Нахче как общее самоназвание чеченцев и ингушей

Существовало ли у чеченцев и ингушей единое для них самоназвание до инноваций Н.Ф. Яковлева и З.К. Мальсагова, внедривших около 1930 года в науку искусственно придуманные термины «нахи» и «вайнахи»? На этот вопрос можно ответить утвердительно, потому что в кавказоведческой литературе XIX века многократно и повсеместно встречается этноним нахче (нахчий, нахчуй, нахчуо, нахчой, нахчоо, нахчэ) как общее название чеченцев и ингушей. Приведем для наглядности примеры.

В 1852 году начальник Кавказской линии генерал-майор К.Ф. Сталь писал: «К востоку от осетин живет чеченский народ (нахче) и занимает все подгорие между верхним Тереком, Аргуном и Сулаком, у выхода этой реки из гор на плоскость. Главные отрасли этого народа суть: 1. ингуши, 2. назраны, 3. карабулаки, 4. кистинцы, 5. малочеченцы, 6. великочеченцы, 7. нагорные чеченцы, живущие по Аргуну и разделяющиеся на множество малых обществ, 8. ичкеринцы и 9. ауховцы. Часть ингушей, карабулаков, кистинцев и назрановцев покорны нам, все же остальные отрасли чеченского народа ведут с нами упорную войну и признают над собою вместе с лезгинами власть имама Шамиля» [1, c. 63]. Как мы видим, этноним нахче в ту пору являлся общим наименованием чеченцев и ингушей.

Через 7 лет, в 1859 году, видный ученый-кавказовед и военный историк А.П. Берже, перечислив целый ряд чеченских и ингушских обществ (Назрановцев, Карабулаков, Галашевцев, Джераховцев, Кистов, Галгаевцев, Цоринцев, Аккинцев, Пешхой, Ичкеринцев, Качкалыковцев, Мичиковцев, Ауховцев, Чеченцев Терских, Чеченцев Сунженских и Чеченцев Брагунских) отмечал: «Вот исчисление всех племен, на которые принято делить Чеченцев. В строгом же смысле деление это не имеет основания. Самим Чеченцам оно совершенно неизвестно. Они сами себя называют Нахче, т.е. "народ" и это относится до всего народа, говорящего на Чеченском языке и его наречиях. Упомянутые же названия им были даны или от аулов, как Цори, Галгай, Шатой и др., или от рек и гор, как Мичиковцы и Качкалыки. Весьма вероятно, что рано или поздно все или большая часть приведенных нами имен исчезнут и Чеченцы удержат за собою одно общее наименование» [2, сс. 65-66].

Вслед за А.П. Берже о том же свидетельствует участник Кавказской войны и мемуарист генерал-полковник Д.И. Романовский, который в 1860 году писал, что нахче – это общее самоназвание всех племен и обществ, занимавших пространство от Осетии на западе и до Андийского хребта на востоке. То есть, не только чеченцы, но и ингуши обозначались этническим именем нахче [3, сс. 31-32].

Российский военный историк XIX века Н.Ф. Дубровин, поименно перечислив с запада на восток все ингушские и чеченские общества (кистов, галгаевцев, назрановцев или ингушей, карабулаков, галашевцев, джерахов, цоринцев, ако или акинцев, мердженцев, пшехойев или шопоти, шубузов, шатойев, шаройцев или киалалов, джан-бутриев, чеберлойцев или тадбутриев и брагунских чеченцев) констатирует, что все они называют себя нахче [4, сс. 368-369].

Этим ученым вторит другой военный историк-кавказовед XIX века В.А. Потто: «Чеченцев обыкновенно делят на множество групп, или обществ, давая им имя от рек и гор, на которых они обитали, или от значительных аулов, обнаруживающих влияние на другие. Таковы алдинцы, атагинцы, назрановцы, карабулаки, джерахи, галгаевцы, мичиковцы, качкалыковцы, ичкеринцы, ауховцы и прочие, и прочие. Но это разделение чеченского народа на множество отдельных родов сделано, однако же, русскими и, в строгом смысле, имеет значение только для них же. Местным жителям оно совершенно неизвестно. Чеченцы сами себя называют нахче, то есть народ, и название это относится одинаково ко всем племенам и поколениям, говорящим на чеченском языке и его наречиях» [5, сс. 63-64].

Прославленный российский специалист по кавказским языкам и этнограф П.К. Услар, составивший в свое время кириллическую азбуку чеченского языка, также отмечает, что название "нахче" ("нахчуо") является общим для чеченцев и ингушей. Он писал: «Предлагаемая азбука составлена для языка народа, который сам себя назвал "нахчуй" или "нахчий" (в единственном числе – "нахчуо"), а у нас называемо чеченцами или кистинцами (последнее название грузинское). Язык нахчуй дробится на множество наречий, которые возникли частью по уединенному положению некоторых обществ, частью под влиянием языков соседних народов, осетин, и в особенности кумыков». Далее П.К. Услар констатировал, что язык нахчуй демонстрирует «замечательное характерное единство» за исключением диалекта джераховцев, «которые говорят весьма измененным наречием» [6, с.15].

П.К. Услар выделил диалект джераховцев как «весьма измененное наречие» по той причине, что джераховцы по происхождению являлись осетинами, проживавшими среди ингушей и говорившими на смеси осетинского и ингушского языков. Это обстоятельство за полвека до П.К. Услара отметил в своем обзорном труде, посвященном этнографии Кавказа, Иоганн Бларамберг: «Джерахи, которые по происхождению являются осетинами, отделились в отдаленную эпоху от своих соотечественников в результате внутренних междоусобиц… Они говорят на осетинском диалекте с добавлением кистинских слов, но они понимают также и ингушей, поскольку поддерживают связи с кистинцами и ингушами, в окружении которых живут» [7, сс. 167-168]. Ю.Д. Анчабадзе и Н.Г. Волкова пишут (со ссылкой на Юлиуса Клапрота), что осетины основали два селения – Цурате и Ленате, составившие Джерах, и что потомками жителей этих осетинских селений являются современные ингушские фамилии Цуровых (распространена также в Осетии) и Льяновых [8, с. 64].

Военный историк Кавказа полковник Зиссерман, описав равнину, которая простиралась между Черными горами и Сунженским хребтом, отмечал, что вся она «до правого берега Терека заселена ингушами, назрановцами, галашевцами, карабулаками и чеченцами, принадлежащими по языку и обычаям, с незначительными различиями и оттенками, к одному чеченскому племени (Нахчэ)» [9, с. 432].

Русский историк, этнограф и кавказовед, председатель Кавказской Археографической Комиссии Е.Г. Вейденбаум писал: «В старинных русских дипломатических актах, относящихся к 16-17 столетиям, упоминается в горах по Тереку народ мичкизы. Впоследствии, когда русские войска побывали за Тереком, появились названия чеченцев и кистов, наконец, при более близком знакомстве с горцами восточной половины северного склона Кавказского хребта, мы узнали о существовании галгаев, глигвов, ингушей, карабулаков, назрановцев, ичкеринцев, ауховцев и много других народов. После лингвистических исследований оказалось, что все они составляют одно племя или народ, который сам себя называет нахчий, у нас же известен теперь под именем чеченцев. Все же приведенные выше названия означают или родовые подразделения этого народа, или заимствованы нами от названий селений (напр. назрановцы и чеченцы) и местностей (ауховцы, ичкеринцы), или же, наконец, взяты у соседних народов» [10, с. 70].

В самом конце XIX века немецкий филолог на русской службе К.Ф. Ган также засвидетельствовал, что все чеченские и ингушские общества идентифицируют себя как нахче. Он писал: «В Чечне живут чеченцы, число которых по переписи 1897 года простирается до 283 421 лиц обоего пола. Имя свое получили они от разрушенного большого аула Чечень, расположенного в нижнем течении Аргуна. Русские делили их на 20 различных племен, как-то: назрановцев, кистин, галгаев, цоринов, шатойцев, шароецев, чабирлойцев, ичкеринцев, качкаликов и т. д. Народ сам не знает этих названий. Они сами называют себя "нахче", т. е. народ» [11, с. 64].

Эти сведения из российских и европейских этнографических описаний были обобщены в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона: «Чеченцы – кавказская народность восточно-горской группы, занимавшая до войны территорию между реками Аксаем, Сунжей и Кавказским хребтом. Ныне они живут смешанно с русскими и кумыками в Терской области, к востоку от осетин, между Тереком и южной границей области, от Дарьяла до истока реки Акташ. Река Сунжа разделяет чрезвычайно плодородную страну Чеченцев на две части: Большую Чечню (возвышенную) и Малую (низменную). Кроме собственно Чеченцев (в Грозненском округе), делящихся на несколько разноименных племен, к ним причисляются: кисты (по ущельям Макалдона и Аргуна), ингуши (см.), галгаи, карабулаки (по Ассе и Сунже; самое враждебное нам племя, целиком выселившееся в Турцию) и ичкеринцы (в Веденском округе)... Сами Чеченцы себя называют нахчой (люди, народ)» [12, т. 38А (76), «Чеченцы»].

Подытоживая этнографические описания чеченцев и ингушей в XIX веке, профессор С.А. Токарев отмечал, что «ингуши-галгаи в этнографической литературе XIX в. рассматривались обычно не как особый народ, а как часть тех же чеченцев. Обособление их от чеченцев вызвано было в основном тем, что ингуши не принимали участия в той ожесточенной борьбе против русских, которую вели в течение нескольких десятилетий подряд чеченцы» [13, с. 243]. Впрочем, мысль эта впервые высказана не С.А. Токаревым, а Ф.И. Горепекиным: «Ингуши, населяющие Назрановский округ Терской области, составляют нераздельную ветвь одного большого чеченского племени. Обособившись от своего племени, они долгое время были в стороне от того исторического движения, которое разыгрывалось во время Шамиля на чеченской территории, где распространялся и укреплялся ислам» [14, с. 173].

Добавим от себя, что значительную роль в этом этнографическом размежевании сыграло также и то, что ингуши приняли ислам значительно позже, чем чеченцы. Использовав все эти обстоятельства, российская администрация инициировала процесс этнического размежевания чеченцев и ингушей, руководствуясь старым имперским принципом «разделяй, чтобы властвовать». Так, один из главных инициаторов этого разделения, командующий Отдельным Кавказским корпусом ген. Ермолов в своем письме грузинскому митрополиту Феофилакту от 11 октября 1820 года с удовольствием отмечал: «Ингуши по приглашению нашему вышли из гор, оберегают от Чеченцев земли, ими занимаемые, и против них сражаются» [15, с. 404].

Это искусственное размежевание чеченцев и ингушей и попытки вызвать между двумя частями единого, по сути, народа, лютую вражду, предпринятые ген. Ермоловым, не остались незамеченными российскими историками XIX века. Приведем цитату:

«Назрановцы и галашевцы не имеют своей собственной истории. Обе эти группы образованы искусственно, путем переселения ингушей на плоскость из гор. Начало таких переселений относится к 1817 г., когда известный кавказский герой и администратор Ермолов, начав постройку передовых укреплений по направлению от Владикавказа в Чечню, заложил на р. Сунже редут Назрань и выселил к нему в то время дружественных нам ингушей, чтобы обеспечить Владикавказ от нападения чеченцев. В 1830 г. большая часть ингушей снова была выселена из гор на плоскость в окрестности Назрани, и с тех пор подобные переселения, вольные и невольные, продолжались до наших дней, так что в горах в настоящее время осталось меньше 1/3 общего числа ингушей» [16, с. 81].

Впрочем, и сам Ермолов не особенно скрывал, что занимается сеянием раздоров среди кавказцев, о чем он открыто писал своему другу и покровителю А.А. Закревскому: «Первоначально стравливаю между собою (кавказские народы. – Авт.), чтобы не вздумалось им быть вместе против нас» [17, с. 198]. А говоря конкретно об ингушах, отмечает, что они, выселенные ген. Дельпоццо из гор на равнинные земли, «теперь вместо нас дерутся с чеченцами» [17, с. 196].

Все это показывает, что разделение единого нахчийского народа на чеченцев и ингушей было не следствием естественных этнографических процессов, а было вызвано примитивным, но действенным стимулом «земля в обмен на вражду к чеченцам». Что касается слов о том, что назрановцы и галашевцы, якобы, «не имеют собственной истории», то тут следует уточнить: конечно, ингуши имеют славную и древнюю историю, но это история не отдельно ингушей или чеченцев, а всего нахчийского народа.

Что касается религиозного аспекта во взаимоотношениях чеченцев и ингушей, то весьма примечательно циничное предписание, направленное одним из подручных ген. Ермолова генерал-лейтенантом Вельяминовым полковнику Скворцову, «курировавшему» ингушей (датировано 12-м февраля 1821 г.):

«Приезжавшие сюда 7 чел. Ингушевских старшин все приняли христианскую религию и здесь окрещены. Возвращая их в свои дома, я поручаю вам стараться сколь возможно способствовать отцу Николаю к окрещению и всего народа, который, вероятно, последует своим старшинам. Со временем мерами, благоразумно расположенными, можно надеяться обратить и тех, кои уже приняли мухамедданскую веру. Я думаю, что начать еще должно будет с того, дабы выгнать муллов, которые, вероятно, из Чеченцев, но в сем случае должно поступить осторожно и лучше всего через недоверчивость и несогласие, искусным и самым непримиримым образом возбужденные в Ингушах против муллов, заставить их самих выгнать из своих жилищ сих мухамедданских духовных. Между тем, всем обратившимся в христианскую религию всемерно оказывайте покровительство и, замечая, кто из них более будет предан вере, вновь им принятой, и к Российскому правительству, отличайте особенным со стороны нашей вниманием к их пользам, донеся и мне о таковых, равно как и о противящихся последовать примеру своих старшин» [15, с. 406].

Не стоит обращать чрезмерного внимания на то, что ген. Вельяминов в этом своем предписании называет ингушей «народом». В те времена и позже в российских источниках термином «народ» обозначались и отдельные общества чеченцев, и даже жители какого-нибудь отдельного селения, например, гехинцы, т.е. жители селения Гехи и его округи [18, с. 1446]. Или, как мы могли заметить в приведенной выше цитате из труда Е.Г. Вейденбума, этот автор называет «народами» общества карабулаков, назрановцев, ичкеринцев, ауховцев» и т.д., хотя он же отмечает, что эти общества – всего лишь органические части единого чеченского народа нахчий.

Несмотря на усилия русских завоевателей, все попытки заронить между чеченцами и ингушами политическую и, сверх этого, религиозную вражду в конечном итоге провалились: весь XIX-й и первую треть XX-го вв. чеченцы и ингуши продолжали осознавать свое этническое единство, что выражалось, в частности, в том, что они обозначали себя обобщающим этнонимом нахче.

В первых десятилетиях XX века многие ученые-лингвисты воспринимали ингушей частью чеченского этноса, а ингушский язык классифицировали как диалект чеченского. К примеру, в 1924 году это отмечал в «Этнографическом очерке юго-востока» советский этнограф Л.П. Пасынков: «Чеченцы живут между Тереком и южной границей быв. Терской области, нынче Горреспублики: от Акташа до Дарьяла. Здесь, над реками, расположены и кочевья кумыков, а недавно тут лежали наделы терских казаков. Чеченцы дробятся на грозненских чеченцев, хасав-юртовских ауховцев, ичкеринцев, горских чеченцев, так называемых "кисти", чеберлы, гулгай (т.е. галгай. – Авт.), дзумсой и ингушей, несколько обособленных. Сами чеченцы себя называют нахчий, т.е. попросту народ» [19, с. 23].

Известный специалист по кавказским языкам Адольф Дирр в своем «Введении в кавказские языки», изданном в 1928 году, называет ингушский язык диалектом чеченского: «Da, wie sich herausstellen wird, das Inguschische nur ein Dialekt des Tschetschenischen ist, k;nnen wir un shier k;rzer fassen…» и т.д. [20, с. 143].

В 1926 году этнограф В.П. Пожидаев, преподаватель Северо-Кавказского Педагогического Института во Владикавказе, опубликовал работу о горцах Кавказа, составленную, по его словам, на основе многолетних полевых исследований. В этой работе, в главе «Ингуши», отмечается: «Наиболее близким и родственным им (т.е ингушам. – Авт.) племенем считаются чеченцы, живущие к востоку от них, вокруг г. Грозного, и с которыми они составляют один народ нохчий, что в переводе означает "народ"» [21, с. 12]. Соответственно, в главе «Чеченцы» В.П. Пожидаев пишет: «Так же, как и ингуши, чеченцы зовут себя "нохчий", что значит народ» [21, с. 16]. Заслуживает внимания, что В.П. Пожидаев в своей книге уже приводит литературную (из равнинного диалекта) форму самоназвания чеченцев «нохчий».

Важное дополнение к этим сведениям мы обнаруживаем в работе известного кавказоведа и этнографа Б.К. Далгата, который изучал историю и этнографию чеченцев и ингушей в конце XIX столетия, а потом дополнил и уточнил свои наблюдения на полевых материалах, полученных в горной Ингушетии в первой трети XX века. Б.К. Далгат, вслед за В.П. Пожидаевым, свидетельствует, что в 20-х и 30-х гг. XX века, то есть именно в тот период, когда Н.Ф. Яковлев и Заурбек Мальсагов были озабочены поиском общего имени для чеченцев и ингушей, такое имя уже существовало и успешно функционировало у обоих народов. Оставалось только ввести его в научный оборот. Вот что по этому поводу писал ученый: «Теперь и кабардинцы (шашан), и осетины (цацан), и русские, и сами чеченцы в сношениях с другими народами употребляют название "чеченцы". Но сам народ именует себя с переселения на плоскость "нахчой"... Это название очень часто применяют к себе и сами ингуши и охотно может быть употребляемо как общее племенное название этого народа наряду со словом "чечены"». И далее: «Было бы поэтому наиболее правильным, оставив название чеченцев и ингушей для отдельных частей этого племени, назвать всех их нахчуйцами» [22, сс. 42 и 47].

Профессор А.М. Лодыженский, хорошо изучивший Кавказ и его обитателей, в 1934 году писал: «Чеченцы и ингуши – это одно и то же племя. Сами они называют себя "нахчи", что значит "наши люди". Происхождение этих племен далеко еще не выяснено, но во всяком случае можно думать, что они пришли из Закавказья» [23, с. 671].

Читая приведенные выше выдержки из кавказоведческих работ, трудно понять, почему З.К. Мальсагов не принял предложение Б.К. Далгата (с которым он был лично знаком и состоял в переписке) продолжить устойчивую традицию, сложившуюся в предыдущем XIX столетии и в первые десятилетия XX века – называть чеченцев и ингушей обобщающим этническим именем нахчий//нохчий. Тем более, что и сам З.К. Мальсагов считал чеченцев и ингушей единым народом, носителями единого языка. Он в этой связи писал: «Коренное население Чечни и Ингушии, а также население западной части Хасав-Юртовского округа Дагестанской ССР (так в тексте. – Авт.) всего в количестве свыше 400 тысяч душ, говорит на одном и том же языке, распадающемся на два наречия – чеченское (нохчийское) и ингушское (галгайское), и на ряд говоров, вроде мелхинского, аккинского, чеберлоевского и др., примыкающих, главным образом, к чеченскому наречию» [24, с. 3].

Однофамилец (и, возможно, родственник) Заурбека Мальсагова языковед Дошлуко Мальсагов, рассуждая о чеченском и ингушском языках, отмечал, что это один язык и, следовательно, его носители – один народ. Ученый писал:

«Каждый, кто имеет возможность наблюдать общение чеченцев и ингушей легко убедится в том положении, что чеченское и ингушское наречия хотя "отличаются одно от другого довольно значительно", но, тем не менее, составляют один язык. Никогда ингушу и чеченцу при встрече не приходится прибегать к третьему языку, каждый из них может объясниться на своем наречии, не боясь быть не понятым.
Следовательно, вывод тех, кто специально занимался чеченским ингушским языками о том что чеченское и ингушское наречия есть наречия одного языка, есть один, а не два самостоятельных языка, является бесспорным.
…Из всего изложенного может быть только один вывод: чеченцы и ингуши составляют единую нацию.
Положение это не может дискуссироваться» [25, сс. 32-33].

Если у чеченцев и ингушей – единый язык (с диалектными различиями), и если чеченцы и ингуши – единый народ («единая нация»), то третьим признаком этого этноязыкового единства должно было быть единое самоназвание. И, как мы видели из приведенных данных, единое для чеченцев и ингушей самоназвание существовало – нахче.

Тем не менее, З.К. Мальсагов Н.Ф. Яковлев по каким-то причинам решили заменить традиционное для чеченцев и ингушей обобщающее самоназвание нахчий//нохчий на искусственно сконструированные этнонимы нахи и вайнахи.

Сохранились сведения о том, что ингуши в первой трети XX века ясно сознавали свое этническое единство с чеченцами и даже стремились объединиться с ними в общих административных границах. Об этом свидетельствует, в частности, такой исторический факт. Выступая 22 ноября 1922 г. на расширенном пленуме Назрановского окружного партийного комитета, его секретарь Идрис Зязиков сетовал, что наряду с другими отрицательными, по его разумению, тенденциями в Ингушетии развивается шариатское движение под лозунгом «К Чечне» [26, с. 58].

Добавим, что притяжение ингушей к Чечне и чеченцам в то время (конец 20-х – начало 30-х гг. XX века) носило не только религиозный (шариатский), но и вполне светский, культурно-языковой характер. Вот что засвидетельствовал профессор Н.Ф. Яковлев:

«В настоящее время чеченский язык распространен главным образом на плоскости. Здесь он, как язык более передового земледельческого района (товарное зерновое хозяйство) проникает на запад в плоскостную Ингушию с ее отсталым "кукурузным" и скотоводческим хозяйством и вытесняет ингушское плоскостное наречие, а также на юге и востоке постепенно продвигается в нагорье за счет нагорных наречий. Выражением того же процесса является полное исчезновение у плоскостных ингушей песен и замена их песнями на чеченском языке» [27, с. 21].

Н.Ф. Яковлев считал тот факт, что ингуши поют только чеченские песни, очень важным, далеко выходящим за рамки простого культурного влияния, и поэтому в дальнейшем снова возвратился к этому явлению. Говоря о проникновении чеченского литературного («плоскостного») языка в Ингушетию, он отмечал:

«Особенно легко наблюдать это на примере распространения чеченских песен. Сейчас у ингушей создалось такое положение, что на ингушском песен совсем не поют. "Песни можно петь только по-чеченски" – говорят теперь сами ингуши. Этот факт очень показателен. Подобно тому, как у нас книги и газеты выбрасываются центрами господствующей культуры – городами – вместе с их идеологией и языком и подчиняют своему влиянию деревню, у бесписьменных народов песня создается господствующими культурными и политическими центрами и на их языке отсюда распространяются по всей подчиненной их влиянию территории. Язык песен является в это время общепринятым для всех наречий, своего рода литературным языком в зачатке. Вот эту роль как раз играет чеченский язык, язык чеченских песен для плоскостной Ингушии» [27, с. 24].

Более определенную мысль насчет сближения и, в конечном счете, объединения чеченцев и ингушей в единый этнос с единым литературным («письменным») языком, складывающимся на основе чеченской «народной поэзии», высказал З.К. Мальсагов:

«Унификация алфавитов есть первый шаг к сближению письменности Ингушии и Чечни. Следующим шагом явится унификация орфографии, тесно связанная с вопросом об общем письменном языке. Для развития письменности, рассчитанной на удовлетворение многообразных потребностей культурно-политического и хозяйственного строительства какой-либо страны, необходим единый письменный язык, с прочными графическими и орфографическими формами. Он должен быть живым, для того, чтобы широкие слои населения могли принимать участие в культурной работе. Выбор пути создания нахского литературного языка – поскольку эта работа входит в сферу сознательного расчета – весьма облегчается тем обстоятельством, что в среде живых нахских наречий и говоров мы уже имеем определенную междудиалектическую форму, общую для всего народа. Это язык народной поэзии, которым пользуются, как орудием поэтического творчества, представители всех наречий, во всем Нахистане. Формально он почти полностью совпадает с чеченским наречием. Этот устный песенный язык может послужить естественной основой письменного языка, и в этом направлении и следует, мне кажется, повести работу» [24, сс. 10-11].

Сближение чеченского и ингушского диалектов и, в конечном счете, их слияние в единый литературный язык инициировалось как ингушскими, так и чеченскими официальными научными учреждениями и областным руководством. В этой связи Дошлуко Мальсагов отмечает:

«VII Ингушская областная конференция, Ингушский научно-исследовательский институт, Ингушская терминологическая комиссия, Северо-Кавказский научно-исследовательский институт ставили и ставят вопрос о едином чечено-ингушском литературном языке.

Вопрос о литературном языке ставится и в Чечне, в частности, газета «Серло» уделяет ему очень большое внимание. В один из летних месяцев 1933 года этот вопрос будет стоять на специальном совещании в Сев.-Кав. Краевом научно-исследовательском институте с участием представителей Чечни и Ингушии.

Нужно отметить, что ни на одном совещании до сих пор не было принципиальных возражений против единого литературного языка. Все соглашаются с необходимостью создания его» [25, с. 33].

Работа по выработке единого чечено-ингушского литературного языка на основе чеченского плоскостного диалекта продолжалась в Ингушетии вплоть до 1941 года. Именно в этом году Дошлуко Мальсагов опубликовал статью, в которой, в частности, предлагалось вводить в младших классах ингушских школ книги для чтения с текстами на чеченском литературном языке [28, с. 12].

Впрочем, следует упомянуть, что процессы этнического сближения чеченцев и ингушей шли и в предыдущие времена. Так, российский антрополог И.И. Пантюхов, проведший этнографические и антропологические исследования среди ингушей, в 1900-м году отмечал:

«Кроме остатков собственного языка в наречии ингушей лингвисты, конечно, найдут и корни слов других языков, может быть, даже греческого, потому что, по преданию, строителями христианских храмов были греки, и еще более слов языка осетин, с которыми у ингушей есть много общих преданий, например, о нартах, и даже святынь. Все эти наслоения, однако, более и более исчезают, и ингуши постепенно очечениваются. Между прочим один ингуш, отец большого семейства, на наш вопрос отдаст ли он свою дочь не за ингуша, отвечал, что за кабардинца, а также и за магометанина-осетина не отдаст, но охотно породнится с чеченцами» [29, с. 128].

Происходил и постепенный переход ингушей на чеченский язык: «Язык ингушей, вследствие продолжительного влияния чеченцев, метисации с ними и особенно общностью религии и того, что почти все муллы воспитываются в Чечне, потерял свою некогда, очевидно, существовавшую самостоятельность и сделался почти таким, как и в Чечне» [29, с. 127].

Все вышеизложенное является свидетельствами, демонстрирующими, во-первых, что для чеченцев и ингушей в XIX и первой трети XX вв. общим самоназванием являлось этническое имя нахче; и, во-вторых, ингуши в этот исторический период осознавали свое культурное и языковое, то есть, этническое, единство с чеченцами. Поэтому, как мы можем судить по приведенному выше свидетельствам, шло интенсивное этническое сближение чеченского и ингушского народов и выработка чечено-ингушской интеллигенцией общего для обоих народов литературного языка на основе «чеченской народной поэзии» или, говоря иными словами, на основе чеченского литературного языка. Депортация чеченцев и ингушей в Центральную Азию в начале 1944 года, приведшая не только к физическому геноциду обоих народов, но и катастрофическому социальному распаду, грубо прервала этот процесс.

_______________________________________

Литература:

1. Этнографический очерк черкесского народа. Составил генерального штаба подполковник барон Сталь в 1852 году.//Кавказский сборник, Том 21. Тифлис, 1900 г.
2. Берже А.П. Чечня и Чеченцы. Тифлис, Типография гл. упр. Наместника Кавказа, 1859 г., 140 С.
3. Романовский Д.И. Кавказ и Кавказская война. СПб, Типография Товарищества «Общественная польза», 1860 г., 459 С.
4. Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Том I, Книга 1. СПб, Типография департамента уделов, 1871 г., 640 С.
5. Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. Т. 2. СПб, Издание книжного склада В.А. Березовского, 1887 г., 821 С.
6. Услар П.К. Этнография Кавказа. Языкознание. Часть. II. Чеченский язык. Тифлис, Типография канц. Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1888 г., 424 С.
7. Бларамберг И.Ф. Кавказская рукопись. Ставрополь, ставр. кн. изд-во, 1992 г., 238 С.
8. Анчабадзе Ю.Д., Волкова Н.Г. Этническая история Северного Кавказа.//Материалы к серии «Народы Кавказа». Вып. XXVII. Кн. I. М., 1993 г., 265 С.
9. Зиссерман А.Л. Двадцать пять лет на Кавказе (1842-1867). Часть вторая (1851-1856). СПб, Типография А.С. Суворина, 1879 г., 441 С.
10. Вейденбаум Е.Г. Путеводитель по Кавказу. Тифлис, Типография Канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1888 г., 434 С.
11. Ган К.Ф. Путешествие в страну пшавов, хевсур, кистин и ингушей. (Летом 1897 г.).//Кавказский вестник, № 6. 1900 г.
12. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб, изд-во Семеновская Типолитография, 1890-1907 гг.
13. Токарев С.А. Этнография народов СССР. Исторические основы быта и культуры. М., изд-во Московского университета, 1957 г., 615 С.
14. Труды Ф.И. Горепекина (Составила М.С-Г. Албогачиева) СПб, «Ладога», 2006 г., 186 С.
15. Акты Кавказской Археографической Комиссии (АКАК), т. VI, ч. I. Тифлис, Типография Главного Управления Наместника Кавказского, 1874 г., 941 С.
16. Максимов Е., Вертепов Г. Туземцы Северного Кавказа. Осетины. Ингуши. Кабардинцы. Историко-статистические очерки. Выпуск первый. Владикавказ, Типография Областного Правления Терской Области, 1892 г., 187 С.
17. Сборник Императорского Русского Исторического Общества. Т 73. Бумаги графа А.А. Закревского. Часть 1. СПб, типогр. И.Н. Скороходова, 1890 г., 616 С.
18. Дневник полковника Руновского, состоявшего приставом при Шамиле во время пребывания его в гор. Калуге с 1859 по 1862 год.//АКАК. Т. XII. Тифлис, типогр. Гл. Упр. Наместника Кавк-го, 1904 г., 1552 С.
19. Пасынков Л.П. Этнографический очерк юго-востока. Вып. 7-й. Ростов-на-Дону, изд-во «Советский Юг», 1924 г., 36 С.
20. Dirr A. Einf;hrung in die Kaukasischen Sprachen. Leipzig, Verlag der Asia major, 1928, 380 C.
21. Пожидаев В.П. Горцы Северного Кавказа. Ингуши, чеченцы, хевсуры, осетины и кабардинцы. М.-Л., Государственное издательство, 1926 г., 110 С.
22. Далгат Б.К. Родовой быт и обычное право чеченцев и ингушей. Исследование и материалы 1892 – 1894 гг. М., ИМЛИ РАН, 2008 г., 382 С.
23. Лодыженский А.М. Советская этнография Кавказа.//Вестник знания. Л., 1934 г., № 10, 669-673 С.
24. Мальсагов З.К. Культурная работа в Чечне и Ингушии в связи с унификацией алфавитов. Владикавказ, изд-во «Сердало», 1928 г., 11 С.
25. Мальсагов Д.Д. О едином чечено-ингушском литературном языке.//Революция и горец. Ростов н/д, 1933 г., № 5, 32-36 С.
26. Бугай Н.Ф. 20-е годы: становление демократических форм правления на Северном Кавказе.//Северный Кавказ: выбор пути национального развития. Майкоп, изд-во «Меоты», 1994 г.
27. Яковлев Н.Ф. Языки и народы Кавказа. Краткий обзор и классификация. Тифлис, «Заккнига», 1930 г., 70 С.
28. Мальсагов Д.Д. Чечено-ингушская диалектология и пути развития чечено-ингушского литературного (письменного) языка. Грозный, Чечинггосиздат, 1941 г., 109 С.
29. Пантюхов И.И. Ингуши. Этнографическо-антропологический очерк.//Известия Кавказского отдела Императорского Русского географического общества. T. XIII. Тифлис, Типография К.П. Козловского, 1900 г., 123-157 С.