Глава 18. О силе Слова, часть 2

- Я что тебя искал, - проговорил доктор Каратос, заглядывая добрыми, старческими глазами в самое лицо выродка. – Эрон послал. Он поговорить хотел.
Рэннис ничего не ответил, только взъерошил шевелюру на затылке. Погруженный в свои размышления, он плоховато слышал, что происходило вокруг него, да и не сильно хотел вмешиваться в дела подрывника: тот умирал, и выродку вовсе не хотелось стать катализатором этого процесса. Больше хотелось попросту забыть об Эроне, сделать вид, что его проблемы только его и касаются, но сам Луокард считал по-другому и звал на помощь, а этот зов Рэннис никак не мог проигнорировать. Глаза слипались от усталости, бессонная ночь говорила сама за себя, но он все-таки кивнул через силу:
-Не знаешь, о чем?
- Он умирает, - тихо проговорил доктор и опустил глаза.
Он стоял, сникший, сутулый, понимая, что совершенно бессилен против того, что творилось с Эроном.  Рэннис вздохнул и поднялся: это он и сам знал, но, видно, более подробно должен был рассказать сам Луокард.
- Идем, - позвал выродок и первым двинулся внутрь Логова.
Эрон был в реабилитационной, там, где впервые встретил Рэнниса. Он полулежал на горе подушек, бледный, какой-то сплющенный, и на нем не было привычной иллюзии. Лицо и тело были замотаны серыми бинтами, на глазах был оставлен черный мешочек со льдом. Безвольные, обмякшие руки тяжело провалились в белоснежное одеяло, и вместо света в помещении стоял полумрак: человеку-тени так было проще, ему был неприятен радостный блеск дня. Чисто теоретически, Рэннис знал, что подрывник не был человеком, но его мастерская иллюзия, которую тот не снимал даже во сне, обманывала и разум, и сознание. Выродок привык видеть Эрона золотоволосым юношей, и помертвелый, измененный до неузнаваемости облик навевал лишь дурные мысли. Луокард снял иллюзию не из прихоти, а потому, что больше не имел жизненной силы ее поддерживать. Да Эрона-то и было не узнать теперь, он был другим, и одна только его суть сохранилась.
- У него был приступ ночью, я думал, прям там и помрет, - доктор говорил едва слышно, словно боясь потревожить больного, хоть тот и не спал. – Мы его едва откачали. Он провалился в беспамятство до рассвета, как только пришел в себя, велел тебя найти. Веллес спит сейчас, можешь говорить без страха, я в лаборатории буду.
Эндаргом повернулся и пошел к выходу, седые крылья волочились вслед за ним по полу, сникшие и печальные, кака и все здесь. Окна были распахнуты настежь, и ветер теребил тонкие, опущенные занавески, казавшиеся серыми в тусклом свете дня, что никак не желал пробудиться. Рэннис двинулся к койке, прикидывая, зачем его позвали, и ни одного хорошего расклада он не видел: закрывать глаза на проблему было просто поздно.
- Эрон… - он сел рядом и накрыл безвольную ладонь своей, привлекая к себе внимание.
Скулы умирающего дрогнули чуть заметно, и он едва слышно пробормотал:
- Убери…
Выродок поспешно снял мешочек со льдом и встретился взглядом с мутными, полузакрытыми глазами подрывника. И глаза были голубыми… в этом он не солгал и прежде, и почему-то на душе стало горько.
-Послушай… - слабо-слабо начал Эрон. Дыхание с хрипом вырывалось из-под бинтов, он задыхался от каждого слова.- Я буду говорить…а ты…а ты не спорь…только…слушай…
-Может, поговорим ментально? Так будет проще, - предложил выродок. Он едва слышал лепет Луокарда и боялся потерять смысл в неясном шелесте.
-Нет, - с усилием выдохнул подрывник и затрясся. - Стану колдовать…умру. Мне недолго…недолго осталось…Я посчитал… Крепость убьет…меня. Не выдержать атаки…
-То есть, ты рассчитал силу, которая нужна тебе для подъема Дома, и понял, что это убьет тебя? - переспросил выродок: вычленить смысл из отдельных, рваных фраз было ой как не просто.
Эрон долго не отвечал, только дышал хрипло, затем слабо дернул головой, показывая, что Рэннис все правильно понял, и снова заговорил:
-Веллес не разре… разрешит. Скажет…другой…. Но…
И тут до выродка все дошло. И то, зачем его позвал Эрон, и то, что тот все не мог выговорить, и то, что ему, Рэннису, предстояло сделать. Подрывник рассчитал силу, которую от него требовала Сезанна, соотнес ее с тем, что мог дать, и понял, что умрет. Веллес же, добряк и заботливый старший брат, еще не знал, что младший умирает, и стал бы противиться его желанию колдовать. Любое использование магии для Эрона теперь было смертельно, даже самое простое, что уж говорить об огромном взрыве, который требовался для поднятия целой Крепости. Только вот без силы Эрона нападение Не Таори была обречено на провал, да и жить подрывнику, кажется, оставалось совсем недолго, но отправить его на преждевременную смерть? Убедить Веллеса, что это необходимо?
-Мне…месяца не осталось…- видя сомнения на лице Рэнниса, прохрипел Эрон. - Нет…смысла…
-Жить? - резко перебил тот. В нем внезапно проснулся неостановимый гнев, направленный не только на безвыходную ситуацию, но и на сдавшегося товарища.
Почему, почему он не боролся за жизнь? Почему опускал руки, почему хотел принести себя в жертву?
- Мы найдем выход, - процедил он сквозь зубы, - ты жалеешь себя, дурак, ты сам себя накрутил и лежишь, разлагаешься!
Эрон жил, казалось, только глазами да грудной клеткой, но обиды на злые слова в нем не было, он только глядел кротко и вяло, ожидая, пока здравый смысл возьмет вверх над эмоциями выродка. Рэннис нахохлился, закусил губы, понимая, что ничего не сделает, и неловкое, затяжное молчание повисло над комнатой, только ветер тихонько шуршал занавесками. Наконец, выродок забормотал судорожно:
- Глупость, глупость… – он все больше понимал, что Эрон прав, но смириться с этом не мог, тщетно пытаясь найти решение.
- Нет… выхо… да, - едва слышно выдохнул подрывник и замолк, закрыв глаза.
Нет, он не провалился в беспамятство и даже не умер, но сил у него больше ни на что не было, разговор выпил их все без остатка. Рэннис закрыл лицо руками и почувствовал, что пальцы дрожат сильнее прежнего. Одно дело идти на смерть самому, и совсем другое – отправлять товарища.
- Я не могу, Эрон, прости, я не в праве ускорять твою смерть.
Тот слегка приподнял веки, словно говоря: я и так помру, что ж ты раскисаешь?
- Чаирья… - только и прошелестел он.
Подрывник не боялся, потому что Инури ждала его там, за чертой. И он шел не в неизвестность, а прямиком к ней, поэтому и торопился, его здесь ничего не держало больше, даже вера и брат, он умер душой, и только тело еще кое-как функционировало, не давая душе уйти окончательно. Рэннис вздохнул глубоко, успокаивая взметнувшиеся мысли, и решился. Так было правильно – дать умереть в сражении, выполнив свое предназначение, уйти, ни о чем больше не жалея.
- Я поговорю с Веллесом и Сезанной, - обещал он, и сердце екнуло коротко: «Предатель.»
Только вот подрывник так не считал. Его губы слегка дрогнули, и глаза закрылись, успокоенные. Выродок поднялся и стал расхаживать по зале, обдумывая, как будет убеждать товарищей: с Сезанной проблем не должно было возникнуть, она в последнее время стала податливой его мнению, а вот Веллес… Упрямый, решительный, он должен был стать серьезной преградой.
Пол был на удивление холодным, ледяные иглы пробивались через босые ступни к самому сердцу, сковывая мысли и замораживая кровь, Эрон лежал, полумертвый, и в серой тишине только занавески шевелились, точно флаги, да псих вышагивал из угла в угол, ступая совершенно бесшумно по привычке. Пальцы стыли, и дыхание вырывалось с губ облачками пара – зима вернулась ночью и убила жизнь, зародившуюся было. Смерть разгулялся не на шутку и поселился в Логове, чтобы не дергаться лишний раз.
Рэннис не знал, сколько прошло времени, прежде чем раздались звонкие шаги и Сезанна в сером, как день, платье вошла, галантно пропущенная Веллесом. Вслед за ними протиснулся и доктор Каратос: он пялился в пол и не поднимал глаз, наверняка зная, в каком ключе будет проходить беседа. И эндаргому было жутковато: резкие, злые Не Таори взрывались легко, а последствия от их взрывов были страшными.
- Ну и холодрыга у вас! – резко проговорила ведьма и двинулась вдоль стен, захлопывая окна. Посох покачивался у нее между лопаток, а в глубоком декольте виднелся амулет – шар с заключенным в нем сердце. И сердце толкалось, сжимаясь и разжимаясь, - оно было живым. У кого его вырвала бездушная ведьма? У кого отняла? Рэннис не знал и не хотел знать.
Веллес сразу сел подле брата, тот же не отреагировал на его появление никак, даже глаз не открыл, будто бы действительно умер.
- Что там у вас? – Сезанна говорила утрированно громко, в упор не замечая тишины, повисшей в реабилитационной.
Она сопротивлялась наваливающейся тяжести, не поддавалась общему Унынию и вообще вела себя так, будто бы ничего не происходило, но эта жесткость была неестественна и чужеродна сейчас, и ведьма только больше отталкивала товарищей от себя. Отталкивала своим внутренним огнем, своим желанием сражаться и идти до самого конца. А конец-то вот он был.
- Эрон умирает, - тихо проговорил Веллес, не отрываясь, глядя в лицо брата, вмятое в подушки.
- Это я вижу, - резко заметила Сезанна, подошла, провела тыльной стороной ладони по впалой щеке. – Дальше-то что?
Ей никто не ответил, потому что ответить было нечего, и тогда она сама спросила:
- Сколько? – и, увидев, что ее не поняли, пояснила: - Сколько ему осталось?
Веллес скривился с явным намерением сказать, что при умирающем такого не обсуждают, но Рэннис поспешно ответил:
- Меньше месяца.
Не хватало еще, чтобы завхоз цапнулся с ведьмой.
- А в чем тогда вопрос? – Сезанна, казалось, наоборот, заводилась все сильнее и даже хотела с кем-нибудь схватиться, только бы выплеснуть накопившуюся агрессию. – Вы думаете, нам не хватит месяца, чтобы подготовиться? Мы хоть сейчас готовы атаковать.
В этом она, конечно, преувеличила слегка, но в целом была права: только вот Веллес не был согласен.
- Ты понимаешь, что атака убьет его? – с едва сдерживаемым гневом спросил он и поднялся, как будто отгораживая брата от ведьмы.
- И что? – жестко спросила она, глядя на Луокарда из-под прикрытых век. – Ты сам сказал, что он умирает. Какая разница, когда? Будем атаковать или не будем, не важно, лежа он не выживет. Так пусть поможет нам и отправится на тот свет с миром.
«Боже мой, Сезанна, что же ты творишь?» - подумал выродок, чувствуя, как все больше и больше закипают обе стороны.
Напряжение, готовое разразиться пролитой кровью, повисло надо всем, и с каждой минутой все усиливалось, подводя к страшной развязке. А ведьма как будто только этого и хотела: она была права, но говорить в таком тоне с Веллесом… означало добиться результата прямо противоположного словам.
Луокард, ошарашенный, молчал, и ведьма продолжила свою тираду, распаляясь с каждым произнесенным словом:
- Ты думаешь найти лекарство для него? Думаешь, если избавишь его от атаки, он выживет? Ты посмотри на него, Веллес, посмотри и подумай, кем он стал. Он умирает, ты прав, мучительно умирает, отпусти его, - она дернула головой в нервическом жесте и оскалилась, показав свою бешенную сущность.
Луокард слушал молча, но его лицо становилось все мрачнее с каждым мигом, брови туже сходились на переносице, а под глазами углублялись гневные тени: он ненавидел ведьму в этот момент и не атаковал только потому, что знал – она убьет его, не задумавшись, и ее Стихия позволит ей это сделать. Но у всего был свой предел, и у терпения невозмутимого Веллеса тоже, тем более, когда речь шла о его брате. Он послушал-послушал, а потом внезапно взорвался:
- Да пошло оно все к рирье, мы уходим, психопатка!
Крик задрожал в высоких стенах, дернулся, и Рэннис ощутимо напрягся: Беда пришла, хоть он еще и не понимал точно, откуда. Но гадать долго ему не пришлось. Звук еще не успел отзвучать, как пала тьма: имя монстра было названо, и он пробудился из зыбкого сна, пришел на зов, пришел за душой, обратившейся к нему. Луокард вздрогнул всем телом и потянулся к мечу за спиной, Сезанна судорожно оглянулась, прищуренными глазами ища опасность, и внезапно тишина вокруг наполнилась шелестом, будто бы змей полз где-то во мраке, не показываясь на глаза.
- Что это? – шепотом спросила ведьма, поворачиваясь спиной в образовавшийся круг, посох полыхнул красным, и воротник встал вокруг ее длинной шеи.
Воздух клубился ощутимым мраком, как дым, обрезал пространство, сковывал всех присутствующих, запирая их внутри круга, а в этом мраке возникла многоногая рирья, позванная неосторожным словом, и ее коготки застучали по полу.
- С Урунье не связаться, пространство блокировано, - с нескрываемым испугом проговорил доктор Каратос, цепляясь за свой безразмерный посох.
- Мне не знаком этот тип энергии. Что это, вашу мать?! – рявкнула Сезанна.
Она дергалась на каждый шорох, она была на взводе, но даже предположить не могла, что это за тварь. От нее не веяло ни Безликой Силой, ни живым существом, ни даже монстром. Да и демоном души тварь тоже не была, и вставал вполне резонный вопрос: как с ней бороться? Как бороться с тем, чью природу даже не можешь осознать.
- Это Слово, - раздался из мрака низкий, замогильный голос Рэнниса. – Ожившее Слово. Я говорил тебе, Веллес, чтобы ты завязал с упоминанием темных имен. Как видишь, я не ошибся, и она пришла за твоей душой.
Тьма расступилась, и выродок вышел в круг, встал рядом с товарищами, хоть и знал, что ничем не поможет. Синвирин, Владыка мира, ничего не смог сделать с подобной тварью, так что он мог? Ничего. На эту силу не действовала ни одна физическая сила, ни магия – ничего, ее было непросто разбудить, но от пробудившейся уже не было спасения. Лицо Рэнниса было против обыкновения серьезно, синие линии смешались с золотым узором Богов-Близнецов.
- Сложи воротник, ведьма, тебя она не тронет, как и доктора с Эроном. Она пришла за Веллесом, потому что он позвал ее по имени, на вас ее власть не распространяется, - глухо продолжал он, но позиции не оставлял: не привык он сдаваться просто так.
- Мы не оставим его, - жестко отрезала Сезанна, - она доберется к нему только через мой труп!
Мелкая, агрессивная, она походила на крысу, загнанную в угол, только вот была беспомощнее ребенка, и в слепом тыканьи посохом не было никакого толка. Рэннис не отговаривал: сам-то он не уходил, хоть помочь ничем не мог, и один только Веллес не дергался, словно бы чувствовал, что бессилен перед тем, что пробудил.
Вертящееся колесо мрака остановилось и, дрогнув, стало подниматься вверх, шорох усилился, и Не Таори поняли, что тело рирьи опоясало их по кругу. Гигантская многоножка с человеческими, кричащими лицами по всему телу кольцом обвилась около своих жертв, нависла вздыбленным передом, перебирая лапами в воздухе. Лица извивались, корчились в судорогах, и лишь облик самого Слова был смертельно спокоен, будто бы мертв. В верхней части туловища, смурованная в плоть, замерла женская фигура, вокруг нее увивались жадные щупальца, и две огромные клешни выбивали нервную дробь. Кольца раскручивались, сжимаясь все сильнее, вставая стенами все выше и выше.
- Веллес, вали отсюда! – рявкнула Сезанна, и внезапно покрылась темно-красными трещинами: ее Богиня тоже была здесь, готовая защитить свою верующую.
Но Луокард даже не двинулся с места, завороженно глядя на ожившее Слово, его воля была подавлена, он не сопротивлялся больше, весь провалившись в равномерный цокот клешней.
- Каратос, бери его и вали, - зло процедил Рэннис и бросился в бой.
Сюрикены свистнули, взвились в воздух и… прошли рирью насквозь, не причинив ей вреда, даже не разорвав темноты. Зачарованные против духов, они не добились никакого результата, не сумев даже тронуть Слово. Сезанна с тем же результатом бросалась кровяным дождем, но капли исчезали в плоти, проходили ее насквозь, не нанося повреждений. Для Не Таори Слово было всего лишь звуком, который не проткнуть и не остановить, но для Веллеса оно было физически ощутимо. Крабье щупальце цапнуло, пытаясь выловить Луокарда, доктор, не занятый разборками с тварью, бросился наперерез, отталкивая товарища в сторону, и клешня прошла сквозь него.
- Мы бессильны! – в гневе взвыла Сезанна, когда очередная атака прошла в пустоту.
Рэннис плюхнулся рядом с ней, тяжело дыша: он напрыгался, но ни один из его ударов, смертельных для любого другого существа, не достиг цели, даже когда выродок бил напрямую в лицо.
- Это не наш враг, - только и выдохнул он.
Это было жуткое чувство: сражаться и не иметь возможности сделать хоть что-нибудь. Бывалые воины, прошедшие сотни, если не тысячи поединков и битв, сражавшихся со всевозможными монстрами, победившие столько противников, что уже давно потеряли счет, здесь не могли справиться. Ни физически, ни магически, никак. И им оставалось только смотреть, как погибает их товарищ. Доктор не успел вытащить Веллеса. Да и если успел бы, это не спасло бы Луокарда: от пробудившегося Слова было не убежать, не спрятаться это Рэннис хорошо знал.
Клешня сжала Веллеса поперек туловища и потащила наверх, сдавливая все сильнее, длинная косичка луокарда болталась безвольно, он сам, согнутый пополам, как тряпичная кукла, висел, не сопротивляясь, его клинок валялся на полу: он не сумел воспользоваться оружием.
- Сделайте же что-нибудь! – взвизгнула Сезанна, на ее уродливом лице выразился неподдельный, неконтролируемый ужас, и очередной удар прошел в пустоту.
Веллес оплывал, теряя какое-либо сходство с человеком, он не сопротивлялся, и никто не знал, жив ли он был, только на пол капала кровь, а на теле бился в агонии отросток, на котором все больше и больше проступали черты лица завхоза.
«Помоги, помоги мне!» - Рэннис озирался в панике, судорожно пытаясь придумать план спасения, но в голове не было ни единой стоящей мысли, только бесконтрольный страх.
Боги-Близнецы были рядом, но молчали: даже они не имели власти над Словом. Никто ее не имел.
- Стой! – не своим голосом заорал Рэннис, понимая, что ничего не решит.
Кровь хлынула из разодранного горла, смешалась с криком и оросила пол, линии на теле полыхнули так, что каленым железом обожгли плоть, и в воздухе повис мерзкий запах горелого тела. Он стоял на коленях, упершись руками в пол, и дышал, из развороченного горла хлестала кровь, и простое действие вызывало адскую боль. Настолько страшную, что даже выродок не мог контролировать эту всепоглощающую боль. Сезанна рухнула рядом с ним на колени, обхватила за плечи, чтобы он не упал окончательно, чтобы не захлебнулся в собственной крови, со страхом заглядывая в побледневшее, обугленное лицо. Но самым удивительным было то, что рирья тоже остановилась.
- Прикажи ей убираться, пусть уходит, - к Сезанне постепенно возвращалась  ее прежняя самоуверенность, но в голосе по-прежнему звучал страх.
Теперь уже страх за синеволосого психа. Тот дышал всем телом, ребра ходили ходуном, то вздымаясь, то опадая, кровь, не останавливаясь, капала из раскрытого рта.
- Рэннис, давай, пожалуйста, - прошептала она, обнимая трясущиеся плечи.
Он ничего не ответил, только схватился за ее руку, продолжая хрипеть.
- Я с тобой, давай же, пожалуйста!
- Убирайся! – выродок выгнулся вперед в страшном жесте, выплюнул слово вместе с кровавым сгустком, застрявшим в горле, и рухнул без сознания.
Ведьма прижала безвольное тело к себе, уткнулась губами в жесткие, синие волосы, укачивая сумасшедшего в своих объятиях. Слово дрогнуло и растаяло, как дым, изгнанное своим языком, и вместо клубящейся темноты опустилась привычная и, казалось, совсем светлая серость дня.
- Все хорошо, я рядом, все хорошо, - как заведенная, бормотала Сезанна, но Рэннис молчал, хоть уже и пришел в себя.
Шли долгие мгновения, а он все не мог пошевелиться. Тело обмякло и в голове звенело, как от удара, слова - уже простые, обычные - путались в сознании, и странные, мысли на чужих языках, которых выродок не знал, бродили вне пределов досягаемости разума. Наконец, он с трудом сел, вытирая кровь с губ и лица, нащупал линии горелой плоти на коже, нахмурился, глянув на ведьму, мол, что за дрянь?
- Куда лапами полез? – шикнула она, стукнув его по рукам, - давай, вставай, надо тебя уложить, не на полу же в кровищи сидеть.
Она подперла его, и выродок практически повис на ней, но она со стальным спокойствием потащила его к свободной койке, уложила, закинув ноги и обложив подушками, затем стянула дымящуюся тунику, цыкнула неодобрительно, увидев жженые полосы по всему телу и куда-то ушла. Рэннис лежал в полу бредовом состоянии, не глядя никуда, кроме как внутрь самого себя, и все больше понимал, откуда знал язык, которому повиновалось Слово. Давным-давно, много дней тому назад, ему, неверующему, сделали подарок Солнца в день Богов-Близнецов. Он тогда еще с Чаирьей приходил, но не смог понять, чем же его отблагодарили Мерлин с Артуром. Так вот, значит, чем…
Цена была страшной: горло, развороченное древним языком, болело так, что выродок сомневался в своей возможности говорить снова, но Веллес был жив, и доктор Каратос склонился над ним, приводя в порядок. Это было главное. И Рэннис без колебаний прошел бы все с начала, если бы было нужно.
Где-то сбоку раздались легкие шаги, и Сезанна согнулась над пострадавшим, ловкими движениями нанося какую-то мазь н ожоги, приговаривая ворчливо:
- Что, герой, довоевался? Не сидится тебе на месте. Вот скажи мне, почему с тобой вечно что-то случается?
Холодные пальцы ведьмы обжигали, и мурашки бежали по коже, выродок ерзал и извивался, точно змей, но ведьма с нечеловеческим терпением продолжала обработку ран, раз за разом укладывая пациента на место.
«Я вообще не при чем, - сердито думал тот: говорить пока что было совершенно невозможно. – Я давно предупреждал, что Слово имеет свою силу, особенно окрашеннео слово, злое слово. Все ваши ругательства порождают спящих тварей, вот они и приходят.»
- Так это была…
«Не называй имени!»
Сезанна усмехнулась, качнула головой и продолжила свой кропотливый труд.
- Что мы с Эроном-то делать будем? – окончив и укрыв выродка тремя одеялами, спросила она.
Спросила негромко, чтобы только Рэннис услышал, но ей внезапно отозвался Веллес:
- Пусть идет, и я пойду с ним.
И в этих словах крылось несказанное подписание смертного приговора для обоих Луокардов. Смертников в Не Таори становилось все больше, и Сезанна нахмурилась, понимая, что их гибель будет на ее совести. Если она выживет, конечно.