Дума

Николай, надев пиджак и поправив галстук, отхлебнул из флакончика с нерусскими буквами. Он собирался в Думу.
Не в ту Думу – о которой вы подумали. Разве ходят туда граждане, с утра опохмеляющиеся лосьоном после бритья. Хотя…
Та Дума, куда шёл сегодня Николай, была стекляшкой на Бауманской - из метро сразу налево. Ну, вы знаете…
И называлась она, вообще-то «Думан», но после неожиданно-регулярного московского урагана, унёсшего букву «Н» куда-то в сторону подмосковных лесов, превратилась в Думу.
Всегда сонный мальчик, татуированный, начиная от век, разливал с утра пенный напиток жёванным завсегдатаям, к которым – с некоторой натяжкой, относился и Николай.
Сегодня в Думе обсуждали услышанное накануне от теледиктора решение об установлении ограничения скорости самокатов. И, хотя, предмет обсуждения мало касался обсуждавших – по причинам, мало располагавшим к пользованию ими этим самым видом транспорта, дискурс предполагал иметь место.
Докладчикам сегодня выступал Иван Петрович, принадлежавший к уже подзабытой партии БИЧей («Бывший интеллигентный человек»). Оппонировали ему Виталик из партии  младо-бомжей («Без определённого места жительства») с примкнувшей к нему накануне - за бутылку Балтики, Гали. Или Вали …, ну, не важно.
После основного доклада под пенное, купленное на засаленные банкноты банка страны и слитое из чужих недопитых кружек, решено было приступить к прениям под «Три топора», но внезапно появившийся хозяин Думы Рафик,  пинками очистивший пивной зал пленарного заседания от их присутствия,  заставил переместить дебаты в подземный переход.
Начав прения с минуты глубоких и вдумчивых глотков креплённого напитка, собрание было продолжилось, но внезапно сказавший что-то типа «Блднах» Виталик выпал из обсуждения вопроса на мокрый асфальт. Его же соратница Галя (или Валя… ну, неважно) ничего кроме икоты  до собравшейся аудитории донести не могла.
Потеряв – так неожиданно, оппонентов по ключевому вопросу повестки, Иван Петрович обратил свои мутные от сивушных масел глаза на Николая. Николай, не обладая питейным стажем своих случайных коллег, но зато обладая коренной московской пропиской-регистрацией, позволявшей ему вполне законно обитать в коммуналке возле Курского, высказался в том ключе, что свобода она – того, всегда и везде и щемить  её  никому не позволит, даже и власти, за что и получил от Ивана Петровича – государственника и скрытого антисемита, бутылкой из-под «Трёх топоров» по голове.
Дальнейшее Николай помнил смутно…
Какие-то люди в синих куртках  : то ли менты… то ли врачи со Скорой…
То ли его куда-то ведут… то ли волокут….
То ли в участок… то ли в морг…
А как вы думали, в стране – да продлит Всемилостивейший её годы, свобода, всё-таки…