Акция Т4. Матильда

15 июля 1940 года

Берлин, Германская империя

Матильда жила в квартире номер тридцать девять. День был выходной; она работала в школе, так что с высокой вероятностью она была дома (предварительно звонить ей он не стал, ибо мало ли как она отреагирует).

Он не ошибся – она была дома. Дверь открыла симпатичная голубоглазая блондинка лет сорока или около того, среднего роста с приятными чертами овального лица и весьма неплохой фигурой, которую неожиданно плотно облегало длинное – почти до щиколоток – домашнее платье небесно-голубого цвета (под цвет её до сих пор ещё очень даже юных глаз).

«Я знала, что ты придёшь» – абсолютно спокойно произнесла она. «Заходи».

И тут же спросила: «Как там Хельга? Я беспокоюсь за неё…»

Он прошёл за ней в прихожую. Матильда закрыла дверь. Он с уважением констатировал: «А ты смелая женщина. Так фамильярно обращаться с офицером СС, сотрудником гестапо, который может запросто тебя отправить в концлагерь с билетом в один конец…»

Она обернулась, посмотрела на него и уверенно ответила:

«Так не отправишь же, ибо не за что – а ты ведь за справедливость. Хельга после где-то пятой… или шестой порки меня даже поблагодарила. Сказала, что я была права; что её действительно нужно регулярно пороть – причём сильно пороть, ибо это ей нужно для усиления творческих способностей…»

Они прошли в гостиную. Колокольцев опустился на диван, Матильда по-женски удобно устроилась в кресле. «Пороть плетью по всему телу была её идея?» – осведомился он, уже догадываясь, каким будет ответ.

Она кивнула: «Да, именно её. Хельга сказала, что ей нужен более сильный стимул для творчества, я наплела её родителям, что обычная порка не даёт результата, поэтому нужно усилить боль… они согласились…»

Матильда вздохнула и закончила: «… а Хельга получила, что ей было нужно». И тут же спросила: «Выпить хочешь? Мне родственники покойного мужа ещё до войны шикарный арманьяк прислали – прямо из Гаскони…»

Он покачал головой: «Не могу… к сожалению. Служба, да и за рулём я…»

Алкоголь существенно притупляет реакцию, что в работе Колокольцева было недопустимо совершенно. А поскольку быстрая реакция могла потребоваться в любой момент, алкоголь до Преображения он не употреблял вообще.

И даже после практически не употреблял, хотя побочным эффектом превращения в людена была полная невосприимчивость к алкоголю и наркотикам. Он мог выпить хоть ведро водки – без каких-либо негативных последствий для себя. Однако, как известно, привычка – вторая натура…

«От кофе, надеюсь, не откажешься?» – улыбнулась она. «У меня настоящий, бразильский; кроме того, деревенские сливки, берлинское печенье – знакомый кондитер презентовал, варенье домашнее из клубники… а ты ведь сладкоежка…»

«С чего ты решила, что сладкоежка?» – удивился Колокольцев. Матильда ещё более обворожительно улыбнулась: «Ты очень добрый. Удивительно, невозможно добрый для этого времени в этом городе… да и вообще в этой стране… и уж точно для твоей формы СС… а добрые все сладкоежки»

«Ирена нашептала?» – улыбнулся он. Ибо больше было совершенно некому.

Она кивнула: «Она только вчера вернулась из путешествия в Швейцарию – и сразу ко мне пришла. Мы на радостях напились… все мои запасы кальвадоса истребили. Она мне рассказала, как ты этих мерзавцев приложил – и построил. И как спас всех… хотя тебе была интересна и нужна только Хельга…»

Колокольцев пожал плечами: «Либо все, либо никто. Я не Господь Бог, чтобы решать, кому жить, кому умирать…»

«Я тебя обожаю…» – улыбнулась она. И пошла на кухню готовить кофе. Вернулась с подносом, на котором находились огромный кофейник, кувшинчик со сливками, ваза с вареньем и тоже огромное блюдо с берлинским печеньем… и не только.

Он налил себе кофе, добавил сливок, сделал глоток – восхитительно, точно не хуже, чем Эльза готовит – закусил печеньем, которое было выше всяких похвал, попробовал варенье, приготовленное настоящей мастерицей…

Глубоко вздохнул и ответил на её экзистенциальный вопрос:

«По мнению нашей с ней общей знакомой – которому я полностью доверяю – Хельга счастлива. Полностью, совершенно, абсолютно счастлива. Обрела друзей, которые её понимают и принимают такой, какая она есть, уважают её, любят её; восхищаются ей, помогают ей во всём; свободу творчества; полную безопасность… в общем, живёт в мире, который её…»

«В параллельном мире, населённом не-совсем людьми и совсем-не-людьми?» – улыбнулась Матильда. «В мире невидимом для так называемого нормального мира, но, тем не менее, реального, из плоти и крови?»

От изумления он чуть не вылил на себя всю чашку кофе. Однако быстро взял себя в руки и наигранно-бесстрастно осведомился: «С чего ты решила?»

Она довольно вздохнула: «Значит, именно там. Я за неё просто безмерно счастлива». И объяснила: «Однажды после очень сильной порки мы с ней разговорились, когда она ещё голая приходила в себя – родители её так отделали, что мне аж страшно стало…»

Перевела дух и вдохновенно продолжила:

«Она сказала, что начала всерьёз рисовать, когда внутренним зрением увидела тот мир. Причём она с самого начала знала, что это реальный мир, мир осязаемый, материальный… просто параллельный. И потому невидимый…»

«Ты хочешь увидеть её картины?» – спросил он.

«Они у тебя остались?» – удивилась она. Он кивнул: «Хельга подарила. Забрала только одну – незаконченную…»

«Конечно, хочу. Очень хочу… и музыку услышать тоже…»

«Ты очень хочешь её увидеть…» – не столько спросил, сколько констатировал он.

Матильда радостно вздохнула: «Очень, очень хочу. И чтобы увидеть её счастливой… я очень хочу увидеть её сияющие от счастья глаза… и вообще»

«Я очень, очень по ней соскучилась» – честно призналась Матильда. «Я очень привязалась к ней, мы очень сблизились за те два с небольшим месяца, что её регулярно пороли… хотя мы и до того дружили, ведь у меня дочь почти её ровесница… всего на пару лет старше…»

И объяснила: «Дочь живёт в Штутгарте, работает… работала в службе связи СС, пока не забеременела – должна родить через месяц ли около того, замужем за оберштурмфюрером СС, очень счастлива…»

Колокольцев кивнул: «Думаю, я смогу удовлетворить твои желания. Мы поедем ко мне домой, я покажу тебе картины Хельги, потом я ей позвоню, попрошу прийти ко мне и сыграть для тебя»

«Прийти?» – удивилась Матильда. Он рассмеялся: «От меня до её места жительства четверть часа ходьбы быстрым шагом…»

«Я буду просто счастлива» – вздохнула она. «Спасибо тебе огромное…»

Он покачал головой: «Пока не за что»

Она улыбнулась: «За заботу обо мне и желание помочь – это уже очень многое…»

Вздохнула – и уже совершенно серьёзным тоном осведомилась: «Но ты ведь пришёл не только для того, чтобы сообщить мне, что Хельга счастлива?»

Он покачал головой: «К сожалению, нет. Мне очень нужна твоя помощь».

И рассказал ей всё. Всё, имевшее отношение к делу Хельги Лауэри.