раненным русским гвардейцем. Проклятый поляк свернул на лашади в лес. Затем спрыгнув с седла, лупанул её кнутом. Когда Алекс проезжал мимо вслед за лошадью, он в него выстрелил, попал в правое бедро. Лошадь поляка к повозке «подогнал» Михель. Сабля, которую он возвратил Архипу была не протерта от крови. Альфред не стал спрашивать, но ясно было и так, что это была  «расплата» хорунжему за его пистолетный выстрел. Сам Алекс в седле еле держался. Рану ему перевязала Элен. И тут же она предложила для «убыстрения хода» раненного положить в телегу, а им троим сесть «по коням». Она и поскакала впереди всех в седле не « по-амазонски». Оказывается у полковника Эберле в Трасильвании лошадей было не счесть, и она этим с удовольствием пользовалась.
 Альфреду показалось, что раненный уже бредит. Ему уже наверное ввиделось, что он в лазарете, потому что Натали и Элен он называл сестричками. Про себя он во всем происшедшем винил почему-то Архипа. Ругал его на всех евро – языках.
– Каналья! Негодяй! Дункопф! Ты говорил, что знаешь дорога! Где твой дорога?   
 Даже сейчас в этой критической обстановке он ни на секунду не снял с себя «немецкую маску». Почему? А на это у него были свои причины, о которых мы узнаем позже. Но вот наконец– то и мост через речку. Не очень он надежный, как показалось А.Д. Архип остановился, поднялся со своего места и прокричал куда-то в темноту:
– Слово и дело Святого Михаила!
– Кто такие? – раздалось в ответ с того берега.
– У нас есть раненный русский официрт! – это уже прокричал Альфред.
– Так проезжайте быстрее. Слева от моста  в брод!
На том берегу их встретил хмурый, невыспавшийся,  пехотный капитан. Приказал всем спешиться. Телегу с раненым правда пропустил, подробно при этом объяснив Архипу, в каком доме «дохтура надо искать».
– Так, господа испанцы, – обратился он затем к Альфреду и Михелю.
 – Мы вам, конечно, очень рады. Но пока я вас не передам дальше, вы будете в статусе пленных. А, кстати. Откуда у вас польские лошади?
 – Виграли в карта, в фароон. Очень мой везло! – ответил А.Д.
– Я так и понял, – улыбнулся в ответ капитан.               
– Пойдите к речке, кровь с мундиров отмойте. Пока свежая. .
 Этому самому хмурому, соному капитану по фамилии Бычков в эту ночь не спалось, и поэтому он взялся проверять посты в предчувствии нападения противника. И какое-то предчувствие у него было, раз он отгадал визит пусть других, но гостей с «той стороны». Сам он был из «разночинцев». Т. е из тех мелкопоместных дворян, которые в своей службе больше полагались на армейское жалованье, чем на доходы «от вотчины». В необходимом для службы минимуме он конечно же знал «дойч» и «франсе», но если была возможность предпочитал говорить на русском. А тут ещё получилось так, что все более старшии офицеры из гарнизона отбыли в район Тарутино ввиду явно готовящейся какой-то там «диверсии». И он теперь оказался в положении «калифа на час».
 Он вследствие давнего ранения под Фриландом немного подхрамывал на левую ногу, но это не мешало ему бдить за порядком вверенном ему подразделении. Нужно было очень внимательно побеседовать с прибывшими с той стороны. И он начал с раненного Александра Троека.
 – . . Меня оставили в Москве во время отступления при раненных с соответствующим пакетом. Нам очень тяжело пришлось во время пожара. Но я бы и дальше оставался там, если бы не услышал от одного француза, что нас собираются «закрыть». Т. е. всех оставшихся способных ходить, в том числе и меня загонят в колонну пленных. А там,
кому повезет, тот выживет. Хорошо, что в Москве я встретил одного своего бывшего крепостного, который мне рассказал, что тамошние воры, расхитители добра в сгоревших домах, собрали телегу с наворованным, которую собирались вывезти через подкупленный пост французов. Но за это надо будет хорошо заплатить. Тогда мне ничего не оставалось, как войти в сговор с некой Элен - маркитанкой, которая остановилась в доме моего отца. Я рассказал ей, где там в доме есть тайник с драгоценностями для этой проплаты. Но она тоже собралась убегать от французов и ещё прихватила с собой нашу гувернантку. Плюс к этому на посту, где по её поручению двое испанцев спаивали там постовых. И они добавились к нам, как пассажиры. Эти самые испанцы. Мы договорились, что просто заплатим им «за пьянку», а они ещё прыгнули нам на «хвост»! . .
– Хорошо, хорошо, Алекс. Только, пожалуйста, помедленней, – попросил к-н Бычков, которому было не совсем удобно, сидя у кровати Алекса, записывать сказанное им на коленях, на обрезке «полу-дюймовой» доски.
– А эти два испанца? Что вы про них знаете? – спросил он, окуная перо в чернильницу на полу.
 – Ничего не хочу про них сказать плохого. Они нам ещё как помогли, когда надо было отбиться от польских драгунов. Но строго по вашему вопросу. К-хе. . Это типичные «штабные крысы» на тепленьких местечках.
 – Т. е. я запишу. Были штабными работниками, изображавшими бурную деятельность.
– Да, точно. Тем более, что один из них был при штабе Мюрата. А другой при штабе немца, принца Вильгельма.
Окончив своё «стенографирование» Бычков наконец поднялся, с удовольствием разминая затекшие ноги.
 – Всё, хорошо, Алекс. С вас я объяснение взял. Вы ещё всё то же самое от себя потом напишите, для надежности. А с этими испанцами пусть уже более «вышестоящие» разбираются. Я по «франсе» не очень. А эти. Один по-русски не «бум-бум». Другой еле-еле.
            Перебежи эти « мышки» к нам от французов, скажем, перед Бородино, то цены бы им не было. А сейчас Бычков воспринимал их в полном соответствии с известной пословицей: «– Не было у бабы забот, так купила порося! ». В данный момент это так, «мелкая рыбёшка». И поэтому в срочном донесение в штаб, которое он отправил сразу, как только расцвело, он отметил прежде всего Алекса Троека. Как-никак гвардейский офицер, который был оставлен в Москве с гуманитарной миссией, благополучно вернулся. Михеля и Альфреда он упомянул уже в « довесок». Немного подумав он приписал к ним Элен Эберле, маркитанку конных егерей. Каково же было его удивление, когда реакция начальства на это донесение оказалась более, чем «оперативной».
   
      – Так вы, Марья Кириловна, воспользывались случаем, чтобы вывезти всю вашу родню из зоны боевых действий?
– Да, почему бы нет, – ответила Элен – Марья Кириловна Троекурова. . /Э. Т. /.   
– Эта погоня за моей дочурой обошлась мне не в один седой волос. Но я старалась. .,  – здесь её голос дрогнул. И чтобы нивелировать предательские изменения в голосовых связках, она сделала несколько глотков чая, который ей самолично налил майор Мильденов, начальник разведки корпуса.
– Понимаю вас, – сказал он.
– Вы старались чтобы это никак не отразилась на вашей работе. Да у меня, собственно, по этому поводу нет никаких к вам претензий. А вы линию боевого соприкосновения очень «классно» перешли. Пригнали попутно трех прекрасных скакунов
– Но здесь моей заслуги минимум. Это мои бравые испанцы постарались, – ответила она.
– Да они готовые партизаны–диверсанты. Хоть сейчас посылай их в тыл врага.
– Павел Борисович. Если сейчас обстановка позволяет, я бы хотела попросить вас об отпуске. И для себя и для этих ребят. Так получилось, что теперь они оба близкие мне люди.
– Мне, Марья Кириловна больше ничего не остаетс, как ответить вам вашими же словами: «– Да, почему бы нет! ». Этот, который помоложе, Михель. Это, как я понял ваш будущий зять. Я разговаривалс ним, до чего же лихой рубака. С этими драгунами в момент порешал. А вот этот второй, Альфред. У него какой-то очень странный испанский язык.
– Так он же в отличии от Михеля не «идальго». Т. е. он родился в испанской колонии, в Новом Свете. Мечтал попасть на родину предков, но попал сначала во Францию, где его «загребли» в экспедицию туда, где он родился, – сказала Э. Т.
– Да, здесь вашему Альфреду не повезло. Гаити гиблое место для белых людей из-за «желтой лихорадки». Но он же вернулся.
– Да, вернулся. Но он очень боялся, что его кто-то узнает. Ему бы тогда грозило обвинение в дезертирстве. Я тоже переживала за него, потому что он теперь мне… самый близкий человек, –сказала она совсем тихим голосом.
– Ого, даже так! Вы смелая и решительная женщина, если решились на такой шаг. И поверте мне, ангел вы мой, что я говорю это не только из-за того. .,  – здесь Мильденов остановился, не зная, как продолжить.
– Не потому что 20 лет назад вы предложили мне руку и сердце, а я ответила вам отказом…Вы же, Павел Борисович,  именно это хотели мне сказать? Хотя, если «валить» всю правду, то я тогда была очень даже не против. Это папуля мне запретил.
– Вы не поверите, Марья Кириловна. Как мне сейчас дорого это ваше признание. Но я наверное сам виноват, что разговор у нас так сильно отклонился от. . «служебной линии». Я же вот о чем хотел вам сказать. Если этот «неидальго» Альфред видится вам, как будущий супруг, то почему бы ему не поступить на «государеву службу». Скажем, по линии военно-морского министерства. У нас не пересчесть, как много героев – мореходов по морям северным. А вот по Югам совсем мало. Тем более, что сейчас это ведомство возглавляет, можно сказать – « земляк» Альфреда. Француз адмирал Траверси. Мы могли дать ему рекомендательное письмо.
За несколько часов до этого Мильденов встречался с А.Д.,  где очень тщательно распрашивал о его прошлом. Он попросил, как можно точнее указать его место рождения, для чего достал с полки большой географический атлас. Найдя нужную страницу, Альфред вдруг рассмеялся.
– Это старая карта . Здесь не хватает двух островов, а здесь очень неправильная береговая линия.
– Вы плавали в этих местах? – спросил тогда Вильдер.
– Да. Иногда даже выполнял обязанности штурмана.
– Марья Кириловна. А как вам кажется, он догадывался о том, кто вы?   
– Наверное догадывался. Потому что он мне всегда обо всем рассказывал, вплоть до ротного расположения частей. А как-то чуть ли не до смерти перепугал меня, когда пришел вместе с нашим связным, с Архипом. Он  оказывается вышел на него из-за его очень «разбойничей» внешности. Такой наверняка должен знать все ходы-выходы из Москвы! Здесь он не ошибся. Так или иначе, но теперь Альфред отдыхает спокойно. В оличии от меня. Я здесь среди русских, а похвастаться этим не могу. Вы же, павел Борисович, знаете мое положение. Дочка моя выходит замуж, но я никак не могу всенародно вести её под венец. Более того. «Оживись» я сейчас, это могло бы очень ей помешать.
– Ох, душа вы моя! Несмотрите на все это так печально. Главное, что теперь у вас, и вашей дочери есть надежный друг. А кстати. Мы с бароном де Бари, он же князь Вяземский месяц назад столкнулсь в «бостон» у нашего губернатора. И знаете, что я вам скажу. Он до сих пор в прекрасной «картежной» форме.
– Как? ! – удивилась Э. Т.
– Разве он не в Варшаве?
– Нет, он приехал в начале июня « происнпектировать» здесь свои владения. Буд–то предчувствовал надвигающиеся, очень печальные события. Очень переживал, когда военные действия затронули нашу губерню. Но в последний раз мне показалось, что он очень был бы не против стретиться с вами. Хотите ещё чаю? – спросил он Элен.
– Нет, спасибо. И за чай, и за это ваше приглашение, – чуть усмехнулась она.
– Это Натали с ним переписывалась. Пусть, если хочет навестит его. Вместе с Алексом, он же уже почти поправился.
– А вы знаете, меня всегда удивляло то, что Алекс взял вашу фамилию, почему-то укороченную.
– Ой, Алекс с папулей всегда обожали доводить друг друга чуть ли не до «белого каления». Впрочем, не берусь их судить.
 И когда она уходила и он подал ей её лисью с колонковым воротником шубу, он решился спросить её
– Марья Кириловна. А вот ваш Альфред. Ладно, он подозревал, что вы помогаете нам. Но скажите, при этом он не заметил, что вы «не иностранка», что вы русская?
– Не знаю, впрочем. . Он всегда уверял меня, что будет любить меня, какой бы я не была. И раз вы подняли эту тему, если мне удастся уговорить его поступить на службу, то наше общее желание, чтобы это было подальше от мест, где я родилась. Уж точно не в этой губерни. Лучше, куда-нибудь в сторону запада, – здесь она выдохнула
–  В ту сторону, где прошедшей ночью гремела  гроза.
– Так это не гроза была, Марья Кириловна. Что же я вам главного так и не сказал. Это была баталия род Тарутино. Наши с вами труды не пропали даром. Мюрату нанесено очень чувствительное поражение. Впервые за эту компанию мы захватили пушки. Аж 38-м!
В своё время Альфреду удалось укротить в себе вирус «желтой лихорадки» неимоверным количеством джина перемешанным с хинином и абсентом. Но нет-нет иногда, особенно когда он переневничает или перемерзнет, эта зараза снова начинала «подтачивать» его, что проявлялась обычно легкой лихорадкой, сопровождаемой ломатой в костях. Лекарство было только одно, как и у того матроса-пирата с попугаем на плече. Джин, джин и ещё раз джин! Пил он конечно же не столько, как тот матрос. Но после каждой небольшой стопки, закутавшись в одеяло, впадал в сонливость. Но сегодня спать было совершенно невозможно. Уж очень сегодня было шумно в трактире, над которым их с Михелем,  очень тесный номер с маленьким оконцем располагался.
– Что они, канальи так шумят сегодня? – спросил он у Михеля, который с иголкой в руках колдовал над своим мундиром.
– Так это господа военные празднуют, ещё и простонародье угощают, –ответил тот, перекусывая нитку и любуясь своим портняжеством.
– Нашу деревню, где вы у нас в гостях были, Кутузов захватил. Да ещё и пушек, пару десятков.
– Ух, ты. Молодцы! Значит пошло дело. И что я не «простонародье»? И ты по этому поводу решил принарядиться! – искренни обрадовался А.Д.
– Нас этот маойр Мильденов пригласил в гости. И Элен тоже, они оказывается с его женой давние подружки. С Элен год обучались вместе в каком-то пансионе. Жаль, что вы приболели.
Сказанное Михелем Альфреду совем не понравилось.
– А у него что  же, жена иностранка? – спросил он Михеля.
– Да, кажется польская францужека, – ответил Михель и начал при помощи бритвы у зеркала «подмарафечивать» свои бакенбарды.
– Я хочу чтоб Натали там немного развеялась. А то она бедная так переживает. .,  – здесь Михаэль замолчал на несколько секунд, т. к. губам его под бритвой нужна была полная неподвижность.
– А что это она вдруг переживает? – зевнув, спросил Альфред, и развернувшись к стене укрылся с головой одеялом.
– Так она узнала,  что у первого  мужа Элен его латифундия сгорела! – наконец то высказался Михаэль.
– А, это бывает. Вон у людей в Москве,  сколько домов повыгорало! – пробурчал Альфред уже засыпая.
– Нет, ей здесь повезло. Дом её деда в Москве, что ей наверное тоже перейдет, остался цел.
– Ого! – удивился Альфред.
– Сколько у неё кругом родственников. А что за дом, на какой улице?
– Улицу называли, забыл. . О! Да вы же сами в нем на чердаке квартировались.
– Так дом в Москве, а имение в Трансильвании?
– Нет, это у её второго мужа в Трансильвании. А у первого здесь в России. И вобщем то, недалеко от нас.
Что- то сон от Альфреда куда-то «отскочил»
– Так ты же говорил, что Элен для него, как «умерла»?
– Элен – да, как умерла. Но Натали для него очень даже живая дочка, – ответил Михель. И  эта новость почему-то очень сильно взволновала Альфреда.
– Погоди- ка, друг–амиго. А название этой «лаифундии», может быть Колокольное? – спросил он своего товарища.
– Да, точно. Колокольное! Я его выговорить не могу, а вы запомнили.
– Да конечно запомнил! Я же его.. Т. е. мы же с «херр-оберстом» этот возможный маршрут очень даже рассматривали. Там три деревни одна за другой идут. Колокольное– Покровское– Кистеневка, – сказал Альфред, почему-то уже звенящим шепотом.
– Да ты, Альфред, амиго, не бойся. Я про это никому. Ни словом, ни намекам. А то ещё и в правду кто подумает, что мы здесь, как разведчики!
– Смотри! Я на тебя надеюсь! – сказал Альфред, которому стоило некоторых усилий взять себя в руки.
Это была полная катастрофа! Значит Элен никто иная, как Марья Кириловна. А Алекс Трояк? Ну конечно же Сашка Троекуров. Я же его стервеца тогда чуть ли не за уши тягал! А этот самый «одноглазый адмирал» в Москве Троекуров-старший! Во дела!
Но то. что она русская и что с «рашен-арми» как-то связанна он и раньше догадывался . А этот православный крестик, что он ещё в Москве нашел как-то в её шинели? Нет, она его все время не носит. Надевает как аммулет-оберег, когда дело «пахнет керосином». Тогда, на прорыве к своим она его точно одевала. А черт его знает! Может он тогда и помог? На войне любой супер-атеист Богу молится начинает. Он же сам тогда три года назад при Ваграме, будучи австрийским «унтером», очень натурально принимал благословение  от тамошнего полкового капеллана. Тоже ведь помогло. Ваграм, считай то же Бородино, только что растянуто на несколько дней. А по людским потерям очень даже сопоставимо. В конце концов у австрийцев случилось куча-мала, и благодаря этому он удачно перебежал на другую сторону. С Россией тогда у Наполеона был мир на вечные времена. Он и думать тогда не мог, что при Бородино ему придется «отхлебнуть» русской картечи!
 Но сейчас всем это неважно. Прошедшим утром, когда у него только поднялась температура, она навестила его.
– Сударь, – сказала она.
– Я не знаю, как мне передать радость и благодарность вам. Но я должна вам сказать. Может даже извиниться за то, что моё поведение там не всегда было естественным. Мне меньше всего хотелось бы, чтобы я виделась вам ужасным железным паровозом, тянущим по рельсам вслед за собой вас, как бедненькую серую лошадку. Поэтому вы можете считать себя совершенно свободным от предложения, которое вы там мне сделали.
Он даже тогда удивился. Что это вдруг на неё нашло?
– Сударыня, тогда и я должен вам сказать, – ответил он ей.
– Что никода не чувствовал себя более свободным и счатливым, чем тогда, стоя перед вами на коленях!
Она вдруг расплакалась и выбежала из их убогово номера. Потом снова зашла и крепко поцеловала его, а потом ушла. Как он понял, на «собеседование» к Мильденову. Нет, узнала она его или нет, она его не выдаст. Сашка Трояк? Ему показалось, что я на кого то похож. Да мало ли на кого я похож!    – Вот  Архип, тот– да! Шельма ещё та!
 Как удачно, что вся его «родня» убралася в гости к этому самому уж чрезмерно любопытствующему, и чрезмерно проницательному Мильденову. Его чуть знобило, но вобщем то ерунда. По улице вполне можно ходить. Они уговорились в стретится в кабаке, чуть ли ни напротив немца-аптекаря, заведение которого в этом городишке ввиду стесненного положение местной «немчуры», они её ещё использовали и, как лютеранскую кирху. И где его, согласно клятвенному заверению, он должен  был бы венчаться с Элен-Мари. Ради Бога! Только не в этой «забегаловке»! Не говоря о том, что для испанеца-католика, это уж слишком «моветон»! Чтобы поменьше выделятся  на улице он «про запас обзавелся» черным, «гражданским» макинтошем с меховым цилиндром, и котором он благополучно «прошмыгнул» в кабак.
– Ты, что же, скотина, мне сразу не сказал, что Элен это и есть Мария Троекурова? ! – сходу он попробывал «наехать» на него.
– Вы бы потише, ваше благородие! Здесь с нами есть кое-кто из нашей бывшей «артели». Ещё узнает кто вас! Совсем это ни к чему,  – сразу урезонил он А.Д.
– Я сам не раньше вашего об этом узнал. Мне что, сказали. «– Будешь от этой нашей барыни носить «берестянки»! ». . Так я их и носил. Мне за каждую давали по пол-тине. Вы вот с ней разговаривали не раз, и не два. И то не узнали. А я что? Только знал, что она русская. И наших дел это никак не касалось. Сколько годков с тех пор прошло!
– Ладно, Архип. Забыли всё. Только уж больно я в дурацком положении оказался, – сказал А.Д.,  разлевая из глинянного кувшина поданную им «брашку».
– О, вот это другое дело, – сказал Архип, прихлебывая из кружки.
– Война войной, а торговля по расписанию. За то, что было в возке, заплатили ассигнациями. Пополам, как и договорились. А ваши личные «побрякушки» отнес в ломбард. Серебром заплатили. Здесь список, можете проверить. А вот ещё, ваше благородие, вопрос. – Здесь Архип сделал паузу, чтобы в несколько глотков допить содержимое из кружки.
– Мы когда пойдем наш сундук откапывать?
– Как? – удивился А.Д.
– Мы же договорились, если через 7 лет не появлюсь, то откапывайте и пользуетесь!
– Так Костлявого ещё когда не стало! А я то место потерял. Сколько не пробывал, найти не могу. Ночью же тогда закапывали. Это вы у нас, как филин, в темноте все видите. А я так враз наметки теряю!
– Но если так. .,  – было над чем здесь А.Д. призадуматься.
– То не раньше, чем после пасхи. Сейчас никак не получиться.
– Добро! – согласился Архип.
– Я здесь тогда появлюсь. А вы,  если что. Вон, к кабачнику подойдете. Спросите Архипа-кузнеца для особо тонкой кузнечной работы.
Когда А. Д ушел. к Архипу сразу подсел молодой мужичек с рыжей бородкой.
– Что этот «немчура» от тебя хотел?
– Ха-а! Он же пройдоха, – ответил Архип.
– К нашей барыни лепится. Под венец её хочет. А она что-то «не очень». Так ко мне подлизывается. Говорит: «– Подсоби, Архипушка! Благодарен буду! ». Оставил кой-чаго, нам на опохмел.
– Так это считай наш человек. Что ж добру–молодцу, да не подмочь!
Следующие два дня А. Д провел в полусонном состоянии и его мало интересовало, что там вокруг него происходит. Дам т. е. Элен и Натали приютила у себя Жанна Эдуардовна, супруга м-ра Мильденова. Она же  настояла на том, чтобы Михель переехал из «трактир- хостела» к секретарю городничего немцу Штайбергу, к католику. Трактирщик же высказал большое соучастие к «ишпанцу» Альфреду, не желающему ни к кому перезжать. И за весьма умеренную плату вызвал из ближлижайшей деревни свою дальнюю родственницу, бабку-травницу. Которая с большим усердием начала А. Д отпаивать всякими целебными чаями. Надо сказать, что Альфред, теперь уже совсем «по-родственному» пользовался черным ходом в трактир. И куда сбольшим удовльствием после обеда «отпаивал» себя в кабаке возле аптекарьского дома. В «кирху» /т. е. в аптеку/ он, впрочем, тоже регулярно заходил за абсентом.
 Но через два дня случилась «гроза». Из Покровского прикатил на «кабриолете» управляющий барона с разгневанным письмом для Элен. Мол, как она и «по какому праву удерживает детишек. . /т. е. Натали и Алекса/ от визита к нему в Покровское? ! ». И ещё была приписка: «. . – И вы бы с ними могли бы приехать! ». Вокруг ещё было неспокойно, но несмотря на начинающуеся непогоду, Натали села  в «кабриолет» вместе с управляющим, а Алекс, «зарядившись пистоль-аркебузами», поскакал вслед за ними. Ровно через сутки он прискакал обратно с пачкой пригласительных на бал, в честь «дебюта» его любимой «дочурки» Натали. Уж что-что, а Натали могла обоять. Вообще- то в военное время балы были не в ходу, но тут же радость. Бонопарта-узурпатора «на фиг» погнали обратно!    Да и Покровское, чёрте где, не город. Вобщем, городничий разрешил. Более того, принял в этом мероприятии весьма деятельное участие, отрядив несколько инвалидов-музыкантов из пожарной части. Жена и его дочь на выданье. . /а «ярмарка невест» в Москве была по известным причинам «на ремонте»/ возглавили соответственно команду дам. Полу-взвод « прапорщиков-корнетов», говорить нечего, просто «рвались в бой». Тем более, что со дня на день ожидался приказ на передислокацию их в/ч кудо-то на запад. Караван из полу-дюжины карет так звенел своими колокольчиками, что не то, что лихие люди. Волки, и те наверное на пол-сотню вест отбежали. Элен – Марья Кириловна не поехала, сославшись на нездоровье, но клятвенно обещала «через день-два подъехать».
И снова ровно через сутки, вновь прискакала Алекс, будто нанявшийся у барона вестовым. И он снова привез письмо для Э. М. 
– Друг мой, как вы себя чувствуете? – сразу с порога спросила она на «франс» у Альфреда.
– Натюрлих, вощем неплёхо. Молитвами этой гросс-муттер! – ответил А.Д. и вытанув руку из-под одеяла, видимо в знак своей признательности, погладил по боку Даниловну, старушку-травницу.
– Нам надо поговорить, – сказала она и при этом очень выразительно посмотрела на Даниловну. 
Та молча поднялась, поклонилась и вышла.
– Вам, надеюсь, хватит одного дня, чтобы привести себя в порядок! – сказала она. И поскольку он ничего не ответил, Э. М. присела к нему на кровать.
– Барон очень великодушно приглашает нас в Покровское. Как раз, я надеюсь завтра, установится хороший, санный путь. Помолюсь, чтобы у вас не было температуры.
Какого дьявола он им понадобился?! И это приглашение на бал, а оно тоже было ему «выписанно», и он рассматривали его неиначе, как хитроумную ловушку всё от того же Мильденова. Да, в свое время он обожал всякие там «мазурки– кроколяки», но откуда он обгорелый «оборванец» из «ышпаского» захолустья может их знать. Ясен пень! Начни он хоть что-то вытанцовывать на балу, он бы сразу «засыпался». Теперь это «великодушное» приглашение от барона. Но вряд ли там при его появлении заиграет музыка на хорах и его заставят что-то «провальсировать». Скорее всего речь будет идти о будущем Натали, а он ей, как крути– не крути, получается что отчим. И наверное барон что-то хочет «огласить», и в его присутствии тоже. Ну это уже «нетяжелая» работа. 
– Да, дорогая. Я тоже на это надеюсь, –сказал он и обнял её.
Встречать их выбежал управляющий. Высокий, суховатый шваб /т. е. немец/ лет 50-ти. Подойдя к их карете он сразу же стал заискивающе «либезить».
– Гут морген! Майн дамен унд майн херен! Как приятно мне видеть земляков!
– Вы наверное имеете ввиду людей, долгое время живших там, где говорят по немецки, – сразу поправил его Альфред.
– Да, именно это я хотел сказать, – «поддакнул» ему герр Феликс.
– Я там не жил! – громко сказал, точнее сказать –прокричала Алекс, слезая с коня. Он всю дорогу так и проскакал им вслед. Только пару раз садился в карету, чтобы хоть чуть-чуть согреться от студенного, бокового ветра.
– О! Александр Кирилович, моё вам глубокое почтение, – поклонился ему Феликс.
– Ладно, ладно не крутись. Веди нас сразу в винные погреба замка.
Действительно, в подвалах имения стояли несколько больших бочек с яблочной брагой, из которой рачительные хозяева, пользуясь некоторым беспорядком военного времени, «контрофатно» гнали самогон.
– Как вы любите шутить, херр Алекс. Изволите пройти в комнату отдыха, или сразу в гостинную?
– А что сразу не в столовую? Соловья баснями не кормят.
– Как изволите, херр Алекс, –покорно отвечал Феликс.
Пока дошли до двери он ещё успел спросить у Феликса:
– А пистолеты мои готовы?
– Я, я! Кузнец их «ремонтирен». Принес  ещё в обед.
Как догадался здесь А.Д.,  речь шла о тех самых пистоль-аркебузах.
Когда они вошли в «холл», где было довольно прохладно, все сразу посмотрели вверх, где кончался лестничный пролет, и где на площадке к бель-этажу стоял ОН. Опирающийся на палку из красного дерева барон де Бари князь Вяземский в инжинерном виц-мундире, впрочем, не «по форме, по-дембельски» расшитый серебряной ниткой. Довольно искусно, девки видно постарались. На голове был пышный «екатерининский» парик, скорее всего от холода. Тем не менее, смотрелся очень величаво.
– Дайте вашу руку, баронесса, –попросил он её, когда она к нему приблизилась. Взяв же её за руку, он её не поцеловал, но почтительно наклонился.
– Наверное только вы так можете меня называть, –сказала она.
– В этом доме вас все так будут называть. Я очень рад, баронесса, что вы откликнулись на моё приглашение. А это ваш друг? Представте меня ему.
– Князь Вяземский, барон. А это…
– Офицер испанского полка Аьфред Беловус! – залихватски, на «прусский» манер щелкнул каблуками А.Д.
– И я очень рад встретиться с вами! – сказал барон.
– Но не хочу вас больше морозить, пройдемте в тепло. . Николас, – «топнул» он своим посохом. После чего парадная дверь сразу открылась. И для гостей, но прежде всего для того, чтобы оттуда буквально вылетело для барона кресло на колесах. Их встретил лакей в фиолетовой ливреи с подносом «рашен-традицион». Три рюмки с водкой и три огурчика.
– Ну, судари мои. Можете согрется с дороги, – проезжая мимо него, мимоходом «бросил» барон. Альфред было потянулся «дабы для сугреву», но Элен коротеньким, резким тычком тут же ему руку, и «отбила». Мол, «успеешь ещё нажраться! ». Зато Алес с удовольствием выпил сразу две.           Перед «застывшм» в немой позе пожилым лакеем, пораженным её «королевским» видом. Элен « прошуршала» в шубе из голубого песца, в черно-куньей шапочкис пером. Всё это «на прокат» от Жанны Эдуардовны. Она же отдала портнихе перешить на Э. М. свое сине-зеленое платье, которое сейчас и была на ней. У Альфреда же под черным  «макинтошем» был «его» искусно подновленный мундир испанского подпорудчика. Тоже вполне «прилично» к сложившейся ситуации.
Но уже в столовой к своему месту за столом барон «выкатился» одетый по-домашнему, с непокрытой лысиной, где лишь на затылке был легкий пушок. Открыли шампанское и он произнес первый тост, очень «оригинальный». Ходил он с трудом, но тосты произносил стоя.
– Я хочу выпить за двух прекрасных дам, появление которых я, признаться друзья, уже и не ожидал. И появление которых как-то раскрасило моё печальное одиночество, дав мне силы и смысл, жить дальше! За вас, моя баронесса. И нашу прекрасную дочурку!
 Пригубив «шампань» он присел, лениво что-то «поцарапал» вилкой в своей тарелки. Нужна была пауза, чтобы голодные с дороги гости что-то спокойно прожевали– проглотили.
– Ах, баронесса. Как жаль,  что вас не было на балу, дебюте нашей волшебной птички. Как она пархала в танце.
– Да, да. Мне Алекс и Михель все порассказывали. А уж о Натали и говорить нечего! Наверное это был самый счатливый день в её жизни. Проклятая мигрень. Надо было всё таки приехать. Уверена, вид этого прекрасного зрелища в миг вылечил бы меня.
И поскольку говоря это, Элен держала в руке бокал с шампанским, это можно было считать ответным тостом.
– Главное,  что музыканты не подкачали. Играли немного в разнобой, но что самое главное –  с задором, и с ритма не сбивались, – сказал Алекс.
Но вот, попросив всех снова наполнить свои бокалы, барон встал и, что очень удивило А.Д.,  всем корпусом повернулся к нему.
– Альфред! Вам здесь некого и нечего опасаться. Михель и Алекс мне про вас всё рассказали…
«. . – Что значит– «всё рассказали» ? ! – сразу в голове у А.Д. «забегали растревоженные тараканы».
« – До какой степени это самое «всё»?
– И поэтому я хочу поднять этот бокал за вас, –продолжил барон.
– Ведь если бы не ваш холодный расчет. В сочетании с вашей безумной смелостью и храбростью…Не было бы этого большого праздника для меня. Для всех нас.                                Альфред подпрыгнул в стойку «смирно», как на пружинах.
– Ах, Ваше Превосходительство. Мне казалось, что я всего лишь исполняю свой солдатский долг. Ну, и конечно. Свой долг перед людьми, которых я люблю, – четко отрапортовал он.
– Что ж, Альфред. Великолепно! Теперь мой долг как-то вас отблагодарить. Но это потом. А эта безумная война. . От неё же все страдают.
– Даже римский Папа, – сказал и усмехнулся Алекс, который при помощи ножа и вилки разделовал только что поданного гуся с яблоками.
– Не вижу ничего смешного в том, что Римский Папа находится сейчас в плену у узурпатора, – сразу же отчитал его барон.
– Да, Алекс. Хоть вы и атеист, и хоть многие католики воюют сейчас под знаменами французов, но заверяю вас, они не в восторге от того, что позволяет себе этот корсиканец по отношению к святому престолу, – не мог не заступиться за «папу» Альфред, как «истинный католик».
– А вы же, Альфред, родились в доминиканской части Гаити?,  – спросил его барон.
– Да, конечно. И должен сказать, что братья– доминиканцы прекрасно справлялись с управлением острова пока в 1797г. на нас не напали французы. Я хоть и был совсем, можно сказать– мальчишка, но взял в руки оружие. Воевал там, потом бежал. Попал во Францию. И надо же, там был насильственно мобилизован в экспедицию, и куда? Опять же на Гаити. Опять война, опять бегство, обратно во Францию. Но может быть здесь, в России, я обрету наконец покой.
– И мне кажется, друг мой, что вы уже достаточно много помотались по свету, – сказала Э. М. и все рассмеялись, приняв это как шутку.
– Так давайте наполним бокалы по этому поводу. .,  – сразу предложил Алекс, который видимо очень даже «вошел во вкус» происходящего.
– За тихую гавань, что наш общий друг здесь приобретет !
Появившийся в столовой Феликс ч очень тихо, чуть ли не на ухо, что-то сказал барону.
– Так ведите его сюда, и прибор ещё один подайте. Скажите ему, что сегодня здесь праздник и барон никого не пропускает, кто проезжает мимо. Все дела завтра! – приказал ему барон. 
– Только накинте на него сверху что-нибудь приличное. А то у него такой всегда потрепантый сюртук.
Появивший же через 5 минут в столовой  стряпчий Желудев был само воплощение провинциального бюрократа-шелкопера. Маленький, щупленький старикашка с пегим, отсриженным под горшок клочком волос на голове. Слуги барона ничего более подходящего не нашли, чем накинуть на «дорожное» платье стряпчего почти «нулевой», летний охотничий кафтан барона. Увидев его, он рассмеялся.
– Ты, Желудев, никак на охоту собрался? Давай, присаживайся к столу. Налейте ему водки.
– Вы, ваш-превос-дительство, точно в точку попали! – «затораторил» обрадованный таким поворотом дела Желудев.
– Дорогу заяц перебежал, а у меня ружьё как наготове было. Пальнул! Но только спину ему чуть закровил. Ушел чертяка!
– Заяц дорогу перебежал, плохая примета. Развернулись бы, – сказал Алекс.
– Да как же развернуться, мил человек,  когда при исполнении…Ой, Александр Кирилович! – сказал он разворачиваясь к Алексу.
– Не вы ли это? Или мне чудиться?!
– Нет, Желудев, не чудиться. Какой кавалер вымахал! А ты что здесь делал при исполнении? – спросил его барон.
– Так ведь наше дело правое, никак не « левое», – очень, как показалось А.Д. –  ехидно рассмеялся Желудев.
– В Гуково приводили в исполнение решение суда по отторжения собственности. Это пройдоха Слепетев доигрался с закладами-перезакладами. Знаете, так расстроился, что с колокольни пытался спрыгнуть. На крючке повис, сняли его сердечного. Как говориться:
– « Было ваше, стало наше! » 
– Гуково– это хорошо! Там у речки хороший напор, можно будет мельницу поставить! – похвалил его барон.
– А ты, Желудев, ещё раз на гостей моих внимательно посмотри. Может кого ещё узнаешь!
Желудев через секунд несколько аж вилку выронил.
– Да быть этого не может! Неужто Марья Кириловна! Ох, барыня моя. Прямо и не вериться!
Мы ж у вашего батюшки всегда были слуги верные. Тогда помните дело этого разорителя Дубровского? Он тогда наказ нам дал, так мы в момент все бумаги подготовили. Я же тогда в суде и протокол решения зачитывал, от которого этот дед чуть язык не проглотил. Помню потом тогда на лесной  дороге меня разбойники Дубровского и остановили. Хорошо не признали, отпустили.
– Так ведь все, кто были тогда в Кистеневке при исполнеии, если мне память не изменяет, сгорели, – сказал Алекс.
– Так и я бы сгорел тож. Хорошо тогда мы перед тем ехать  в Кистеневку, к батюшке вашему заехали. Славно тут пообедали, только я грибков переел. Живот схватило так, что здесь остался.
Альфреду все это было не очень приятно слышать. Ему вдруг показалось, что ещё чуть-чуть и его начнет бить его «малярийная лихорадка». Он достал свою вляжку с хинином-абсентом и подлил из неё себе в в рюмку с водкой.
– А что вы это, господин хороший, за отраву зеленую себе подливаете? – спросил Желудев у А.Д.
– Это господин Альфред пьёт лекарство от малярии. И тебе может налить, – сказал ему барон.
– Да упаси Боже! Мне вообще крепкие напитки врачи запретили. Это я так, ради праздника, –ответил Желудев.
После обеда барон пригласил Альфреда к себе в кабинет. Предложил ему сигару.
– Курите, друг мой, не стесняйтесь. Остались у меня ещё с «доблокадных времен». . /здесь имеется ввиду континентальная блокада Англии/.
– А это вам на мелкие расходы, – сказал барон, и с этими словами достал из ящика своего стола довольно увесистый «кошель».
– Ну, что вы, зачем? Мне, право, как- то неудобно, –сразу стал «отнекиваться» А.Д.
– Берите не стесняйтесь. Здесь не так уж много. Серебро, чуть золотце. Можете считать, что это ваши подъемные. Бумажные деньги сейчас мало чего стоят. Не дарить же вам валюту. В конце концов, вернете, когда сможете. Я же вот о чем хотел с вами поговорить. Троекуров-старший и Алекс в свое время переругались, что называется «в хлам». Лишать наследства он его не стал, но по моему совету, наверное предчувствуя свое «нездоровье», он передал всё свое состояние под опеку. Под мою опеку. С условием, что пока «этот оболтус» т. е. Алекс не женится, и пока у него не появится первое дитя, ему со всего дохода имения будет выплачиваться лишь определенный минимум, необходимый для офицера гвардии. Т. е. строго со ста душ. И он был конечно же в курсе о безвременной т. с. «юридической кончине» его сестры Марьи Кириловны. Но вот она благополучно «воскресла». Вообщем, что он предложил мне. Он прямо сейчас готов «вычленить» из своего наследства Кистеневку, переписав её на сестру Марью.
Но вы же в курсе, какой у меня с ней был тяжелый «развод– переразвод». Тем не менее я с этим его предложением вобщем то согласился. Но, если  воплощать это «дело» буквально, это же такой, пардон– «геммарой». И время, и взяток придется понараздовать. Короче, мне куда сейчас легче «вычленить» из его наследства в соответствии с номинальной стоимостью Кистеневки какую-то суумму. . Например – ценными бумагами. Переписать мне их на имя Элен Эберли– это куда проще. Это облигации австрийского гос–банка. Не беспокойтесь, друг мой. Я знаю, что вы, как «европейский» человек конечно же слышали об австрийском «дефолте» в 1811г. Так вот, это уже «бумаги» из «свежего» займа на «нойе винен ванген». На новые австрийские деньги. Мой маклер приобрел их в начале 1812г. Их неприкосновенность гарантированна обоими воюющими сторонами. И Францией, и Россией. Для того, чтобы переписать их на имя Элен Эберле, ей будет необходимо появиться в Варшаве. Ежегодный доход от этих бумаг будет вам, пусть не шикарным, но вполне надежным фундаментом. Взятие же Варшавы ожидается со дня на день. Может быть даже уже состоялось. Алекс, вам наверное уже рассказывал, что в Варшаве у меня троюродна сестра и у нас с ней «династический» брак. Все ворота раскрыты для Нататли. Моя «кузина» с нетерпением её ждет. Жених испанец– католик, и совсем небезродный. Как раз,  что надо! Костелу в Варшаве уже 5оо лет в «обед». Было бы «шикарно», если бы они там венчались. Но только, вы сами понимаете. Быть «мамой» на этом мероприятии Элен–Мария никак не может. Но так или иначе в Варшаву вояж ей надо совершить, вы конечно будете её сопровождать. Поэтому и для вас я приготовил «ценные бумаги». Это несколько рекомендательных писем, для тех моих знакомых, которые могут оказаться вам очень полезными.
Комнату, которую отвели гостевой паре т. е. Аьфреду и «баронессе» отапливали так хорошо, что А.Д.,  «крутящийся» на перине своей кровати, больше всего, пока дышащая жаром  стена возле него добавляла «пыла», мечтал наверное о ледяной проруби в крещенскую ночь. Элен, которая за ситцевой перегородкой тихо посапывала у окна,  было наверное куда комфортнее. Но только тепло от  кирпичей в стене  «повышало градус»   «горячего» ума Алфреда.
. . Конечно злато-серебро и ценные бумаги– это хорошо. Но вот банкрот– помещик Слепетев, что так «неудачно сиганул» с колокоьни. Это же наверняка Яшка Слепетев, которого он конечно хорошо знал по детским годам. Троекуровы тогда были от Кистеневки соседями на Север, а Слепетевы на Восток. Имение то было немногим больше, чему у Дубровских. Ну и дружба соответственно была куда крепче и искренней, чем с этой «свиньёй»– Троекуровым. У Якова ещё был младший брат Николай. Все трое в те беззаботные года с удовольствием вместе с крестьянской «шпаной» ходили в ночное. «Жарили картоху» на костре. Да, было время! Слепетева– младшего он повстречал потом в Петербурге кадетом. Где он сейчас? Скорее всего пошел по «военной части», и скорее всего погиб. А иначе это «каиновое племя», которой приглянулось хорошее место для водяной мельницы, вряд ли бы действовало так нагло. Яшка то конечно был оболтус, отставной прапорщик-интендант. Но без какого-нибудь бюрократического «мухлежа» здесь дело явно не обошлось!
«– Спуститься тихо в прохладный «холл», выкурить там самокрутку с голландским табачком? . . / трубку А.Д. терпеть не мог! /. . А почему бы и нет? Сапоги, чтобы «свою половину» не беспокоить, в коридоре одену! » – подумал он.
Надевая сапог в коридоре он вдруг обнаружил там свою «заветную» фляжку с хинин– абсентом, которую, как он вспомнил, сунул туда «по инерции» при внезапном появлении Элен. Возвращаться не стал. Хорошо смазанные петли тяжелых дверей в «холл» не издали ни малейшего звука, когда он выходил. В «холле» ещё сильно поддувало от боковой двери, ведущей в коридорчик с нужником для прислуги. А что? Если что, можно и воспользоваться. Раз здесь тускло горит светильник, значит и гостям можно.
Он уже собирался прикурить самокрутку, как вдруг услышал еле уловимый звук открывающихся дверей в коридор. Кто-то шел вслед за ним! Элен? Нет, вряд ли. Алекс? Может быть. . Желудев! Ах ты сморчок короткохвостый! Приспичило  «по– большому». Нет! Такой случай упускать нельзя! Угол его вляжки со всего размаха врезался ему в сонную артерию, когда Желудев сойдя с лестницы, повернулся к нему спиной, к тому самому коридорчику с нужником. Проделав необходимые действия, он сразу же на цыпочках вернулся к себе на свою перину. На душе вдруг стало спокойно, он сразу заснул. Через час внизу поднялся какой-то шум, но это уже не имело значения. Историчекая справедливость была восстановленна.


Том четвертый.    
 
 ВОЗДАСТСЯ  КАЖДОМУ. .

          Утром барон за завтраком, с очень печальным лицом собщил им, что ночью с Желудевым «случился удар».
– Что-то он уж очень быстро «управился», без последней исповеди.
И чтобы как-то «развеяться» от неприятного ночного проишествия, Алекс предложил Альфреду и Э. М, проехаться на тройке. Благо погода установилась «мороз и солнце. . ». Они оба с удовольствием согласились. Алекс сам взялся управлять тройкой. Когда они проезжали мимо прилегающей к барскому парку березовой рощицы, Алекс указав кнутом в напрвлении возвышающемся за белыми стволами огромного, черного, древесного «остова», спросил у Э. М. на «франс». 
– А вы, мадам, помните тот дуб?
При этом, как показалось Альфреду, он ему подмигнул.
– Да, – ответила та, и сразу спросила:
– А сколько ему уже лет?
– Думаю, что 200 есть точно, – ответил Алекс. Они ехали в направлении Колокольного, владение барона. Был у Алекса свой интерес заехать туда, «проинспектировать», как там идут восстановительные работы в пострадавшем от пожара имении. Хотя, если честно. Другой интерес был у него, куда больше. Несеколько лет назад, прибыв в Покровское на побывку, он очень подружился с крепостной девкой Глашей. В результате чего её потом Троекуров – старший  переправил её барону в Колокольное, где её «быстрёхонько» выдали замуж за одного безропотного мужичка. Очень хотел поэтому Алекс повидать и Глашу, и её сыночка. Но за световой день туда-сюда никак не успеть. Тут ещё ветер встречный стал задувать. «Баронесса» изъявила желание, «домой поскорее».
 Но мимо «старой гвардии» пройти мимо Марьи Кириловне не удалось . Ключница Василиса, старшая, кстати сказать, сестра Глафиры,  бросилась к ней в ноги, когда Э. М. сходила с саней.
– Ох, свет мой! Марья Кириловна, барыня вы моя, вернулися! Ангел хранитель вы мой!
– Не дури, Василиса! – сказал Алекс, «отрывая» её от барской ручки.
– Иди вон за своими девками-вышивальщицами смотри. Я к вам приду, проверю как вы там.
Только он зашел к ней  в светелку уже перед самым отъездом.
– А как там Глаша в Колокольном, здорова ли? – спросил Алекс Василису.
– Да, молитвами вашими, барин. Всё хорошо у неё. И детки, тьфу-тьфу, здоровы.
– Ты передай ей пару рубликов, –сказал он, положив на стол два «серебряных».
– Благодарствую, Александр Кирилович. Передам, обязательно передам.
– Василиса. А вот здесь у тебя где-то висел на коврике портрет мальчика. Красивая вышивка такая.
– Убрала я его. Это же я по просьбе Марьи Кириловны сделала, когда она совсем ещё дитё была. Сшей мне, говорит, Василиса, портрет мальчика Володеньки, что играл тогда с нами. Кто же знал, что он потом. .,  – здесь она вздохнула и перекрестилась.
– А далеко он у тебя? Ты бы мне его дала, а я бы тебе в следующий раз привез бы что. Пряжу какую. На тебе 20 копеечек за доброту твою. .
Несколько следующих дней сильно примораживола, поэтому прикрытый рогожей труп Желудева благополучно «перезимовал» это время на малых санях в дальнем углу «бароновского» двора, пока наконец прибывшая из города вдова покойного не распорядилась нанять сани с мужиком. Извозчик из Кистеневки показался ей не сильно сопереживающий её горю, поэтому она посчитала своим долгом, пойти к исправнику и заявить:
– Это местные мужики его придушили, потому что они «судебных» очень не любят. Вон смотрите, синяк на шеи у него!
– Да что ты,  старуха, такое говоришь? ! – очень возмутился исправник.
– Это у него синяк от того, что он напился и  вниз скатился с лестницы. От этого  у него и «удар разливаться» стал. А потом его уже в нужнике совсем «ударило». . /как непротивно была А.Д.,  но эту «манипуляцию» с Желудевым он проделал. Перетащил «остывающего» Желудева в сортир/. Я же выезжал на место, всё осмотрел.
Исправник ещё не отошел от «бурного» разговора с Велигором Н. Т.,  гусарским полковником по поводу сличившегося прошедшей ночью другого убийства. Убийство кистеневского Архипа– кузнеца, поскольку у урядника были очень веские основания полагать, что виновники «сего проишествия» был кто-то, имевший допуск к полковой «ружейки».
– Смотрите, –сказал он Велигорову, указывая на голову лежащего на столе тела.
– Нижняя часть лица «развороченна» выстрелом от мушкетона. Целились в ротовую полость, и все картечины пошли туда.
– Не говорите ерунды, уважаемый! – отвечал ему Велигор. 
– От нормального выстрела кавалерийского мушкетона ему бы на фиг пол-головы снесло. И потом это не картечь вовсе. Подозреваю, что его оглушили, а затем прямо в рот сделали несколько пистолетных выстрелов. Снизу вверх. Вон, одно выходное отверстие на макушке. Значит остальные три застряли в « черепушке». Я осмотрел все мушкетоныв «оружейки». Ни на одном из них нет свежего нагара.
– Извините, Николай Тихомирович,  но мне положенно самому в этом убедиться.
– Знаете что, уважаемый. Я в молодые годы тем, кто сомневался в моем честном слове, бил морду, а потом вызывал на дуэль. Но только из-за уважения к вам.. Я пришлю к вам нашего медика, он проведет трепонацию этого субъекта. Сами убедитесь, что там «внутрях» пистолетные пули.
И да, Велигор оказался прав, он очень точно предсказал результаты «хирургического вмешательства. Он через час торжествующе положил «под нос» урядника три пистолетных «шарика».
– Изволите убедиться, уважаемый! Три пистолетные пули диаметром 4-ре с половиной «линии», одна в одну. Уж точно не мушкетонсакая картечь. Это скорее всего или «дамский» пистолет, или детское ружье. У сынка губернатора кажется схожего калибра. Можете его допросить. Ха-ха!
Урядник был явно разочарован. Сел на табурет, почесал затылок.
– Простите меня, Николай Тихомирович. Но меня никак не покидает чувство, что эти два убийства как-то связанны.
– А что это за бродяга? – спросил Велигор.
– О, личность в наших краях очень известная. Лет 15-ть назад бунтовал, грабил, жег усадьбы. И вот здесь снова объявился, как старшина народного ополчения. Ага, вот в чем связь! Старик Дубровский в свое время имел дело с обоими. Первый его по суду разорил, второй его имение сжег!
– Не говорите ерунды, милейший! – « отмахнулся» от сказанного Велигор.
– Я знал старика Дубровского. Очень был богобоязненный, тише воды, ниже травы. Сыночек, правда, «оторвило» оказался. Так сколько уже лет прошло. .
– Простие, Николай Тихомирович. А из ваших офицеров…Может быть кто-нибудь,  как-то был знаком с этим самым Дубровским.
– Ох, вы дурья башка! Простите, опять вы за свое. Нет, в моём полку таких офицеров, хотя. . Из отставных разве что. Некто Яков Слепетев. Он сейчас прапорщик в отставке. Хвастался не раз при всех, что дружил с Дубровским–молодым в годы юнешеские. Только он теперь лишился всего.
– Так, постойте! – вскочил со своего табурета исправник.
– Желудев же его дело вел по изъятию земельного владения. А этот Архип наведывался в его в деревню, местных на бунт подбивал. Всё одно к одному, еду к нему с обыском!
– Дурак дурака видит издалека! – закрывая за собой дверь, пробурчал себе под нос п-к Велигор.
– Теперь вы сами видите насколько смехотворно выглядела ваша,  высказанная ранее вами, просьба, отправить вас в одну из наших южных губерней на предмет. . ха-ха. . борьбы с саранчей. Вы наверное начитались об этом в европейских газетах.                Здесь А.Д. ничего другого не оставалось, как вместе с Мильденовым посмеятся над самим собой, «позавчерашним».
– Так барон дал вам несколько рекомендательных писем? Покажите мне их.
Альфреду почему-то не очень хотелось этого делать, и он с явной неохотой полез в свой внутренний карман, подчиняясь требованию Мильденова.
– Ну, что вы, дружище, медлите! – «подбодрил» его Мильденов.
– Хотя, конечно, выбор за вами. Я имею ввиду то, что Его Величество дало указание нам приступить к набору в полк солдат и офицеров из перебежчиков– испанцев, дабы вместе с ними сокрушить Наполеона и привести к власти в Испании их исконно легитимных правителей.
– Гос-н майор! – ответил Альфред.
– Я конечно открою вам «секрет полишинеля», если скажу вам,  что все испанцы родившиеся в Новом Свете. . /т. е. не-идальго/ спят и видят, как пригласить этих самых легитимных правителей на своё «бостонское чаепитье».
– Это что такое? Бунтовать? ! – с напусконй строгостью постучал Мильденов по столу ладонью.
– Вы сознаете то, что сейчас сказали?
– Пёвель Борисовищ! Я есть хотеть обратиться к вам! – явно волнуясьначал было Альфред «на рашен», но потом снова перешел на «франс».
– Я бы хотел обратиться к вам с просьбой. Что пока действует манифест Отечественной  Войны и меня считать, как принявшего присягу царю Александру.
– Ну, вот это уже слова мужчины, а не романтического юноши, –похвалил его Мильденов.
–Давайте сюда ваши письма. Это же в ваших интересах. Мне надо знать, куда теперь вас лучше определить. Или у вас там есть письмо к меру Одессы Ришелье?
– Нет, к Ришелье нет А вот к адмиралу Траверси есть,  – ответил А.Д.
– Так  может быть у вас есть знакомства с францускими эмигрантами «верным короне». С эмигрантами «первой волны»?
– Нет, что вы! Я же прибыл во Францию уже в новом веке.
– Ну вот видите, как все складывается для вас. Значит на Юг вы не поедите. Поедите на Север, в частности – на северо– запад, –сказал Мильденов, закончив изучать выложенные перед ним письма.
– Мы конечно очень ценим услуги, которые нам были оказаны Марьей Кириловной и вами лично, и поэтому в нашем городе вы бы могли оставаться, сколь угодно долго. Но это же вам это неинтересно и, как я понял, Марьи Кириловне тоже. А как бы вы лично отнеслись к деятельноти наших интендантов– квартирмейстеров? Ведь для вновь формируемых кавалерийских полков кроме лошадей и подков к ним нужны ещё седла, упряж, да и ещё много что. А где сейчас этого добра много? 
– Так я могу сказать «где», –ответил А.Д.
– Я несколько дней в Москве спал буквально на «море» седел снятых с француских лошадей. Как я потом узнал, это было в доме отца Марьи Кириловны.
– С Москвой у нас связь налаженна. То, что не успели разворовать местные жители, нам обещали прислать. Ваша же задача будет посложнее, – сказал Мильденов.
– Вы поедите вслед отступившей Великой Армии для налаживания прямых связей с «трофейными командами» на местах былых сражений. У вас же « языковая» подготовка, что надо. Точная копия петербургского вельможи. Француский, немецкий в совершенстве, русский же – с непонятно каким акцентом. Как вам такая перспектива?
– Гос-н майор! – подскачил со своего места А.Д.
– Я готов выступить хоть завтра.
– Что ж, прерасно, Альфред. Только зачем так по– солдафонски, официально. Ведь вы же в готях, у меня дома. Вон уже наверное и самовар готов. Жанна Эдуардовна с нетерпением ожидает вас увидеть зорового и веселого. Элен и Натали сейчас уехали к портнихе. Так чтовы можете быть с нами вполне откровенным. Я слышал, что у вас там с кем-то из «вестфальцев» была даже дуэль из-за вашего внимания к одной из их маркитанке.
 Лицо у Альфреда сразу стало «кислым» будто он заранее съел весь лимон, приготовленный сейчас к «гостевому» чаепитью.
– Знаете, Пёвель Борисовищ, что говорить французы? – «выдавил» из себя А.Д.,  а затем снова перешел на «франс».
– Они говорят, что вечный двигатель давно изобретен. Это – бабий язык! Мелко все это. Вот моя заочная дуэль с Даву, пощекотала мне нервы куда больше.
– Ой, Альфред! Зачем же так грубо по отношению к дамам. Впрочем, и про Даву они тоже с удовольствием послушают. Чтобы подбодрить вас, я вам скажу вот что. К вашии «ценным бумагам» т. е. к рекомендательнвм письмам я добавлю ещё и своё. Ведь вполне возможно, что там в Виленском крае вы встретите кого-то из общества любителей немецкого языка. Там же полно немцев ост-зейцев, и они занимают весьма высокие места. А у нас здесь своё общество, любителей русского языка.
Алексу  «всучили» эскадрон новобранцев– драгун. Его гусары-однополчане уже наверное перешли Неман. Так что, даже если сейчас он бы погнался за ними во весь опор, неизвестно когда бы он их догнал.
– Нечего вам, г-н прап-к, сидеть без дела! – распорядилось «начальство».
– Вы же прекрасный кавалерист с боевым опытом. Так что давайте. Вот вам молодежь, учите их всему, что умеете!
Соскучившийся то вынужденного безделья Алекс очень рьяно взялся за дело, немилосердно гоняя «выданный ему молодняк» в самые различные виды кав-построений. Из колонны в шеренгу. Из шеренги в оборонительный круг.
– Я смотрю дела у вас очень сильно продвигаются! – похвалил Алекса пришедший к нему проститься перед отъездом Альфред.
– Всем стоп! Спешиться,  перекур! – скомандывал Алекс и сам спешился, залихватски спрыгнув чуть ли не на плечо Альфреду. Друзья обнялись.
– Так вы уезжаете завтра утром? – спросил его Алекс.
– Да, мой друг. Увы!
– И я к сожалению не смогу вас, Альфред, проводить. Но я слышал, что вы уезжаете не просто так. Что-то нам привезете из аммуниции?
– Ну, а как же ещё может быть,  Алекс. Привезу  к вам целый караван всего!
 «. . – Караван может быть и приедет, но уж точно без меня! »– подумал тогда А.Д. Так как следствие по обоим «трупперам» было в самом разгаре, и исправнику в тот день было вовсе не обязательно ехать на квартиру Якова Слепетева с обыском, ибо он как раз  в этот день же тот  сдал свою пару «маломощных», дуэльных пистолетов в ломбард. И вот она, удача! Калибр пистолетов оказался 5 линий. Ну, ясен пень! Из-за возможного нагара черного порохв в стволе пули он отлил на 4, 5! Вообщем здесь всё сложилось «удачно». Дурачка Слепетева продержали под арестом ещё несколько дней, пока, опять же дотошный Велигор не выявил целый ряд «технических» несоотвествий по этому делу. Там была неисправность одного из пистолетов Слепетева. Кроме этого, на следственном эксперементе формочка Слепетева для отливки его «дуэльных» пуль «выдавала» свинцовые шарики строго 4, 75 линий. Это в боевых пистолетах пули отливаются под возможный нагар. Дуэльные же льются категорически размер-в- размер! Не говоря уже о совершенно «чистом» алиби подозреваемого. А главное. Все свидетели бывшие недалеко от места проишествия единодушно утверждали, что слышали несколько выстрелов, следующие один за одним через очень короткие промежутки! Кто-то из «продвинутых» военных слышал о револьвер– пистолетах, но это уже было что-то совсем фантастическое.
 Альфред же больше всего опасался того, что и второй «труппер». . /т. е. Желудев/ будет подвергнут такой же безжалостному хирургическому вмешательству, как и первый. В этом случае исправника бы очень заитересовало бы хинин-абсентовая смесь в легких Желудева, которая попала туда не без его, Альфреда участия. Желудев тогда у лестницы почти не дышал, но он для гаранти влил в него то, что во фляжке оставалось. Но в конце концов все пришли к выводу, что «смерть Желудева вызванна естествеными причинами». Но об этом, очень даже благополучном исходе дела А.Д. узнает гораздо позже. А сейчас. . Он с облегением вздохнул, когда увидел через заднее оконце купе-возка, как «любимый город в туманной дымке тает». И можно добавить в рифму:
«. . – И два очень выжных «вещ– дока». . / та самая пистоль-пара/ в его багаже уплывает! »
 На взгляд Альфреда все в последние несколько дней действия Алекса  были по юнешески глупыми и самонадеянными. Он «убрал» Архипа-кузнеца. Зачем? ! Человек этот ещё мог много раз мог быть полезным. . И потом, эта «пистоль-пара», которую он вернул после «ремонта» Михелю? Уж лучше бы её сразу после «дела» в проруби утопил. Хотя с другой строны. . Всё же для них кончилось хорошо. А «пистоли» ёще запросто могут пригодиться!
Возок для четверых пасажиров был вполне комфортабелен для условий того времени. Спереди и по бокам обит медвежьим мехом, плюс сзади небольшая печка, которая на ходу, правда, не топилась. Но это никоем образом не влияло на общее, весьма оптимистичное всей компании настроение. К Смоленску подъехали вечером. Когда въехали на постоялый двор, их кучер– высокий, рыжий детина сразу затопил им печь. Но это было единственное. что могло их порадовать.
– О! Так у вас карета протапливается, так и ночуйте в ней, – сходу предолжил им «одноглазый» смотритель.
– Да, ты что такое, болван, говоришь? ! – презрев всякую «конспирацию», наорал на него А.Д. . . /рядом стоял Мигель/.
– С нами ещё цвай благородный дама. Мой есть иметь поручение военный министр! – тут уже Альфред взял себя в руки.
– Простите, ваше благородие,  не признал сразу. Можете сойти на станцию. Но предложить могу только два места на нарах.
Что поделаешь. С жильем в Смоленске, который был подвержен пожару похлеще московского, было совсем туго. Здание станции предстовляло собой наспех сбитый барак, который и без того был переполнен всяким военно-гражданским людом. Решили, что, если не удасться нанять мужичка-истопника, протапливать купе с дамами посменно по 2 часа. Первым, поскольку спать совсем не хотел, «за дело» взялся Мигель. Альфред сел за стол в просторной столовой, где к столу из-за лежащих на полу с трудом можно было пройти.
Можно было «подквасить» чай, что ему подали,  ромом из вляжки, но предстояло «дежурство». Он воздержался. Кто –то из темноты под балалайку взялся тихо наигрывать какую-то, показавшуюся ему очень знакомую мелодию. Сидящий с ним рядом запел, и он подхватил.
« – Не шуми-мати, мать, зеленая дубравушка. Дай мне молодцу думу думати! . . »
А здесь не было ничего удивительного для окружающих, поскольку очень многие «немцы», долго жившие в России, хоть и говорили с акцентом, тем не менее песни пели «чисто». Удивительно было другое. Что на взятой «на прокат» балалайке играл ни кто иной, как их глухонемой кучер. Хотя, может быть он пальцами вибрацию струн чувствует! Пора было идти «на смену». В сенцах кто-то вышел вслед за ним.
– Не беспокойтесь, ваше благородие, – услышал он за своей спиной голос «глухонемого»,  который сразу показался ему знакомым. Вернее– некоторые ноты в его голосе.
– Да, ты брат, оказывается разговорчивый! А нам казалось, что немой.
– А это, как для кого. Я же для батюшки вашего был разговорчивый, и для вас тоже.
– Для какого, такого батюшки? – сразу весь внутренне напрягся А.Д.
– Так для Андрея Владимировича. Дворовым я был у него, и у вас тоже. До самого, до последнего. Митька – малец, внук бабки Зинаиды. Неужели забыли?
– Да, как же забыл! – обнял А.Д. его одной рукой.
– Очень тебе я рад. Хоть одно родное лицо встретил!
Было темно, начинало вьюжить. И здесь, на безлюдном дворе им не кого было опасаться.
– А вы вон какой важный стали. В «ишпанском» мундире.
– Так что поделаешь. Уж какой есть. Как говориться: «. . – Лишь бы на кол присесть! », –ответил А.Д.,  усаживаясь вместе с Митькой на аккуратно сложенные в штабель брёвна во дворе.
– А я же тебя помню хорошо. Ты же в последнем деле умудрился из мушкета стрелять. Как он тогда тебе ключицу не поломал?
– Так я его в землю, в кочку упирал, – рассмеялся Митька. 
– Хоть мал был, да сооброжал. Здорово мы тогда отбились!
– Да, отбились, –глубоко вздохнул А.Д.
– А вот Архип– кузнец сейчас не отбился. Надо же, огонь– воду, всё прошел. А здесь кто-то его подловил, – сказал А.Д.
– Так ясно дело кто, –сплюнул в снег Митька. 
– Из тех помещиков, сволочей,  по которым мы прошлись тогда. Я же ему говорил: «– Не светись ты в городе лишний раз. Не ровен час, узнает тебя кто! ». Простите, Владимир Андреевич, но очень большие у меня подозрения на брата Марьи Кириловне. Этого гусара. Только зачем это ему? Понять не могу. 
– Да, может и он, – согласился А.Д.
– Только ты, брат, его не трогай…Пока. Он хочет на Марью Кириловну Кистеневку отписать. Да, Кистеневку. . Но я тебя понимаю. Что вам, бродягам, наши дела барские!
– А вы,  Владимир Андреевич, не в обиду вам будет сказать, – вдруг очень смело ответил Митька.
– Сами то вы сейчас разве не бродяга? Ведь я разговор ваш слышал. Под чужим именем ходите для всех, и даже для Марьи Кириловны.
– Значит так лучше. Пока лучше пусть будет так, –выдохнул из себя А.Д.
 – Можете, Владимри Андреевич, дальше идти спать вместе со «шпанским» дружком своим. Я эту ночь сам у кареты, у печки как нибудь. Только далеко мне с вами ехать не резон. Ещё может быть денек. А дале, ищите другого ямщика.
– Понятно, Митёк. Кто ж тебя неволит? –сказал А.Д.
– Эт точно. У меня теперь вольная, ух какая! По указу царя-батюшки из деревень, французами разоренными, беглые сыску не подлежат. Только, чтобы мне веселее было. . Курево, ваше благородие, есть у вас?
– Да, вот пол-сигары есть, – ответил А.Д.
– О! Спасибо, это барское курево. Я его потом. 
И когда уже А.Д. поднялся и собирался уходить, Митька спросил его. 
– А вы слышали. Что Желудев– вашего батюшки разоритель, там в Покровском то, и загнулся. Я уже грешным делом подумал: «– Не вы ли, Владимир Андреевич, ему «помогли»?
– Ты что такое говоришь? – делано «возмутился» А.Д.
– Я что же по твоему, совсем душегуб отмороженный?
– А что здесь такого? – в свою очередь удивился Митька.
– Мне Архипушка рассказывал, что вы давече польских этих драгун со своим «шпанцем» вмиг, как свиней порезали!
– Так ведь это в бою. Нам отступать совсем некуда было! – ответил А.Д. и,  резко развернувшись пошел «досыпать» на нарах.
В Смоленске они долго не задержались. Его визит к коменданту города не занял много времени.
– Да, конечно. Седла, сбруи у нас есть в достаточном количестве. Даже есть кавалерийские тесаки. Мы все это скупали у местных крестьян по установленным ценам. Могу даже вам показать расходные листы, если сомневаетесь. Так что, ради Бога! Выкупайте все это себе. Пусть даже и по этим ценам. Конечно, желательно серебром.
Но в Вильно их пути –дорожки разошлись.
– Как мне не тяжело расставаться с вами, но дальше. . Увы, друзья мои, без меня. Мигель, Натали! – сказал он, обнимая молодых на прощание. 
– Когда в варшавском костеле во всю мощь зазвучит орган, и вы пойдете под венец, знайте. . Что я где-то там рядом с вами стою с бокалом шампанского!
– Ну, неужели, друг мой, для тебя так важна это командировка? – чуть не плакала Э. М.
– Ты не представляешь,  как мне тягостно расставаться с тобой!
– Элен, душа моя. Ты же знаешь, что я чувствую, когда ты рядом. И какие мне будут испытания,
когда я останусь один, без тебя! Но как невеста может пойти под венец без мамы? А мне в Варшаве просто так сейчас опасно появляться. Я запросто там могу наткнуться на кого-нибудь из «вестфальцев». Я слышал, что уже пол-штаба принца Вильгельма перебежала к русским. Они сразу расскажут всем, какой я «испанец». Тогда всё, считай, пропало! . . Да, Мигель, кстати.. Ты перевежи себе одну руку и одень на неё черную перчатку, когда там будешь. Мало ли что. Не хвалало только тебе попасть в испанский полк имени Александра–первого. Мне кажется, что «красным мундирам». . /т. е. англичанам/  вполне по силам без нас отбить Испанию для Бурбонов.
– Но что ты собираешья делать дальше? – не унималась Э. М.
– В любом случае, как только я здесь где остановлюсь по адресу,  что дал барон, сразу пошлю тебе весточку. Напишу на варшавский адрес «подруги» нашего барона. Я уверен, что у меня здесь все должно наладиться. А потом, когда все уладится, напишу письмо и ты приедешь. .                                Наверное он должен был сказать эти слова для общего «поддержания духа». В конце концов, для поддержки себя самого. Ведь по «большому счету» всё это было «по воде вилами писано».
– О, нет! Найн! – сказал лысый, пучеглазый майор-нитендант, отбрасыавя привезенные Альфредом требования в сторону.
– У нас нет никакой возможности, выполнить то, о чем вы просите!   
Даже переход с «франсе» на «дойч» никак не тронул сердце этого противного «ост-зейца». Записку от его смоленского «коллеги» о том, что он, Альфред – «свой человек», он и читать не стал. Отбросил в сторону. Сволочь!
 – Простите, герр майор. Но собственно моя встреча с вами по делам интендамским не сильно то меня интересовала! – здесь А.Д. решил сразу « пойти с козырей».
– У меня есть рекомендательное письмо от очень значительного лица из нашего города, к другому значительному лицу здесь, у вас. И мне посоветовали, не идти с этим письмом к нему на прямую, а обратиться сначала к вам. Я имею ввиду одного из руководителей общества немецкой словесности. Хотя, посмотрите на это письмо сами. Может быть я ошибаюсь.
Взгляд у майор-интенданта сразу изменился. В глазах его появилось нечто похожее на уважение. Впрочем, с некоторым сомнением.
– А кем вы доводитесь г-ну барону? – спросил он сразу, как только с очень большим вниманием письмо прочел.
– Я его двоюродный племянник, по линии барона Шауффека из Вены. Я и сам родом оттуда.
– Но говор у вас точно не «венский», – сказал интендант.
– Пожалйста, всю нашу дальнейшую беседу я буду вести на венском диалекте, – ответил А.Д. В вене он прожил целый год, и вешать «венскую лапшу на уши» ему не составило никакого труда.
– Но на вас мундир испанского полка!
–Это всего лишь вынужденный маскарад. Штабисты принца Вильгельма те, что перешли на  сторону царя Александра, легко подтвердят вам мою личность.
–Так значит  Гаити, как ваше место рождения это «красивая легенда»?
– Легенда, что родился. А вообще то на Гаити я пробыл довольно долго. Я попал туда в составе составе экспедиции Шарля Леклерка. У Наполеона получилось там Абукир-дабл. Оказалось,  что попасть туда, гораздо легче. Чем потом заработать на обратный билет. Я оказался из немногих, кому это удалось. Просто выжить там, тоже, оказалось. . Несколько проблематично.
– А как же вам это удалось? – с явно издевательской улыбкой спросил его интендант.
– Пришлось перейти на сторону повстанцев. У них была своя отечетвенная война против «синих мундиров».
– Пологаю вы перешли к ним не рядовым. Наверное вы завели дружбу с кем-то из их предводителей? – не отставал от Альфреда его «экзекутор».
– Да, конечно. Жером-Марти Буйе, например. Можно сказать, я с ним ел из одного котелка, –ответил А.Д.
– Буйе.. Буйе! А не родственник ли он одного из генералов Наполеона?
–О, герр майор! Меня поражает ваша осведомленность. Генарал Жан Буйе его родной брат. К сожалению он погиб.
– Нет, герр Альфред! Он не погиб. Каким то чудом ему удалось выбраться их холодных вод Березино. Он сейчас в госпитале недалеко от нас. Хотите его увидеть?
– Да, конечно, герр майор! Это же,  можно сказать, будет встреча двух «земляков»!
 У высокого, наполовину зашторенного окна стоял высокий, худощавый явно « пенсионного» вида джентельмен с лицом будто бы слепленным по гибсовому шаблону со статуи одного из римских императоров эпохи «доминанта». Длинные седые волосы были акуратно заплетены сзади в косичку, а через небольшую подзорную трубу он с видимым интересом наблюдал за двумя  офицерами средних лет, примерно одинаковой комплекции, но в разных мундирах. Один из которых только что взял несколько невысоких барьеров на прекрасной арабской «полукровке» в импровизированном манеже, во внутренем дворе его дворца.
– По моему ваш сын Петр уже довольно уверенно сидит в седле. Как он однако быстро выздоровел! – не удержался от «подхалимного» комплимента рядом стоящий с ним «интендант».
– Да, очень хорошо, Отто, что он выздоровил, – ответил пожилой джентельмен.
– Значит ему все « стрелки кричат»: «– Быстрее в действующую часть! ». Терпеть не могу бездельников и краснобаев в тылу тем более, когда сейчас наступает аппогей в нашей зимней компании на территории нашего исторического «фатерлянда». Вроде этого проходимца, которого вы мне настойчиво рекомендуете. Вы предупредили Петра, чтобы он передал ему возжи, когда закончит с конкуром. Посмотрим насколько этот ваш «протеже» бывший кавалерист.
А.Д. тем времнем взяв предложенные ему воэжи, и  оседлав «полукровку», сделал небольшой разгон, уверенно преодолел на ней два небольших барьера и, развернувшись на барьер повыше, также уверенно через него  «перемахнул».
– Так, если он был на  Гаити, как бы он меня не заразил тамошней малярией.
– Тогда вы можете надеть маску, – подсказал Отто-интендант выход своему «патрону».
– Ну вот ещё! Подумает, что я скрываю перед ним своё лицо. Мне давно нечего боятся в этом мире. . А он точно был на Гаити?
– Да, генерал Буйе чуть не подпрыгнул в своей постеле, когда услышал т. с. от «земляка» этот их ужасный гаитянский француский язык. Они  перечислили масу общих знакомых. И я же говорил вам, он ещё от наших венских «братьев» привез с собой старый пароль. Говорит, что ему пришлось очень долго до нас добираться, – ответил «патрону» Отто.
– Ох, уж эти «венские братья». Как старые лисы спят и видят, как бы «стянуть» курицу из чужого курятника, из чужих охотничих «угодий». . Не пойму. Он мне напоминает или меня в молодости, или… ещё кого то. Пожалуй, я с ним поговорю. .
Он сидел в кресле, опираясь на непомерно большой. . / у своего лакея что-ли «напрокат» взял? / посох.  А.Д. стоял перед ним навытяжку, боясь гормко «дыхнуть», громко вдохнуть.
– Альфред фон Белёв. Наш долгожданный посланник из Вены,  – сказал он своим донельзя скрипучим, донельзя противным голосом.
– Не один наверное мундир сменили, пока сюда пришли?
– Да, экселенц, так точно, не один, –смиренно согласился Альфред.
– Только у меня один вопрос, – и сказав это он вдруг неожиданно резко поднялся со своего места, и подойдя к нему чуть ли не вплотную. . /даже поставил свой посох так, что он уперся ему в носок/ спросил:
– Где я мог вас раньше видеть?
– Не могу говорить вам неправды. .,  – ответил А.Д. И тут он вдруг с «дойч», перешел на чистый русский.
– Ваше превосходительство! Имея честь находиться под вашим общим командованьем, я в чине подпорудчика служил в роте капитана Зитванда.
– Что? ! Так вы русский! Черт побери!
«Экселенц» был крайне удивлен, но какой-то злобы в его голосе А.Д. не уловил.
– Погодите, погодите. . Вольдемар? Вы «выскакали» тогда какой-то малый приз на скачках  в честь дня рождения императора? И у вас же была какая-то польская фамилия. Островский?
– Дубровский, с позволения. Ваше пр-во!
И здесь совершенно неожиданно для А.Д. «эксиленц» вдруг расхохотался, но затем очень быстро взял в себя в руки.
– Простите меня, мой друг, за этот смех. Будет повод я потом объясню. Да, да, Дубровский. Конечно Дубровский. Мне докладывали о вашей печальной истории. Так вы уехали из России. Наверное правильно сделали. Потом Австрия, потом Франция. И вот вы теперь здесь.
– Всё так, экселенц. Точно так, ели не считать ещё мой довольно таки рискованный «променаж» в сторону Гаити, –сказал Альфред.
– Но не будем отвлекаться на приятные воспоминания, – здесь «экселенц», перед тем как возвратиться в свое кресло, снова перешел на «дойч».
– Теперь вы здесь,  и должны мне объяснить цель вашего визита.
– Не сочтите, ваше пр-во, мои слова, как «избыточный» по отношениюк вам комплимент. Но учитывая вашу проницательность, вы легко предугадаете цели и нынешние заботы тех людей, что меня к вам прислали. Самое главное, чего так все с нетерпением ждали. Бонапард остановлен и он уже никому, ничего не сможет диктовать. Но следует дальше его преследовать? И здесь есть все осноавния опасаться, что царь Александр, даже вопреки мнению многих своих советников, не станет останавливаться на достигнутом. Да, наверное за германскими княжествами последует Рейнский союз. Наверное здесь можно было бы ожидать паузу, будь Наполеон Бонапард «чистым» европейцем. Но он то ли на половину, то ли на четверть азиат. Впрочем, как и мы все русские. Я про то, что эта «драка»  будет идти, скоре всего до конца. Т. е. до Парижа. Русские цари никогда не заходили так далеко, и это наших друзей в Вене очень сильно беспокоит, – и сказав это А.Д. совсем не «по-европейски», залпом выпил принесенный ему кофе.
– И что же по вашему это, обозначенное вами лицо, может остановить? – спросил « экселенц».
– Дальнейшую экспансию может остановить только чувство справедливости,  –ответил А.Д.
«Эксиленц» был настолько удивлен, что даже выронил изо рта соломинку, через которую он пил принесенную ему минеральную воду.
– Да, да. Не удивляйтесь. Чувство справедливости, которое так присуще простому русскому мужику. В данном случае мужику одетому в солдатскую шинель. Конечно война, кровь, взаимные жертвы. . Всё это как-то затмевает социальное сознание индивида. Но любая война заканчивается миром. И вот теперь на отдыхе у костра, солдат может теперь спокойно вздохнуть и задуматься. А задумавшись он сравнит своё положение, с положением солдата во француской армии.
– Я понимаю, куда вы клоните, – сказал «эксиленц».
– Да, в этом отношении положение француского солдата, куда лучше положения солдата русского. Уже более 100 лет физические наказания во француской армии запрещены. И знаете, многие дворяне–эмигранты, которых приютил наш царь, искренне считают, что именно это привело солдат к вольнодумству, и к последовашей вслед за этим революцией. Оригиналы! – и после этих слов «эксиленц» позвонил в колокольчик, чтобы им «подали свет», т. к. начинало темнеть.
– А служба по 25 лет. Это считай, что человек умер для своих близкиз, а его близкие умерли для него. В то время, как у француского солдата сохраняется семья. Он может прийти на побывку, в отпуск. И чем больше русский солдат будет находиться в контакте, пусть даже в боевом, с француским солдатом, тем более он будет явственнее осозновать свое бесправие. Я уже не говорю о крепостном праве, которое в особенно дикой форме сохранилось у нас, в России. И  вот пройдя всю Европу русский солдат остановится во     Франции, вполне возможно–в Париже. Нет, конечно, пока идет война русский солдат будет верен своей присяге, у него и в мыслях нет перебежать на другую сторону. Но вот пушки замолчали. И побегут наши солдатики  к француским, оставшихся без своих, погибших на полях сражений мужей, бабам. И выдавать их, конечно, не будут. Во Франции нет и не было рабов, даже при королях. И те, кто останется в своих частя, станут прекрасным взрывным материалом для восстания против своих угнетателей. Понадобятся пропагандисты, понадобится тот, кто может это движение возглавить. Я уже вел за собой восставших против «белой кости». И в России, и на Гаити. Если  вновь понадобится, мне не привыкать!
Наступила пауза, во время которой «экселенц» очень внимательно разглядовал А.Д.,  будто увидел его в первый раз. Потом но вдруг снова рассмеялся.
– Простите меня ещё раз, мой юный друг. Вы сейчас поймете причину моего смеха. Я сейчас просто обязан вам её разъяснить. Мне, как никому, понятно ваше «бунтарское» отчаяние. Потому, что вы думаете так, как отверженный в этом обществе. В страхе, что рано или поздно сыскные ищейки догонят вас по вашему следу. Это же так? . . Так вот, я вас должен разочаровать. Уже 12 лет, как вы помилованны.
От услышанного голова у А.Д. закружилась, его «повело» в сторону и он бы наверняка бы упал, если бы «экселенц» не подхватил бы его за руку и не усадил на мягкую кушетку.
– Это моя ошибка, – сказал «эксиленц».
– Мне обязательно перед этим надо было дать выпить что-то успокоительное. Но вы, Вольдемар, пожалуйста не переживайте поэтому поводу слишком сильно. Поскольку ваше помилование. . Оно же «неполное». Выпейте минералки. Я вам её налил, пардон, прямо в вашу пустую чашку из-под кофе.
А.Д. сделал несколько глотков воды, и ему действительно стало легче.
– Простите «экселенц»,  но вы меня совершенно запутали! 
– Ну, начнем с того, что ваше помилование это результат бюрократической ошибки, к которой ваш покорный слуга не мог не приложить руку . будто предчувствовал, что  встречу вас. Я знал, что скоро последует моя отставка. И вот, можно сказать– в последний день, я должне был подать Его Величеству список,  состоящий из бывшем мятежной шляхты, которых специальная комиссия рекомендовала к помилованию. Каким образом вы туда попали? ! Кто-то по недосмотру из-за вашей польской фамилии «смешал» ваше бунтарское выступление с восстанием, случившееся в то же время у этой самой польской шляхты. Мой секретарь указал мне на это:
«. . – Эту фамилию надо обязательно вычеркнуть! »– сказал мне он. Я кивнул головой, сказал, что «непременно так и сделаю», и. . Ничего не сделал! Т. к. Его Величество терпеть не мог, когда ему подавались на подпись бумаги с какими-то исправлениями. А кроме этого, у меня же были прямые «информаторы» из вашей губерни. У вас же была какая-то занудная тяжба с тем Трояк-Укуровым. Я хорошо запомнил эту безграмотную и наглую жабу. Сталкивались как-то по службе. Очень было приятно ему навредить. Но как бы то ни было, раз вы де-факто признанны помилованным шляхтичем, вам абсолютно ничего не угрожает на территории Царства Польского. А вот за её пределами. . У вас могут быть всякие неприятности, не говоря уже о том, что вам отчужденное поместье уже точно никогда не возвратят. Единственный вариант вам леголизоваться под вашим настоящим именем это. . Тихо дождаться окончание войны с Наполеоном, а затем вступить в ряды армии Царства Польского. Да, да. Я уже в курсе того, что для поляков наш царь уже готов утвердить проект их конституции, которая предусматривает и собственые суды, и собственную армию. Я вас не хочу ни к чему подталкивать, но если вы так хотите возглавить восстание против своих угнетателей, которые лишили вас всего. Вотчины, имени, чести. Первой вашей любви. Да, да! Не удивляйтесь, Вольдемар. Мне и об этом доложили.
– Простите меня, экселенц. Но мне этого делать совсем не хочется в компании со шляхтой, – ответил ему А.Д.
– И в душе я может бытьи атеист, но к католицизму у меня стойкое невосприятие!
– Я вас прекрасно понимаю. Но и вы тогда должны понимать, что для этого «благородного дела» вам вряд ли дождаться «в компанию» яицких или донских казаков! – очень резко «оборвал» его эксиленц.
– И куда же вас тогда девать? В Петербург вам точно никак нельзя. Там полно ваших «соратников» по конно-спортивным мероприятиям. Вдруг кто узнает? И мне, и вам неприятность! Значит не быть вам больше официально-провославным. Так, погодите. Но вы же Альфред фон Белёв – лютеранин, ну так и оставайтесь им. Окончание войны вам лучше дождаться где-нибудь на нейтральной территории. Вы же какое то время жили в Вене? Вот и живите там в ожидании вашего «парижского проекта». Только учтите, обо всех своих действиях вы будете меня очень оперативно информировать. Всё, только по согласованию со мной. Или с моим человеком, который будет там!
– Так точно, «экседленц» я так и буду делать! – «верноподданически» поддакнул ему А.Д.
– Но вы там должны будете быть всеми уважаемым коммерсантом, желательно женатым.
– Да, «экселенц». Я бы хотел попросить вашего разрешения, или можно сказать, благославления на мой брак со вдовой полковника Эберли, –решился спросить А.Д.
– Эберли? Довольно известная у уважаемая фамилия в Венгерском королевстве. Но позвольте, она знает кто вы? – спросил его «экселенц».
– Она только знает, что я не испанец!
– Ну вот и отлично, она же тоже лютеранка, –обрадовался такому повороту дела «экселенц».
– А вобще кто-нибудь знает, что вы тот самый Дубровский?
– Никто, кроме может быть. . Одного офицера русской армии, Мне кажется, что он меня узнал, –ответил А.Д.
– Это крайне и крайне нежелательно!
– Но я не хочу. чтобы с ним что-то случилось, – здесь Альфред уже очень обеспокоился.
– Так с ним ничего и не случиться. Оставьте у меня его данные. Просто он  с европейского театра действий он будет перемещен на другой театр. Неевропейский. . И помните, что теперь для всех вы, как и были раньше – Альфред. Даже для моего помощника Отто. И это будет продолжаться до тех пор, пока вы не прибудете в Париж, и не возглавите там восставших солдат. Впрочем, здесь наши шансы мне видятся 50 на 50-т. Но даже, если там ничего не произойдет, то. . Что-то обязательно произойдет в Польше. Простите, любезный, но тогда всем будет ясно, что вы шляхтич– Вольдемар Дубровский, командир эскадрона Войска Польского. Врочем, вам ещё не поздно «дать задний ход». Вы можете вернуться в свой губернский город «верхом» на нескольких возках с аммуницией для вашего кав. – полка. И все быстро забыть. И меня, и нашу с вами встречу
– Это не в моих правилах, экселенц. Как говорят русские: «–Или грудь в крестах. Или голова в кустах! »
– Должен признаться, Отто, что вы оказались более проницательным по отношению у нашему сегоднешнему гостю, – обратился «экселенц» к своему помощнику за обедом.
– Я одного не пойму, почему он привсех своих превосходных данных не служит в кавалерии? Скажем, «под началом» вашего сына Петра? – ответил Отто.                                – Ах, какие -то там «дуэльные» затруднения. На одну дуэль он просто не явился. А на другой. . Случилась совершенно «экзотическая» история. Поединок был прерван по взаимному согласию, с условием, что за его «визави» остался выстрел с четырех шагов. Вопросы чести бывают такие запутанные. Но для нас это может быть и к лучшему. Этот человек может быть очень полезен для нас в Вене тем более, что он собирается бракосочетаться со вдовой полковника Эберле. Но у этой Элен Эберле в данный момент какие-то затруднения с получением наследства. Может быть в наших возможностях ему чем-то помочь.
– Конечно, экселенц. Мой хороший знакомый в Вене безусловно знает к какому по этому поводу адвокату надо будет обратиться, – сказал Отто.
– Что ж, замечательно. Это гораздо лучше, когда люди, обязанные нам, находятся на самообеспечении.
Оказывается, что ещё до этого разговора с «экселенцем», интендант Отто уже знал, что у Альфреда есть какоя-то подруга по имнени Элен. Тогда в госпитале, когда они уже уходили от генерала Буйе, А.Д. вдруг обратил внимание на одоного из таскающего горшки санитара в латанной шинельки и облезлой шапке-ушанке.
– Ви гейт эс дир, камрад? –  обратился он к нему.
– О! Альфред, я смотрю, ты уже на новой службе, – искренне обрадовался тот.
Это был Жан. Как его узнал Альфред, остаётся только догадыватся. То, что на нем не было теперь мундира гвардейца-гренадера это только «пол-беды», он теперь и внешне из-за своей худобы и серого цвета кожи больше походил на человека, только что одновремено пережившего и тиф, и малярию.
– А ты что, брат, болел? – спросил его Альфред. Тот лишь в ответ горестно расмеялся.
– Ну, если голодуху и мороз можно считать болезнями, то я ими переболел ещё как. Хорошо «добрые люди» вытащили меня из вод Березины багром. Все «вестфальцы»осталисиь на том берегу. А ихняя маркитанка, когда с моста летела, мне чуть на башку своей  «тарантайкой» не заехала. Вы с Элен правильно сделали, что из Москвы «дёру дали».
 Танцы, устроенные старой графиней Замойской в честь торжественого бракосочетания её приемной дачери Натали, не могли не произвести впечатление своим великолепием. Элен-Мария тоже не удержалась и приняла участие в открывающим этот бал минуэте под № 5-м в женской «шеренге». Но это всё же было «продвижение» т. к. в костеле, где Михель и Натали венчались, у неё, как у двоюродной тётки невесты в «хвосте» за молодыми, вобще был наверное № 10-ть. И если в костеле всё прошло, как  «по маслу», то на этом балу случилось все таки небольшое проишествие. . Которое могло бы стоить Михелю полным «провалом». Всё дело в том, что после минуэта и последующим за ним «краковяком» за Элен увязался один «полячикшо-корнет». На все его предложения о «дальнейшем сотудничестве» Элен ответила твердым отказом. А когда тот уже совершенно «съехал на край фола», она обратилась за помощью к Михелю. Тот сразу вызвался вежливо разъяснить пану-офицеру, почему «его тётка не может вам ответить взаимностью». Они удалились в коридор и внешне ничего не предвещало «грозы». Только затем Михеля «верные слуги» старой графини едва успели  «скрутить», когда то уже бежал вслед за корнетом вниз по лестнице с обнаженной «навахой» в руках. Корнет отделался ерундой. . /ментик был распорот «навахой» почти напополам/, но его сразу от  «греха подальше» за дверь выпихнули. А у Михеля «наваху» конечно отобрали. Но выпив шампанского, он кажется «несильно» успокоился. От него требовалось произнести коротенький, приветственный тост перед гостями. Но очевидно, что некоторое возбуждение от только что проишедшего, у него ещё «бродило в крови». Потому что его явно «понесло». «Невооруженным глазом» было заметно, что строка из завещании графини:  «. . – Свадьба должна пройти по каталическому обряду! . . » очень глубоко отпечаталась в его сознании.
– И когда узурпатор вошел в священные палатья инквизиции его первый вопрос был: «– А кто здесь главный? », – пафосно начал Михель, высоко задрав свой бокал с шампанским. . /здесь Михель вспомнил о захвате Наполеоном Мадрида в 1808г. .  /
– И был ответ ему: «–Здесь главный Бог! ». . А этот «вандал» в синем кафтане лишь рассмеялся и раскуражился.
– Так поскольку у этого «лица» нет лица юридического, с этого дня мадридская инквизиция закрывается! . .
Но мы с вами знаем, господа, что господа Бога ещё никому не удавалось, и не удасться закрыть! И я верю друзья мои, что справедливость восторжествуе и Бог снова вернется в эти священные палатья. И наш папа, в безгрешности которого здесь никто не сомнеавется, вернется из плена узурпатора. Так выпьем же господа. .
– «О, Господи! Быть большому скандалу, если он сейчас в этой «веселой компании» прожженых «бонапортистов», поднимет тост за победу русского оружия! », – успела подумать Элен. И с большим трудом датянувшись, что было силы надавила своим каблучком на носок сапога Михеля.
– Так выпьем же господа за герцога Вилленгтона, который у меня на родине борется за её освобождение!,  – закончил Михель к всеобщему восторгу. Один однорукий из знатных шляхтичей, приобредший, кстати сказать, свою инвалидность в Испании во время знаменитой атаке уланов при Севиле, даже «хлопнул» бокал об пол.
Натали придумала, как ей показалась, очень удачную «ширму» для Элен.
– Мамоча, ты знаешь, у Мигеля действительно после вывиха побаливает левая рука и твои массажи ему очень помогают. Ты можешь поехать  в Белосток в имение графини вместе с нами, как его целительница!
Да, Э. М. очень хотела с ними поехать, но она, что может быть выглядело очень наивно, продолжала ждать письмо от Альфреда. И очень боялась, что оно придет сюда на адрес графини, а её здесь не будет. А станет эта «старая стерва» пересылать письмо от него туда, в Белосток? Или тем паче ёще подвергнет его «прилюстрации»? ! Но ситуация разрешилась сама собой, точно в духе: «– Хвост вытащил, а нос увяз! ».
– Если она такая хорошая целительница, пусть сначала, хоть с неделю помассажирует мне спину! – распорядилась старая графиня. Элен стоически выдержала три дня, а на четвертый ей наконец улыбнулась удача. Как «честная» перекрещенная  лютеранка она иногда грешила « по старине», т. е. иногда тайком заходила в православный храм и там, не крестясь что-то «говорила» сама себе. И в этот день, зайдя в православную церковь, которая находилась в двух кварталах от дома старой графини, и поставив там свечку, она услышала в разговоре двух женщин прихожанок, что «их батюшка собирается ехать в Москву, дабы там получить благословение». Он оказывается ввиду безвременной кончины два месяца назад бывшего настоятеля заступил ему «на смену». А без благославления его, находящегося в Москве его духовного отца он этого не мог себе позволить.
Найти дом отца Михаила ей не составила труда. Она дернула ручку звонка один раз. Затем второй и на пороге показался заспанный, зевающий батюшка, который что-то коротко «промычал» в знак ответного приветствия и спросил:
– Что тебе надо, дочь моя?
– Я слышала, батюшка, что вы собраетесь ехать в Москву. Не могли бы вы каким то образом взять мня в попутчики до Вильно?
Батюшка, естественно, поинересовался, «кто она такая и зачем  ей в Вильно надо? ».
– Я  Елена Трояк, жена австрийского офицера, который сейчас там в плену, в госпитале после ранения. Но он написал мне, что его хотят отпустить домой в Вену. Попросил меня к нему приехать.
– Да, мои папка-мамка с Запорожско-Задунайской Сечи, – ответила Элен, самым «бессовестным» образом повзаимствовав эту легенду со своей горничной, у которой родители действительно были оттуда. Глаза у батюшки вдруг заиграли огнями.
– Шо? ! –  сходу перешел он на «малоросский».
– Марфуша! – позвал он «свою половину».
– Иды швидко до мене. Тут до тебэ твоя землячка прийшла.
Э. М. теперь точно знала, что самое счатливое время впоследние несколько лет у неё было, когда она с Востока на Запад ехала дружным «квартетом» с дочурой и двумя очень изощренными «анекдотчиками». С Альфредом и Михелем. Михель очень любил анекдоты про «папу» и вообще про клир. У Альфреда же лучше всего «получались» анекдоты про тёщу. Ну и про клир он тоже знал. Пытался для Михеля перевести на «франсе» «Сказ о Балде и попе», но мало что получилось. Здесь наверное нужно было быть ещё и француским поэтом, чтобы передать рифмический ритм. Зато уже в её пересказе этого «сказа» для Марфуши для неё был успех «на бис». Потому что первый раз отец Михаил, видимо убаюканный равномерным покачиванием купе-возка, на котором они ехали в Вильно, сильно задремал.
– Что ты сейчас про попа– жадину рассказывала, дочь моя. А ну– ка, повтори пожалуйста
Элен все ему добросовестно повторила, он разумеется, только до того места, где работник Балда очень удачно «обирает чертей» в озере.
– А что дальше было, я не помню. Длинная очень сказка, – ловко «выкрутилась» она. Не расказывать же батюшке, как Балда награждал его «коллегу» увесистыми шалбанами.
– Ну, конец то хоть какой? – не унимался он.
– Так конец, очень счатливый. Сбежал Балда вместе с попадьёй! – ответила Э. М. и Марфа, уже до этого хорошо «разогретая», громко засмеялась. У отца же Михаила лицо оставалась серьёзным, а потом стало совсем «кислым». Он вздохнул и сказал:
– Вот бы и мне такого же работника найти. Чтобы также сбежал с наворованным!
Здесь Марфа перестала смеяться, и довольно чувствительно толкнула «свято-отца», на что он в ответ раскатисто загоготал.
– Ах, ты! Хрыч старый!
Точно сказано:  «– Последний смеется громче всех! ».
 При всех своих «малых габаритах» и сухом «тельце» отец Алексий имел очень громкий и «сочный» баритон. Марфа же, грудастая и «мясистая» и к тому же моложе батюшки на 12 лет, на была ему полная противоположность. До этого о. Михаил поинтересовался у Э. М.,  «кто она по вероисповеданию? ».
– Я лютеранка, как и мой муж, – ответила она.
– Это правильно, –поддержала её Марфа. 
– Муж и жена должны быть одной веры. Я, когда от своих «некрасовцев» убежала, мыкалась. Не знала к кому прибиться. Хорошо вот на своего Мишеньку вышла. Он меня враз от староверья перекрестил, и сразу в постель. .,  –залилась она смехом.
– Ну. что ты брешешь, окоянная! – не выдержал батюшка.
– Мы же сначала повенчались по закону Божьему. По закону людскому.
Староверы-некрасовцы жили также за Дунаем у турок недалеко от запорожцев, и постоянно с ними конфликтовали, вплоть «до мордобития». Но Э. М. зря за это боялась, поскольку Марфа про ту свою жизнь вспоминала без всякого «энтузиазма», и Элен поэтому же наверное о её «запорожском» прошлом не распрашивала.
– Это наверное хорошо, когда люди венчаются по любви, – сказала она.
– А вы же наверное тоже по любви венчались? – спросила Марфа. И здесь Элен то ли от каких-то своих пеереживаний, то ли от замешательства вдруг «пустила слезу». Марфа это поняла по своему.
– Ой, милочка! Да не перживайте вы так за своего муженька. Раз живой остался, то вылечится.
– А он же у вас Александр Трояк? –о. Михаил решил, что сейчас самое время поменять тему разговора.
– Не родственник ли он Трояк– Укуровым? Я, когда был полковым, мы под Измаилом стояли. Так у нас был бригадир Троекуров. Может быть родня ваша?
«–…Господи, как тесен мир! »– подумала тогда Э. М. Но ответила совсем другое.
– А я слышала об этом генерале. Но это нам очень дальний родственник.
Своих горестей она старалась никак не выдавать, но ехала же она в Вильно в точном соответствии выражению: «–К бабушке на деревню! ». Этот адрес, что дал Альфреду барон с рекомендательной запиской, мог «сработать», мог и «несработать». Но на первом «этапе» Элен повезло. Сердечно простившись в Вильно с о. Михаилом и Марфой, она очень быстро этот адрес отыскала. Это был небольшой, аккуратный домик, где проживала пожилая семейная пара мелкопоместных «шляхтичей».
– Да, – был их ответ.
– Пан Альфред, такой вежливый, непьющий, некурящий был у нас два дня. А позавчера мы получили от него известие, наверное для вас. У него теперь новый адрес. Вам нужно будет ехать ещё целый день на Север. Но вы можете остаться у нас переночевать. завтра утром что-нибудь придумаем. 
– «Непьющий– некурящий, это точно он? »– очень хотелось ей спросить.
От Вильно ей ещё предстояло доехать до тихого «ганзейского» городка, расположенного недалеко от балтийского побережья. Который по своей планировке и архитектуре больше напоминал музей сказочных теремов среди соснового бора. Оттуда от Альфреда пришла последняя весточка. Но по «большому счету» он же её к себе не звал, и ничего не исключало того, что он вновь с этого места мог перебраться на какое-то другое. Эта неизвестность заставляла биться её измученное сердечко всё сильнее и сильнее.
 Свои вещи она оставила у трактирщика, а по адресу поехала с извозчиком на легкой двуколке. По крайней мере свет в окнах дома горел. За дверью она услышала мужские голоса. И как человек некурящий, она сразу уловила запах добротного голландского табака.
Это наверное твой деньщик с шампанским так быстро вернулся, – услышала она голос, открывающего двери Альфреда.
– О, Элен! – сразу он заключил её в свои объятья.
– Как удачно!
 Действительно «удачно», ибо в этот момент он, имея всего лишь «пару десяток» на руках, затеял за карточным столом, где кроме Отто ещё были два его однополчанина немедленно «подскочивших» при появлении дамы, совершенно безнадежный «блеф». И теперь А.Д. очень надеялся на то, что игра будет прервана и все ставки обнулены! 
– Но я никак не думал,  что моё письмо в Варшаву дойдет так быстро. Я только завтра собирался ехать встречать тебя В Вильно!
И поскольку он говорил на «дойч», она поняла, что все присутствующие здесь «дойч-говорящие», и сейчас от неё потребуется некоторое усилие сответственно ответить. Но немецкий у неё был «так себе», в смысле произношения. И к тому же она так устала.
– Это не имеет значения. Главное, что я тебя нашла! – ответала она на « франс».
– Простите меня, мадам, но самое главное это то. .,  – тут же «подхватил» её «франс» подошедший к ним  Отто.
– Что теперь наш общий друг Альфред, может нам представить свою невесту!
Тронутая таким теплым приемом Э. Д. протянула к Отто руку. Он тутже к ней «приложился».
– А мы как раз думали, какой бы подарок получьше приподнести подруге нашего Альфреда? Но решили так, что её вкусы больше самому Альфреду  и известны. Но это скромная сумма, на которую мы сейчас все «сбросились». .
И с этими словами один из оставшихся за столом «игроков» сгреб со стала «банк», довольно внушительную кучу «ходячих» и «халявчих» ассигнаций. . / к этому времени деньги «русской» и франсе» печатки были уравненны в правах/.
– Может быть её хватит для этого подарка. На, Альфред, возьми их. .
– Питер, Франц! Вы точно этого хотите? – не мог не удивиться Альфред такому широкому жесту со стороны своих приятелей.– Да, точно! – ответили те чуть ли не хором.
– Но, если честно сказать, я же ехала сюда на удачу, –сказала А.Д.
– Удача на стороне сильных, наша королева Элен! – сказал Отто.
– Нет, не снимайте здесь своей прекрасной шубки. Здесь нет для неё  никаких условий. Я смотрю, вы очень правильно сделали, что не дали извозчику команду уезжать, – продолжил Отто, полностью овладевая «непростой» ситуацией.
– Альфред, я, как старший по званию, беру это дело  в свои руки. Сейчас мы перевезем твою даму ко мне домой, к моей супруге. Она обеспечет ей теплую ванну, и всё такое теплое. А вы все ко мне через часик. Это надо отпраздновать ! Как раз я чертовски проголодался.
Когда Отто и Э. М. ушли, все трое оставшихся «картежника» с облегчением вздохнули. В стеном шкафу у Альфреда в это время мирно дремала полька-модиска, которую Франц привел с собой, оказав ей таким образом т. с. «гуманитарно–отопительную» помощь. Дело в том, что у бедняшки возникли какие-то проблемы с печной трубой в  её комнатушки. Ну, не замерзать же в холоде этому «ангельскому» существу. Она осторожно чуть приоткрыла дверь и тихо спросила:
– А что, теперь можно выходить?
Все трое дружно засмеялись.
Для Шилуде, вобщем то небольшого торгово-корпаротивного городка в Курляндии, богоугодное т. с. здание кирхи было просто великолепно. Высоченный потолок, мощный орган, росписи на стенах вместо икон в самом что ни наесть протестанско-авангардном стиле. Всё на высочайшем уровне. Это не могло не произвести своего действия на впечатлительную Элен. Альфреда же в этот момент больше занимала роспись на потолке, где сидящие напротив друг друга «божьи сын-отец» держали перед собой голубой шар земли…
«. . – Видимо перед тем, как розыграть его в «кости»! »– подумал он, шагая под венец. И на этой высокой ноте, совпадающей кстати с самой высокой нотой, которую мог воспроизвести орган во время этой брачной церемонии, мы наверное могли и расстаться с нашими героями. .
. . Но прошло несколько лет.
 На открытой терассе, над набережной возвышающейся над неторопливо бегущими волнами Дуная, двое весьма почтенных, если судить по одежде, джентельменах в высоченных цилиндрах склонились на порцей венских сосисек.
– Что вы так вяло едите, Браубец? – спросил один из них. 
– У нас была напряженная ночь. Нужно восстановить силы. Вы же наверное, как  и я, и не спали? 
– Нет, я пару часиков подремал в карете барона Шаубера. Но я не привык так рано завтракать, г-н капитан, – ответил другой.
– Почему капитан? Это звание у меня было в русской армии. На Гаити я командовал целым полком местных дикарей. Так и звали бы меня «херр-оберст», – Альфред. . / а это был он/  в ответ рассмеялся.
– Да вы у нас  просто великий стратег! Как вы можете вести себя так спокойно, когда все висит на «волоске»? 
В ответ А.Д. лишь поморщился. Покончив со своей «сосисичной» порцией он воспользовался салфеткой.
– Смотрите, Гуго наш посыльный бежит к нам, –сказал он.
Действительно Гуго, молодой человек внеше больше похожий на старшеклассника– гимназиста, искал их. Он подбежал к А.Д.,  что-то шепнул ему на ухо и передав ему записку, убежал восвояси.
– Так как вы меня, Браубец,  обозвали? Стратег. Ха-ха…Возмите почитайте это сообщение. Мне кажется оно вам будет интересно.
– Что такое? Неужели. .,  –тихо пробормотал Браубец прочитав эту записку.
– Цены на серебро резко пошли вверх. Но это значит– мы спасены! Но как вы могли это предвидеть? – чуть ли не прокричал он.
– Тихо, тихо, коллега. Ведите себя спокойно, здесь нет ничего магического. Аргентина объявила о своей независимости. Значит в Испании, а значит и у нас больше не будет дешевого аргентинского серебра. Вы, Браубец, в газетах читаете только крупные заголовки. А надо уметь читать между строк.
– Сколько с вами я знаком, столько каждый день вами восхищаюсь. Тогда, когда из Франции пришло ложное сообщение о победе Наполеона при Ватерлоо. Все стали сбрасывать свои акции. А я, следуя вашим инструкциям все скупал, скупал. Хотя очень боялся это делать. А это как вы тогда все предвидели, херр Оберст?
– А это было куда проще, Браубец. Боксер с пробитой печенью никогда не выдержит больше одного раунда! Я же был там тогда там. Можно сказать – в самом эпит– центре! Какие– то идиоты надеялись, что русские солдаты тоже возьмут, да подымут бунт. В стране, где полно дешевого вина и дешевых баб. Да они там до конца жизни были служить готовы! Ну и я не дурак. Держался там подальше от пушек, поближе к борделям. А что мы тут сидим, Браубец. Пойдемте в ресторацию. Сегодня же воскресенье, и скоро там заиграет музыка.
 / Здесь надо сказать, что Владимир Дубровский искренне надеялся на то, что  перед «экселенцем» розыграть сказку « имени Ходжа-Насредина в Бухаре». Это, когда Ходжа– хитрец пообещал шаху выучить за 20-ть лет ишака грамоте. А там глядишь за 20 лет, или шах, или ишак сдохнет. Или сам я умру! По крайней мере, один «ишак» в Париже очень удачно «издох». Да и в Польше пока было всё спокойно. Можно было и дальше продолжать «обучение» уже следующего « ишака». /
Как там поется в старинной балладе: « –Там в степи белеют кости, где хотели пройти гости. Эскадрон польских гусар летучих он стремней змеи гремучей». . Черта тебе лысого, «экселенц», а не эскадрон!
 В ресторане оркестр, видимо для «разминки», начал играть попури на тему восточно-славянских песен. Обладающий тонким музыкальным слухом Браубец, начал одной из этих мелодий тихо «подсвистывать». А.Д. конечно же помнил эту песню: «–Ни шей ты мне, матушка, красный сарафан. . ».
– Знаете, Браубец. Русские очень любят задавать вопрос:
– «. . – Чем отличается дурак от паровоза? » А тем, говорят, что «паровоз сначала свистит, а потом трогается. А дурак наоборот! »
– Вы, это про что? – сразу «насупился» Браубец.
– Я это про то, что. . Вон смотрите, Браубец. За тем столиком в дамской компании скучает Инга, всеми обожаемая, в том числе и нами, кузина баронессы фон Шталь. Вы же с ней очень даже дружите. Могли бы пригласить её за наш столик, мы сегодня себе это можем позволить. 
Услышав это несколько близорукий Браубец сразу достал свой лорнет, и самым тщательным образом всю эту дамскую компанию, да «пролорнетировал».
– Действительно она! – с охватившим его энтузиазмом ответил он.
– Я, с вашего позволения, пойду попробую.
– Удачи вам. .
Свое одиночество за столиков А.Д. решил тут же скрасить бокалом шампанского. Пока он его не торопливо «смаковал», краем глаза он заметил, что к нему справа подошел какой-то «субъект» в черном фраке, с красной эфеской и с совершенно идиотскими, зелеными панталонами.
– Господин Альфред? Можно я быстро переговорю с вами? – спросил этот в красной эфески, с черненькой с проседью «нахал».
– У меня для вас очень короткое, деловое сообщение.
Что-то в нем было такое, что сразу очень не понравилось А.Д.
– Позвольте, любезный! А мы с вами разве знакомы? – они как-будто сразу поставил перед собой «защитную плиту».
– Можно сказать– да! – ответил незнакомец и Альфред сразу уловил в его речи «гортанный», восточный акцент.
– Три дня назад мы сидели почти напротив друг друга на собрании акционерного общества «Дунайское пароходство, паровые машины и К*» 
– Да, точно! – с облегчением вздохнул А.Д.
– Так мы оказывается компаньоны, можно сказать– коллеги. Присаживайтесь, пожалуйста. Я весь во внимании. Как мне к вам обращаться?
–Ахмед. Просто Ахмед. 
– Хорошо, Ахмед. Так что же вы мне хотели сказать? Только, стоп! Раз мы так с вами встретились, перед тем как открывать что-то новое. . Я хочу выпить с вами за наш первый общий успех. Как мы ловко «впарили» наш паровой агрегат чехам в Броно. И он заработал, и они довольны! . Ах, я понимаю! Обстановка не позволяет вам выпить со мной шампаского. Ну тогда я вам налью крюшона. 
– Спасибо, г-н Альфред. Я как раз очень хотел пить. Но может быть тогда, если вы распологаете временем, я вам расскажу небольшую предисторию, которая меня подвигла на эту с вами встречу.
– Так я сегодня никуда не спешу. Рассказывайте не торопясь, как вам это удобней будет, – и сказав это, А.Д. на сколько мог незаметно для Ахмеда, сделал знак возвращающемуся от дам Браубецу. Мол:  « –Иди, погуляй, не то тебя! ».
– Моё финансовое состояние сейчас более, чем устойчивое, – начал свое повествование Ахмед.
– Но ещё три месяца назад я, можно сказать, шел по острию бритвы над пропастью.
– Ох, друг мой! Если бы вы только знали, сколько раз мне приходилось идти той же тропиночкой, – не сдержался здесь А.Д.
– Впрочем, извините. Я вас, кажется, перебил.
– Ну, тогда тем более вам понятно. Что, если ты попадаешь в такое положение, то готов прыгнуть шайтану в зубы! Поэтому я прибег к несколько рискованным операциямя, которые в случае их реализации обещали большой приз. В паре с таким же отчаянныи предпринимателем мы зафрактовали одну весьма внушительную «чайку». . /т. е. шхуну/, которая предназначалась для перевозки грузов, «не подлежащих» ни в коем случае всяким там таможенным формальностям.
Здесь Альфред «заговорчески» подмигнул и глубоко кивнул головой. Мол:
«. . – Не надо мне объяснять, что это значит или «наркота», или оружие! »
– И так, загрузившись увесистым грузом. . /значит это оружие! / мы отбыли из одного тихого порта на турецком северо-окраинном побережье в направлении на юг. Вобщем. . Что мне сейчас скрывать? – глубоко вздохнул Ахмед.
– Мы везли оружие горцам, восставших против «белого царя». Все прошло удачно с рейсом туда. Да и обратно мы были очень даже «не в убытке». Единственно, что груз для обратного рейса не поступил к нам в полном объёме. И тогда, посоветовавшись со своим компаньоном, мы решили взять с собой двух пассажиров. Одного тюрко-говорящего мой напарник взял в каюту к себе, а поскольку я немного знал русский, то русско-говорящий, естественно, достался мне. Он был из тех русских солдат, которые, как говорят горцы, «приняли чеченство». Но он его принял только для вида, потому что потом сразу из Чечни. . То ли сбежал, то ли прикинулся дурачком. Как он добрался со своим контбандным грузом до черноморского побережья, я могу только догадываться. Но какие-то деньги при нем были. Плюс небольшой мешок с личными вещами и тщательно обмотанная тряпками икона. Но очень странная икона. При размерах два пол-локтя на один, она была очень лёгкой. Хотя, может быть это какой-то очень ценный золотой оклад, который никак нельзя смять. Нам какое дело? Заплатил человек, и вперед! Только внути его мешка был оказалось ещё и курдюк, из которого «этот черт» регулярно отхлебывал что-то очень дурнопахнующее, и тогда мне с ним становилось очень тяжело общаться, потому что трезвый он ещё кое-как мог говорить на «казанском» татарском. А выпивший и по-русски говорил еле-еле. Ко всем неудобствам во время плаванья нам добавилась прескверная «роза ветров». А  «большие галсы» эта шхуна оказывается брала с большим трудом. И нам ещё очень повезло, что конечная точка нашего возвращения была не в Турции, а в тихом месте, недалеко от устья Дуная. И то мы плыли туда 4-ре дня, ужас! К которому присоединилось ужасное поведение моего соседа по каюте. Его вдруг «пробила белая горячка», и мне стоило больших трудов уговорить экипаж не выбросить его за борт. В конечном счете его связали и засунули кляп в рот. Мы подплывали к берегу ночью. Не хватало только того, чтобы он своими дикими воплями всполошил пограничную стражу.
На берегу же вся команда «хором» решила его «раскулачить». Мне же ещё пришлось доплатить добросердечному старику– молдованину, который согласился посадитьего на цепь, как собаку, и держать так пока этот «рыжий черт» не придет в себя. Было бы что очень ценное в этой замотанной тряпками его, как я сначала подумал– в иконе, она точно мне не досталась. Но один из матросов, аккуратно подрезав «обмотку», посмотрел в образовавшуюся щель и «скривился» полный разочарования.
– А-а, «мазня» какая-то. А вы, господин, возмите её. Может быть продадите. .
 Здесь Ахмед попросил разрешения налить себе ещё немного крюшона.
– Что-то в горле пересохло, как тогда во время плаванья. В последний день у нас были проблемы с питьевой водой. Вобщем, я взял картину с собой. И знаете, почему я её привез сюда в Вену? А потому, что этот самый Паша сам и хотел её сюда доставить. Он, конечно, не назвал мне точного адреса, он как-то проговорился, сказав что «эта картинка должна попасть в угловой дом недалеко от моста на улице, выходящий на церковь святого Якова».
– Очень интересно. Поскольку и я сам живу в этом районе, – сказал А.Д.,  подливая себе в бокал шампанского.
– Таких домов у нас наверное штук 6-ть. Ха-ха. . Мой в том числе.
– Друг мой, Альфред. Всё сказанное мной ранее вас ни к чему не обязывает. И вобще, в любую секунду вы можете сказать, что «по этому пустяшному  поводу и так сказано довольно много! »
– Нет, нет! – замахал рукой Альфред.
– Как это – «сказано много»? Мне кажется, что с моей стороны это было бы просто хамством! Тем более, что, как мне кажется, вы самое интересное ещё не сказали.
– Отдаю должное авшей проницательности, Альфред. Потому, что этот Паша проговорился не только на счет адреса, но и на счет адресанта. Он сказал. что у него жена русская паночка. Т. е. полячка из русской части Польши. Но это было так легко выяснить, что я даже не стал нанимать частного детектива. Пани Елена или, пардон – мадам Элен, она же полячка именно из русской части Польши. Другие «кандидатки» кто угодно, но не это.
– Да, ладно вам! – вдруг рассмеялся А.Д.
– В любом случае, меня это дело так заинтересовало. Если хотите – загипнотизировало так, что я теперь весь в вашей власти. Вернее – во власти этой картины! Мне бы очень хотелось на неё взглянуть. Там наверное что-то страшно мистическое!
– Может быть я вас разочарую, но там ничего мистического нет, ответил Ахмед.
– Я имел возмоность рассмотретьэту картину, когда при первой же возможности убрал с неё эти варварские «обмотки» и заменил их на приличную упаковочную бумагу, но может быть мой взгляд был недостаточно внимательным. Так вы хотите на неё посмотреть? . . Тогда мы едим ко мне?
– Не то слово! Летим. .
Спроектировання и выстроенная в восточно-арабском стиле загородная вилла Ахмеда Эль– Рахви поражала своей роскошью всех без исключения.
« – Вряд ли он отстроил такие «палатьи» за счет одного котробандного рейса! » – Альфред сразу «вычислил» своего компаньона. Скорее всего он это делал какое-то время на постоянной основе. И не из Турции, а не посредственно из дельты Дуная. А «крюк» в сторону Турции его
« – И вряд ли при этом ты, собака, сам рисковал своей шкурой! Скорее всего это делал твой верный напарник, твой заместитель по всяким таким «щекотливым» вопросам! ».
 И   А.Д.  уже совсем не сомневался, что этот открывший им дверь, чисто налысо выбритый, одноглазый лет 40-ка турок и есть его этот самый «заместитель». На «широченной» груди типично «пиратская», кожанная безрукавка. На руках типичные «шпангоутные». . /т. е.  от канатов/ мазоли.
– Спасибо, Муслим. Можешь быть свободен, я сам поухаживаю за нашим гостем, – распорядился Ахмед.
В ответ Муслим почтительно поклонился, и исчез будто «растворился» в воздухе.
– Знаете что, Альфред. Давайте в тот момент, когда вы будете вскрывать эту драпировку на картине. Я открою бутылку шампанского. Мне кажется это событие должно сопровождаться каким-то «залпом», – вдруг предложил Ахмед.
– Я очень даже не против, если вам ваши боги это позволяют, – ответил А.Д.
– Это небольшой грех, если я при этом не «совращаю» единоверца, –рассмеялся Ахмед.
Столик с сухофруктами и прочими восточными сладостями был уже «наготове», а за шампанским Ахмед вышел в соседнюю комнату. Альфред на несколько секунд застыл перед поставленной на крышку белого рояля, «закутанной» в пахнующую дамскими духами упаковочную бумагу, картиной. Да, размер точно один на пол– . . /скорее « дамских»/ локтя. Он осторожно постучал ножницами по боковине. Картина явно без дорогой рамы, да и зачем она?
«– Бу-м! »– пробка и з бутылки шампанского. «–Клац-клац»–ножницы. Альфред откинул бумагу в сторону и, чуть пригубив поданный ему Ахмедом бокал, сделал пару шагов назад, как и положенно «утонченному» знатоку живописи. Так, ничего «сверхестественного».  Типичный сельский пейзаж средней полосы, далекой ему на данный момент, России. Ворота в барский дом, усадьба с мезонином. На дальнем плане водяная мельница. Что-то очень знакомое. .
– Как ваше теперь впечатление? – спросил его Ахмед. 
– Если от шампанского, то весьма и весьма не дурственно. А картина. . Очень жаль, что я приехал к вам в гости без моей супруги. Она обожает такие вот пасторальные, безлюдные пейзажи. Но знаете, она у меня такая капризная. У неё порой так меняется настроение. Был бы я уверен в обратном, да я бы у вас это живописное полотно. . Что называется: «–С руками и с ногами! ».
Ахмед же после выпитого им бокала шампанского тут же, как и все «малопьющие», немного захмелев. И в ответ на сказанное А.Д. он вдруг рассмеялся. 
– Какой же вы однако хитрец, мой друг Альфред. Простите, но мне порой даже кажется, что вы хитрее меня. Я же по вашим глазам понял, что вы ещё на входе в мой дом меня «раскусили». Конечно же я никуда не плавал, с детства очень плохо переношу морскую качку. Но то, что я вам рассказал, это ни есть «неправда». Я слово в слово передал то, что услышал от своего верного помощника Муслима. Бедняга действительно очень нуждается в деньгах, и поэтому он почему-то вбил себе в голову, что вы этой картиной так заитересуетесь, что будите готовы её купить за хорошие деньги. Но это уже его проблемы, его разочарование. Поверте мне, Альфред, я искренне рад,  что это послужило поводом более близкого нашего с вами знакомства. Я теперь надеюсь, что «дунайские паро-машины»будут нашим ни едиственным,  совместным проектом.
А.Д. с облегчением выдохнул, потому что ему казалось, что его пыталысь «затащить» в какую-то головоломную аферу. А здесь делов то! Самое много на 50 крон.
– А что ему так вдруг понадобились деньги? – спросил он усаживаясь на стул и подтягивая к себе блюдичко с изюмом. Под  «шампань» великолепный «закусь»!
– Ха! На бедолагу в 42 года вдруг «пробило» романтическое вдохновение. Вы же наверное, если не знаете, то наверняка слышале об «экзотическом» борделе, что на окраине города на выездной, на Донау дороге, который содержит хитрый албанец Бахти?
– Да, конечно слышал? – ответил Альфред.
– Мне рассказывали: «–Кого там только нет? ! ». И креолки с Нового Света, и лилипутки-пигмейки мз Африки.
– Так вы Альфред попали «в точку»! Он «со всего маху» запал на юную Африканку из Эфиопии. Влюбился не на шутку, мечтает её выкупить из этого «грешного вертепа». Постойте! Очень жаль, что я его отпустил. Но может быть получится? ! И он не будет на меня в большой обиде. Заодно вы ещё раз убедитесь в правдивости моего рассказа!
– Про что вы говорите? Возможно от вашего шампанского я вас не совсем понимаю, –спросил его А.Д. 
– Я сейчас пойду, «нырну» в его сундук. Он хранит его у меня в прихожей под лестницей. Там у него небольшая серебряная иконка, кажется католическая. Ваша же пани Елена имеет польско-католические  корни, – и с этими словами Ахмед вышел, оставив Альфреда один на один с бутылкой шампанского, чем тот не применул воспользоваться. Через пару минут Ахмед вновь с торжествующей улыбкой появился.
– Вот смотрите, – положил он перед Альфредом серебрянную, размером с ладонь сребрянную иконку «матки– боски». Серебрянные разводы на этой иконке по краям были с естественной чернотой. «Матка-боска» была сделана под «златовласку» т. е. вставленными в серебро золотыми волосами. Работа середины позапрошлого века из Моравии. Владимиру Дубровскому об этой бы иконке не знать! Семейная реликвиия от пробабушки!
– Это уже, когда они этого « алкаша» буйного на берегу «раскулачивали». Муслиму только эта иконка и досталась.
 Для Альфреда в этот момент понадобилась нешуточная концетрация «силы воли». Он для начала сделал «кислую харю», потом полез в карман за лупой,  и стал с её помощью очень внимательно со всех сторон эту реликвию рассматривать.
–Только из-за солидарности к великому горю вашего Муслима . Сколько вы за неё хотите?
– Возмете вместе с картиной? 
– А-а! – здесь Альфред сделал широкий, «пьяно-купеческий» взмах.
– Раз пошла такая пьянка, давайте вместе с картиной!
Сев в карету он со злости чуть не «раздолбал» эту картину об пол.
– Сволочи! Значит каким-то образом эта «босота» добралась до моего «сундучка–рундучка»!
Его «рундук» он закопал в землю лично сам примерно в 20 шагах от «общаковского» сундучка. Похоже, что искали «общак», а нашли его «личный». Ну да, он же был именно на 20 шагов ближе к просеке. А черт его знает! Если теперь там эта просека? Есть ли там вообще тот  лес? Можно подумать, что он собирался туда ехать проверить, лежит ли там все на месте? Нет, иконочка заветная вернулась, и то слава Богу! А картина. . Так это наверное Алекс– художник. Натали же года три назад писала мамочке, что Алекс с кем-то из его однополчан прислал ей тогда картину. «Восход над Кресотовым перевалом». Что ж он и ему не прислал что-нибудь этакое «кавказкое»? Этот сельский пейзаже, что на этой картине он узнал не сразу потому, что его с толку сбил вид недавно построенной в Покровском водяной мельницы. А так, въезд в барский дом Троекуровых ему сразу очень знакомым показался. А что он, собственно, «бесится». Ну, прислал– так прислал. Так этот рыжий Паша есть никто иной, как рыжий Митька. Он оказывается не дурак выпить. Ехал ко мне с подарочком! Ха-ха! Так «гостинцы» доехали, а самого его на собачью цепь пристигнули. Но если эти босяки «дорылись» до общаковского сундука, так значит может ещё кто–то приехать? Как там у Джона Сильвера, одноногова кока в «Острове Сокровищ»?
«– Когда я стану членом парламента, и буду разъезжать в золоченной карете. Вдруг ввалится, как чертк монаху, один из этих босоногих. . »
Впрочем, это маловероятно!
Вернувшись домой он первым делом тщательно вымыл руки, да и ещё потом облил их дамскими духами. Купленый им на днях флакон «Мимоза», как будущий «презент» для супруги, оказался как нельзя кстати.
– Черт знает, что это такое! Они плыли Абхазии, из Крыма к устью Дуная, обходя все карантинные кордоны. Да там же холера на дизентерии сидит, чумой подгоняет!
Затем он походив несколько минут по комнате в волнении, надел старые лайковые перчатки и приступил «к делу». Акуратно установив картину на этажерку из черного, африканского дерева, он при помощи лупы самым тщательным образам обследовал каждый квадратный сантиметр этого полотна. Нет ничего. Ни знаков, ни тайных надписей. Может что-то на «изнанке»? Он развернул картину. Ба! Оказывется у картины кроме натянутого холста была ещё дополнительная суконная «подкладка». Очень удобное место, типа «второго дна» для конрбанды. Предчувствие не обмануло его, здесь явно прощупывался какой-то конверт. В конверте было письмо от Алекса.
Странно,  но и теперь почерк Алекса не сильно отличался от тех его детских «каракулей», которые он много лет назад выписывал под его. . /т. е. А.Д. / диктовку на уроках француского. Однако разговорный француский был у Алекса гораздо лучше письменного. Делал много ошибок. Впрочем, иногда переходя на русский писменный, он их делал не меньше. И так, что же было в этом письме:
«– Дорогой метр Дефорж ! Не удивляйиесь. Поскольку я не знаю, дойдет ли письмо до вас, я буду выражаться иносказательно. Так случилось, что я попал в гости к очень хорошим людям. Но теперь за их гостеприимство я должен их отблагодарить. Я уже писал письма в Покровское, а также Михелю и Натали. Нет от них ответа. Хорошо, что я попал в плен с дворовым Митькой. Вы его конечно помните. Как помните и Архипа-кузнеца. Грех конечно на мне. Но я сколько лет жил, столько помнил наше с вами приключение на первой свадьбе вашей Элен. Я ехал тогда в карете с ней и с женихом. А когда приключилась опасность, они меня спрятали под сиденьем. Затем появились вы и опасности не стало. Но до этого этот Архип очень сильно меня напугал. Он орал, что « всех барей нас надо резать и вешать! »А жених вас в шутку обозвал Рональдо Ринальдино. В губернском городе ночью я улучил момент и связал его. Всё ему напомнил. Он мне все рассказал. И о сундуке зарытом тоже. Метр! Если у вас сейчас нет наличных, то может в этом сундуке там найдутся? Митьку же я уговорил сменить веру, чтобы выйти из плена, и до вас добраться. На этой картине пейзаж, который я нарисовал уже на  портрет. За сходство не ручаюсь, рисовал по памяти. Верхний слой краски легко сымается, если развести его уксусом. . »
Он быстро «слетал» на кухню за тазикоми за уксусом. Удобней конечно было бы стереть верхни слой с картины прямо там же в раковине на кухне, но кухарка. . /она же экономка/ могла сейчас вернуться с рынка, а он очень не хотел, чтобы кто-то его за этим занятием застал. Портрет должен был быть «вертикальным». Он начал оттирать картину, как ему казалось сверху, и сразу же «наткнулся» на свои польские штиблеты с застежками, в которых тогда приехал и представился перед «светлыми очами» Троекурова старшего. Надо же! Детская память какая крепкая. А что же у нас с лицом?
– Ой! Да что же он меня так сильно омолодил? ! Ну, совсем юноша.
Зато его серый дорожный фрак, в котором он учительсвовал перед «юным отроком» был выписан несколькот небрежно, что впрочем ничуть не портило общего впечатления. Внезапно его пробил легкий озноб. Сказалось наверное почти бессонная ночь в «бдениях» с биржевыми спекуляциями. Затем, ни сказать, что неприятный, но очень «нервно-затратный» визит на виллу к Ахмеду. Как бы его не «пробил» остаточный малярийный синдром! Он подлил себе в фужер с ромом несколько ложек своей лечебной, «зеленой» смеси, и выпив,  присел отдохнуть в кресло. Сразу по телу разлилось приятное тепло. Он заснул.
И он не слышал, как пришла его супруга с прогулки. Он отсутствовал дома чуть ли не сутки, ей было очень интересно узнать, в каком состоянии, собственно, он сейчас находится? Она бы ещё может быть и постеснялась так вот запросто к нему войти. Но этот запах незнакомых ей женских духов. . /той самой «Мимозы»/, чуть её не «выбесил». Не хватало только того, чтобы он к себе таскал всяких там. . Низкой социальной «ответственности»! Но войдя к нему она увидела совсем другую картину
Он  проснувшись скоро, увидел её на стуле сидящую перед ним . Картина валялась между ними «верх дном»,  и он ничего лучшего как:
«– Мадам, что за пошлая привычка кидаться посудой и чужими портретами? » – сказать не додумался. Только окончательно проснувшись он заметил, что она одной рукой прижимает это самое письмо к себе на коленях, а другой рукой утрирает слезы с ресниц.
– Маша, ты что плачешь? – спросил он уже на русском. Она ничего не ответила, убежала к себе. Письмо с её колен упало на ковер в двух шагах от него и при этом она перевернулась на следующую страницу, которую он в охватившем его «реставрационном» азарте,  так и недосужился дочитать. А там текста было совсем немного:
«– Сестрице моей лучше ничего не говорите. Она как-то призналась мне, что самым сильным разочарованием в её жизни было, когда она тайно явившись на свидание к принцу-французу, вдруг узнала. Что он вовсе никакой не француз-принц, а глава разбоничьей шайки местных, бородатых мужиков. »
– Ах, вот в чем дело!
– Мадам, мне нет никакого дела до ваших разочарований! – сказал он, потрясая в воздухе письмом. Как наверное это так мог делать прокурор в суде, представитель обвинения с главной уликой в руках. Он, кстати сказать, ворвался к ней без стука, но сейчас было не до церемоний. «Подсудимая», которая лежала на неразобранной кровати лицом вниз, уткнувшисьв подушку, разрыдалась ещё больше.
– И знайте, что я им не заплачу ни копейки!
– Кому это «им»? – сразу спросила она, развернувшись к нему «мелированным» разводами «ресничной» туши лицом. Он сразу осекся, не зная, что ответить.
– Пол-часа назад я встретила Браубица с какой-то девицей на Кёролинг-штрассе. Он сказал, что оставил тебя в ресторане «Аврора» с каким-то Ахмедом. Не тот ли самый Ахмед, про которого я слышала, что он поставляет «живой товар» для венских борделей? Это он тебе всё передал?
– Да, тот самый. Тот самый и передал, –ответил он и присел на стул рядом с ней.
– Но так, или иначе, я должен быть ему благодарен. что он доставил мне весточку от Алекса, –вздохнув, сказал он.
– И ты теперь подозреваешь его, что он хочет устроить провокацию, чтобы вытянуть из нас побольше «бабла»? – спросила она у него. Он в ответ лишь сначала пожал  плечами, но потом сказал:
– Этот коварный «янычар» способен на всё!
– Но ведь Алекс попал на Кавказ из-за тебя!
– Сударыня! Что за неимоверную глупость вы мне сказали? – сразу перешел он на «франс».
– Откуда вам пришла в голову эта «светлая» мысль? . . Да, я сказал, что не заплачу. Т. е. не заплачу, пока сам во всём не убедюсь на 100 проц. Этот «курьер», что вез письмо, сейчас застрял где-то на черноморском побережье.
– Ты хочешь  поехать, разыскать его?
Было над чем призадуматься А.Д.  В конце концов, проходимое болото или нет, нельзя узнать самому в эту «бяку» не окунувшись!
Седовласый с пышными усами староста Семака для солидности носил старую, потеретую полицейскую шляпу со вставленными в ней гусиными перьями. Присев на грубосколоченную скамейку, он акуратно положил её на полупрогнивший стол. Разговор происходил в камышевой, наспех обмазанной глиной времянки, в которую местные рыбаки приспособили под склад «готовой продукции» своей коптильни.
– Пивца не желаете? Только что из колодца? – спросил он у А.Д.
– О! Гран мерси, данке! Я очень большая жажда.
Семака лишь незаметно усмехнулся, наливая гостю пива в глиняную кружку. Эти городские из столиц так смешно разговаривают!
– Издалека к нам приехали?
– Я жить в город Пешт, преприниматель. Делать мебель загородный дач. Феликс Посонвич.
– А что же вы в Пеште живете, а по венгерски ни бум-бум?
– Я приехал из Польши помогать мой кузен. Он владелец «гешефт». Я есть делать мебель. Он мебель продавать.
– А, понятно. Да, вы присаживайтесь. И то правда, с этим венгерским черт ногу сломает. Так вы ищите рыжего Пашу– русина, который потерялся здесь с «белой» горячкой пару месяцев назад? А он вам наверно родственник? 
– Найн, нет. Но он  друг мой дальний рдственник. У кузена Эдмонта есть сестра Ядвига. Долго не мог выйти замуж. Этот Паша с ней «амур», стал жить. Ещё айн-момент и должен быть «киндер». А Паша вдруг нет!
Семака от души рассмеялся.
– А у нас, знаете, частушки поют: «. . – И долго всем селом ловили жениха. Потом поймали. Долго, долго били! »
– Я, я! Этот Паша бить-убить мало!
– Нет,  этого не надо! Так же дитё может сиротинушкой остаться! – рассмеялся Семака ещё больше.
– Жив– здоров ваш сродственничек. Он же хороший работник, только живет от корчмы до корчмы. Вот мы снова его в «зиндан» посадили. Два дня назад с цыганями разодрался. «Десятку» они на него «штраф» наложили.
– Эти наглый цыган сами воры! За что так много?
Когда они подошли к месту заключения, существо, сидящее в яме, подпрыгнуло и, ухватившись руками за прутья крышки-решетки, заорало во всё горло
–Семак! Семак! Свободу давай, раз тебя так!
А.Д. подошел к краю ямы и стал внимательно рассматривать его обитателя. Заросший, небритый мужик в рванных штанах и в «рубище» с полуторами рукавами тоже затих при виде незнакомца. Но очень скоро напряжение у него на лице «разладилось» и он заулыбался.
– О-го! Владимир Андреевич! Так когда же мы с вами пойдем сундук с золотом откапывать?
–Ты что болтаешь,  дурень? ! Какой тебе Владимир Андреевич! – наорал на него Семака.
– Это уважаемый господин из Пешта. Пан Феликс!
– Ой, извините. Наверное что-то попутал спросонья. Показался знакомым.
– А твои детки от пани Ядвиги знакомы тебе или нет? ! – во всю мощь своих легких проорал А.Д. Здесь, как бы в отчаяние «существо» схватилось за голову руками. Наверное Митьке надо было сообразить, что делать дальше. Кажется додумался.
– Да, да. Припоминаю, знакомы. Простите меня, пан Феликс. 
– Тото же.
 – Вы уж извините меня, Владимир Андреевич! Я как увидел вас, так от радости совсем забылся, – сказал Митька, «толкая» шестом челн по одному из бесчисленных рукавов дельты Дуная.
– И ты тоже прости меня, Митёк. Я же там у ямы ругал тебя всякими словами. Откуда они у меня только взялись!
Здесь они оба рассмеялись.
– Так это ж вы, ваш благородие, для дела ругались. Это не только извинительно, но и поощрительно.
Разрезая мутные потоки несильного встречного течения, их челнок шел довольно-таки ходко. Из-за набежавшего на них тумана, стало казаться, что смеркается. Так что камыши по обе стороны канала едва просматривались.
– Главное, что мы друг друга не забыли. И ты, Митёк, молодец. Не забыл, как ко мне обращаться на «немецкий лад». А что правда, что тебе пришлось отведать «мусульманского ножа». . / т. е. пройти церемонию «обрезания»/.
– Эх! Грех теперь на мне будет вечный. Но что было делать? Они же ждали, когда с голода подохну или соглашусь, – ответил Митька.
– А-а! Ты не переживай. Наши грехи монахи в монастырях отмолят. За это у них жратва и выпивка каждый день. 
– Да, это правда. А что Марья Кириловна так и осталась «фрау Элен»? – спросил Митька.
– Да, так и осталась. А чего ей меняться. Далеко нам ещё? – спросил А. Д своего верного «гандольера».
– Нет, недалеко. О, хорошо. Туман сошел. Вон там видите? Впереди мосток чернеет. Пройдем под ним, потом пройдем отмель. И ещё минут несколько и будет «цыганский» причал.
– Это хорошо, –сказал А.Д.,  и «на всяк– случай» подтянул у себя на животе кобуру с «разбойничьей пистолью». 
«– Наверное там, за отмелью само то, что надо! »
А.Д. сидел на задней «банке» челна, Митька уверенно толкал его вперед. Толкал до тех пор, пока не услышал сзади себя два выстрела, и не почувствовал два вильных удара в спину. Он ещё попробовал развернуться, но сразу стал терять равновесие и заваливаться на бок, увлекая за собой челн.
Дубровский вытолкнул на отмель притопленный челн, чтобы его дальше течением не снесло. Затем прыгнул, поплыл за «убежавшим» по течению шестом. Быстро догнал его и, чтобы перевести дыхание стал на илистое дно. Из-за того, что ила было много, воды было по грудь.
Вдруг какая-то огромная «рыбина» толконула его в колено. От местных он ещё до этого наслышался всяких разных баек об огромных сомах, затаскивающих под воду и гусей, и даже больших поросят.
– Фу, черт! Да это же Митька меня под водой догнал! Плыви, брат, плыви. Здесь до Черного моря недалеко. Уж больно болтлив и не обуздан стал твой пьяный язык!
Ещё через два месяца через посредничество Ахмеда удалось выкупить из плена Алекса. Только почему-то «гостеприимные» хозяева дома, у которых «гостил» Алекс, твердо поставили условие– «эвакуировать» Алекса строго по морскому пути «через нейтралов». Пришлось ещё добавить на «билет» контрабандистам. Повезло Алексу, или не повезло, но на траверсе Измаила шхуну Муслима остановил для проверки русский морской патруль. Началось разбирательство. Алекс возьми да скажи, что судя по разговору морячков– контрабандистов они «экспортным» рейсом везли оружие горцам. Контрабандистов сразу всех повесили. А его задержали на карантин, на 40 дней. Потом отпустили. Начальство Алекса этому очень обрадовалось. Его звали обратно в полк, сразу же с повышением чина. Но А.Д. убедил Е. М.,  что ему сейчас самое время выйти в отставку. Т. к. после смерти барона большуший аграрный конгломерат Колокольное– Покровское– Кистеневка остался без «хозяйского» глаза. Тем более, что по роду своей «деятельности» А.Д. знал, что среди русских офицеров, сокрушителей Наполеона пошла очень, с его точки зрения– нехорошая «мода» на тайные общества. Он же был «нехилый» сратег. В своём роде  считай, что тот же Наполеон.
 Ну и так, чтобы «подсладить» этот несколько печальный финал. Сидаху, ту самую юную  «эфиопочку»,  из рабства коварного албанца Бахти выкупил Браухец. После очередной удачной аферы на венской бирже он купил себе большой дом, и ему как раз  была нужна горничная.    
   
      Аллиес Ньюялов  май 2023г.