Фагот в паузе - набросок новеллы

  На столе лежал недорогой тонкий журнальчик. Она догладила стопку белья и, присаживаясь отдохнуть, стянула со стола лёгкое чтиво. С обложки журнала, из-за надписей приятного серо-синего оттенка, на одном из сайтов названного цветом бесконечности (она позже решила идентифицировать этот цвет), смотрела чуть мимо неё, правее, с детства любимая актриса по имени Татьяна. Татьяна Пельтцер. Таинственная, сильная, простая. Такие женщины не боятся стареть, потому что они бытийствуют. Статья об актрисе была сжатой и   лишённой чрезмерных восхвалений, что не мешало читателям (ей) восхищаться героиней,  следуя вместе с автором семимильными шагами по фактам её выдающейся биографии... Какая женщина! Какая судьба! Какая актриса! Она прочитала несколько статей. Они были хорошо написаны, проливали свет на тёмные, туманные места истории, пробуждая интерес и желание разобраться в исторических сюжетах. Но, был ли у неё свой? Вероятно, да. Ей казалось, она слышит его, немного готичный и таинственный.

  Начальные кадры собственного сюжета были озвучены одиноким Фаготом. Звучали одни и те же такты, медленные, немного тревожные, интригующие... Изгибающие властью волшебных пауз-троеточий прямые и как бы непоколебимые линии. Она уже полюбила их, сроднившись с ними... Никто их больше, видимо, не мог слышать. Как будто что-то разгоралось, а до этого тлело, тлело... Ветер времени, El Viento, касался её памяти и она, вспыхнув образами, раскрывалась навстречу невидимому другим личному солнцу. Раскрывалась навстречу особому излучению. Не ультрафиолету, не инфракрасному. А тому самому. Реликтовому. Цифры не помню.

  Утерянное время взывало изнутри, рвалось наружу, но встречало... материнское (???) презрение. Ох, уж этот O'kруг! Пятнадцать тысяч дней она стояла на одном месте, согнувшись и обжигаясь о раскаляющуюся лампочку. На третьей ступени складной лестницы в их тесной кладовке. Как шпион. И читала одну и ту же книгу как заведённая. “Гигиену половых отношений”. Вместо двадцати двух томов великого немца, редкое собрание сочинений которого потом обменяли у местного книголюба-ценителя на “Мастера и Маргариту” и килограммы беллетристики, сданной после, спустя годы, в библиотеки. Но, она нашла его сама. Того немца. И прониклась к нему особым доверием. Он связывал её с самой собой,  беспечно прожитым детством, её золотым веком, когда она обязана была осознать себя не жертвой, а богиней. Богиней! Она была внутри неё. Она прислушивалась.

  Теперь и Фагот подыгрывал ей. То есть, всё возвращается на круги своя.

-Эй! Вернись! Вернись на свою волшебную “высоту”! — нутряно цедил Фагот, пока она искала по разноцветным неровным книжным полкам свой личный (не материнский!) “фолиант”. Таким ей виделось массовое издание гениального соотечественника, знаменитого своей причастностью к наркотическим средствам и попыткой связать концы расщепленной революцией истории их Отечества. ФОЛИАНТ.

-Куда же Вы запропастились, друг мой? — бормотала она, подставляя старую стремянку к деревянным горизонталям, неровно, небрежно заполненным источниками равно и мудрости, и заблуждений.


-Да вот же я, не надо никуда лезть, открой и приглядись... — безмолвно рекла книга из картонной коробки, где соседствовала со скучными, но высокомерными творениями малоизвестных современников своей хозяйки. Она попала туда потому, что перестала вдохновлять... Ей так казалось. Хозяйка вовсю увлеклась СМИ, не ведая, как то опасно. Болото массового чтива затянуло её, и она почти превратилась в насекомое... Но, всё же... ещё помнила о тайне, укутанной в необычный и таинственный сюжет как будущая бабочка укутана в кокон...

А “пельтц” по-немецки — шуба... Это знак... Мех зверя, свою собственную дикую оболочку, спонтанность, свою собственную шкурку не стоит перелицовывать. Красное, боль, в зелёное, прозу жизни, само перейдёт, преобразится. И пусть растёт. Возрождается. Может, и к вечности прикоснётся, раскроется как цветок. Зазвучит продолжение, добрая судьба. Фагот, который пока лишь как бы брезжит в паузах суеты, прольётся музыкой по-настоящему.

“
Ligatus: гениальный стих V. S., посвящённый Музыке.

Terminus: мерцание, мерка