***

ПОЙНТЕР НЕ ГОНЧАЯ...

В один из дождливых, сумеречных дней середины ноября 1979 года бродили мы с Мартом по опушкам до боли знакомого леса, в окрестностях деревни,где жил Оратор. Дядя Коля как всегда гостеприимно встретил меня,поселив в маленькой летней пристройке, где стоял электрический обогреватель, состоявший из козел, на которых лежала асбестовая труба с намотанной на неё проволочной спиралью.
В углу стояла кровать, а посередине комнаты был расположен небольшой столик с парой стульев.

Утром Николай Иванович сказал мне, что зря я приехал на открытие по зайцам с пойнтером, поскольку тот не гончая. Сам же он в компании деревенских охотников, в сопровождении трёх гончих собак,поехал на грузовике куда-то в сторону реки Медведица. Я же решил закрыть сезон по птице. Зарядив своего ИЖа патронами с восьмёркой,двинулся вдоль знакомых опушек. Март широко обыскивал полностью облетевший лес, где его было далеко видно. Я же потихоньку шёл вдоль опушки леса, любовался увядающей мокрой листвой и следил за ходящей широкими кругами собакой.

Вот и стойка на краю поляны. Нос моего пойнтера обращён к густым ивовым кустам, растущим вокруг небольшого лесного озерка. Подбегаю к собаке, занимаю удобную позицию и тихонько говорю-вперёд! Март бросается под куст и из-под него выскакивает уже цвёлый русак. Бежит по открытому месту не далее, как в пятнадцати метрах от меня. Руки автоматически поднимают ружьё, планка ловит уши угонного зверька, а палец привычно жмёт на спуск.

Вешаю косого на дерево вдоль дороги. Руки трясутся от охватившего азарта.Март лезет ко мне целоваться. Сажусь на мокрый пенёк,приставляю ружьё к осине,глажу мокрую голову собаки. Постепенно успокаиваюсь, перезаряжаю правый ствол и мы движемся дальше.В густых зарослях облетевшего молодого клёна новая стойка. На этот раз вальдшнеп. Спокойно отпускаю долгоносика метров на тридцать и жму спуск. Птица камнем падает на опавшую листву. Укладываю свой новый трофей в ягдташ, перезаряжаю ружьё и снова движемся вдоль опушки. Мартышка обыскивает все близлежащие поляны, старательно описывая вокруг меня большие круги.

После небольшого перекуса мы углубляемся в лес, срезая путь и приближаясь к Медведице. Так постепенно мы приходим в другой лес, где молодые сосенки растут рядами на песчаной почве. Вижу шампиньон, аккуратно срезаю его, за ним ещё и ещё. Увлёкшись, набрал полный ягдташ грибов. Поднимаю голову и вижу своего кобеля на стойке в опушке небольшого осинового колка, примыкающего к сосновому подросту. Снимаю ружьё с плеча, толкаю пальцем предохранитель и обхожу собаку сбоку. Март, оглянувшись на меня, начинает тянуть в середину осинок.

Обегаю лесок с противоположной стороны и посылаю собаку. И вот уже второй косой, заложив уши, стремглав несётся мимо меня. Стреляю и заяц кувыркается среди песчаных рядков между двумя сосенками. Перезаряжаюсь, забираю у собаки апортированую добычу, приторачиваю зайца на снятый ружейный погон и поворачиваю назад, к опушке. Выхожу на дорогу и направляюсь к месту, где оставлен на дереве первый заяц. Слышу со стороны реки гон трёх собак, затем пару выстрелов и всё стихло. Подходим к опушке, вторачиваю второго косого.

Через пару километров погон довольно чувствительно оттягивает плечо. И тут новая стойка в сухих камышах высохшего лесного озерка. По посылу вижу скрывающегося в опушке русака. До него не менее тридцати метров.Всё равно стреляю, но заяц скрывается в лесу. Иду туда вслед за Мартом и вскоре вижу своего ушастого друга, несущего ко мне наш третий, такой неожиданный за прошедший день трофей. Трёх зайцев нести становится невыносимо тяжело. Вспоминаю отца, который в таких случаях говорил свою любимую фразу про жадность, сгубившую фрайера.

Почти в сумерки выхожу на убранное пшеничное поле. Снимаю тяжёлую ношу, ягдташ и усаживаюсь под берёзкой среди поля, чтобы передохнуть. И тут на меня налетают штук двадцать уток. Они не обращая на нас с собакой никакого внимания, садятся на стерню метрах в ста пятидесяти от опушки. Только я подумал, что могут опять налететь, как новые тени над нами и свист утиных крыльев. Стреляю раз за разом и Мартышка ловит на стерне трёх подранков кряквы. Решаюсь стоять ещё, но сумерки сгущаются. Уже в полной темноте утки прилетают и садятся на поле, но я ничего не вижу.

Еле переставляя ноги под грузом добычи, бреду по лесной дороге в сторону деревни. Неожиданно слышится звук мотора догоняющего меня грузовика и вскоре видны его фары. Стою, жду. Старенький ГАЗ-63 останавливается рядом со мной.-Садись, охотник, лезь в кузов-слышится знакомый голос Оратора-да смотри, чтобы собаки в кузове не подрались-добавляет он. Подъезжаем к дому.
На крыльце стоит тётя Тоня. -Ну как охотка?-спрашивает она мужа. -Да вот, грех семнадцатый, одного только косого на троих нам собачки и сгоняли-отвечает дядя Коля.

Я выгружаюсь,предварительно сбросив ремень с зайцами и ягдташ с вальдшнепами, кряквами, и грибами. Мартышка уже бежит в нашу пристройку, от его мокрой шерсти валит пар. -А у Вас с Мартышкой как?-вопрошает Оратор.
-Да вот и птичий сезон закрыли, и зверовой открыли- в тон ему отвечаю я, навьючиваю на себя добычу. -Да как же ты зайцев-то стрелял, ведь легавая-не гончая-удивлённо спрашивает меня дядя Коля. -Да как и птичек, из-под стойки на лёжке-гордо отвечаю я. -Иди ты! Вот ведь грех семнадцатый, сколько живу, а не разу о таком не слышал-почёсывая пятернёй в затылке, говорит Николай Иванович. -Мать, давай-ка груздей с волнушками, да с лягушками не забудь, а мы пойдём в баньке попаримся-обращается он к жене.

А ведь пойнтер и вправду не гончая, но я был так горд тогда перед деревенскими за своего Мартышку.
Много полей подряд потом приходилось мне успешно охотиться с пойнтерами по зайцам по чернотропу и по первому снегу, пока ещё нет морозов, но та охота врезалась в мою память надолго...