Тропа через Тухман

   К Аккемскому озеру наша группа шла через перевал Тухман. Организовал путешествие Юрий. Это крепкий мужчина среднего роста, всегда улыбавшийся в разговоре. По долгу службы он как пожарный всю жизнь боролся с огнем, однако его давним увлечением стали сплавы по рекам Алтая. Судя по его рассказам, это были достаточно рисковые треки. Иногда Юрий брал с собой Андрея. Оба они – мои ровесники, а еще с нами шли четверо молодых: парни – хирурги из краевого кардиоцентра и жена одного из них. Молодежь и Андрей, как правило, двигались намного быстрее, а мы с Юрой шли размеренно, берегли плечи и ноги.
   На четвертую ночевку остановились на реке Текелю. Красивое место. Быстрая горная река неистово стремилась вниз. Ее прозрачная вода, вспениваясь на камнях, летела по ущелью в объятья мутного Аккема. Словно живые струи ее, резвясь, подскакивали на камнях. Они цеплялись друг за друга и, скрестившись, снова возвращались в поток. И от этого казалось, что вода кипит белым ключом, который будто скользит по каменному дну, торя себе путь. А в километре от стоянки, выше по течению, река срывалась с отвесной скалы, белым от пены пятидесятиметровым потоком. Вода с шумом падала вниз и живым ажуром двигалась меж скальных берегов. Издалека водопад казался узкой лентой, которая тянулась сверху между отвесных скал.
   Ночь была теплой, а спозаранку по палатке мелкими каплями застучал дождь, словно сотни маленьких зверьков цеплялись коготками за тонкий капрон. Река монотонно шумела внизу, да рядом, в метрах трех, ей вторил небольшой ручей. После завтрака мы двинулись в путь. Тропа вывела к мосткам через реку. Это была пара жердей, перекинутых с берега на берег. Переходили по очереди, не спеша. Тяжелый рюкзак за плечами, казалось, замер и прилип к спине. Надо было двигаться маленькими шажками. Под ногами мостки слегка прогибались. Дерево пружинило, но держало человека,
   Другой берег – это северный склон, покрытый мхом. Тропа мягкая как необыкновенно пушистый ковер. В низких местах хлюпала под ногами вода. Лес густой, с кустарником. Изо мха то и дело торчали сыроежки или маслята. Брусника и черника тянулись своими ягодками, приветствуя каждого путника. С кустов свисала жимолость. Она в горах горькая, но к этой горчинке привыкаешь. Схватишь, бывало, пару-другую на ходу, обдаст рот терпкостью: «Ах, как горька ягодка!»
   Впереди был только долгий подъем по крутой тропе. Шли размеренно. Постояв немного, чтобы дух перевести, мы снова поднимались вверх. Жарко под рюкзаком. Солнце спряталось, небо посерело. На противоположном склоне, за рекой, стали собираться клочки тумана, а это всегда к дождю. Маленькие тучки садились на макушки деревьев и росли. И вот уже деревья скрылись за ними, а затем и вся гора стояла как в шапке. Утонула она в белом тумане, словно облако опустилось с неба, решив немного передохнуть.
   Лес стал совсем редкий. Вот уже в просветах показалась макушка горы. Одиночные деревья, низкорослые, с витыми стволами делали ландшафт грустным и даже тоскливым. Вскоре и они остались позади. Тропа потянулась через «карлушку» – так туристы обозвали карликовую березу, которая сплошными зарослями сменила хвойный лес. Внизу она по пояс, выше – по колено, а совсем высоко – во мху спряталась, только короткие веточки выпуская на свет. А на них листочки с ноготок да крохотные сережки. Вкусен чай из молодой ее зелени. Нередко, возвышаясь над березовой «рощицей», горделиво стояли подберезовики. За кустарниками началась сухая степь, а выше пошла тундра, где росли только мхи да лишайники. На самой макушке горы на фоне неба, затянутого сплошной серой пеленой, причудливыми фигурами теснились скальники. Когда вышли на открытое место, подул холодный ветер.
– Надо бы ветровки одеть! – сказала я Юре.
– Давай остановимся. Снимай рюкзак, – отвечал он.
   Надев куртки, мы отдыхали, пили воду и слегка перекусили, забросив в рот по паре орешков да по «ягодке» кураги. Фотографировать нечего, хотя в ясную погоду, скорее всего, виды здесь такие, о каких можно только мечтать.
  Юра теперь шел в шортах, как и я, хотя поначалу подшучивал над моими незащищенными коленками. Кусты, когда идешь по лесу, хлещут по ногам, царапают, словно кошки когтями. А я люблю в походе минимум одежды, хотя это и неправильно. Во-первых, загар ложится только на открытые места тела. Потом смешно: ноги как в чулках, а руки – в длинных перчатках. А еще змеи. Тут штанишки-то нужнее будут. Но нет! Жарко. Царапины заживут, загар смоется, а змеи? Зачем думать о плохом. Хотя парочка гадин два дня назад уже встретилась. Одна заспанная гадючка лениво сползла с тропы только после третьего кинутого в нее камешка, да меланхоличный щитомордник, заслышав меня раньше, чем я его заметила, неспешно удалился вверх по траве, размашисто укладывая тело плотными петлями.
   Дошли до скальников. Начался дождь. Мелкий, нудно-осенний. Надо одеваться. Сбросили рюкзаки. Холодно. Пальцы на руках сразу заледенели и перестали слушаться. Шел холодный фронт, хоть и дуло с юга. Южный ветер, переохладившись над ледниками Катунского хребта, нес дождь со снегом в долину Аккема. А еще выше, скорее всего, началась метель. Там опять наступила настоящая зима.
– Давай переждем, тент натянем, – предложил Юра.
– Давай, – согласилась я, хотя эта идея мне совсем не понравилась.
   Если погода сменилась, то это может затянуться на пару-тройку дней, а то и больше. Но мой спутник – человек опытный. Как я могла спорить с мужчиной, за которым шла уже несколько дней?
   Юра достал тент. Покрасневшими от холода руками с негнущимися пальцами долго пришпиливал его к земле. Веревки путались, ползли, словно змейки. Еще немного, и «домик» был готов. От дождя, можно сказать, укрылись, но холодный ветер сквозил отовсюду. Он врывался в распахнутый вход «шатра», рвал его ткань, холодными струями скользил под прижатые книзу края.
   Дождь бил по палатке, и она махала широкими синими крыльями, словно птица, готовая взлететь. Залежалась, видно, в рюкзаке, и вот теперь, выпорхнув наружу, радовалась, пыталась оторваться от земли, но крепко пришпилена, придавлены ее стропы тяжелыми камнями. Рванулась в очередной раз – и летят вверх скатившиеся только что струйки воды. И не птица уже, а пес, отряхивающийся после купания.
   К одной стенке бросили рюкзаки. Легли на спину – теплее стало, но озноб еще бил тело, заледеневшие ладони – под мышки. Все равно холодно. Юра достал кусок полиэтиленовой пленки, и мы как пледом накрылись, подтыкая ее края под себя.
– Маловат, однако! – сетовал Юра, – Давай закроемся с лицом.
– Теплее стало. Теперь мы как в аквариуме!
   Юра достал из нагрудного кармана куртки галеты.
– Давай погрызем.
– Вкусно-то как! Словно в детстве.
– А то!
– Помню, мы с младшей сестрой ходили за хлебом. Придем, бывало, пораньше, займем очередь, а уж полдеревни собралось у магазина. Все ждут, когда с хлебозавода приедет машина с горячими булками, когда хлеб на огромных лотках занесут в магазин. А запах! Запах чудный на всю округу. И вот, когда нам, наконец-то, доставалось по булке горячего хлеба, то мы шли до дому и грызли корочки, словно мышки. Вначале с одного торца булки, потом с другого. И оставались они почти без краешков. К счастью, нас за это никогда не ругали.
– Я тоже корочки с детства люблю, – задумчиво сказал Юра.
   Мы, два взрослых человека, лежали на вершине сопки в полиэтиленовом домике, и не было вкуснее этих галет с ароматом детства. Но и они закончились, как бы долго мы не тянули удовольствие. Мы жались друг ко другу от холода, пока окончательно не согрелись. Однако когда спины затекали от долгой неподвижности, приходилось дружно поворачиваться на бок и снова подтыкать полиэтилен, иначе холод проникал под прозрачный кров. Я прижималась к юриной спине. А дождь не смолкал, как и ветер, несущий эту непогодь.
– Это, наверное, надолго. Надо идти.
– Нет, еще подождем, скоро должно закончиться, – убеждал Юра.
– Давай рассказывать какие-нибудь теплые истории, – предложила я.
– Какие-такие теплые? – засмеялся он.
– Ты на море был?
– Был.
– Море. Тепло, – вспоминала я, – мне в Ялте удалось однажды прожить с середины июля до середины августа.
– Я тоже несколько раз был на Черном море, – вздохнул Юра.
– А потом я отдыхала в Гаграх. Представляешь, неделю там в полудреме грелась на галечном пляже в надежде искупаться в штормовом море.
– А зачем тебе шторм? Экстремалка?
– Это не объяснить. Однажды в Ялте купалась шестибалльный шторм. Как было на самом деле, я не знаю. Так объявили на пляже, и пароходы не ходили. Волны метровые, а ты то на гребне, то между ними. Дух захватывало. Потом главным делом было, выйти на берег. Не пускало море, игралось. А в Гаграх шторм был только на девятый день. Представляешь, думала и уеду без экстрима. В тот день на пляже почти никого не было, а когда я купаться пошла, то публика начинала подтягиваться. Может, только зрители, а может, некто, готовый спасти меня из пучины Черного моря!
– Жаль, меня там не было. Я бы тебя точно пошел спасать, – засмеялся Юра.
– А потом было Средиземное море в Ницце и Монте-Карло. Оно там синее-синее, а на горизонте убегающая голубизна сливается с белесым краем неба. И дорожка от отраженного в море солнца тянется светлой полосой. Толи солнце сквозь тучи опускает свой сияющий плат в море, и он искрится, высвечивая дорожку к берегу, толи белая пена прибоя собирается в сверкающую полосу. Она бежит к горизонту и поднимается вверх, а потом исчезает, растворяясь в сером мареве, висящем над водой. Море бьется о берег, шуршит камнями, словно играет в шахматы, перемещая сотни фигур одновременно.
– Красиво рассказываешь. А у меня другие морские картинки: друзья, кабачки с вином, – Юра вздыхает. – А какое там вино!
И он взялся расхваливать вкус вина, выпитого там, где растет виноград, собирая со склонов яркое долгое южное лето. И я почувствовала запах Изабеллы – темного винного винограда с душистыми ягодами. Его лианы росли в одном из двориков в Гаграх. Гроздья свисали вниз со шпалер, их запахом был пропитан весь воздух. Тонкий, чарующий, слегка пьянящий... А ветер хлестал по палатке, и дождь не смолкал.
– Может, пойдем, – говорю, – Это ведь надолго может затянуться.
– Пойдем! – согласился Юра.
– Пообнимались, и дальше. Кому расскажи, не поверит. Два часа к чужому мужчине прижималась как к своему, – пошутила я.
   Юра рассмеялся. Под дождем собирали «лагерь». Моя капроновая курка, просохшая слегка на теле, опять стала влажной. Можно было завернуться в полиэтилен, но это ненадолго. Сорвет, истерзает его в клочья ветер. Юра закутал меня в синюю ткань палатки, закрепил стропы, завязывая узлы. И мы пошли.
   Тропа сразу начала срываться резко вниз, и ноги заскользили по раскисшей почве. Вода захлюпала в ботинках, а рюкзак нестерпимо тянул плечи. Юра шел впереди. Иногда я видела его ноги. «Шлеп-шлеп» – двигались его берцы, «дзин-дзин» – стучали по камням его трекинговые палки. С опущенного козырька моей красной кепки лилась вода: «Водопад прямо». После долгого спуска дорога начала выполаживаться. Дождь закончился, а ветер продолжал рвать одежду, отчего она начала быстро сохнуть. Стропы совсем размотались, веревки повисли и ползли за мной следом. Синий тент пытался спрыгнуть с моих плеч.
– Все! Снимай! Дождя нет, – крикнула я Юре, идущему впереди меня.
Юра помог освободиться от моего облачения.
– Вяжи к моему рюкзаку, – сказал Юра.
– Нет, я не смогу! Руки совсем замерзли, не слушаются. Давай ты к моему.
   Он приторочил тент к моему рюкзаку, и мы снова пошли. Тропа лениво ползла то вверх, то вниз, делая то небольшой подъем, то такой же спуск. Место казалось холмистым, хотя это было не так. На высоте около 2,5 тыс. метров над уровнем моря это не реальные холмы, а какой-то «кучерявый» склон горы, с которой мы спускались уже несколько часов.
   Мы долго еще шли, делая изредка передышки. Нам встречались то каменистые «полянки», то болотца, то заросли «карлушки». Она цеплялась сухими ветками за одежду. Листочки березы здесь уже начали краснеть – скоро начнется осень. Там внизу лето тянется дольше, а на высоте весна приходит в конце июня и осень – в начале августа.
   Вдали показался лес. «Еще немного спустимся, – думала я. – А там, в лиственничнике, нет ветра. За лесом течет река Ярлу. Там где-то рядом будет наш лагерь. Ребята, наверное, поставили палатки, костер разожгли. Дров-то там полно, только мокрое все…». А ноги шлепали по грязи и лужам. Холодно.
   В лиственничнике было влажно. Ветер срывал капли с крон деревьев, и они дождем сыпались вниз. Тропа резко бросилась вниз. Послышался шум Ярлу, показалась его широкая серая долина с сильно врезанным руслом реки с мутной оливково-зеленой водой. Мы перебрались через поток по мокрым камням. Вода в реке от дождя стала еще чумазее, словно жидкая серая глина бодро неслась на запад.
– А-а-а-а-а! – кричали нам с другого высокого берега.
– Наши ребята!
– Пришли, – сказал Юра.
   «Придем на место, – мечтала я, поднимаясь по тропе, – достану из рюкзака мой маленький домик, поставлю его, а потом запалю горелочку, сделаю себе горячий чай. Будет в моей палаточке тепло и уютно. Надену сухое, и до утра буду греться». Так оно и случилось, а позже, окончательно согревшись, я думала про завтрашний день. Юра планировал пойти на озеро Духов. «Там вода голубая, прозрачная, фиолетовые примулы вокруг букетами,» – вспоминала я, и словно растворясь в их легком запахе, заснула до утра.
                2016