Октябрь - пора любви

Октябрь лишь наступил, сияя красотою,
узоры на листве «шьёт ниткой золотою»,
вплетая серебро, цвет солнца и багрянец,
на изумрудный лист «шьёт солнечный румянец».

И в солнечных лучах и в парках, и в лесу
«румянцами» октябрь наводит днём красу,
а в капельках росы с утра с восходом солнца
листва, как в жемчугах, искрится и смеётся.
Качается листва, приветствуя прохожих,
и славя и октябрь, и бабье лето тоже;
и, глядя на листву, хоть сколько ни смотри –
душа всегда поёт с зари и до зари.

И сразу, каждый раз, кто видит эти краски,
вдруг попадает в мир какой-то доброй сказки,
мечтая о любви, о счастье, о добре
и всматриваясь в лист с румянцем в серебре.
И в радости своей уже поближе к ночи
он шепчет о любви, целуя милой очи,
из сказки доброй попадая в мир любви,
нет, в океан, где ты, хоть до утра, плыви.

В огромной чаше океанской для влюблённых,
под парусом любви с узорами от клёна,
что в капельках волны с утра с восходом солнца,
как в жемчугах любви, искрится и смеётся.
Октябрь лишь наступил – уже к любви взывает,
а кто-то, от трудов своих устав, зевает –
ему не до любви, не до красот природы:
поесть бы, да поспать, да выйти за ворота.

У старости свои всегда приоритеты,
у молодых – в любви все главные секреты;
октябрь – пора любви, надежд и вдохновений
под парусом любви счастливых ждать мгновений.
Но, в октябре уже кой-где тепло включают,
где трудно согревать себя горячим чаем,
где старость требует забот и теплоты;
обогреватель свой есть лишь у молодых.

Октябрь – всегда октябрь, каким был при Емеле,
который проскакал от селе и до селе,
но, сидя на печи и зад свой согревая,
при этом ещё чай горячий принимая.
Наказ был у царя:- Чаи не пить безмерно,
с печи-то невзначай соскочишь ты, наверно,
и проглядишь всё то, что очень знать мне надо
и что уж у тебя  не будет для доклада!-

А как чаи не пить, откуда будут силы;
без чая на печи не вспомнить образ милой,
да и страну всю как объехать и понять
о чём докладывать, потом, чтоб не пенять?
Но, как всегда, Емеле в радость бабье лето –
как аксакал, что видит, то поёт об этом,
а как не петь, когда кураж в его сердечке,
и подпевает в такт труба, дудя из печки.