Проблема Триэф

Преамбула:
Кто бы мог придумать так, что мне придётся властвовать над бригадой преступных правоохранителей самым примитивным способом?


1.Угроза обнаружена.

     Но проблема Триэф заявила о себе сегодня в  4:34 ночи. Как раз в это время я первый раз просыпаюсь, поскольку мой организм - видимо неистребимо - настроенный на генетическую память крестьянских своих предков включается в деятельность в общем-то бессмысленную в условиях современного городского комфорта. Но уж,  если проснулся, то не стоит  напрягать организм попытками  ещё раз уснуть. Лучше занять себя чем-то осмысленным, потому что физические упражнения нарушают тишину и покой во многоквартирном жилом доме, где много есть людей с разно ориентируемыми привычками.

        Ну а чем не интеллектуально побуждение просмотреть на телефоне сообщения литературного портала?
         И посмотрел.
         А там - бац! – прилетел мне привет :
-"А это кто "люди свободного выбора"? Вот это чмо, которое на мою Родину срёт?   Фома Неверующий   06.10.2023 19:34" ( время московское).

        Таковое изящество выражений исходило от персонажа, который представился  как «старший следователь Фома Фомич Неверующий». Однако, есть у меня подозрение что так замысловато назвал себя просто некий человек, не пожелавший раскрыть свои личные данные. Вместо этого он презентовал себя чисто конкретно  вот так:

-Я Фома. Никому не верю. Ничего ни у кого не прошу. Атеист. Простой парень. Патриот. Пишу по случаю. Пятую колонну, сочувствующую укронацистам и прочую шваль прошу не беспокоиться, ответ будет жёстким.

           Что уж тут предосудительного? Хоть и на грани, но в пределах же  н а ш е й законности.
           Это так он сформулировал свой жёсткий ответ на мою реплику на некое его сочинение:

-Самое большое достижение российской популяции сапиенс это особая концентрация злобствующих типов. Клинически гипертонический случай. Определяется однозначно по лексическим оборотам в применении к людям свободного выбора. К сожалению неизлечимо усилиями естественного отбора. Единственное основание для благоприятного прогноза даёт смена планетарных видов в геологической истории Земли.

             И вот она, жесть – от «старшего следователя».
А уже это последнее обстоятельство меня действительно беспокоит, ведь криминализация нашего общества стала настолько обширной, что  элементы блатной субкультуры захватывают и правоохранительные органы. Порой уж не знаешь – кого опасаться больше.

            Чувство же опасности ведь в природе людей изначально. Вот же и я  семнадцатилетним подростком оказываюсь наедине  в компании людей бывалых.
            Ну так и что?
            Да вот что.


2. Вечерние посиделки

         Из  http://proza.ru/2015/01/22/1655 .  Воспитанный в коллективистских традициях, я был еще далёк от осознания прелести одиночества в благоухающем летнем  лесу, поэтому, естественным образом, потянулся к незнакомым людям, случайно оказавшимся вокруг костра.

        В благословенно долгий июльский вечерок как не вести неспешный разговор?!  На этот раз «за жизнь» говорили советские «бичи». Каждый из рассказчиков имел богатый  скандальный, а, порой, и криминальный опыт.

     Столько ярких картин пьяной, воровской и бандитской жизни, сдобренной крутым и изощренным сексом  проникло в мое, крестьянское по происхождению, сознание, что, несмотря на обыденное течение ситуации, наступившая уже ночная темень заставляла меня искать кого-нибудь понадежнее, чтобы около него, сколько-нибудь благополучно,  дожить до утра!

     Тем более, что были среди прочих рассказчиков или же слушателей и некие трое моих мимолётных знакомца, еще несколько часов назад представлявших вполне осязаемую угрозу.

     Мне трудно назвать себя трусоватым, и я нахожу тогдашнему своему состоянию несколько более замысловатое определение: мне представляется постыдным горячечное размахивание кулаками, хватание друг друга за одежды, извержение потока экспрессивных выражений, вместо того чтобы нанести супротивнику точно выверенный сокрушительный удар, с холодным рассудком и жестокостью, сокрытой изощренным спокойствием. Бить, а может быть и лишать кого-то жизни - что может быть более нелепым! Хотя - я знаю теперь за собой способность делать это наверняка, когда это представляется единственно возможным выходом из состояния трагедии. Но до сих пор стоит передо мной исполненные поволокой лиловые глаза оленя, когда я беру его голову за рога, еще вполне живого, только с переломанным на бегу позвоночником и прерываю его мучительное будущее каким-то нелепым перочинным ножичком, изуверски ковыряясь оным в складках шеи, пока не хлынет струёй дымящаяся кровь...

     Но так было надо.  И  было уже не раз.    А отношения с людьми мне посчастливилось выстроить без этих крайностей. Мне посчастливилось избежать ситуации - надо, хотя в ситуациях более низкого накала - каюсь - что-то слишком часто оказывался не на высоте.
 
     А тогда я просто пришел в столовую, и терпеливо ожидал своей очереди, когда  вошли приблатнённой походкой эти трое, и стали теснить очередников без каких-либо церемоний. Мое вскипающее восклицание не то что бы остановило их, или же лишило аппетита. Они многозначительно переглянулись и...  вышли.

    В некотором волнении отобедав, я вышел из столовой и с деланным равнодушием прошел мимо этой троицы. И пошел дальше по зеленой травке бывшего загона для телят, спиной своей или, может быть, боковым зрением чувствуя, как приближаются мои преследователи. Да, это было так, несмотря на внешнюю независимость наших траекторий. А я уже видел впереди слабо укрепленный кол прясла и стал склоняться по направлению к нему, и, поравнявшись с ним, как ни в чем ни бывало, разом выдернул его, отряхнул и ивняковое плетение перевязи,  и пару жердей на них, да и воспоследовал далее. Тем не менее, в устремлениях тех, троих, произошли изменения - словно противоракета, потерявшая цель завихляла в полете и стала падать. В нашем случае к ним, видимо, снова пришел аппетит, и они разом развернули свои стопы туда, к обеденному залу.

      А сейчас  мой выбор остановился на человеке средних лет, выделявшемся среди прочих всех своей шляпой и немятой белой рубашкой. Отсутствие галстука отнюдь не противоречило облику интеллектуала, далекого от порочных инстинктов.

      Решив, что теперь благополучное завершение моего ночлега гарантировано, я расположился в спальном мешке подле избранного покровителя. Дремота уже овладевала  мною под очередную жуткую историю.

      И тут вступил в разговор мой, молчаливый доселе, покровитель.

      Живописные подробности  начала его рассказа об умерщвлении собственной жены и тещи пресекли мою дремоту и,  ясно  осознав, что утра мне уже не придется увидеть, я пал в беспросветную бездну сна.

      Проснулся я легко.



3. Почему ты не боишься?

            Со временем число контактов такого рода существенно возросло. И во мне поселился  искренний интерес к  такой субкультуре, инстинктивно ли, интуитивно ли не противопоставляя себя  ей, но и оставаясь при своих правилах жизни.
           Не потому ли странным показался вопрос, обращённым ко мне в ещё одной непростой жизненной ситуации?
-Почему ты  н а с  не боишься?

Из  http://proza.ru/editor/2017/03/29/283

           Вот таков был этот новый мир, построенный-таки по заветам  вождей, носителей в веках сугубой гениальности.
           Приходило время и, отсидевших свой срок, подвыпускали на волю. Иногда эти выпуски были массовыми. И тогда станция отправления наполнялась похожими один на другой существами, конечно же, хоть изредка да мечтавшими увидеть себя  вольными людьми, испытать на себе свободу человеческих отношений, выпустить из себя несгоревший остаток естественных желаний, но не умевших это делать и раньше, до зоны, и уж тем более не научившихся этому на пути к исправлению.
Править – это пожалуйста, а вот исправиться?  - это вопрос, а уж исправить кого-то – это совсем уж определённо - отвратительнейшая утопия.

       С таким вот  историческим багажом вожделенцы долгожданных свобод начали шумно заполнять вагоны нашего поезда.
       Едва ли не кубарём вваливались они на тамбурную площадку и устремлялись по проходу, бросая по сторонам жадные свои взоры.
       Женщины!
       Что может быть естественней взгляда мужчины на женщину, в котором всегда желание, всегда вожделение даже, оценивающее, обволакивающее, овладевающее. Но только ласка, понимание условных запретов, оставляющее аромат восхищения. Всё невозможное возможно – хочется прочитать в ответ. Быть может! А пока, прощай повстречавшаяся незнакомка. Ты прекрасна!
       Но эти взгляды украдкой, исподтишка, рожденные изголодавшимся сильным, безбашенным человеком – они неприемлемы сторонами и поджигают отчуждение.
Только дети, всегда оказывающиеся на пути, беззащитны перед эмоциями и вот уже совершают свой полёт с полу до потолка – подбрасываемые вверх незнакомцами; они вопят, отталкивают ручонками этих дядей, которые смеются выученной приблатнённой улыбкой и броски их вверх неуклюжи по отношению к ребёнку. Словно сырые берёзовые чурки, бросаемые в привычном наряде.
       Сразу сделалось шумно. Женщины напряглись, лихорадочно ища выход из образовавшейся неловкости. А мужчины?..  Их словно не стало. Они обратились в обшивку полок, никелированность тяг, занавесок, и уж совсем запоздавшие среагировать – в плафоны не нужных при дневном освещении светильников.
Тем временем волна пришельцев пробежала вагон  от начала до конца и успела отразиться от противоположного тамбура. Начался поиск свободных мест и последующие предложения поменяться местами, так чтобы они оказались вместе.
       Разумное предложение.
       И вскоре переселение завершилось. К услугам вновь прибывших оказалась пара плацкартных отсеков. А больше и не потребовалось, потому что вскоре все они собрались в одном из них и приступили, по обычаю большинства пассажиров, следующих группой – к распитию.
       Сходняк этот протекал аккурат за моей стеной и вскоре подробности лагерных отношений потекли в меня - что называется - рекой.
       Собственно, ничего нового по содержанию я не узнал, разве что когда и как неведомый мне Косой ссучился, да так что жрать с ним стало западло. Ну и что? – экая это невидаль в наших пенатах!
       Между тем накал базара всё нарастал, уже особо возбужденные стали пошныривать по вагону в поисках тяжелых или острых предметов. Бедная проводница не знала что и делать, даже  не пытаясь вмешиваться в ситуацию; да вдруг запала на меня.
       Не знаю – каким образом она выделила меня из всех пассажиров, ведь я ничем не отличался от прочих, разве что изо всех сил взирал в окно, стараясь подавить обычное своё раздражение, рвавшееся из меня из-за образовавшегося беспорядка.
Возрастом я был нисколько не старше большинства из них. Опыта таковых разборок не имел вовсе, а свою прошлую жизнь провёл в общежитиях, да казарме, да на вольной чукотской земле, где не было больших различий между начальником, инженером и бичом-работягой - отсидевшим не по одной ходке, да и всегда готовому  к любому повороту судьбы - потому что жизнь там строилась на основе свободно выбранных ограничений. Случавшиеся на родной земле несправедливости уже закалили меня, и злобное неприятие их уходило в дрожь, запасаясь для запуска грядущих потрясений в состоянии здоровья.
       А пока я был и не молод и не стар, растил детей, любил женщину, но уже успел сказать себе однажды:
       - Всё! хватит бояться всего. Дети и сами теперь дотянут до добывающего возраста, с женой уже пожили - что уж! Жаль, правда, старушку мать оставлять на земле – если доведись чему случится.
       Вот – это благословенное время, когда мужчина делает первый итог своей жизни, и уже дальше живёт в полное своё удовольствие. Вряд ли это состояние бросается в глаза. И, видимо, по другим приметам, повторюсь, бедная проводница выбрала меня своим советчиком в своей проблеме.

       Давать советы, конечно, замечательно, но я встал и вошёл в беспокойную компанию гуляк.
       Сказать по совести, что делал я в этом кругу – восстановлению в памяти не поддаётся, а вымысел в таких случаях чреват неприемлемыми погрешностями; осталось памятным лишь состояние возбуждения, когда, против всех правил действуешь не рассудочно, а как бог на душу положит.
       Крепкие были эти парни, мускулистые, без жиринки – что и понятно, ведь лагерный труд новых времён укрепляет, если не отдал концы сразу же в период адаптации. Их отрывал я один от другого и увлекал в тамбур. А там, под грохот колёс, мы что-то горячо говорили друг другу, но так, чтобы не было обид, ведь что-то же всё-таки понимали мы друг в друге, как будто для этого вот родились и шли  путём своей жизни, чтобы сейчас вот так встретиться и выплеснуть на себя холодный ушат схватившейся в клинч воли.
       В первые мгновения наших схваток ещё возникал вопрос:

       - Ты почему не боишься нас, батя?

       Но я не знал тогда, что сказать и пропускал свою очередь отвечать.
       Потом я был просто Батя, и у меня не было чем им возразить, не было даже возможности удивиться явному несоответствию определения,  достигнутому к этому времени моему возрасту тридцать семь лет.

       Под утро, когда большая часть компании были измучена мною, как настырным сержантом, и заснула пьяным сном - кто где - удалось перекинуться не одной парой фраз за жизнь с любознательным крутяком, судя по всему  готовящего себя в авторитеты.
       Очень полезный был разговорец, из которого я узнал много - в том числе и о себе - больше, чем где-либо, потому что до сей поры я как-то не задумывался  о том, каким же я выгляжу в глазах народа нашего. Мне было достаточно и того, что я есть, и, если при этом у меня случаются проблемы, то с ними я справляюсь без помощи со стороны. Теперь же у меня выдалась возможность для выявления своей сущности не эмпирическим путём, а путём, так сказать, диалога субкультур. О деталях моих открывшихся  изъянов здесь умолчим; тогда же я решил, что меняться уже поздно - буду доживать таким, какой уж есть.
       Тем времени активные бойцы проспались и приступили к оценке того, что произошло меж ними за эту ночь. Выяснилось, что за несколько часов свободы некоторые из них успели понаделать с другими такое, о чём вспыхнула ссора, быстро перекинувшаяся в разборки. В ход пошли разбитые бутылки, острыми концами друзья стали тыкать друг друга и уже не вино, а кровь полилась на дорожку прохода. Пассажиры в испуге забились по углам.  Снова безутешной птицей стала метаться по вагону проводница, пытаясь подобраться поближе ко мне, чтобы снова вопросить: - Что же делать? Но ситуация  уж явно вышла из-под контроля; и я развёл руками.
       Тогда проводница совсем исчезла из поля зрения, пока поезд не остановился на какой-то станции, и в вагон не ворвался наряд ментов. Пожар разборок утих, и бойцы наряда повыхватали из толпы окровавленных участников борьбы значительную часть беспокойных пассажиров и увели с собой.
       Поезд тронулся, и оставшаяся часть контингента постепенно присмирела и начала уже беседовать на возвышенные темы.
       Вскоре среди беседующих выделился лидер, который и повёл соучастников по тропе предстоящих удовольствий на свободе.
       - А поедем-те, кореша, со мной. В городе меня встречает Волга, она отвезёт нас на хату. Там уж всё приготовлено ко встрече: банька, стол шикарный. – А бабы? – Не перебивай! Будут и бабы. – А сколько?  - Да хватит на всех! Это обстоятельство, видимо, больше всего прельстило друзей, потому что весь разговор свернул на эту тему. Вскоре нашлись и сомневающиеся. В смысле того что подзабыта практика обращения с этим подарком судьбы, как бы при этом не оплошать. Ведь годы отсутствия практики, могут коварно сказаться на возможностях каждого в этом деле.  Были и на этот счёт даны компетентные рекомендации.  А кое у кого уже и фантазии на это счёт разыгрались.
       - А как насчёт туза? - Будь спок. Только ты не при буром, а сначала пусть баба сыто разомлеет, а потом уж… да не дурняком, с проворотцем проходи, винтом.
       - А я? Хорошо вам молодым, а я же старенький, мне бы какую  смирную. – Будет тебе и смирная. Едем!
       Между тем поезд уже приближается к станции предполагаемых удовольствий. И собеседники погрузились в сладостные мечтания. Стало тихо во всем  вагоне. Только несколько раз прошмыгнул молодой парень из буйной команды. Он явно что-то искал.
      - Ты чего?
      - Да я домой хочу, а куда деться?
      - Давай под лавку – поднимаю сиденье, и молодой ловко сворачивается в клубок в багажном ящике. Опускаю лавку и ложусь, якобы подремать.
      Забегали, засуетились гуляки: - Где он? Где Шнырь? Никто не видел его?
Ко мне: - Не видел Шныря? – неопределённо пожимаю плечами в ответ.
      А тут и поезд остановился. Последняя попытка всеобщего шмона. Но поезд ждать не собирается. И вся команда покидает вагон.
      Когда тронулся поезд, я выпустил молодого из укрытия и лишь изредка наблюдал потом, как всё чаще подходит он к расписанию. Почему-то мне понятно его нетерпение. Которое, в конце концов, разрешится долгожданным возвращением.  - Домой? – да какие тут могут быть вопросы!


          Конечно эта среда далеко не благостна. Но есть и такая, что не может не обескураживать ещё больше. И она представлена – в это сложно поверить! - корпорацией именно правоохранителей. Не вдаваясь в массив примеров такой инверсии добра во зло, всё же приходится озаботится явными признаками криминализации защитников прав граждан. Не случайно в  её недрах утвердилось понятие «социально близкие». Это не политически активные личности -  они-то как раз и враждебны системе – а воры да насильники – они социально близки.

         Да вот однажды оказался и я на киче.


4. Однажды

Из    http://proza.ru/2019/04/08/1180

Но допустимо ли неподобающее?

    Такие мысли первыми невольно приходят в голову при виде озабоченной Ларисы.
- Что там случилось на этот раз?
-Степаныч, там мент прессует сторожа.
-?
- Отбирает ружьё.

    Строжа Базы - обычные пенсионеры. Днём они сидят у окошка, выходящего  на въездные ворота; и для приличия дёргают верёвку-ограничитель проезда.  Таким образом они как бы контролируют  трафик, который должен отмечаться в журнале. Но машин проезжает столько много, что всех записать и тем более проверить их пропуска невозможно. Ночью же их обязанность - бдительность. С её помощью контролировать территорию в десяток гектаров  с  тремя  десятков различных зданий и сооружений. В молодости Степаныч делал такое с помощью бойцов целого взвода, вооружённого автоматическим стрелковым оружием с полным боекомплектом. Теперь же в помощь престарелому охраннику - дворняжные прикормленные собачки, да ружьё шестнадцатого калибра с пачкой патронов.
      Вот это-то вооружение и беспокоит так сильно правоохранительные органы, что они  не на шутку озабочены правильным его  использованием немощным персоналом. Установленные ими правила и порядок применения оружия таковы, что на законных основаниях воспользоваться оружием сторож может лишь в состоянии свершившейся собственной гибели.
- Мужики - увещевал бывало сторожей Степаныч - держите ружьё и патроны под замком в ящике, а ящик в шкафу. Да и вообще не лезьте на рожон. Если увидите налётчиков, то постарайтесь себя не обнаруживать, но разглядите подробности, что да как, номер машины, численность группы и тихо звоните в милицию. Если всё сделаете правильно и быстро, то менты могут быстро и приехать по вызову.  Как тут не приехать, чтобы взять налётчиков с поличным? А не приедут, так хоть вас хоронить не придётся. А убытки? Разве от одних воров они в нашей работе? Как-нибудь выкрутимся. Ведь выкручивались же до сих пор


         И вот менты приехали сами. Отбирать ружьё.
- Кто он?- спрашивает Степаныч Ларису на ходу.
-Да из райотдела. Разрешительная служба. Новый начальник ихний.
-Чего он хочет?
- Да чёрт его знает.

      Дальше здесь приводятся дальнейшие мысли, слова и действия Степаныча.

     Так: у сторожки стоит ментовский уазик; а в сторожке - загнанный в угол сторож прижимает к груди ключи от ружейного ящика. На него грозно наседает старший лейтенант, весь из себя плюгавый.
-Товарищ старший лейтенант, я зам. начальника. Пожалуйста, объясните ситуацию.
- Ничего объяснять я не буду. Я изымаю оружие.
- Может быть, сначала обсудим проблему. Прошу Вас, пройдёмте в кабинет, изложите Ваши претензии.
- Ничего объяснять я не буду. Отдавай ключи, старик.
И буквально вырывает их из рук ошеломлённого сторожа. Тут же вскрывает ящик и с ружьём наперевес движется к выходу, где дверной проём перекрываю я своей нехилой фигурой.
- Бандит? Вспыхивает во мне идиотская мысль, а сам я перехватываю ружье руками и распираю им выход. «Бандит» пытается вывернуть мои руки, одновременно крича в дверь подмогу. Из уазика выскакивает ещё один "милиционер".
     Теперь я весь смирение. И под белые рученьки выводят меня под ружьём к уазику, сажают в него и везут. Куда? Вижу что в райотдел. Проводят мимо дежурного и заводят в кабинет разрешительной службы.

- Садись! - указывает на стул в углу у свободного стола. Напротив меня удивлённо смотрит женщина-майор.
     Сам летёха садится за свой стол в красном углу наискосок и начинает строчить на бланке свои мысли.
      Я внимательно смотрю на его действия и включаю свою способность читать рукопись из любого положения. Даже литерами от себя, и даже по движению пищащего узла. Давно научился.
      Так. Постановление об изъятии. Его ошибка номер раз. А вот ещё и ещё. Нормальненько.
Наконец бумага под копирку готова.
-Расписывайся!
-Расписываюсь с некоторым даже облегчением. И получаю на руки второй экземпляр.
Летёха передаёт документ майорше:
- Подшей в дело. Та, однако, читает бумагу и:
-Ты чего здесь понаписал. И тычет пальцем в место, где содержится обоснование.
Летёха читает, думает и озадачивается. Потом ко мне:
- Отдавай бумагу.
- Документ. Постановление. А где постановление об изъятии документа?
Летёха - ко мне. Я прячу руки с документом под свитер и весь группируюсь в комок. Летёха первое время тормошит меня, затем по селектору вызывает подмогу. Вбегают два крепких молодца и теперь уж тормошат меня эти двое. Безрезультатно. Тогда разгорячённые бойцы хватают меня, переворачивают вниз головой и пытаются вытряхнуть документ. Я же тем временем соображаю, что дело обостряется до невозможности. И оттуда с низу говорю:
-Однако, парни, так дело дойдёт до убийства.
Бойцы тотчас переворачивают меня и под руки ведут в дежурную часть, да мимо дежурного в задние комнаты. Минуем "обезьянник", зачуханный туалет, заводят в некую комнату с несколькими столами. Кабинет.
- СидиТЕ(!) здесь.

       Остаюсь один. Думаю. В этой ситуации моё спасение только в этом свежеиспечённом документе. Не будет его - все мои действия элементарно попадают под уголовку. Вот так залетел!
Думай!!! А что думать-то?  Тут не тот случай. Здесь ты весь во власти системы. Только не наделай новых глупостей, да сохрани документ.
        Время, между тем идёт. Я сижу, и ничего не происходит. Осторожно выглядываю в дверь. Дежурит капитан. Мы оба, выходит, в одних чинах – только я в запасе. Впрочем, это сейчас
 ничего не значит. Такова уж доля современного офицерства . Зову. Оборачивается.
-В туалет!
Появляется сержант, ведёт. Одна проблема решена.
Капитан подзывает меня:
-Присаживайся.
 Сажусь на стул поодаль.
- Что случилось-то.
Докладываю кратко и по возможности чётко.
Удивляется:
-Тебе надо начальнику всё рассказать.
-Прямо здесь!
- Пойдём, я тебя провожу.
Идём. А из кабинета начальника выскользает герой-летёха.
-Опоздали - говорит капитан - но ты все же попытайся. Попытка не пытка.
Вхожу.
- В чём дело?
-Товарищ подполковник, я же тоже должностное лицо, да при исполнении обязанностей. И могу же я рассчитывать на соблюдение сторонами элементарных правил (а сам вижу на столе перед начальником рапорт летёхи).
- Оказание сопротивление сотруднику милиции - вот твоё приличие. Иди в дежурку и ожидай.
     Возвращают в комнату. Да только уж теперь она не пуста бывает. То и дело в неё заводят то одного,  то другого взъерошенного человека. Его усаживают на стул перед одним из столов. За столом располагается женщина с бумагами и начинается допрос. И ответ. Весьма интересный, если бы он был на экране телика, а вживую - хоть и интересно,  да по своему. Кого-то отпускают. Но так, что моя просьба передать на волю весточку о себе в испуге отвергается, а кого-то готовят к отправке в тюремный замок, потому что имеет место поножовщина. Потом появляется группа пришибленных подростков. На этот раз дознаватель как-то нерешительна, и похоже, что тянет время. Тут в комнате появляется секретарша начальника.
-Нина, тебя к телефону.
Нина спешно покидает кабинет, а секретарша доверительно сообщает юнцам, как им надо себя вести, и что говорить. Инструктаж закончен. Появляется дознаватель Нина и дело, как по маслу, движется к обретению свободы сынками важных людей микрорайона.
На меня все ноль внимания. А я уже и сидеть устал и демонстративно разлёгся по полу в своём углу.
Посетители этой специальной комнаты мгновенным оторопелым взглядом замечают меня, да тут же теряют к этому эпизоду интерес. Интересно и мне разве что практически узнать,  как же работает милиция с нарушителями общественного порядка, разных уровней социальных страт.
Между тем уж и темнеть начинает за зарешёченным окошком, а со мной вся никаких процессуальных действий не проводится.

        Уж ночь была на дворе, как вызывают меня пройти в дежурку. Прохожу, сажусь на мой стул. За столом - мужчина, капитан. Так, ещё один. Этот ровно поставленным голосом, едва ли не осторожно, начинает расспрашивать о моих подвигах. Его тон передаётся и мне, и ответы свои уж я тщательно формулирую. Капитан пишет. Написал. Даёт прочитать.
-Всё верно?
-Не совсем.
-А как?
       Ну, это уж мной отработано не раз в общении с разного рода проверяющими. Иной раз приходилось их предупреждать, что их ретивость ведёт к осложнениям, прежде всего для проверяющего. Не всегда со мной соглашались. А зря. Ибо вскорости, как я и предупреждал, без малейших для меня усилий, возникали проблемы для него, так что нам сообща приходилось немало потрудиться, чтобы выправить ситуацию.
      На этот раз моё красноречие вряд ли будет полезно, да и ни к чему оно. Всё понятно и без слов.
- Давай – говорю - напишем так и так. Дознаватель слегка призадумывается, а дежурный капитан кивает головой, всё, мол, верно.
     Наконец бумага выверена, написана, подписана.
-На административную комиссию в исполком приди послезавтра в  шестнадцать часов. А теперь - свободен.
- Ребята тебя отвезут - говорит мне дежурный капитан.
- Нет уж, спасибо, уже накатался у вас - шутка понята всем и я расстался с капитанами рукопожатно.

       Однако домой я не поехал. А на Базу. Там я отксерил добытые за сегодняшний день документы в нескольких экземплярах. Один комплект, которых, оставил на столе на видном месте, другой уложил в закрываемый ящик стола, третий взял с собой. Оригиналы же упаковал в непромокаемый пакет да зарыл буквально в землю в старом сарае, где бывают только голуби да крысы. Тщательно заметав за собой следы, я сел в последний автобус и в полночь приехал домой.
- Ты что так долго сегодня? - привычно спросила меня супруга.
- Да дела были по работе.
      На том и закончился этот день.

      С утреца Степаныч, как огурчик, явился на Базу. Выслушав стенания работников о том, как же они все волновались за него, он явился к начальнику. Тот попросил не спешить с рассказом, а расписать в деталях - что да как. К тому времени он, не без наводки доброй своей жены, решил подстраховать своё будущее путём получения диплома об юридическом образовании. Двоечники, когда это настоятельно необходимо достигают поразительных результатов в постижении тайн  учёной мудрости. Пока же наш был на разогреве.
-Вот козлы, что делают!  Но не на таких нарвались. Давай - мозги в кучу - начинаем тяжбу.
- Да ты что? Тягаться с ментами - глухой номер. Себе дороже.
-Нет, ты не прав. Мы их задавим.
Мы - это Степаныч. В этом нет ни тени сомнений.
-Давай, начинай излагать - ты же могёшь.
-Да некогда мне. Сам знаешь сколько дел.
- Да по херу те дела. Что мы парчушки, с нами так обращаться.
Ясно, что наш хохол закусил удила.
      И Степаныч приступил. Одну за другой рождал бумагу всё убойнее, получая ответы всё изощрённее, и уж с ними поднимаясь на более высокий уровень.
Месяца через три на Базу почтой приходит письмо от областного прокурора, которым он лично констатирует неоправданные ситуацией действия заявителя (жалобщика), но, учитывая некорректность действий должностного лица, руководителю райотдела направлено представление о несоответствии старшим лейтенантом имярек занимаемой должности начальника разрешительной службы.
На сём Степанычев начальник удовлетворился.
- Мы сделали их, Степаныч!

        И жизнь на воле продолжала удивлять меня своей изобретательностью.


5.  Рабовладелец

         Кто бы мог придумать так что мне доведётся властвовать над бригадой преступных правоохранителей самым примитивным способом?
 
        То была пора, когда бандитами стали все: работники и начальники; банкиры и кассиры; санитарные врачи и пожарные; технадзор и налоговики. Так что и сами братки удивлялись, навещая нас: - что же вы всё никак не улучшите финансовое состояние предприятия? Так что инструкторы райкома КПСС могли бы покурить в сторонке.
      А как улучшить эти финансы? когда народ хочет всего за исключением одного – работать.
         А где взять тех людей, которые хотят работать?

Из  http://proza.ru/2019/04/30/188


       И вот однажды перед начальником и мной, его всех заместителем, предстала группа товарищей самого активного возраста: крепкие, не испитые.
- Начальники, работу ищем.
- Да у нас одна только и есть, что круглое катать, квадратное кантовать.
- Годится!
- Да кто вы такие, ни сном, ни духом нежданные.
- А зека мы. У хозяина на зоне паримся. Только он гонит нас - ищите, говорит, себе работу на стороне, нечего вас кормить казённой баландой.
- А как у вас с порядком?
-Обижаешь, начальник! Мы с зоны-то ментовской, да нам и УДО светит. Теперь не до баловства.

      Теперь формальности:
- с колонией заключаем договор. Всё честь по чести. Обязанности и права. Расчёты - половина зарплаты работникам на руки и половина перечисляется колонии. Колония же и обеспечивает режим и порядок.
А бригадир у них свой. Вот он - Юрка. Ты только, начальник, говори, что надо делать.
- Ну, не я. Вот вам мастер - Лариса Николаевна, и кладовщицы.
Теперь, парни дело такое - оплата труда у вас будет повременная с мизерным окладом. Но уж разгрузка вагонов - наличными по принятым таксам.
- Нормально!

С тех пор проблемы  простоев вагонов - как не бывало.
Осталось только решить вопрос с перечислением денег колонии. Тут Хозяин без слов понял наши намёки и прислал  своего зампотеха . Походили мы с ним по базе, да в калашном ряду задержались.
-  А вот это - показывает  гость рукой на  битые полуприцепы - а у самого глаза горят.
Оно и понятно: возить буровое оборудование на них рискованно, а вот для перевозки брёвен из леса - самое то.
-  Нам бы хоть  парочку.
- Да, пожалуйста!
Сговорились на том, что за два этих полуприцепа колония даёт нам шестерых работников сроком на два года.
Правду сказать - отличная сделка.
И вот работают ребята как часы, в их дела мы не влезаем. А  хлопцы и приоделись и подженились, и  всё такое. Иной раз просят: - Степаныч,   как бы нам слинять от поверки вечерней.
- Света - говорю я секретарше - пиши письмо, что ввиду ночной работы по предотвращению простоев вагонов прошу разрешить тому-то, тому -то  то-то и то-то.
И все довольны таким бюрократической отмазкой.

И вот стою я после какой-то беседы с начальником колонии в предзонье с бригадиром. Тут выходит Хозяин и ревностно так оглядывает Юрку:
-Смотри, как  ты приоделся на вольных-то хлебах, круче чем я стал.
- Может поменяемся - ответствовал ему Юрка, мой фактически раб, купленный за разбитую железяку.
Высокие, однако, здесь отношения!

         Прошло несколько лет. Иду я как-то  раз с супругой по рынку и  вдруг слышу радостный возглас:
- Степаныч, привет!
Оглядываюсь и что я вижу - Юрка, бригадир!
- Ты это как здесь оказался-то? Ведь при мне ещё откинулся, да уехал к себе в Хакасию.
-Ага! Там-то меня и ждали друзья ментовские. Давай, говорят, включайся в наши дела.
 -Нет - думаю, я за эти дела уже отсидел своё. Быстро смотал удочки и обратно сюда. Здесь, в пригороде, у меня жена да доча. В общем - всё нормально.  Спасибо тебе.
- Да за что?
- Сам знаешь за что!

Может и знаю, да сильно сомневаюсь - стоило бы за это меня благодарить.


Ну так что, Фома Фомич, товарищ старший следователь, чем ты ещё припугнёшь такое чмо как я? Говори – ведь мне надо же приготовиться. И мозги в кучу. И тревожный чемоданчик. От вас – как говорят блатные – козлов, всего можно ожидать добрым людям.

07.10.2023 8:46
PS.  Целых четыре часа ушло у меня на написание этого ответа  жёсткому пугалу.