Джигиты

Лошадей мы в детстве любили. Любили истово.  Знали о них все, знали каждого коня  «в лицо». Благо их, в пору нашего детства, было не счесть. Был большой табун рабочих, тягловых лошадей. Был косяк молодняка.
На два этих «ржущих коллектива» был один конюх. Как он справлялся с этим хлопотным хозяйством – остается только гадать. Рабочих коней нужно было каждое утро найти, собрать воедино и пригнать с ночного пастбища.
 
А уже с общественного конного двора, ранним утром,  рабочие совхоза уводили своих четвероногих помощников. За каждым из них закреплялась определенная лошадь. Здесь же мужики устраивали перекуры и обменивались последними деревенскими новостями.
Так как никакой нормальный мужик не уступит малолеткам резвого коня, то нам приходилось проявлять некую изобретательность, с тем, чтобы быть на уровне, хотя бы самых скромных стандартов.

Вот и приноровились мы «обучать правилам приличного тона» диких лошадей из общественного табуна. Для того чтобы выловить, приглянувшуюся особь, и начать процесс объездки нужно было сначала  пригнать табун из пастбища в загон. А, чтобы получить допуск к табуну нам, пацанам, надо было уметь договариваться с конюхом.
Было нам в ту пору, когда мой друг Арканя впервые оседлал необъезженную кобылицу – трехлетку, по 12 - 13 лет. Сначала он запрыгнул на нее ради интереса.

А потом, когда выдержал первые выкрутасы дико извивающейся лошади, то очень удивился тому, что, вопреки всем мыслимым и немыслимым канонам, удержался на ней. 
А дальше все пошло, как ПО накатанной. Первый положительный опыт, плюс отсутствие страха, в силу младенческого возраста, сделали свое дело. Мы поставили весь процесс «одомашнивания диких животных» на поток.
Так началась новая веха в жизни деревенских мальчишек, моих сверстников. Так мы перешли на более высокую ступень развития наших интересов и, забыли, на определенный момент, обо всем другом на свете. Мы всецело были поглощены новым, неизведанным доселе, делом.

После того как косяк оказывался в замкнутом пространстве, мы начинали вылавливать из этой массы, приглянувшегося нам, двух-трех, или четырехлетнего дичка.
При этом табун волновался, вел себя очень настороженно, а временами и враждебно. Из-за этого весь косяк начинал наворачивать круги по загону в бешеном темпе. Вся эта масса, помноженная на скорость, являла перед нами первозданную красоту единения человека с дикими животными.

И в этой круговерти, один из нас должен был накинуть аркан на шею избранной нами особи конского племени. Как правило, аркан мы доверяли самому ловкому и умелому, который мог бы его набросить одним, всего лишь одним неуловимым движением.
Не зря лошадей причисляют к одним из самых умных животных. Если с первого раза не удавалось  накинуть ей на шею удавку, то остальные попытки, как правило, заканчивались впустую.

Лошадь, представляющая наш интерес, быстро смекала, что от нее хотят. По этой причине она не поднимала голову выше своих собратьев, а наоборот пригибала ее так, что закинуть на шею удавку становилось очень сложно, порою, даже невозможно.
После того как узел аркана все-таки обхватывал ею шею,  мы всей ватагой набрасывались на туго натянутую веревку в руках нашего товарища, и останавливали поступь дикого мустанга. Затем накоротко наматывали веревку на крепкий столб и накидывали узду.

Узда надета, веревка-удавка, пропущенная через кольцо удилов, приспособлена на шее коня – значит теперь можно приступать к следующему акту объездки. А дальше нам предстояло выгнать его на свежевспаханное поле и гонять по кругу до седьмого пота.
Тем самым мы заставляли бегать лошадь до поры, пока она, измученная и вспененная в мыло, не укрощала свою прыть. Только убедившись в том, что она готова принять наши правила игры, один из наших смельчаков, не без помощи своих друзей, молниеносно запрыгивал ей на спину.

Дальше происходил концерт для зрителей в исполнении немого дуэта – взбешенной лошади и юного всадника. Один из дуэта, ощутив на своей спине чужеродное тело, начинал выделывать всевозможные кренделя: то скачет в бешеном темпе, то останавливается как вкопанный; встает на «дыбки», вскидывает задом, извиваясь, ничуть не хуже змеи, вокруг своей оси.

Несясь по заданному кругу, ошарашенная и вконец  одурманенная лошадь, могла нежданно-негаданно прыгнуть в сторону, а затем, опираясь на передние ноги, сделать серию выпадов задних ног. В общем, она пытается сделать все для того, чтобы скинуть с себя ненавистного седока.
Так мы начинали новое, захватывающее дух, неизведанное дело. Были ошибки, были просчеты, были перегибы, но не было боязни – физического страха, и ощущения того, что мы занимаемся пустым делом.

За год с небольшим, мы настолько поднаторели в этом искусстве, что взрослые мужики стали уважительно обращаться к нам по имени и подавать при встрече руку. Это был наш час, ставший апогеем наших добрых и полезных для селян деяний.
Когда мы поймали «Смуглянку», очередную жертву, то по обыкновению начали ее подвергать  нашим испытаниям, по известному сценарию. Около нас крутился Юлька Дармаев. Хотя он и был моложе нас всего на два года, но мы его не считали ровней.
Если учитывать, сколько же летов было нам самим, то мы имели полное право его презирать, и считать мелюзгой. Никто из наших ребят с ним не считался – молокосос. Что с него взять?

Мы, ребята бывалые, уже не суетились, все делали по-мужицки, не торопясь и основательно. Наш опыт к тому времени исчислялся десятком обученных и объезженных молодых жеребцов и кобылиц.
Когда, по нашим правилам, пришла пора запрыгивать на спину Смуглянке, мы не торопились, а всё переговаривались между собой, пытаясь предугадать, как на этот раз поведет себя этот «дичок».

Мы не торопились, потому как знали, что и не «таким мы укорачивали норов».  Заставить трепещущую, подрагивающую всем телом трехлетнюю кобылицу, исполнять нашу волю – это лишь дело времени.
Поэтому, приблизившись на безопасное расстояние, мой друг Аркашка, вёл себя совершенно спокойно, ничуть не испугавшись, налитых кровью глаз и пены, исходящей из храпящего зева.

Он пытался лишь коснуться рукой ее морды, нечёсаной гривы с тем, чтобы погладить, успокоить нервно поводящую ноздрями и вздрагивающую лошадь, а затем, усыпив бдительность, в мгновение ока оказаться на ее спине.
В это время, Юлька все мешался под ногами и, улучив момент, изрек:

— Ну, давай, Арканя, рискай!

Никто, естественно, поначалу не понял, что такого мудрого сказал Юлька – не до него. Ведь как бы мы не петушились друг перед дружкой, но каждый «дичок» вел себя непредсказуемо. Мы это знали и держали ухо востро.
Все обошлось и на этот раз. Наш друг, как всегда, оказался на высоте – он на коне, а смирившийся конь под ним и в полной его власти! Лишь спустя определенное время, когда несколько поутих накал страстей, мы вспомнили про Юльку.

Хохот стоял невообразимый. Смеялись все, отчасти после перенесенного напряжения, отчасти после хорошо выполненной работы, которая, как известно, приносит душевное умиротворение.

— «Рискай» ты наш «рискай» – так каждый из нас хлопал Юльку по плечу и смеялся тем самым незлобивым и беззаботным смехом, коим я хотел бы посмеяться и поныне.