Нюмад - значит улыбка

                Нюмад (улыбка - перевод с коми пермяцкого)
                -  поселок в Коми,
                где долгое время располагался 42-й лагпункт Вятского ИТЛ

    В лесной бригаде лагпункта все знали, что Федор получил свой срок ни за что – просто однажды, зашедши в сельпо, где его Марина работала продавщицей, вдруг увидел перед собой плотно обтянутый серый зад участкового Клыкова, который через прилавок пытался облапить его жену.
    Тот, кто знал Федора хоть немного, ничего другого и не ожидал, в деревне все звали его «дурным» - Федор в мгновенном молчаливом бешенстве со всего размаха двинул Клыкова кованым сапогом, и когда тот наполовину перелетел через прилавок, рванул из кобуры его «волынов» (пистолет), да так, что лопнул тонкий кожаный ремешок и далее, уже не помня себя, нет не выстрелил, ведь он же дурной, а просто пару-тройку раз звезданул Клыкова куда-то в район ненавистной кокарды.
    Затем, когда обмякшее тело участкового медленно сползло на пол, и Маринка истерично завизжала, он неожиданно спокойно положил пистолет на прилавок, схватил из ящика бутылку водки, методично выпил ее из горлышка и пошел в сельсовет сдаваться.
    Клыков был на ногах через пару недель, а Федор получил семь лет за посягательство на жизнь работника милиции.
   В бригаде Федора любили, он умел ладить со всеми – качество, необходимое лесному бригадиру. Сами солдаты стремились попасть на конвой к бригаде Федора, потому что знали, что здесь будет и курево, и горячий чаек, и порой кое-что еще без цвета, но с запахом.
   В тот день все было как обычно, если не считать того, что была какая-то годовщина смерти Ленина и мороз был чуть сильнее обычного – около  сорока.
   Солдаты охраны, как всегда, бесцельно шатались в округе, присаживались на время у костра и по очереди заходили греться в бригадирскую будку где на ночь запирали лесоповалочный инвентарь.   
    Каждый был занят своим делом и, кажется, никто и не обратил внимания, когда и зачем Стыр, работавший на трелевщике, выбрался из кабины и пошел в будку.  Но прозвучавшую вдруг оттуда очередь услышали все и сразу. Братва недоуменно замерла.   
    Жужжали пилы, тарахтел трелевщик, сидевшие у костра Федор и второй солдат охраны вскочили одновременно. В это время дверь будки распахнулась и оттуда выкатились Стыр и солдат, который был без тулупа и без автомата, а в руке же Стыра все сразу увидели топор. Что они там не поделили, еще никто не знал (как, впрочем, и не узнал), второй охранник резко скинул с плеча автомат, ткнул его на дерущихся и вполне естественно заорал: «Стой гад, стреляю…» и также логично рванул замерший затвор.
   В тот момент, когда Стыр на секунду отделился от противника, солдат дал очередь, но на мгновенье раньше удар нанес Федор, и очередь пошла чуть вправо, вправо совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы вместо телогрейки Стыра прошить мундир охранника.
   Следующее движение было опять Федора – он сдернул с падающего солдата автомат и с размахом нанес вслед удар прикладом. Пока шапка охранника медленно катилась в сторону и под его лицом расплывалось по снегу кровавое пятно, все стояли не двигаясь и молча.
  «Ну что, падло, - Федор тяжело смотрел на Стыра, - ты знаешь, что делать. А вы,… вы - все в лагерь, живо, на раскрутке не вертеть, фасон не держать, мы идем до талого… (на лагерном жаргоне – на допросах не запираться, мы идем до конца…)»
  Дальше слов почти не было. Стыр также молча оттащил оглушенного солдата за будку и закончив дело, широко размахнувшись отшвырнул окровавленный топор в кабину работающего еще трелевщика. Бригада молча прощалась с Федором, каждый пожал ему руку, глядя куда-то в сторону, бледный Стыр стоял в стороне и нервно поглаживал вороненую сталь автомата.
  До вечера работы у Федора со Стыром было достаточно. Федор так же сноровисто, как раньше, валил деревья, на ходу отметая сучья. Стыровский трелевщик суетливо сновал по выработке, подтаскивая бревна к бригадирской будке. И, когда уже в темноте послышался лай лагерных собак, Федор и Стыр расположились на двух концах бревенчатого бруствера, который треугольником окружал злополучную будку.
   Развеивая иллюзии, Федор дал короткую очередь вверх, собак это только раззадорило, но остановило людей, которые грамотно и методично охватили будку кольцом и совсем возможным комфортом расположились на ночь.
   Осадой руководил сам «хозяин» и когда только начало светать, по лесу, усиленный рупором, разнесся его равнодушный голос: «Сдавайтесь, гарантирую вам жизнь и безопасность до суда».
   Все вокруг, и в первую очередь сам «хозяин» и уж конечно, Федор со Стыром, знали, что это всего лишь дежурная фраза, которую непременно следует произносить в силу каких- то там инструкций караульной службы, также, как, кажется, все понимали, что конец этой истории очевиден и весь вопрос только во времени и усилиях, которые потребует наступление этого самого конца.
   До того, как наступил этот самый ожидаемый для всех конец, выяснилось, что Стыр-стрелок совсем никудышный, его бестолковые очереди только звенькали по замерзшим стволам деревьев, тогда как одиночные выстрелы Федора каждый раз заставляли наступавших зарываться с головою в снег.
   И к тому моменту, когда вновь взревел мотор стыровского трелевщика и железная махина с придавленной кирпичом педалью газа двинулась на последнее убежище заключенных, магазин Стыра был уже пуст. Яростно швырнув автомат, который жалобно и неслышно хрустнул под гусеницами, Стыр бросился к Федору и им хватило секунды, чтобы встретившись глазами тут же понять друг друга, и потому, когда Федор приставил к голове Стыра автомат и нажал курок, Стыр уже знал, что умирает свободным.
  Федор же, который еще с вечера отложил один патрон в карман фуфайки, был спокоен, и когда слева натужился мотор трелевщика и под его напором затрещали бревна, еще продолжал стрелять в мечущиеся серые фигуры и когда вдруг автомат замолчал, ему хватило секунды, чтобы зарядить оружие своим последним патроном и поставить точку именно тогда, когда он это решил сам – на секунду раньше, нежели «хозяин» разрядил в его уже с разбитой головой тело свой начальнический ТТ.

1999