Запевала

В небольшом, уютном кафе в Сокольниках, где обедал доктор Рощин, было шумно и весело. Молодёжь, сдвинув вместе накрытые закусками столы, отмечала окончание летней сессии. Шутки, звонкий юношеский смех слышались поминутно. В довершение всего кто-то из студентов, дурачась, запел зычным голосом:
-За Деканат, за Родину, за Веру… Мы грянем дружное: Ура-ура-ура…
Хор нестройных голосов за столом тут же весело подхватил последнюю фразу.
Вадим Владимирович улыбнулся… Вспомнилась История, связанная с этой песней…
1985 год… Июль, жара… Рязанская область… Окраина провинциального городка, где только что окончивший 5-й курс Медицинского института Вадим Рощин проходил месячные военные сборы вместе с остальной мужской половиной курса.
Для молодых людей, по большей части в армии не служивших, это было настоящее испытание на прочность. Курсанты жили в старых, дырявых, продуваемых ветром палатках. По 10 человек в каждой… Спали на нарах, которые армейское начальство всё же удосужилось застелить брезентом. Одеяла были тонкие, старые и рваные, прожжённые сигаретами многих поколений таких же бедолаг. Потому все спали, в гимнастёрках и штанах, не раздевались. Порой укрываясь от ветра и холода плащ-палатками. Кормёжка была, вообще, что-то несусветное. На отделение из 10 человек в завтрак полагалась кастрюля перловой каши. Из расчёта — миска каши и кусок серого хлеба грубого помола каждому. Чай в алюминиевых чайниках с инвентарными номерами нельзя было назвать чаем в привычном понимании этого слова — слегка подслащённые помои. Правда, справедливости ради надо сказать, что по воскресеньям к традиционному завтраку прилагалось вкрутую сваренное яйцо и кусочек сливочного масла, размером с 1/2 спичечного коробка. Воскресений ждали, как манны небесной… На обед — жидкий суп с запахом рыбы (из консервов) и одним её кусочком на человека. На второе — макароны грязно-серого цвета, в чёрных точках, огромные, напоминающие дохлых мышей, слипшиеся между собой. Причём слипшиеся настолько, что их приходилось резать ножом на куски, как хлеб. К макаронам на каждого курсанта выдавался маленький кусочек мяса, размером чуть больше ногтя. На третье — слабо подслащённый компот, в котором иногда, как обломки кораблекрушения, плавали кусочки сушёного яблока. На ужин — те же макароны, только без мяса. Хлеба, однако, армейцы не жалели — ешь сколько хочешь. Точнее, сколько успеешь… Хоть серый, хоть чёрный, но только в солдатской столовой. На вынос — ни-ни… Командирам взводов и рот из числа самих же курсантов, ранее до Института уже отдавших долг Родине службой в армии и имеющих воинские звания сержантов, было строжайше приказано осматривать каждого выходящего из столовой на предмет кражи хлеба. Некоторых обыскивали прямо на улице, прилюдно. Особенно старался отличиться и любым способом выслужиться перед начальством сержант роты, где служил Вадим Рощин, по фамилии Мартыненко. Мало того, что он ощупывал подчиненных сквозь гимнастёрки и штаны, отнимая спрятанное, ему также не было равных и в муштре курсантов на плацу. Строевая подготовка, особенно перед принятием Присяги, по мнению армейского начальства, дело — архиважное. Мартыненко гонял «своих», и в хвост и в гриву, заставляя как можно более картинно чеканить шаг. Репетиции парада перед начальством были для курсантов сущим адом. Тем более, учитывая, что большинство из них в армии не служили и портянки наматывать не умели. По этой причине ноги у ребят были сбиты в кровавые мозоли. Однако от строевой их никто не освобождал. Хромая, морщась от боли, они ходили строем на плацу по 2-3 часа в день. Остальное время работали на администрацию воинской части почище рабов — сгружали и таскали брёвна с вагонеток, строили вертолётную площадку, пропалывали траву вокруг артиллерийских складов.
Нет, конечно, были в курсантской жизни и светлые полосы. Когда пару раз водили строем в армейский клуб на просмотр западных фильмов. Или устраивали стрельбы… Иногда «развлекая» будущих офицеров бегом на дистанцию 3 км по пересечённой местности в ОЗК с полной выкладкой. От чего у некоторых ребят из носа шла кровь…
А «Мартын», как прозвали его однокурсники, продолжал муштру. И ладно бы ему светило присвоение очередного воинского звания? Еще как-то можно понять… Так ведь нет… Просто выслуживался перед начальством мерзавец. За лишний выход по увольнительной в город. За покровительство капитана — командира роты, всякий раз одобрительно похлопывающего по плечу своего опричника при виде его метода «воспитания» ребят. Так, наверное, в годы войны выслуживались перед фашистами охранники концлагерей из числа предателей Родины.
Вдобавок, даже после отбоя Мартын не давал спокойной жизни своим подопечным. Почти каждый вечер устраивая шмоны в палатках на предмет обнаружения украденного хлеба, алкоголя и прочих вещей, запрещённых регламентном воинской части.
Курсанты ненавидели Мартына, но открыто выступать против него боялись. А тот наглел всё больше и больше. Требуя, чтобы каждый раз во время репетиций на плацу взвод бодро пел патриотические песни. Особенно нравилось сержанту исполнение курсантами песни «День Победы».
А уж когда по части поползли слухи, что в день принятия Присяги в артиллерийскую бригаду прибудет командование Военного Округа, Мартын ещё более озверел.
-А ну, дебилы, маршируйте как следует… Шаг чеканьте… Что вы ходите, как безмозглые бараны? Шире шаг… Ногу твёрже… Рота, песню запевай!!!
-День Победы… Как он был от нас далёк…
Как в костре потухшем таял уголёк…
Были вёрсты, обгорелые в пыли,
Этот День мы приближали, как могли…
И однажды свершилось… День действительно приблизили, как могли… То, что завтра — в день Присяги в часть прибудет кортеж Генералов со своей свитой, Рощин понял, когда его с товарищем направили на работу в штаб. Точнее, к зданию штаба… Красить белой краской заборчики из кирпичей и зелёной краской — пожухлую траву. До сей поры Вадим считал подобные рассказы бывалых вояк не иначе, как шуткой. Но теперь лично убедился в обратном…
На другой день состоялась Присяга…
Повзводно курсанты в начищенном с вечера обмундировании выстроились на плацу перед трибуной с высоким Начальством, с высоты подиума созерцавшего организованное мероприятие.
-Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооружённых Сил, принимаю Присягу и торжественно клянусь: быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников…
Неслось со всех сторон…
Так под палящим июльским солнцем пролетели 2 часа. Наконец, была дана команда всем пяти ротам курсантов мединститута поочерёдно пройтись парадным строем перед трибуной с гостями. Первая рота, где служил Рощин, построившись, открывала Парад. Мартын, как охотничья собака, дождавшаяся команды Хозяина, тотчас отдал приказ:
-Рота, шагом марш!!! Песню запевай!!!
И вот тут вся злость, скопившаяся у Рощина за две недели муштры и издевательств, вылилась в довольно оригинальную форму протеста. Громким, зычным голосом он запел:
-Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам,
Их селы и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам…
С дружиной своей в Цареградской броне
Князь по полю едет на верном коне…
И, внимая сильному голосу запевалы, рота мгновенно подхватила:
-Так громче музыка играй победу,
Мы победили и враг бежит, бежит, бежит,
Так за Царя, за Родину, за Веру
Мы грянем грозное ура! ура! ура!
Так за Царя, за Родину, за Веру
Мы грянем грозное ура! ура! ура!
Сказать, что эффект от исполнения песни в тот момент был равносилен взрыву атомной бомбу, будет, наверное, самым точным определением. На 20-30 секунд на высокой трибуне воцарилось мёртвое молчание, тут же сменившееся гневным царственным криком:
-Замолчать… немедленно!!! Прекратить песню!!! Кто командир роты? Быстро ко мне сюда…
На полусогнутых, трясущихся ногах Мартын подбежал к трибуне…
-Звание? Фамилия?
-Сержант Мартыненко… 1-я рота…
-Вы не умеете командовать людьми, сержант… Вы больше не командир… Вы разжалованы… в рядовые…
А рота всё шла маршем по плацу… И назло всему высокому начальству под ярко-голубым небом Рязани громко продолжала звучать песня:
-Скажи мне, кудесник, любимец Богов,
Что сбудется в жизни со мною,
И скоро ль на радость соседей—врагов
Могильной засыплюсь землёю…
Так громче музыка играй победу,
Мы победили и враг бежит, бежит, бежит,
Так за Царя, за Родину, за Веру
Мы грянем грозное ура! ура! ура!
Так за Царя, за Родину, за Веру
Мы грянем грозное ура! ура! ура!
Потом, конечно, был разбор «полётов»… Высокое начальство изо всех сил пыталось докопаться до истины — кто из числа курсантов 1-й роты первым запел песню? Ту, которая стала когда-то Белогвардейским патриотическим Гимном в годы Гражданской войны в России в 1918-1921 гг. Тем не менее, никто из списочного состава курсантов не выдал Рощина. Мартыненко же на несколько суток отправили на гауптвахту «за нарушение воинской дисциплины и неумение командовать личным составом вверенного ему воинского подразделения». Так значилось в выписке из Приказа по военным сборам курсантов Мединститута, вывешенной на Доске объявлений артиллерийской бригады.
А спустя несколько дней, выйдя на свободу, Мартын подошёл к Рощину.
Теперь, разжалованный в рядовые, у него напрочь отсутствовал командирский лоск и такой же тон в разговоре.
-Вадим, зачем ты подставил меня? Выставил дураком перед начальством? Я знаю, это был ты… Ты же — ротный запевала… Не отпирайся — кроме тебя, некому… Я твой голос из тысячи узнаю…
Но Рощин не стал оправдываться перед тем, кто ещё совсем недавно измывался над своими же товарищами по курсу. И, вообще, разговаривать не стал… Также как не подал руки… Впрочем, так поступили все курсанты военных сборов.
Улыбнувшись ещё раз своим мыслям, Вадим Владимирович, вышел из кафе, где так неожиданно ему вспомнился давнишний эпизод из его Жизни. И, главное, он тогда и сейчас ничуть не сожалел о том, что однажды поступил именно так. Запевала…