Глава 11. Плакать под дождем проще

Злата часто уходила на обрыв, смотреть вниз. Он был высоким и отвесным.
Внизу река. Далеко внизу. Ее берега оживали каждую весну и отступали на пол метра. Зрелище было восхитительно страшное. Сначала земля начинала глухо шуметь и потрескивать, как будто груженая телега катит по дороге, медленно приближаясь. Вскоре по земле пробегала крупная дрожь и темная трещина начинала расти и зиять в почве в метре от обрыва. Целый пласт, будто отколотый кем-то, начинал медленно съезжать вниз и отслаиваться от суши. Гудя и шурша, он летел, разбиваясь о неровные края обыва и падал с тяжелым плеском в волны Арны. За ним летел другой и другой и вот уже вся береговая линия до горизонта отступала.

Только умалишенный мог приходить сюда весной. Арна-бешенная река с крутыми изгибами и острыми камнями. Ее берега так отвестны и высоки, что по ним не добраться до воды без увечий. А падение вниз-верная смерть. Каменистое дно и уступы не дадут ни малейшего шанса выжить.
Эта опасность, дикость, необузданность и привлекает женщину. Она сидит часами на краю обрыва, свесив ноги в пропасть, замирая, и становится похожей на одинокий камень.

***

Меня всегда привлекали опасности и запреты. Как мотылек я летела на огонь. Он манил меня, зомбировал и будоражил. Если мне приходила какая-то идея в голову, то не осуществить ее было подобно пытке. Бессонные ночи, эйфоричные дни. Я вся пропитывалась идеей и не могла обрести покой, не осуществив задуманное. Все что было под запретом, будоражило меня. В двенадцать лет я сбежала из дома, потому что поняла, что хочу попробовать это, после того, как отец рассказывал историю о соседском парнишке, ушедшем из дома на два дня и о ругавшей его родне. До того момента я не думала о побеге. Такая идея даже не приходила мне в голову. И вот, уже неделю я строю план побега и выживания за пределами усадьбы.
Что я знаю о том мире за забором? Практически ничего. Это ужасно. Я должна узнать, что там есть. И чем быстрее я это сделаю, тем лучше. Так случился мой первый побег из дома. Я прожила за пределами родительского гнезда трое суток. Первый день все было невероятно интересно. На второй день я нашла обрыв. Он поразил меня до глубины души. Ничего более восхитительного и страшного я не видела в своей жизни. Это так сильно будоражило. Пробивало возбуждающей дрожью до костей. И сердце замирало. Раньше, такое со мной смогла сотворить только библиотека. В шесть лет я пробралась в старую часть дома и отворила огромную дубовую дверь. Это было время, когда я познавала дом. Он был для меня велик и необъятен и еще ужасающе восхитителен. Таинственный старый особняк.
Когда дверь со скрипом приоткрылась, я всунула голову в щель и замерла от навалившегося на меня запаха старой бумаги, кожи и пыли. Он был тяжелым, но мягким и обволакивающим. И я в нем утонула. Сначала с опаской  ступала по достчатому полу и, раскрыв рот, озиралась по сторонам. Благоговение сковало меня, как одеяло, запутавшееся в ногах. Позже на смену этому чувству пришло другое. Трясущееся где-то в области солнечного сплетения воодушевление. Я начала изучать этот мир. Все книги были пощупаны, открыты и пролистаны. Все картинки рассмотрены. На это ушло два месяца. Больше она меня не удовлетворяла. Я пошла изучать дом дальше, но уже ничто не поразило меня так же сильно.  Когда был найден обрыв, то появился смысл жизни. Я снова осознала, что еще не все узнано и следовательно меня еще ждет что-то там, впереди.

Удивительно, обрыв мне не наскучил.
Уже столько лет я прихожу сюда, когда внутри все клокочет от тревоги. Я здесь, и мне хорошо. Как будто моя тревога становится обоснованной. Потому что в таком месте волноваться естественно, на много более естественно, чем среди мягких подушек на диване у камина в тепле, сытости и достатке.  О чем я тревожусь? Я не знаю. Вернее знаю наверное, но в этом трудно признаться. Я тревожусь о том, что может быть, все бессмысленно. Вся жизнь и я. Люди...

Мы настолько мизерны и ничтожны, на теле мира. Наши склоки, пересуды, пороки, страдания, обиды и прочие, казалось бы серьезные, переживания в одно мгновенье может смыть огромная волна. Вместе с нами. И все. Больше нет этого. Не существует. Но тогда зачем это вообще все было?
Зачем они существовали, зачем работал их мозг и сердце перекачивало кровь, если миг, и все исчезло, и ничто не имеет уже никакого смысла. Зачем жить, если мы все равно умрем? Ради райских кущ? А если их нет? И ничего нет? Жизнь человеческая очень мелочная и приземленная. Простому человеку даден великий ум, но он не придумал ничего лучшего, чем использовать ресурс для создания сплетен и взращивание зависти из мелкого зернышка, посеенного где-то за печенью. Как смириться с тем, что люди не все умны и высокоморальны, как принять то, что без людей мир был бы лучше? Сидела бы я в бесчеловеческом мире на берегу этого обрыва. Кажется, это было бы счастье. Но я же тоже человек, я тоже отношусь к ним, этим мерзким, подкладочным существам с пороками и страстями. Почему я решила, что я более достойна жить в этом мире, чем они? Почему мне кажется что мои грехи априори менее серьезные и мерзкие, чем всех остальных людей? Почему я не могу простить им их порочность?

Смысл жизни как будто бродит сырым облаком рядом со мной, но я его не вижу четко и не могу схватить. Когда я пытаюсь дотронуться до него, он ускользает и проходит сквозь пальцы. Не остается никакого доказательства, что я его касалась, только ощущения, но они субъективны.
Вполне может быть, что его не было вовсе и это все мираж. Тогда есть ли смысл жить, если смысла жизни может и не быть вовсе? Есть ли смысл его искать, если потом на смертном одре ты поймешь, что ничего не нашел и вся жизнь впустую? Может тогда стоит довольствоваться простым человеческим счастьем? Семья, дети, заботы. Но какой в этом смысл. Я и в этом ничего не вижу, кроме сплошных забот, трудностей и хлопот. Нескончаемой суеты и ответственности, за чью-то еще жизнь и не за одну. Кажется, все это простое человеческое счастье выглядит для меня как огромный тяжелый жернов, прикованный длинной цепью к ноге. Ты не можешь отойти от него слишком далеко и если тебе надо дальше, чем позволяет цепь, то придется взвалить его на себя и тащить на горбе. Только это все будет в разы медленнее, чем без него.

Может лучше избежать этих трудностей? Как хорошо тем простым людям, которые просто живут. Как же я им завидую и одновременно презераю их. Они просто живут и возможно не способны думать глубже, шире и выше, как я, но у них все проще. У них есть линии, осознанные ими с младенчества. Они понимают, где хорошо и где плохо, что надо и что нет. У них своя мораль, бытовая, неписанная, а книжная мораль воспринимается ими поскольку по стольку.

Как хорошо просто жить в строю общества и идти, по проторенной давно дороге, и как же это одновременно тупо и недостаточно, бессмысленно для меня. Почему так? Почему все эти душевные мои страдания, как блуждание в темной комнате? Я не знаю маршрута, и постоянно натыкаюсь на углы, которым сама даю отпределение в своем воображении. Возможно, если включить свет, все станет проще и яснее. Вопрос только в том, что такое этот свет и где он включается, и есть ли он вообще? Можно ли перестать быть такой? Можно ли просто сказать- с этого момента я живу, как обычные простые люди и отвергнуть от себя эти вопросы и чувства, возникающие в голове? А что если это я и есть? Если я отвергну себя не стану ли я несчастна еще больше? Даже если буду уверять себя в обратном? Эти мучения выбора- невыносимы. Метания и бег по кругу болезненны будто пытки на дыбе.  Может быть легче просто выйти из игры? Вот обрыв. Он так манит и так зовет подойти к краю. Когда стоишь над пропастью, ветер играет волосами и ласкает лицо. Это очень приятно. Приятно стоять перед лицом страха и любоваться красотой бурной реки внизу. А если шагнуть... получится ли пережить самое осмысленное и приятное чувство в жизни? Чувство того, что нет других вариантов, просто неизбежная красота, последнее мгновение в жизни. Просто завершить этот бег покругу и слепое метание в темной комнате единственным осмысленным и возможно бескомпромисным решением в своей жизни.
Я не чувствую ценности жизни. Вот сахар, который стоит на столе. Ты знаешь, что он стоит и что он сладкий, но ты не пробуешь его и поэтому не понимаешь его сладость в полной мере. То что ты его не ешь, не значит, что его не существует. Просто для тебя его все равно, что и нет.
Почему я думаю о смерти? Потому что я не хочу решать. Я хочу уходить от проблемы и жить только удовольствием. Я не готова принимать что-то кроме него.

***
 В какой-то момент каменное изваяние оживало и вытягивалось в струнку на краю пропасти. Медленно поднималась нога и нависала над обрвывом, как будто она собиралась шагнуть в пропасть. Но шаг не завершался. Нога опускалась на землю, женщина разворачивалась и шла прочь от обрыва с мыслью: "как это будет некрасиво и неидеально, лежать там на скалах, изувеченной. А если душа есть и я увижу свое тело. Если на этом ничего не закончится и я буду жить дальше с этим образом перед глазами. Образом моего тела, такого некрасивого и пониманием, что теперь я уже ничего не могу с этим сделать."

Страх осознать свою ошибку и неотвратимость случившегося, сковывал и отрезвлял ее. Потом она бежала прочь от обрыва, в лес, падала на мшистое покрывало и плакала навзрыд, как маленький ребенок, сотрясаясь всем телом. Она плакала от ощущения безысходности.