29. Liberte, Egalite, Fraternite. Священная война

  Чтобы прервать наступившее неловкое молчание, Жан-Пьер перевел взгляд на картину, висевшую над мирно потрескивающим камином:
- Очень красиво и очень грустно... Напоминает о том светлом и добром, что никогда не вернется...

- Грустно? Но отчего же?  - Мари де Карфадек была слегка   удивлена, потемневший от времени двухэтажный дом на берегу реки, изображенный на картине, не вызывал у девушки особенно грустных мыслей и ассоциаций.

- Напоминает времена детства... наш старый дом на берегу, где кружат чайки за окном... после смерти мамы весной 1789-го мы с сестрой переехали в Нант...
  Адель последний человек, что связывал меня с родным городом...а теперь нет и её...
  Нант для меня город-склеп, где живут только воспоминания, стены домов, дворы и площади, хранящие память о прошлом стоят и будут стоять века...а до людей, что так нужны уже не достучаться никак...
  Хоть кричи в небо... срывая голос... - замкнутый и всегда сдержанный Жан-Пьер удивился сам, как могла у него вырваться эта личная исповедь, настолько такая откровенность была ему не свойственна.

  Мари поймала себя на том, что против воли на глаза навернулись слёзы и подумала, как хорошо, что в полумраке комнаты, освещенной лишь камином и свечами на столе этого не видно.

   Эта невольная исповедь напомнила девушке о её о собственном прошлом и о сегодняшнем положении...
   Её мама умерла рано, отец женился на этой...красотке и стерве... редкая ведьма... метлы только ей не  хватает... Для молодой мачехи было бы идеально, если бы граф де Карфадек был бездетным вдовцом...
  Где теперь отец, единственный в мире родной человек?!  Мари не считала за родню ни холодно-отстранённую мачеху, обращавшуюся с ней как с Золушкой, ни даже сводного братца,  копию своей матери... да жив ли отец еще?!

- Кажется, я ... понимаю вас... - нежный и мягкий голос Мари прозвучал тише обычного - оказывается у нас с вами, гражданин Лафоре,  есть нечто общее... к тому же мы еще и земляки... Извините, но что же случилось  с вашей сестрой? Можете не отвечать, если мой вопрос показался вам неуместным...

- Отчего же... - помолчав минуту, вздохнул Жан-Пьер и мягко отодвинул в сторону бокал шампанского -  её убили мятежники, контрреволюционные "белые волки" Вандеи...
  Убили Адель только за то, что она сестра республиканца... сама она была весьма далека от общественной жизни и политики, домашняя и тихая... выращивала цветы... подбирала и лечила бездомных котят... милый взрослый ребенок, мечтала найти своего принца, стать верной женой и любящей матерью... - горло Жан-Пьера сжал нервный комок, он будто подавился им и на некоторое время замолчал.

- Какой ужас... простите... я не должна была спрашивать... - подняв глаза на республиканца, Мари де Карфадек с удивлением обнаружила, что холодная официальная маска, лишенная всех эмоций  исчезла, открыв живое человеческое лицо.

- Вы не могли знать... поэтому вам не за что извиняться... - низкий бархатистый голос звучал мягко и спокойно, привычные жёсткие и властные нотки словно испарились.

  Теперь Мари де Карфадек разглядывала его искоса, из-под полуопущенных ресниц с каким-то иным, новым интересом.

  На вид лет тридцать, может чуть больше. Смуглое лицо с правильными чертами лица, гладкие чёрные волосы, аккуратно собранные в густой хвост длиной до лопаток, тёмные глаза, добрые и немного грустные. Темный сюртук красиво облегал сильное стройное тело...

- И вот что еще... гражданка... - Лафоре нервно облизнул губы - вынужден предупредить, Луше не оставит вас в покое, уже не ради вас самой, но ради того, чтобы доставить массу неприятностей мне лично...

  Девушка вздрогнула и на секунды замерла с бокалом шампанского в руке:
- И что же мне делать?

  Лафоре осторожным мягким жестом накрыл ее маленькую узкую кисть своей ладонью:
- Если вы не против... я буду иногда появляться в вашем доме... как часто... будет зависеть от вашего разрешения... моё присутствие  может отпугнуть Луше, он сам под подозрением... нечист на руку и ему не нужен повышенный интерес агентов Комитета Общественной Безопасности... - девушка медленно и мягко, но все же освободила ладонь.

  Жан-Пьер не отводил взгляд от ее лица, но искорки в темных глазах немного потухли:
- Что вы скажете о моем предложении? Если... вам неприятно моё присутствие...  - скулы на побледневшем лице Лафоре обозначились резко, он оттянул от шеи пышный высокий галстук - я всё равно не отказываю вам в содействии, мои люди будут наблюдать за домом на расстоянии... Как видите, с моей стороны нет никакого шантажа, угроз или насилия...

  Но в тонком лице Мари де Карфадек что-то неуловимо немного изменилось, она слабо улыбнулась:
- Отчего же мне должно быть неприятно... Приходите...гражданин Лафоре,  когда будет нужно...когда вам будет угодно...я рада вам... Я верю... что вы можете защитить меня...

   В полумраке комнаты глаза Лафоре сверкнули, будто праздничным фейерверком, но с некоторым усилием он снова принял привычный сдержанный вид представителя власти, встал из-за стола, взял в руку шляпу с трехцветным плюмажем:
- Вы не раскаетесь в том, что доверились мне... Доброй ночи, гражданка Карфадек...