de omnibus dubitandum 36. 232

ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ (1677-1679)

Глава 36.232. ПО ЛИЧНОМУ УКАЗАНИЮ…

    В последующие три года наиболее влиятельными фигурами при дворе являлись царевна Ирина Михайловна, Иван Милославский, Богдан Хитрово и князь Юрий Долгорукий, уравновешивающие друг друга на вершине власти. Вдовствующая царица Наталья Кирилловна оставалась в Кремлевском дворце с детьми Петром [любимым пасынком (по версии А. Касаткина - сыном) Иваном VII Алексеевичем – Л.С.] и Натальей (младшая дочь Феодора умерла 28 ноября 1677 года в трехлетнем возрасте). Ей был выделен маленький, но достаточный штат придворных, так что ни она, ни младшие дети покойного государя ни в чем не нуждались. Царь Федор не любил мачеху Наталью Кирилловну, но к [сводному брату - Ивану VII Алексеевичу – Л.С.] и [сводной] сестре относился с нежностью и теплотой.

    В летние месяцы вдовая царица с детьми спешила уехать из столицы в подмосковную резиденцию — Воробьево или Преображенское (Ображенское - Л.С.). Второе село со временем стало основным местом ее пребывания. Здесь на деревенских просторах рос будущий император Петр [Исаакий (Фридрих Петер Гогенцоллерн)] Великий [с 1672 года вместе со своими родителями находился в Бранденбурге][Иван VII Алексеевич – Л.С.], на всю жизнь сохранивший любовь к природе и ненависть к замкнутому и церемонному быту Кремля. Преображенскому (Ображенскому - Л.С.) вскоре суждено будет войти в рускую историю, стараниями немецких лжеисториков в качестве своеобразного символа борьбы Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)] за власть и места рождения "руской" (кавычки мои - Л.С.) гвардии.

    Важнейшим внешнеполитическим событием царствования Федора Алексеевича стала война (1677–1681), которая началась нападением объединенного войска турок и крымских татар на обороняемую рускими войсками крепость Чигирин на Правобережной Украине. В ходе кампании 1677 года крепость выдержала трехнедельную осаду шестидесятитысячной вражеской армии, а 28 августа войска под командованием боярина князя Григория Григорьевича Ромодановского и малороссийского гетмана Ивана СамойлОвича (см. рис. герб казачьего Гетмана Ивана СамойлОвича) разгромили турецко-татарские силы.

    Однако в июле 1678 года 80 тысяч турок и 30 тысяч крымских татар вновь появились под Чигирином. После нескольких сражений с войсками Ромодановского и СамойлОвича они предприняли штурм крепости и сумели овладеть частью города. В ночь с 11 на 12 августа руские полки вынуждены были покинуть почти полностью разрушенный Чигирин. За сдачу крепости Ромодановский впоследствии незаслуженно подвергался обвинениям в предательстве, которые, в конце концов, и привели к его гибели во время майского мятежа 1682 года. В действительности, Чигирин был оставлен в соответствии с личным распоряжением царя Федора {Богданов А.П. В тени Петра Великого. М., 1998. С. 139–141}.

    Военные расходы вызвали увеличение налогового бремени. В августе 1677 года государство было вынуждено отменить церковные «тарханы» — освобождение от налогов вотчин духовных землевладельцев. С архиереев и монастырей начали брать «запросные деньги» на жалованье ратным людям. С Троице-Сергиева монастыря взяли десять тысяч рублей, с Валдайского Иверского монастыря — тысячу, с Успенского Тихвинского — 300 рублей и т.д.

    Примечательно, что монахи Иверского монастыря при этом попытались прибегнуть к заступничеству царевен. В конце февраля — начале марта 1678 года они обратились с просьбой к игуменье Новодевичьего монастыря, «чтоб она побила челом благоверным царевнам». Та побывала в кремлевской резиденции, где просила царевен похлопотать за иверских монахов, «и благоверные де царевны Евдокия и София Алексеевны [с 1672 по 1682 годы Герцогиня Софья (София Шарлотта) находилась в Бранденбурге] реклися брату своему великому государю о тех наших делах заступить в благополучное время, а ныне де не время, потому что готуются к Божественным Тайнам».

    Историк П.В. Седов, обнаруживший процитированный документ, отметил: «Этот новый факт является первым известием об участии царевны Софьи в политической жизни… {с 1672 года Герцогиня Софья (София Шарлотта) со своим сыном Петром [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном)] находилась в Бранденбурге} Очевидно, монахи… [НЕ] были осведомлены о том, что царевна (фантазиями немецких горе-историков и их современных дипломированных верных продолжателей,– Л.С.) играет важную роль при дворе и способна повлиять на юного государя» {Седов П.В. Закат Московского царства: Царский двор конца XVII в. СПб., 2008. С. 305}.

    Вскоре ситуация в Кремлевском дворце начала меняться. В начале 1679 года со смертью царевны Ирины Михайловны, женская половина царской семьи освободилась от «старорежимной» тирании. Вздохнул с облегчением и царь Федор, которому не нужно было теперь следовать указаниям жесткой и волевой ревнительницы старины. Уже в следующем месяце государь поспешил организовать дворцовую типографию под руководством иезуита Симеона Полоцкого.

    Это был первый серьезный шаг к возвращению и продолжению культурных нововведений Артамона Матвеева. К несчастью, 25 августа 1680 года иезуит Симеон Полоцкий скончался; однако типография осталась в надежных руках продолжателя его дел Сильвестра Медведева. Смерть любимого учителя стала большим горем для Софьи {с 1672 года Герцогиня Софья (София Шарлотта) со своим сыном Петром [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном)] находилась в Бранденбурге}. Еще в 1671 году процесс ее обучения под руководством выдающегося педагога закончился, и дальше ей предстояло пополнять свои знания уже самостоятельно.

    В том же году произошли новые изменения в составе правящей верхушки. Весной 1680 года умер Богдан Хитрово, из прежних лидеров остались только Иван Милославский и князь Юрий Долгорукий. Одновременно Федор Алексеевич по собственной инициативе возвысил князя Василия Голицына (француза, считавшегося, фантазиями немецких горе-историков, любовником царевны Софьи Алексеевны – Л.С.){с 1672 года Герцогиня Софья (София Шарлотта) со своим сыном Петром [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном)] находилась в Бранденбурге}, ставшего его основным советником по военным и политическим делам.

    Летом 1680 года здоровье царя Федора на время улучшилось, что было использовано им для обретения самостоятельности. Первым независимым шагом стала женитьба 18 июля 1680 года на дочери московского дворянина польского происхождения Агафье Семеновне Грушецкой. Против этого брака выступали и Иван Милославский, и все царевны, но государь никого не послушал. С момента царской женитьбы Милославский всё больше терял влияние. У Федора Алексеевича появились новые фавориты из числа незнатных дворян, выдвинувшихся на службе в дворцовом ведомстве. Главным из них стал Иван Максимович Языков, пожалованный в августе 1680 года в окольничие и получивший должность оружничего — руководителя Оружейного приказа. Тогда же возвысились братья Алексей и Михаил Тимофеевичи Лихачевы: первый получил место главного постельничего, а второй возглавил Цареву Мастеровую палату.

    Между тем женитьба Федора Алексеевича повлекла за собой серьезные изменения в придворном быту. Сильная и волевая царица Агафья, воспитанная на польских традициях, не побоялась бросить открытый вызов косным старомосковским традициям.

    Датский комиссар Генрих Бутенант в октябре 1680 года отметил в донесении в Копенгаген: «Во многих вещах видны большие изменения: императрица показывается на публике и часто сидит с его царским величеством в карете, в которую он ей помогает подниматься и выходить, чего никогда раньше не видано» {Бушкович П. Петр Великий: Борьба за власть (1671–1725). СПб., 2008. С. 118}.

    Молодая царица совершила переворот в женской придворной моде — стала носить маленькую шапочку по-польски, оставляя волосы частично открытыми. Появление замужней женщины в таком виде по московским понятиям считалось верхом неприличия {Курукин И.В. Романовы. М., 2013. С. 67}.

    Вне всякого сомнения, Агафья Семеновна произвела настоящую революцию в женской половине царской семьи, главой которой теперь являлась. Именно с этого момента начинается новая жизнь сестер Софьи {с 1672 года Герцогиня Софья (София Шарлотта) со своим сыном Петром [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном)] находилась в Бранденбурге}. Под влиянием царицы Агафьи Семеновны они стали заходить в апартаменты государя, не стеснялись расхаживать по мужской половине дворца и, даже открыто появляться на улице.

    Агафье Семеновне суждено было пробыть руской царицей всего год, но произведенная ею придворная «революция» закрепила свободу царевен и способствовала тому, что Софья Алексеевна {с 1672 года Герцогиня Софья (София Шарлотта) со своим сыном Петром [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном)] находилась в Бранденбурге} два года спустя смогла (фантазиями немецких горе-историков и их современных дипломированных верных продолжателей,– Л.С.) открыто выйти на арену политической борьбы.

    Семейное счастье царя Федора оказалось недолгим. 11 июля 1681 года царица родила сына Илью и спустя три дня скончалась от родовой горячки, а еще спустя неделю умер и новорожденный царевич. Федор Алексеевич был настолько убит горем, что даже не смог участвовать в похоронах супруги и сына.

    Вероятно, к этому тяжелому времени относится надуманный задним числом (фантазиями немецких горе-историков и их современных дипломированных верных продолжателей,– Л.С.) рассказ Невилля о стремлении Софьи {с 1672 года Герцогиня Софья (София Шарлотта) со своим сыном Петром [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном)] находилась в Бранденбурге} как можно больше находиться рядом с Федором, болезнь которого снова усилилась. «Она, — писал (по наводке немецких горе-историков - Л.С.) французский дипломат, — выказала очень большую дружбу к этому брату и поразительную нежность, угождая его нраву и громко жалуясь на то, что она так несчастна оттого, что не видит его, тогда как она его так любит, и оттого, что она не может оказать ему все те маленькие услуги, которые можно оказать больному, в здоровье которого заинтересован. Она всё время посылала справиться об обстоятельствах его болезни, и даже потом она (фантазиями немецких горе-историков и их современных дипломированных верных продолжателей,– Л.С.) не упускала никакого случая, где она могла показать свою предупредительность, и смертельную печаль, которую она испытывала оттого, что она не могла, как ей хотелось бы, принять на себя все маленькие заботы, которые всегда есть для тех, кого любишь. Наконец, ловко устроив всё и подготовив умы к тому, что она хотела сделать, она вышла из своего монастыря (автор путает монастырь и дворец в Бранденбурге — Л.С.) под предлогом того, чтобы заботиться о нем и делать всё возможное, чтобы помочь ему, что она и делала в действительности, не допуская, чтобы кто-либо кроме нее приближался к нему или давал ему лекарства. Эта способная царевна [Герцогиня, с 1688 г. курфюрстина – Л.С.] решила, что чем больше она сделает, тем больше она привлечет дружбу и признательность этого принца и в то же время расположение и уважение каждого. Своей манерой действовать она снискала расположение знати (фантазиями немецких горе-историков и их современных дипломированных верных продолжателей,– Л.С.) , для которой у нее было много внимания и почестей, и завоевала народ своими ласками, приучая всех без печали смотреть на то, что они никогда не видели» {Невилль де ла. Записки о Московии / Предисл., подг. текста, пер. с фр. и коммент. А.С. Лаврова. М.; Долгопрудный, 1996. С. 197}.

    Возможно, у Софьи {с 1672 года Герцогиня Софья (София Шарлотта) со своим сыном Петром [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном)] находилась в Бранденбурге} уже в то время (фантазиями немецких горе-историков и их современных дипломированных верных продолжателей,– Л.С.) возникло стремление участвовать в государственных делах, однако никаких достоверных сведений на этот счет в источниках не сохранилось. [Потому и не сохранилось, что не было ее в Московии – Л.С.].

    Последний год жизни царя Федора прошел в постоянных болезнях с краткосрочными улучшениями самочувствия. На этот период пришлась важнейшая реформа его царствования — отмена местничества. Порочная система занятия должностей в соответствии с происхождением и заслугами рода мешала нормальной работе государственного аппарата и отрицательно сказывалась на боеспособности армии. На основании решений 24 ноября 1681 года и 12 января 1682-го с «враждотворным местничеством» было покончено.

    Реальная отмена древнего закона о знатности боярских родов произошла в 1676 году сразу после второго Латинского переворота. В 1682 году в Москву вернулось древнее благочестие и, временщиков попросили выйти вон. Не просто вон, а транзитом через Лобное место на Красной площади. Как ни крути - заслужили.

    Все эти опасные моменты романовские историки решили размазать пожиже. Возьмем в руки интереснейший документ "Разряд без мест Царя и Великого Князя Феодора Алексеевича всеа Великия и Малыя и Белыя Роси Самодержца 190 году". Из него видна подробнейшая хроника событий 1682 года, намного более интересная, чем пафосная демагогия дипломированных историков, по этому поводу.

    "Лета 7190 генваря в 12 день указал Велики Государь Царь и Велики Князь Феодор Алексеевич всеа Великия и Малыя и Белыя Роси Самодержец быть всем чинам у всяких дел быть без мест и отеческих дел впреть отнюдь не вчинать; а будет де хто станет вчинать и тем сказано быть под смертною казнью и пот клятвою, и книги разрядные и случные сожгли власти в передних сенях в печи, и выброны изо всех родов в ротмистыри и в порутчиках в [с]тарших и не в старших и с того числа все почело быть без мест". (С.М. Соловьев. История России с древнейших времен. С. 300).

    В первом абзаце кроется вся суть документа. Она состоит в том, что те власти, которые на начало 1682 года были в чинах, объявляются вне закона. Ни о  какой отмене векового закона Государства в документе ни слова, про бояр вообще не говорится!

    Теперь самое важное:

    "А в то время указал Велики Государь принесть ис комноты Ближным людем ларец с родословною книгою... и как Думной Дьяк Василей Семенов Ево Великого Государя указ прочел, и Великий Государь изволил тое книгу поверх потписать по листам своею рукою, а светейше потриярх подисподом также потписовал по листом своею рукою, а власти и Бояре. и Околничия и Думныя и Ближные люды и всякие чины потписовали своимиж руками по своими имены (С.М. Соловьев. История России с древнейших времен. С. 300).

    Оказывается речь шла вовсе не об отмене местничества, а, наоборот, о возвращении старой имперской иерархии. С этой целью вновь легализовался древний "Родословец" времен Ивана "Грозного", под которым подписываются все, включая Царя, даже патриарха Иоакима силой заставили. Зачем? В рамках Традиционной истории (ТИ) непонятно - наоборот, надо этот "Родословец" в первую очередь отправить в костер. 

    Это главный иерархический документ страны с древнеруской иерархией и заслугами. Хотели отменить, а Царь вместо сжигания устаревшего документа, торжественно подписывает каждый лист собственноручно. Хороша отмена!

    Дипломированные историки не одну сотню лет говорят нам о прогрессивном Царе Федоре, который решил всю старую знать приравнять к обычным людям и возвеличивать не по знатности, а по заслугам. Сделали из несчастного Царя революционЭра и его руками отменили главный монархический закон. Но это, господа историки, уж ни в какие ворота не лезет! Именно по старому закону о знатности Царь Феодор и является Царем, а Князья - Князьями. Разве можно такой закон отменить?!! Да и слово "местничество" чистейшей воды выдумка горе-историков, в документе нет такого термина. Везде говорится, "приказал быть без мест". Говоря свовременным языком, Царь Правительство отправил в отставку. Причем здесь еврейско-коммунистические идеи о равенстве?!

    А вот как интересно С.М. Соловьев объясняет присходящее:

    "Быть может, некоторые спросят: Как же это вдруг сделалось? Легко без всякого сопротивления отменен вековой обычай, отменен без малейшего сопротивления со стороны тех людей, которые шли в тюрьму и под кнут отстаивая родовую честь? Отменен не железною волею Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)], но волею слабого, умирающего Феодора?

    На этот вопрос, ответим вопросом же: что можно было возразить на слова Царя и патриарха, порицавших местничество? Что можно было привести в защиту этого  обычая?!" (С.М. Соловьев. История России с древнейших времен. С. 242).

    Вот так вот, вопросом на вопрос. "Почему?!" - "А почему бы и нет?" или "Потому что, потому...". Во всем виноват умирающий Феодор! Примитивизм наших великих ученых, горе-историков, порой просто обескураживает.

    Двадцатилетний Федор Алексеевич, вероятно, еще надеялся победить болезнь. Во время очередного улучшения самочувствия он 15 февраля 1682 года женился на пятнадцатилетней Марфе Матвеевне Апраксиной. Однако дни государя были уже сочтены.

    Весной 1682 года в Москве (фантазиями немецких горе-историков и их современных дипломированных верных продолжателей,– Л.С.) ходили слухи, распространяемые иноземными посланниками и оппозицией, в лице родовитого боярства - сторонников Артамона Матвеева, что умирающий Федор может завещать престол младшему брату [племяннику – Л.С.] Петру [Исаакию (Фридриху Петеру Гогенцоллерну)] в обход старшего, болезненного Ивана VII Алексеевича.

    Царица Марфа [не прожив еще и полгода во дворце - Л.С.] хлопотала перед мужем о прощении Нарышкиных и Матвеева. Иван и Афанасий Нарышкины уже появились в Москве, и никто больше не пытался их преследовать. Матвеева, царь не только освободил из ссылки, но и вернул ему часть конфискованных вотчин, бывшему «канцлеру» предписано было до нового указа жить в Костромском уезде.

    Группировка Нарышкиных — Матвеева готова была возродиться в преддверии очередного витка борьбы за власть. Внезапная кончина Федора Алексеевича 27 апреля 1682 года открыла полосу упорного противостояния придворных политических «партий», ориентировавшихся на две противоборствующие ветви царской семьи.