Бригадир

       Ты знаешь, что такое СМП? - так начал свой рассказ Женька, мой старый приятель, с которым судьба развела нас еще на последнем курсе геофака. 
       Грубо надорванные пестрые упаковки импортного салями, сыра, еще какие-то баночки с заморскими деликатесами небрежно сдвинуты на край стола, в центре же его самодовлеюще возвышается литровая бутылка "России" и литровая же банка соленых грибов, которую Женька вытянул из пропахших сыростью глубин своего рюкзака.
       Кроме того, что СПМ означает Строительно-Монтажный Поезд я не знал ничего, заявил об этом Женьке и мы выпили еще по одной.
       Поводов было предостаточно, не виделись мы почти десять лет, где носило Женьку я и понятия не имел, меня же довольно скоро прибило к тихой семейной гавани, я исправно служил родине в научном институте и своим высшим достижением в жизни считал то, что спустя восемь лет после брака, наконец, заявил жене, что ненавижу супы, которые она готовит, и ненавижу все супы вообще, на чем мы благополучно и без долгих разговоров расстались и через месяц на моей кухне уже сидел другой человек, который не только любил супы, но и при случае мог вполне сносно забить в стену гвоздь или повесить очередную полочку - искусство, которому я всегда удивлялся и которое мне не давалось никак.
       Я же, немедленно вернувшись к маме, с радостью обнаружил, что волен по-прежнему питаться макаронами с колбасой и читать за едой сколько угодно.
       Таким образом, мой тост был один - за вновь обретенную свободу, Женька удовлетворенно поддержал меня, и залезая руками в банку продолжил свой рассказ.
       Так вот, СМП - строительно-монтажный поезд, но сказав это, значит не оказать главного: СМП - это коллектив, это не строительная шабашка, сколоченная на один сезон. СМП занимается верхним строением путей, элитное строительство, которое под силу только слаженным, сплоченным коллективам, и потому кадры здесь страшно берегут.
       Женька попал в такую бригаду почти случайно, получился, присмотрелся, пообжился и его "приняли" - таким образом в 84 году Женька и оказался в Красноярске, вместе с Коллективом СМП-262, которому предстояло отроить дорогу от станции Решеты в сторону Ангары и дальше в Богучаны.
        По сути, железная дорога там уже была - построенная еще в тридцатых годах узкоколейка еще не развалилась окончательно, по обе стороны ее через каждые 20-30 километров еще проступали очертания Краслаговских лагерей.
       В те давние годы количество лагерей определялось не количеством заключенных, а наоборот, количество зеков определялось количеством заготовленных для них лагерей, лагеря же, в свою очередь планировались не в недрах НКВД, а в чисто экономических министерствах, будь то министерство лесного хозяйства или горнодобывающей промышленности.
       Таким образом и здесь, чиновники лесного министерства распланировали необходимые Союзу объемы добычи древесины, прикинули примерные размеры промзоны и потребности в трудовых ресурсах и спустили нужную разнарядку на "посадку" в НКВД.   
        Так и потянулась через тайгу тоненькая ниточка узкоколейки, по которой в одну сторону везли заключенных, а в обратную древесину, по сторонам же ее, с примерно равными промежутками возникали лагеря, расстояние между которыми так же определялось чисто экономической целесообразностью: как только становилось накладно возить зеков из лагеря на валку леса, лагерь просто переносили вперед. За ним же тянулась и узкоколейка.
       Много воды утекло с тех пор, но все также возвышается в центре Красноярска красное массивное здание Краслага, и все также витает в высоких кабинетах министерств дух ностальгического гулаговсксго мышления.
      До того, как СМП-262 встал в начале старой узкоколейки, холеный министерский палец, прочертив по карте ниточку будущей дороги, удовлетворенно помечал крестиками не заброшенные лесные поселки, а действующие лагеря Краслага.
       Государственная программа лесодобычи по-прежнему базировалась не на бородатых таежных охотниках или залетных шабашниках, а на стройных рядах советских заключенных.
      Бригада СМП повидала всякого и потому, когда им в помощь придали не обычные железнодорожные войска, а расконвоированных заключенных, Женьке, который был уже бригадиром, было все равно, тем более, что работали мужики дай бог каждому.
     Каждое утро конвой доставлял человек тридцать зеков, Женька принимал их на наряд, расписывался в списке и работа начиналась.
     У зеков был свой старший, худощавый и невзрачный Быков, которого, разумеется, звали Быком, и, хотя здесь была видимость свободы, все они жили по законам зоны, по которым Женька, как бригадир, пользовался непререкаемым авторитетом.
     Мужиков подкармливали как могли, делились куревом, чаем, слаженная бригада CMП как-то просто и естественно приняла их в свои ряды и когда вечерами дребезжащий мотовоз с конвоем приезжал за людьми Быка, было немного неловко наблюдать, как одетые в одинаковые фуфайки люди вдруг разделяются на две группы и одна половина, построившись в колонну и держа руки за спиной, проходит к зарешеченному вагончику под пристальным взглядом человека с автоматом.
    Не знаю, можно ли сказать, что Женька и Бык сдружились друг с другом, или проведя несколько месяцев вместе они просто научились действительно понимать и уважать друг друга, но когда однажды в конце лета, когда закончилась обычная утренняя процедура передачи зеков и Бык отозвав Бориса в сторону что-то сказал ему, Борис лишь коротко кивнул в ответ и окликнул своих ребят.
    Так бригада СМП узнала, что в лагере объявлена забастовка, о причинах не спрашивали, понятно, что не с жиру.
    И следующие несколько дней были для бригады действительно жаркими, сроки уже поджимали, каждый день был на счету и заданные объемы надо было выдать во что бы то ни стало - завезенную с утра оснастку надо было уложить к вечеру. 
    Бригада напряглась, то что вчера делали в четыре руки, сегодня делали в две.
    К группе зеков, сидящих на бревне, никто не подходил, и не потому, что бригада осуждала их, просто у ребят действительно не было времени на разговоры, все и так все понимали: и то, что Бык не может поступать иначе, и то, что потом мужики все отработают.
    Вечером Женька молча сдавал их конвою, бригада, наскоро перекусив, разводила костры и продолжала работу,
    И вот, когда уже начала одолевать осень и все чаще дни стали дождливы и серы, и бригада вместе с зеками собралась под навесом на короткий обед, Бык вдруг обнаружил, что его людей не тридцать, а только двадцать девять, Не было Конопли, тридцатилетнего парня, тихого и незаметного, который очень любил рассказывать про свою маму, ожидающую его где-то на юге России.
    Это был не театр и потому драматической паузы не было тоже. Почти сразу Бык медленно выпрямился, бригада еще не успела осмыслить происшедшего, а он и его люди уже знали ответ - Конопля "ушел"(на сленге - в побег).   
    Не знаю, все ли из двадцати восьми зеков слышали, что у Конопли умерла мама, но Бык знал, он ДОЛЖЕН был знать это - Конопля был в его бригаде - и он ДОЛЖЕН был подумать о том, что может случиться то, что уже случилось.
    Поэтому, Бык не стал думать о том, кто будет отвечать - Женька, сам Конопля., когда его поймают, руководство лагеря или еще кто-то. Бык уже знал, что в ответе должен и может быть только он, Бык.
    Удивительно, но вдруг Женька понял это тоже и два бригадира не сговариваясь отошли в сторону.
    Еще через пять минут Женька дал команду к работе, а Бык, запрятав за пазуху спички, хлеб и курево, накинул дождевик и ушел в тайгу.
    Вечером Женьку увезли в лагерь, кум допрашивал его первым, потом, уже ночью, каждого из двадцати восьми. А поисковая группа уже высадилась на стыке узкоколейки и собаки быстро повели ее в лес.
    Под утро кум, который не всегда прочитывал письма заключенных, доложил начальству, что заключенный Быков, играя в Карты обыграл заключенного Жукова (кличка "Конопля") и будучи расконвоирован склонил последнего к побегу, каковой они и совершили, находясь в наряде на строительстве железной дороги (ответственный бригадир т. Дементьев Е.С.)
    Утром же в бригаду вернулся и Женька, на том же старом мотовозе, но в зарешеченном вагончике находился уже только хмурый прапорщик с автоматом, который объявил, что в лагере особое положение и сегодня зеков не будет, а потом просидел весь день под навесом скорее всего думая ни о чем.
    Прапорщик очнулся только к вечеру, когда заслышал вдали стук мотовоза и подхватив автомат побрел к узкоколейке.
    И не знаю, кто первым вдруг увидел двоих, медленно выходящих из леса, думаю, что Женька, потому что когда прапорщик залязгал затвором, Женька уже стоял перед ним и дуло автомата упиралось ему куда-то в живот.
    Поддерживая бледного изможденного Коноплю, Бык шел немного сзади, из под капюшона дождевика, который был теперь на плечах Конопли, было видно мокрое то ли от слез, то ли от дождя лицо с большим синяком под глазом - значит разговор уже состоялся.
    Прапорщик, предвкушая премиальные от начальства, был великодушен, до того как надеть на двоих наручники, позволил Быку выпить чайку и перекурить, тот не курил уже больше суток, рассыпая табак по земле.
     Женька и Бык, два бригадира, сидели напротив друг друга молча, да и что действительно важного можно сказать в последний момент перед тем, как расстаться навсегда?
     Но почему-то оба, они уже в тот момент знали, что совсем скоро Конопля сможет присесть у могилы своей матери, а назавтра под этим навесом снова будут сидеть тридцать расконвоированных зеков, и разве так важно, что старшим бригадиром у них будет уже другой человек.
     Разве не живем мы на свободе по законам зоны?
     Впрочем, как и наоборот.
     А может быть Зона и Свобода это всего лишь сокрытое в нас состояние души.

1999