Дедушкина норка. Глава 5

 В субботу утром жизнь в норке у дедушки кипела во всю. Ведь все были дома и все были вместе. И все были очень рады, конечно же, тому что все они теперь вместе и дома.
 А когда все дома и вместе, то кажется, что можно сделать - (вместе и дома, разумеется) ну, сто-ооолько всего!..
 И дедушка с утра начал печь три разных вкусных пирога - с картошкой, с вишенкой и с мясом, а ещё - варить компот и жарить котлетки. А мама с папой барсучком ещё не проснулись, ведь после работы они ещё были уставшими. А уж если барсук устал, то он часто, при возможности, спит.

- И это хорошо, что они спят!.. - говорил своим маленьким барсучкам их дедушка барсук, расплывшись в улыбке и с удовольствием носясь по кухне то с ложками, то с тарелочками, то с кастрюлькой или сковородкой. - Пусть спят!.. Они очень устают, ваши родители! - и он, улыбаясь, принялся нарезать кабачок на разделочной доске, - Они трудятся... Они зарабатывают вам на жизнь... Вот и выматываются за неделю. Так что вы не шумите - пускай они спят!.. - и дедушка высыпал уже нарезанный кабачок в мисочку с панировкой, вдруг начиная всё яростно там перемешивать. - А мы... Мы с вами, как раз, побольше всего успеем сделать, барсучки вы мои!.. Пока мама с папой спят - мы с вами уже и завтрак состряпать успеем... И прибраться немножечко. - и у дедушки со страшным шумом вдруг зашипел на сковородке первый кусочек запанированного кабачка, который дедушка туда положил. - Тшш-шшш!.. - в ответ зашипел на него и дедушка. Ведь этот кабачок, ну кажется, совсем не собирался хранить сон ещё не проснувшихся барсуков родителей. - Ну, что ж так гром-ко!.. - сам на себя посетовал дедушка барсук. - Я, знаете, дорогие мои, всегда испытываю необычайное воодушевление, когда кто-нибудь рядом ещё спит, а ты уже тут весь проснулся, и что-нибудь, да уже и делаешь!.. Ведь, знаете... Ведь, мне кажется, я слишком уж ответственный в плане времени, мне отведенного, барсук, дорогие мои... Ну, как сказать?.. Вернее - чувствительный к этому вопросу. Мне всё время почти, с детства кажется, что я своё время использую не на полную... Не по максимуму!.. И очень часто - это так. Ведь за одну минуту, знаете ли, можно было бы в мире сделать столько всего полезного!.. А иногда - вот, проведешь её... И не одну - а три, пять, десять и совершенно ничего!.. Провёл - и вроде как, что ничего в ней так вовсе и не было! Прошёл и час, и день - а всё как-то впустую... Как-то не так всё, как должно было. Мне это с детства так часто казалось... И я так переживал, что время прошло, а я так ничего в нём толкового и не сделал... А ведь в прошедшее время уже не вернуться. И там ничего не поправить... Оно как уже испеченный пирожок! Захочешь его перелепить - и уже не получится! И вот, вроде бы, тогда когда ты понимаешь, что с этого-то момента и вот до этого-то идёт время твоей жизни... И лучше бы его как-то потратить так... С пользой. И чтоб не просто так... И вот... И вот, когда ты осознаёшь, понимаете ли, что идёт время - тогда ты очень уж даже и распереживаешь. И кажется тебе, что вот уже пришел к тебе момент окончания времени - ну, вечер например... И нужно идти, допустим, ко сну, а всё, тебе кажется, недостаточно!.. Мало! И... как бы я много тогда не сделал, до этого момента, а всё мне кажется - что сделал-то я недостаточно... Уж сильно недостаточно. А вот тогда, когда, вроде бы, ты сам поставишь себе время на стоп - ну, скажешь: вот, что я до этого-то времени сделаю - всё это, вроде бы, как за расход-то времени и не считается. Я мог бы так проспать до десяти - как те, кто спят сегодня рядом... А то - ещё и до одиннадцати... А вот - я встал сегодня в семь и все, что я сегодня до одиннадцати делаю, как будто бы время ещё и не идёт. А вот - как проснётся за мной ещё кто-нибудь, так вот тогда, можно сказать - день уже и начался... А так - вроде как ты уже уйму всего сделал, а время ещё как бы и не растратил совсем. Оно ещё и не расходовалось... - и дедушка стал переворачивать уже подрумянившиеся кусочки кабачка на сковородке, и запах вырвался из-под них совершенно потрясающий. - Ведь со временем, ребятки мои, много чего, вот такого вот интересного происходит... Оно ведь не только идёт... И ровно - минута за минутой. Оно не только идёт вдоль, но ещё и идёт вширь! А то есть каждая минута идёт не только вперёд - в течении шестидесяти секунд, которые одна за другой протекают - а ещё и, ребята, как мне кажется - идёт вширь, во все стороны и занимает собой то пространство, что мы с вами в эту минуту вокруг себя видели...

 И тут Вужа вдруг вспомнил о том, как всего несколько дней назад, они все друг с другом и с дедушкой говорили. И это было ещё аж в четверг, когда все барсучки ещё не умели видеть, но зато уже умели говорить. И вот, они лежали у себя в кроватке так же утром... И не смотрели, потому что не умели... Но и не говорили, хотя уже умели, но слова им вставить совсем тогда было некуда. Ведь мама и папа очень спешили уйти на работу и много, много чего говорили, и дедушка тоже иногда говорил, помогая им собраться - он например подсказывал папе барсуку, где же в их норке находится та или иная папина вещь. Ведь папа барсук часто что-нибудь у них в норке терял.

- Да, уж... - вздохнул дедушка, - Ваши родители, наверное, считают меня ворчливым, старым... ста-ри-ком...

- Нет!.. - тут же вставила Жуня. А иначе ведь и быть не могло.

- Я пер-ррвый хо-тел сказать!.. - обиделся Жужа.

- Ты, совсем не старый ста-рик... - добавил аккуратненько Вужа. - Ты о-чень... даже... не ста-рый старик!..

- Спасибо, Вужа. Спасибо, конечно - я бы охотно поверил тебе, если бы только не знал, что ты ещё не видишь ничего...

- Но ты сов-сем не ста-рый, дедушка!.. - поддержала брата Жуня, - Те-бе все-го два ме-ся-ца!..

- Это как это?.. - надвинул очки на глаза дедушка барсук очень даже удивленно.

- Ну, ты же вот уже два месяца с нами живёшь в норке, - со знанием дела заявила Жуня, - и значит тебе два месяца.

- Ага. - сказал дедушка барсук, - Ясно. Ну значит - я ещё молод и свеж и наивен... Ага. Ну это бы хорошо бы, конечно, Жуня, но неужели ты вправду думаешь, что я всего лишь настолько же старый, насколько и ты?.. По твоему я прожил с тобой одинаково времени?.. Но нет, к сожалению.

- И сколько же ты точно прожил, дедушка?.. - улыбнулась Жуня любопытно.

- Сколько?.. Вот это - сложный вопрос... О-чень сложный. По сути, если считать сколько я прожил - но так, чтобы по настоящему прожил, по правде, а не так... впустую и безрассудно... Так это, наверное, и совсем-то немного минут получается. Не-мно-го... Но зато - каких!.. Ведь в жизни, знаете, есть разные минуты: одни - они полные, как баночка, в которой варенья до краёв, а другие... Другие - как баночка выеденная до дна. Есть ещё даже такие, как и расколотые баночки... Треснувшие где-нибудь, или с отколовшимся кусочком... Но э-ти... Эти, вообще обычно стараешься даже и не помнить. Потому что если вспомнишь - порежешься об острый край и будет тебе опять больно. Да, да - ведь память, она, дорогие мои, совсем как полочка на которой минуты расставлены, которые ты прожил. Только не все они, обычно, там помещаются. Далеко не все... Но полочка она - умная, избирательная. Она хранит там для вас то, что нужно. Вернее - вы сами в ней то, что понужнее вам будет, храните. Вот, например - наполненные баночки... хотя бы до трети - но в которых уже что-то есть, она будет хранить, и хранить бережно. Чтобы, когда вы проголодаетесь, например, вам достаточно было бы только лишь протянуть лапку и взять ту баночку, где припасено немножко вишневого или абрикосового...

- А лучше - клуб-нич-но-го!.. - мечтательно облизнулась Жуня.

- Ну, да... Или клубничного... или малинового даже - смотря какая это баночка. А если вы, например, поранили лапку - так вы бы только потянулись к своей полочке и сразу бы достали оттуда какой-нибудь такой горшочек или склянку, в которой у вас есть лечебная мазь от порезов... Вот, да и всё. Та-кая она - память!..

- Так разве же памятью можно наесться? - немножечко возмутился Жужа, - Или вылечиться?.. Ведь... же... она... Она не съедобная - память?..

- Она?.. Да... Да. - задумался дедушка. - Но только и голод, порою бывает чуть разный, Жужа. Бывает такой - когда хочется и совсем не еды... А чего-нибудь другого совсем... Да и боль... Болеть ты можешь совсем не так, чтобы это было заметно на рентгене или у врача при обследовании. Порой - иначе. Ведь в памяти находятся запасы, которые нужны не для желудка и для тела. А для души. Сердца. А этим двум тоже есть что-то надо. И здоровыми быть - тоже.
 Ведь она для того и нужна, память - чтобы тогда, когда нужно, барсуку из неё да и взять что-нибудь полезное. Она - как запас. Запас всего важного на чёрный день. И он всегда под рукой. А вот пустые баночки - пустые минуты, которые ты прошёл и ничем не наполнил, или ещё и забрал у них какое-то содержание, что в них и могло быть - так те они, которых ты за жизнь наделал так много, что даже и сосчитать будет сложно - они вот, в большинстве своем, на полочке той и не хранятся... Даже и не потому, что бы на ней нет места, но потому, что их так много будет, и так они захламлять её будут, что ты, если что, и нужные-то найти среди них не сможешь. Они все хранятся, конечно - но где-нибудь... В каком-нибудь дальнем чулане, или шкафчике с закрывающимися дверцами, где можно достать, если что... Но... Хотя и не ко всем проберешься... Ну и не совсем-то ты иногда отличишь их друг от друга... Одну от другой - ведь все они пустые, а по пустой баночке разве поймешь - что там было?.. Разве вспомнишь - когда она была, почему и откуда? Вот если ты видишь у себя банку со сливовым вареньем, так ты сразу и вспоминаешь, как ты ходил на птичий рынок и покупал там у одной утки два с половиной кило садовых слив... И как она обвесила тебя на двести с лишним граммов... Ну, да ладно... И как ты варил это варенье, пока слушал по радио футбол, и как, когда закручивал, к тебе как раз подбежал маленький сынок, ведь ему именно в эту минуту понадобилось продемонстрировать тебе свою новую модель бумажного планера... Да, всё это вспоминается. А когда видишь пустую баночку - то как поймешь? Вот, если ещё, разве остались на ней какие-то следы хоть от вареньица - тогда, да. И потому они и хранятся у нас кучей и за закрытыми дверцами - хочешь: открывай и копайся, и пытайся вспомнить. Но больше только своей собственной энергии потратишь. Но вот в первую очередь - ты должен суметь взять без труда именно те, что представляют собой особую ценность: полные. Хотя бы и не до конца, а только на треть или наполовину. Ведь, мне бы... Мне бы так даже показалось, что всё, всё, всё можно запомнить в жизни барсуку. Но не запоминает он не от того, что не может, а лишь только потому, что не всё-то и нужно. А что-то - даже опасно. Вот, какую-то минуту, в которую было особенно плохо, или больно или страшно - он постарается отбросить куда подальше от тех полочек и шкафчиков, на которых стоят нужные вещи, и которыми он, соответственно, чаще будет пользоваться,  и на которых он может наткнуться на те надтреснутые, сколотые баночки и случайно поранить лапку даже тогда, когда просто захочет поесть. Так, кажется мне, работает наша память... А если бы мы смогли все минуты сделать совсем нужными и наполненными и стоящими - так то возможно, что все бы они и хранились у нас всегда на виду, на открытой полочке, а не в шкафу за дверцами... Вот так мне кажется.

- Так ты сам не знаешь, да, сколько прожил?.. - вернулась Жуня к изначальному вопросу.

- Я?.. Да... Собственно, получается и не знаю... - ответил дедушка, - Вот если бы мне с самого начала так как-то прожить всё своё время, чтоб понимать, хотя бы - где я впустую время трачу, а где я его, ребята, по настоящему живу - так мне бы теперь было легче ответить... А если теперь пошарить дедушке вашему лапкой по собственной полочке с ценными воспоминаниями, так сразу-то много чего находится, но... Но если сравнить это "много" со всем тем количеством жизни, что жил ваш дед, так получается - что это где-то минутка из целого часа.

- Всего-то?..

- Всего... Но всё то время я тоже прожил, мне кажется, не бесполезно. Чего уж делать, если я сразу был не настолько умён, чтобы понимать?.. И делать жизнь полной?.. Ведь прошлое уже не изменишь. Но немножечко - всё-таки можно. Осознанием. Знаете, ведь время - оно ещё и как... сахар. Да, да... Вот, сахар может лежать на сухой поверхности, детки. И он будет лежать. Он будет лежать, скажем, в сухой баночке и будет сахаром и оставаться. Белым кристаллическим. А вот - положи его в кипяток и размешай ложечкой, так вот его уже и нет. И время так может тоже раствориться - как сахарок в воде. Гораздо лучше, конечно, если ты сваришь с ним варенье - твой сахар (твоё  время) и разные фрукты, ягоды... Явления и события этого мира - и вот, когда они в нужной пропорции, по нужной технологии вместе сварены, так ты и видишь, что получается у тебя вкуснота. Но, что я вам скажу, детки... Когда ты по глупости лет своих молодых ещё не можешь создавать себе баночек с ценными вещами из тех минут, которые проживаешь и вместо того, чтобы наварить как можно больше вареньица, всё просто мешаешь свой сахар в кипятке - так ты ведь его всё равно не теряешь. Ведь сахар, растворенный, имеет такое свойство, что если его оставить подольше стоять, новой воды не подливая - то он, в конце концов так и станет погуще... А после превратится в густой сироп, а после - так и вообще выкристаллизуется в карамельку. И вот, когда ты живёшь, и с ходом времени начинаешь оставлять себе в жизни побольше сухого места, а не воды по горло, в которой всё время нужно барахтаться, так сахар - и тот, что раньше был растворен, в конце концов, может выкристаллизоваться в какие-то нужные выводы, что ты сделаешь и из тех, проведенных почти впустую, казалось бы, дней. Ведь того солнышка, что посветит на твои ценные и стоящие дни теперь, хватит и для того, чтобы хоть чуть  подсушить и те дни, что были заполнены бурной водой - которая ничего почти кроме разрушения и не могла принести. Вот... Это, как с баночками варенья... Понимаете - вот, объем у всех, скажем, один - и тут триста миллилитров, и здесь тоже; и там ровно день прошёл, и тут. Но только, вот в этой баночке много варенья, в этой - чуть-чуть, а в той вон - и вообще ничего нет. И вот... Такие дни, которые ты, наконец, начнёшь проводить с поль-зой... И, что главное - с чувством, так... Так в эти дни так много варенья - истинной жизни твоей, барсуковой, настоящего твоего подлинного существования у тебя получается, что и всю эту баночку одного денька-то заполнить хватает, да ещё и свыше - что аж и переливать можешь во все те баночки, что оставлял за собою пустыми. Настолько ты чутко, то есть, теперь чувствуешь истинную жизнь, и мир, и всё, что есть вокруг, и себя, что чувства этого хватает и на то чтобы этот, сегодня день осознать весь, вдоль и поперек, и прочувствовать, ну и ещё и на другие дни размахнуться. И вот, ты уже проживаешь за день и этот свой день полноценно, и кучу ещё своих прошлых дней тоже припоминаешь и проживаешь получше, да ещё и на целый ряд будущих дней своих так размахнуться успеваешь обычно, что и они все становятся как-то уже не пустыми, а кажется так, что немножко уж чем-то и наполненными...

 Вот так вот они и разговаривали однажды в четверг, тогда когда маленькие барсучки ещё не умели видеть, но уже понемногу умели тогда говорить. И Вужа сейчас это вспомнил, когда в субботу лежал вместе с другими барсучками на маленькой кухоньке в их маленькой общей кроватке и вдыхал аппетитный золотистый аромат жареных кабачков дедушки. Возможно он вспомнил про этот их разговор потому, что их дедушка снова заговорил про время, а возможно - и потому, что Вужа сейчас всё больше начинал хотеть кушать под действием дедушкиных потрясающих ароматов, доносящихся с плиты... А тогда когда ты всё больше и больше уже хочешь есть, как раз приятно вспоминать какой-нибудь такой именно разговор, где чего-нибудь такое хорошее было про баночки с вареньем...
 Но Вужа ещё не успел разобраться в том, почему же он всё это вспомнил, как вдруг оказалось, что всё уже - вот проснулись родители. Они вышли в маленькую кухоньку заспанные и слегка потирая лапками глаза. И на минутку маленьким барсучкам аж даже стало жалко немножко своего дедушку, который так радовался теперь тому, что их родители ещё спят и у него ещё не идёт время, которое вроде бы пойдёт, когда они проснутся. Но он так вдруг громко и невероятно радостно пожелал им доброго утра и даже, к тому же, пританцовывая направился с полной сковородкой кабачков к столу, как видно в отличном расположении духа, что им сразу стало понятно, что волноваться не о чем.

- Доб-рр-ррр-рого утрр-рр-ррра трр-ррр-рруженикам леса!.. - торжественно, громко провозгласил их дед.

- Да, да пап... - сонно ответил ему папа барсук, и барсучки уж в который раз удивились тому, как же это удивительно бывает на свете, что и у их папы - большого и взрослого папы, оказывается, тоже есть папа. Ведь это так невероятно непонятно!..

- Ох, ну что же Вы так орёте?.. Пафнутий Витальевич, ну честное слово?.. Доброго утра и Вам, конечно... - сказала и мама трех маленьких барсучков, немного уклоняясь в сторону от звука дедушкиного голоса и потирая при этом лапками виски.

- Вы уж простите меня, Марья Степановна!.. Простите пожалуйста своего старого свекра за этакое громкое утреннее настроение! Всё понимаю и каюсь. Но, понимаете, бывает в мире такое время и настроение, что хочется только кричать, кричать да и кричать от радости! Настолько всё в мире, Вы понимаете, усиленно хорошо - настолько прекрасно всё, что даже и в несколько раз лучше обычного!.. И значит и голос как-то... подстраивается, знаете, под эту всю усиленную атмосферу, и тоже стремится быть в несколько раз ярче, чем всегда... Вот, что-то такое я, Марья Степановна, ощущаю!..

- Ну, да... Я рада за Вас! - улыбнулась мама трёх барсучков, уже насыпая себе чуть-чуть кофе в чашечку. - И Вы меня тоже простите. Возможно я сильно уж бываю резка и нетерпелива... Но Вы меня тоже поймите - на работе в последнее время так устаёшь!..

- Конечно понимаю. Как не уставать?.. Конечно устаете. Вы, вот, возьмите к кофе, покушайте кексики мои с амарантом, дорогая моя - он силы отлично восстанавливает, скажу я Вам! А уж если сходить в лес после полудня,  да подышать воздушком, да по-лю-бо-ваться на мии-иииир!.. Так мы Вас и вообще быстренько до самой лучшей формы восстановим!.. Так что ни-че-го-оо!.. На то они и выходные, чтобы хорошенько от-дох-нуть!.. - весело провозгласил дедушка, принеся к столу свои выпеченные в форме дубовых листьев кексики. - Во-оот, угощайтесь!..

- Спасибо Вам большое, Пафнутий Витальевич!.. Но уж какой тут лес! Здесь и по норе-то лапы с трудом передвигаешь... Не то что!.. Да и смотрите - там дождь, кажется, то и дело польет...

- Да, да... Дождь!.. - сказал дедушка сам с собой мечтательно, - Дождь... прекрасное  время!.. - и на секунду остановившись посреди кухни чтобы полюбоваться в окно, дедушка снова сорвался с места и снова со скоростью пули, которая рикошетом отлетает то от одной стены в норе к другой, то от другой к третей, стал носиться по кухне со своими кулинарными детищами. - А между прочим... - заметил он, когда прошло уже немного времени и когда на время он остановился в одном месте, у плиты, помешивая там уже овощное рагу , которое очутилось в сковородке вслед за отжарившимися своё кабачками, - Между прочим воздух в дождь - это самое то!.. Это самое, что ни на есть, лучшее! И я например, уж не знаю как у других, но я сам, лично, отдыхаю душой, да и телом тоже, вот именно в дождливые дни как никак лучше! Ведь в дождь всё ближе... Как, знаете, мне хорошо запала в память одна статья из тех, что мы учили в нашей барсуковой школе... - и дедушка прервался на чуть чуть, чтобы дотянуться до одной из верхних полочек шкафа, достать с неё соль и насыпать в овощное рагу, - А это было давно, надо сказать... Когда я ещё был совсем маленьким барсуком - вот почти что таким же, как наши малыши, но только уж слегка побольше... Так вот, в той статье говорилось, что по законам... физики что-ли?.. Так в жизни получается, что в любом веществе, когда у него, у вещества этого, температура высокая, так все, все частички в нём - молекулы, значит - они движутся быстро. Очень быстро. И все отлетают они друг от друга на всё большее расстояние... Чем больше, тем больше температура. А вот... когда они рядом, и меньше, вот это, прыгают да мечутся - так и температура меньше... Так вот... мне так кажется... - и дедушка опять прервался, на этот раз для того, чтобы втолкнуть баночку с солью обратно на полку, для чего ему нужно было аж даже подпрыгнуть немного, а ещё встать на цыпочки, - Мне кажется... так, что возможно и в жизни у нас так. Вот я, например, в жаркие дни иногда, ну совсем не могу. Не могу и всё!.. Не жизнь, а сплошное... Бешеное движение и ничего никак не держится вместе! Пыль летит вверх от земли, тучи и облака все так далеко друг от друга, что тени иногда, ну и никак не дождёшься, звери разбегаются из своих нор, по теплу, кто куда попало... А вот осень... Зима... Дождь... Ну и всё такое - так ведь эти вещи сближают. Всё делают близким. Пыль водой прибивает к земле... Облака вниз спускаются, к землям... И барсуки все, все вместе держатся - все вместе в норках... Ну или хотя бы под зонтиком. Всё ближе. Всё. И в норе мы в дождливые дни сразу ближе и к огоньку из камина, и к интересной книжке, и к теплому одеяльцу... Всё ближе... Всё, говорю я вам!.. - И дедушка с несколько даже торжественной, но и задумчивой новой интонацией, в очередной уже раз за утро постучал деревянной ложечкой по краешку сковородки. Так он сгонял с неё прилипающий лук.

- Ох!.. - вздохнула в ответ мама барсук, устало глядя в стол, - А я с таким графиком, кажется всё ближе к нервному срыву!..

- Да, что там и говорить, Марья Степановна!.. Всё мы порой к нему близки... Я бы Вам посоветовал подобное уничтожать подобным - клин клином значит. Вы, чтобы не сорвать нервы, почаще выбирайтесь, все-таки, в лес и посрывайте там вдоволь орешков, да ягодок, да грибочков... А если что - так можно и травок, и цветов в букетик, и листьев... Сейчас осенние листья срывать - одно удовольствие!.. Потрясающие букеты получаются!.. И нервы успокаивает та-аак, я Вам скажу!.. А график менять Вам безусловно надо... Безусловно.

- Да  уж... Вот!.. Живёшь прямо рядом с лесом, всего-то в двух шагах, а и пройтись-то по нему толком никогда не можешь... Всё на работе, а как выходной - то дождь вдруг зарядит!..

- Ну... - сказал дедушка, поставив на стол испекшийся пирог с грибочками, - Если, кстати, Вы дождя боитесь - то, скажу Вам, Марья Степановна, что завтра, вроде бы обещают нормальное время, сухонькое. Я вчера это вроде бы слушал у ласточек метеорологов по прогнозу...

- Ох!.. Радио часто врёт! - посетовала мама барсук, - К сожалению!.. Но надеюсь, что в этот раз они будут правы. Ведь мне завтра совсем никак нельзя оставаться здесь - у меня вечером дополнительные пол смены, а днём нужно сходить в клуб матерей. У нас еженедельное собрание...

- Как так?.. А я уж думал, что Вы хоть два дня-то отдохнете? Ну, Марья Степановна?.. Так нельзя. Это же и совсем потерять нить времени можно, если столько работать! Вас, что же, они ещё и в дополнительные часы на работу гоняют?.. Ну это уж совсем, Вы меня простите, наглая эксплуатация... Вы, всё-таки, мать... Молодая мать...

- Нет, нет!.. Спасибо Вам, конечно, за "молодую", Пафнутий Витальевич!.. Хотя по мне уж наверное, теперь с этим графиком, так и не скажешь... Но это они меня не гоняют. Я просто сома дополнительную смену взяла... Пока есть такая возможность, решила...

- Ну и куда же это годится, Марья Степановна?.. Отдыхать надо. - покачал головой дедушка.

- Да уж... Потом, Пафнутий Витальевич... После как-нибудь. Сейчас все так. Стараются работать как можно больше, до зимы. Вот лиса из клуба - она вообще выходных не берёт почти - так, может быть два раза в месяц. Белки пашут - у них вообще без продыху. А у куницы, у председательницы, и вообще, трое детей, а она ещё клубом занимается...

- Так и у Вас, дорогая моя, тоже трое детей!.. - воскликнул дедушка, - И Вы тоже клубом занимаетесь, хотя можно бы Вам в это время и передохнуть немножко!

- Кстати... Дорогая, - заговорил папа барсук, который всё это время мирно сидел рядом на стульчике и слушал, пожевывая амарантовые кексики дедушки, которые, видимо постепенно придавали ему сил и так придали наконец, что он даже нашёл в себе силы с утра хоть что-нибудь сказать, - я тоже завтра хотел в дополнительную выйти. Так что ты меня, наверное простишь.

- Да простит, простит она конечно!.. Вот только твоё здоровье тебя не простит, дорогой мой!.. - всплеснул лапками дедушка.

- У тебя, да, так зрение совсем сядет, милый мой... - ласково заметила и мама барсук.

- Да... Ничего, ничего... - сказал папа барсук, - Знаю, но... Переживём, переживём...

- Ну как переживём?.. - с жалостью продолжала укорять его мама барсук, - Ты так своих детей скоро не увидишь... А тебе всё "переживём"!..

 И папа барсук приятно улыбнулся и чмокнул маму в щёчку. А после продолжил протирать очки. А мама барсук теперь тоже стала улыбаться и с любовью смотрела теперь на своего мужа. Хотя, нужно сказать, что без улыбки теперь врядли кто бы смог смотреть, будь он даже и самым посторонним барсуком, на папу. Ведь в утренние часы на него только и можно было смотреть, что с улыбкой. Ведь он в эти часы был особенно обычно серьёзным, потому что особенно ещё не проснувшимся и выглядел как большой и пушистый серьезный всклокоченный комок, который громоздился обычно на стуле в кухне и неловко потягивал чаёк  из чашки. И смотреть на него без улыбки было, собственно, сложно.

- Как?.. - послышался маленький голосок где-то под столом рядом с папой, - Как не увидишь?.. Ты что меня не увидишь, папа?.. Ты меня видишь, нет?.. - голос звучал обеспокоено настойчиво и капризно. И все, один за одним, заглянули под стол - и мама барсук и папа барсук, и дедушка тоже. И под столом, конечно же, была Жуня. Она во все глаза глядела испуганно на папу, а папа, усиленно щурясь, ведь был всё ещё без очков, старательно пытался глядеть на неё. - Ты меня видишь, папа?.. - и Жуня расправила бантик на голове.

- Я... Я... Сейчас... - сказал папа, неловко пытаясь нацепить очки и моргая глазами во всю. - Ты, ты... Вот здесь! - наконец папа нашёл Жуню а очках, хотя кажется и не был до конца уверен, что это именно она и именно здесь. Но всё же ткнул пальчиком в ту сторону, где Жуня находилась под столом, что было безусловно плохой привычкой - показывать пальцем... И Жуня, как раз таки, в этом была, видимо вся в него... - Ты... Ты - это, да, вот, что-то розовое, да?..

- Да, у меня это платье... - немного обижено объяснила Жунечка. - И бант. Тебе, как, нравится моё платье?.. - и она покрутилась вокруг себя, взяв в пальчики юбку с двух сторон и чуть-чуть подойдя ближе к папе.

- Мне... Да... Да, конечно. - неуверенно сказал папа, - Очень. Насколько я могу его видеть... Тут, понимаешь... Тень... Под столом...

- Жуня!.. - наклонился под стол дедушка, - А ты чего туда залезла?.. А ну выходи на свет! Там тебя и папа увидит и... Подождите... - дедушка барсук замер вдруг, не разгибаясь даже так, чтобы опять стать в полный рост барсуком, и так и стал смотреть на маму и папу барсука, с согнутой спиной. - Вы-хо-ди?!. - он вопросительно посмотрел на маму и папу, а потом снова стал смотреть на Жуню, так, как будто бы тоже неуверенно в том, что это там была она. Как будто бы у него зрение было ну никак не лучше, чем у папы. - Жуня, это ты?..

- Ну!.. - фыркнула девочка из под стола и эхо от этого разнеслось как из горной пещеры по всей кухне, - Приехали! А кто же?!

- Да. Точно Жуня. Точно. - кивнул дедушка, - Ни кто иной.

- А как ты туда попала, милая? - мягко спросила мама у своей маленькой дочечки. - Тебя, может быть сдуло ветром?.. Пафнутий Витальевич, ну я же Вам говорю - ну не устраивайте вы эти постоянные сквозняки!..

- Да как её сдуешь?.. Её не сдуешь. - запротестовал дедушка.

- Нет, я сама пришла. - разъяснила ситуацию Жуня.

- Пришла?!. - разом ахнули все взрослые и на секундочку замерли чтобы переглянуться между собой, но вот потом, после этой секундочки, уж начали прыгать и аплодировать во всю и кричать "ура!..", а папа барсук даже стукнулся головой об стол, потому что забыл совсем, что был головой под столом, а хотел при этом сразу же взять и подпрыгнуть вверх от радости. Все радовались и не могли остановиться, ведь их маленькая дочь вдруг сама научилась ходить!.. А когда все порадовались и попрыгали вдоволь, то попросили Жунечку сразу же пройтись по кухне и туда и сюда и показать им хорошенечко своё новое умение.

- Ну?!. Устрой нам дефиле! - радостно улыбнулась мама барсук.

- Устрой что?.. - узнала Жуня, которая, в общем-то, была всегда не прочь чего-нибудь такое интересное натворить или устроить.

- Дефиле - это когда какая-нибудь красивая девушка ходит из стороны в сторону, а все на неё смотрят и восхищаются, какая она красивая! - объяснила мама, - Вот, ты ходи, а мы все посмотрим и будем тебе хлопать!

 И Жуня пошла с удовольствием, но только пошла сразу опять под стол. И все ей закричали, что там её будет совсем не видно, а восхищаться тем, кого совсем не видно, как-то не очень-то и удобно, и Жуня вышла из под стола и стала ходить по кухне и туда и сюда, и все стали восхищаться конечно же и радоваться совершенно искренне и аплодировать. Ведь теперь Жуня умела ходить!.. Но скора она обнаружила, что теперь-то умеет ещё и летать, ведь её стали подбрасывать по очереди вверх в воздух все, кто только был вокруг. А когда она наконец налеталась и все потихонечку стали садиться вокруг по своим местам, дедушка барсук пошёл к лежаночке маленьких барсучков со словами:

- Ну что, мужчины?.. Как вам такой вот прорыв вашей сестры в развитии?!. А вы что?.. Лежите?

 И тут дедушка увидел что не "вы" а "ты". Ведь на лежаночке был только Вужа. А Жужа пропал. Куда пропал? Никто не знал. Когда пропал? Тоже никто не ведал. И все принялись искать и кричать: " Ву-уу-ужа!" и бегать по норке. И Жуня тоже топала усиленно и очень громко по комнаткам и коридорам и кричала очень очень сильно. Ей нравилось то, что случилось такое положение, когда ты можешь свободно и топать и кричать и бегать по дому и никто тебя за это не станет ругать, а даже ещё и похвалит.
 И так они бегали долго, пока наконец не нашли Жужу. Но нашли его, правда, не в норке... Хотя и в норке, нужно сказать, тоже. Ведь он был одной своей половинкой в норке, а другой - уже нет. Он торчал из окна в гостиной и передними лапками опирался о внешний подоконник, который был погружен в неглубокий ров - над всеми окнами дедушкиной норы ещё возвышался где-то на метр слой грунта. Хотя в некоторых местах, таких, например, как кухня, слой был уже совсем маленьким и спокойно можно было, даже и не выглядывая из окна смотреть на мир. Но в гостиной слой был за окнами высоким, и чтобы взглянуть на осенний утренний мир, Жужа, как оказалось, решил аж даже вылезти на половину в открытое окно и задрать головку высоко и уж тогда увидеть всё, что только было видно сверху.
 Когда его нашли, (а нашёл его папа) сначала было совсем непонятно что его вообще нашли. Ведь папа нашёл его почти что сразу, ведь сразу же пошёл искать в гостиную. Но со своим плохим зрением решил, что это на окне стоит какой-то очередной дедушкин горшок с лечебными травками, а вовсе совсем не его сын. А сын так тихо и неподвижно находился в окне (ведь он от восторга чуть дышал глядя на прекрасный мир снаружи), что папа и не заметил его, ведь ни шума ни движения не было. Второй раз Жужу нашла Жуня. Она так кричала и топала, когда забежала в гостиную, что даже не заметила за этим занятием ни Жужу, ни то, что она его нашла, и снова выбежала из комнаты. Третьим его нашёл дедушка. И он сказал: -"Ах вот ты где!" и позвал всех сюда. Четвёртой Жужу нашла мама. Ведь, хоть она уже и знала, что он должен был быть где-то здесь, раз дедушка позвал их всех в гостиную, но всё-таки, когда она вошла, то так громко крикнула: "Жужа!!!" и так сразу же кинулась к своему потерянному сыну, как будто бы он был здесь найден ею только что и даже как будто бы мог вот-вот потеряться снова.
 И все очень радовались тому, что он нашёлся и он тоже очень скоро научился летать, и тоже все восхищались и радовались и аплодировали ему, но только уже не за то что он научился так быстро ходить, и даже не за то, что он научился так ловко лазать на окна, а за то, что он просто был здесь и с ними и никуда далеко не делся.
 А мама сказала:

- Никогда не отпущу его из виду, если вдруг мы пойдем в гости!.. Ведь здесь, хорошо ещё что все окна пониже земли. А если мы пойдем с визитом к белкам и он вот так вот высунется из дупла - так это что же может тогда случиться?!.

 И Жужа и Жуня и все остальные отправились дальше завтракать в кухню. И Жуня ещё по привычке, и пользуясь уходящим моментом конечно же, продолжала топать и хлопать и скакать по пути, пока ей наконец не сказали чтобы она перестала. А потом ещё раз не сказали. И ещё два раза. И вот тогда только она перестала. И то только потому, что у неё как раз уже лапки заболели.
  А Вужа лежал в кроватке и ничего не мог сделать такого интересного, как влезть на окно допустим, или же хотя бы похлопать или потопать. Потому что он думал, что не умел. И ещё очень боялся сделать хоть что-нибудь неправильно. Ведь вдруг он пойдёт, а пойдёт не так, как это нужно?.. Ведь это так важно и сложно - ходить! И к делу такому нужно подходить со всею ответственностью - так считал очень прилежный и ответственный Вужа. Всё это выяснилось когда дедушка барсук подошёл к нему и ласково аккуратно спросил - не хочет ли и он попробовать пойти? А Вужа ответил ему всё, что мог про то, что боится и не решается.
 И тогда папа барсук сказал ему, что "не бойся, мол - это вон как легко - ходить!" и сразу пошёл по норе, чтобы показать своему сыну, как это легко, и пошёл грузно и вперевалочку и шёл очень легко и хорошо пока наконец не споткнулся о самый что ни на есть обычный косяк и не перестал идти, потому что дальше была стена, и не стал искать свои очки, чтобы впредь видеть - куда ему так легко и хорошо идется.
 И мама сказала:

- Нет, нет, сынок!.. Вот так вот не надо ходить... Ничего, милый, ты не виноват - это всё твоё плохое зрение... - и мама барсук легонько погладила папу по плечу, - Ходить... - обратилась она снова к Вуже, - Ходить надо, сыночек, плавно, красиво... Так, как лебедушка плывёт. Жуженька, покажи брату!

 И Жужа протопала по кухне, усиленно ударяя лапками в пол при каждом шаге, и так дошла аж до самой мойки. А потом довольная собой лебедушка развернулась и потопала обратно.

- Нет, нет... И не так... - попыталась исправить ситуацию мама, - Жунечка, смотри, как я тебе покажу...

 И мама стала учить Жужу красивой походке, а дедушка в это время попытался объяснить Вуже, как надо ходить. Он бережно ставил лапки одну за другой и аккуратно менял их местами, и объяснял Вуже, как нужно ходить. И наконец Вужа осмелел и даже попробовал сделать первый шаг. И когда у него получилось - пускай и неуверенно и шатко, но всё же получилось, он испуганно посмотрел на дедушку, ожидая его оценки, и дедушка кивнул одобрительно и сказал: "Молодец, Вужа!" И Вужа сделал второй шаг и снова обернулся на дедушку. И снова получив полнейшее одобрение даже улыбнулся немного от облегчения и удовольствия, а потом сделал ещё шаг и ещё, и с каждым разом всё больше и больше улыбался, но по прежнему оглядывался на дедушку, и наконец пошёл совсем уверенно.
 А до того как они с дедушкой успели сообщить об этом новом умении Вужи всем, всем, всем, папа барсук, глядя с любовью и нежностью на маму, которая лебедью плавала по комнате и учила тому же свою маленькую почти элегантную дочь, произнёс:

- Да... Вот так-то ты и выходила, помню, тогда из ельника, когда я в первый раз тебя увидел!.. Точь-в-точь! Но с каждым днём - всё только краше!..