Поэтический сборник Сорок пятый-месяц май

   
   
«Идут в атаку на рассвете отцы и братья,
и поэты…» 
Война – она и есть война. Прочувствован-
ная на полях сражений и воссозданная в слове.
Реальность поэтических строк не даёт
нам забыть подвиг советских солдат, труже-
ников тыла, вдов и сирот.
 Поэзия – живое свидетельство силы духа
людей, их неиссякаемая вера в победу и будущее.
В наше с вами будущее.
 75 - летию Великой Победы посвящён сбор-
ник стихов «Сорок пятый – месяц май» членов
литературного объединения «Вертикаль» го-
рода Белореченска Краснодарского края.
                Татьяна Сергеева







      26 сентября 2019 года в библиотеке Белореченского городского поселения состоялась презентация поэтического сборника «Сорок пятый – месяц май», посвященного 75-летию Великой Победы. В сборнике представлены стихотворные произведения 23 поэтов литературного объединения «Вертикаль».

Представители литературного объединения рассказали о напряженной подготовительной работе, предшествующей изданию книги, составлении художественной композиции, коррекции и верстке текста, которая легла на плечи редакторов издания Т. Сергеевой, Ю. Брыжашова и корректора В. Белозерова.

И вот настал час, когда все трудности позади и новая книга готова к встрече с читателями. Вот уже звучат самые искренние, и волнующие стихи из сборника «Сорок пятый – месяц май» в исполнении Юрия Брыжашова, Александра Никифорова, Татьяны Сергеевой, Марины Мацкевич. У каждого автора свой, выраженный в стихах голос, своя история. Все вместе, переплетаясь и вторя тысячам голосов не пришедших с войны солдат эти стихи очень точно и ярко передают настроение, создают атмосферу тяжелых военных лет, вызывают живую эмоцию у слушателей. Несмотря на то, что все меньше остается среди нас участников Великой Отечественной войны, все дальше мы светлого майского дня 45 года. Мы продолжаем помнить… и посвящать стихи.

Желаем членам литературного объединения «Вертикаль» вдохновения, успехов в творчестве, новых сборников и благодарных читателей!

Вячеслав Барашихин

В одном строю
Перепутался ход минут:
Непонятно, кто стар, кто млад,
И в бессмертном полку идут
Правнук с прадедом на парад.
И обоим по двадцать лет.
И так хочется жить им, но
Чёрно-белый молчит портрет,
И довольно уже давно...
В сорок первом году в бою
Прадед обнял земную твердь,
Но теперь вот опять в строю.
И бессильная воет смерть!
Ну а правнук, не пряча слез,
Шепчет выстраданный ответ
На невысказанный вопрос:
«Это наша Победа, дед!»



ЮРИЙ БРЫЖАШОВ
 
ПРОХОРОВКА

И медленно кренился горизонт,
прогнувшийся под тяжестью металла.
И небо зажимая, как тампон,
земля в полубезумии стенала.
Горел металл пространствами земли.
Ослепший полдень в океане дыма
гнал с неба смерч, а реки вспять текли.
Свинцовый вихрь гремел неутолимо.


АТАКА


Атаку чувствуешь скелетом.
Скелет и холодок в груди –
вот две солдатские приметы,
да онемение руки,
раз двадцать стиснувшей гранату,
расковырявшей старый шрам.
И с тяжким чувством у солдата
душа с ознобом пополам
в закаменевшем напряженьи
колючим снегом взметена,
когда за криком исступленья
штыком покрестится она.

* * *

Мы три часа держали танки,
два «тигра» сразу подожгли,
Чадила углями землянка,
чадило небо невдали.
Дрожал и сажным дымом слался
от выхлопов  смердящий дым,
ты обескровлено ругался,
контужен был и недвижим.
Скрипел песок на чёрных дёснах,
железной пылью губы жгло,
и в лёгких запекался воздух
кровопролитно рвался, зло.
Минута краткого покоя
тревожно душу бередит…
жизнь, полумёртвая от боя,
как домна копотный зенит.
Здесь в чёрном пламени зенита,
затылки стриженных голов.
Сиротски хлопают зенитки
на переправе у мостов.

* * *

Отход после тяжкого боя,
Околицей меряем шаг.
Минуем сгоревшее поле,
нас скрывший минуем овраг.
Проходим речушкой холодной,
она, опустив рукава,
водою кипит отчуждённо,
слегка отступив в берегах.
А злость её нашей подобна:   
ведь есть обусловленный срок…
И чавкает мина утробно,
и падает неба кусок.


* * *

С последним взором, тем неразделим,
качнётся мир, последняя черта
разделит всех доподлинно и зримо,
нейтральная замглилась полоса.
Прогорклым дымом душат горло слёзы,
как будто выступают из нутра.
Лежит солдат у скрюченной берёзы.
Прилёг вздремнуть как будто … навсегда.
Всех нас из тех, всех тех, что уцелели:
отдельно тело и отдельно я –
приводит в чувство небо онемело,
и пасмурно сутулится земля.

 * * *

Дождь прутьями хлестал по спинам.
Боль била нам в глаза, как свет.
Шаги проглатывала тина,
и цепь проглатывал рассвет.
И небо вечною молитвой
за нами следом шло, шаг в шаг.
и эхо первого разрыва
уже осыпалось в ушах.


* * *

Землянка дышит потом непорочным,
снарядной гильзой правит чёрный стол.
И мы уже два дня живём бессрочным,
сплошным настильным вражеским огнём.
В стерне застрянет месяц, светом сеясь.
Утишив кровь в сырой ещё груди,
солдат хрипит, теплом вчерашним греясь,
в соседней роте выживший – один.


* * *

Согнуло души так, что лопнул воздух,
сорвавшийся с небесной высоты.
Коксующийся жаром тёмный посвист,
и духота, громада духоты.
Тротиловая гарь забьёт траншею,
и в ней же – с чёрным солнцем – чёрный жар
песком горючим сеется по шее.
Дыханье рвёт пороховой угар.


ВЫСОТА


Поверх траншей, как копоть – дым небес,
дорога в небо – серым тротуаром,
воронками разорван чёрный лес,
задушенный кострищами пожаров.
И только хруст до льда замёрших рук
ответствует сырому эху ветра,
да сажа облаков плывёт на юг.
Роняет дуб порубленные ветви.
Прожить здесь свято, верно – не суметь.
Что ж … мы о том не очень помышляем,
Нам высоту б сейчас преодолеть,
А там войну – помалу – доломаем.
 

* * *
 
Винтовка опёрлась о бруствер,
а рядом – сапёрский топор,
И гильзу с обветренным хрустом
отбросил усталый затвор.
И, как тишина, обезножит
Душа, и разверзнется мысль:
Ещё целый час нами прожит –
Немыслимо долгая жизнь.



* * *

Зима, как смерть. Мороз сильнее.
Лютее чёрная пурга.
И сажа заново чернеет,
и дышит жизнь едва-едва.
И скудным дымом злой затяжки
отмечен здесь короткий вздох.
Чад от воронки густ и тяжек,
как наш простой солдатский Бог.
Солдатский бред в плену метельном,
в коротком шатком забытье
плывёт в сознании отдельно
в кровопролитной тишине.
Вот слева, рядом, снижен посвист,
разрыв, воронка и угар,
зажав живот, лежит наводчик,
и рядом – старый санитар.
Сержант с оторванной ногою…
Стеной обваливались стоны.
Нечеловечий жуткий вой
обрушивал  лесные кроны.


* * *

Сигнал – ракеты. И тогда,
отбросив небом тень помято,
волною цепь вдруг понесла,
и время рухнуло куда-то.
Тяжёлый бег редел, редел.
Слова оглохли. Ум разъярился.
Лишь краткий треск очередей
стенал в контуженном пространстве.
А рота шла, и шла, и шла.
А день вдруг развернул за вьюгу.
Атака крики понесла
С кровопролитною простудой.
Переломило чей-то крик,
кругом стеной валились стоны.
И рушились деревья кроны…
Тогда я многое постиг.


СОН ВЕТЕРАНА

На памяти – мигом единым,
дорогами мехкорпусов
танкеток сгоревшие спины,
секунды последних часов.
Отбитое за ночь дыханье
вдруг словно очнётся в тебе.
И трудно вернётся сознанье,
Осколком резнув по стене.

*   *   *

Воспоминаний битое стекло
вдруг хрустнет под ногою зло и цепко,
и словно град вдруг разобьёт окно –
ударит гром трескучей длинной цепью.
И, как тогда, вдруг минный камнепад
накроет роту высверленной болью,
траншея всхрипнет глухо, невпопад
и с мёрзлым криком выплеснется кровью.


СОСЕД ИВАН

Прогорела войною судьба,
и свистит – и в душе, и в кармане,
но травою запахнет звезда,
отразившись на грани стакана.
Что тебе указующий перст,
чей-то трон и заморская хата?..
ты пронёс обезноженный крест
беспощадной дорогой солдата.
– Что ж, – промолвишь,– известно: война…
все мои проредила приметы…
И разводит рукой тишина
загорчивший туман – до рассвета.
Рядом прошлое? С дымом седым?
Но, едва ль, это чувство продлится:
память быстро стирает следы,
бросив смертные тени на лица.


ВЛАДИМИР БЕЗЪЯЗЫЧНЫЙ


ДЕНЬ ПОБЕДЫ

День Победы Российской Державы.
Гром оркестров и бархат знамён.
Он овеян величием славы,
Гордой памятью он освящён.
Молодёжь шла по улицам ранним
В парк Победы со всех уголков…
Возглавляют их строй ветераны
И знамёна бессмертных полков.
На груди ордена и медали,
Опалённые дымом войны.
За отвагу в боях награждали,
За защиту родимой земли.
Молодым нужно помнить об этом
И крепить оборону вдвойне.
Быть потомками мудрых заветов:
« Хочешь мира – готовься к войне».


ПОБЕДА ЗА НАМИ
 
О чём ты думаешь, старик,
Склонивши голову седую?
Что как осенний лист поник,
Зимы почуяв стужу злую?
Не потому ли, что любил
В далёкой юности девчонку?
Перед войной ещё служил,
Берёг любимую сторонку.
Война – то  был кромешный ад:
Земля горела и крошилась.
За день по семь атак подряд,
Поесть раз в сутки приходилось.
Лихие будни той войны
Стоят сейчас перед глазами.
И пусть они слезой полны.
Победа всё – таки за нами.



ДЕСАНТНИКИ, ВПЕРЁД
 
В бою мой друг всегда со мною рядом,
У побратима крепкое плечо.
Нас не возьмёшь ни пулей, ни снарядом,
Жара и холод будут нипочём.
Тельняшка – мать любимою зовётся,
Она согреет и поймёт бойца.
Под нею сердце преданное бьётся,
России верным будет до конца.
Десант идёт под знаменем Победы.
Не боги мы, но верою тверды.
На бой с врагом пойдём, как наши деды,
С небес, и с моря, и из-под воды.
А если вновь Отчизне трудно станет,
На бой с врагом Отчизна позовёт,
Никто священной клятвы не забудет –
Ответ один: «Десантники, вперёд!»


МИХАИЛ БЛЮДИКОВ

ВЕЩИЕ ИГРЫ

Мы носились по леваде,
Затевали жаркий бой…
А отцы, на это глядя,
Говорили меж собой.
Говорили, осуждая:
« Игры эти не к добру…»
И заботой окружая,
Звали в хаты детвору.
Мы тогда не понимали:
Что к чему, зачем она…
В красных, белых мы играли,
А потом пришла война…


ПРЕДЧУВСТВИЕ

  Светлой памяти – бабушки
  Евдокии Герасимовны

Ещё удар везли в конверте,
Ещё не знала, как и где…
Душа её кричала о беде –
Вещало сердце ей о смерти…
И силой пусть не исполинской,
Таила боль и страх от нас-
Чтоб огонёк в душе не гас,
И жил надеждой материнской,
И лишь когда пришла бумага
И было нечего скрывать,
Она упала, бедолага,
И стала землю обнимать.


ПЕРЕДНИЙ КРАЙ

Передний край – безмерно это слово.
В глуби веков теряется оно.
Высвечивает поле Куликово
И невский лёд, и ширь Бородино.
Передний край – по самой сути близкий,
И потому душа его хранит.
Где проходил он – нынче обелиски
И сердцем переплавленный гранит.
Передний… и нахмуришься сурово:
В полгоризонта вспыхнет Сталинград.
Не зря мы вспоминаем это слово,
Когда звучит сирена, как набат.


КУРСКИЙ СОЛОВЕЙ

В Малеевке, где роща под обрывом,
Там, где течёт средь лопухов ручей,
Я слышал, как надтреснуто с надрывом
Поёт тревожно курский соловей.
Была та песнь на редкость неискусной,
Он словно топором  рубил с плеча,
Рассказывая про бои под Курском,
С одышкой, тяжело крича.
Он вспоминал о прошлом лихолетье,
Про то, как вражья дыбилась броня…
Он пел про год суровый – сорок третий,
Когда земля чернела от огня.
И слушал лес в ночи насторожённо,
Мерцали звёзды, как свинцовый град…
То пел певец, войною обожженный,
Про грохот орудийных канонад.
Когда я слышу голос умиленья
О залихватских  трелях серых птах,
Мне видится далёкое селенье,
Тот соловей в простреленных кустах.


ИРИНА ВЕСЕННЯЯ

ДЕДУ

Семьдесят пятая весна
Медалями горит,
И солнца луч на орденах
Солдат благодарит.
Так близко праздник, юбилей!
Смотри, родной мой дед!
Но скорбь становится сильней,
Молчанье – твой ответ...
И, будто шепот до меня
Сквозь утреннюю дрожь:
«Была то, внученька, война,
Ты сердце не тревожь
Живи, родная, не горюй,
Праправнуков расти,
Их крепко-крепко поцелуй...
А я как есть… прости...»
Ветвями тополь закачал:
«Мол, правду говорю».
Звезда кивнула сгоряча:
«Я – здесь, но я – горю!»

* * *

Ты посмотри: цветёт сирень!
Как будто к Дню Победы.
Лиловой пеной взбитый день,
И неба лик так светел!
Ты посмотри, какой парад!
Торжественно всё, свято:
И быть здесь каждый горд и рад,
«Ура-а-а!»-кричат солдаты.
Ты посмотри на ордена!
Взошло второе солнце!
Врагам досталось!!! (Их вина!)
И фрицам, и японцам.
Ты посмотри, какой салют!
А искры…словно Души…
За тех, что больше не умрут,
Бокал до дна осушим.


БОРИС ГЛУХИХ
 
Из поэмы 
«Памяти немеркнущая боль»


* * *

Ночь. Мы в группе захвата
На ничейной земле.
Дальних громов раскаты
Затухают во мгле.
Звон колючки на кольях,
Да шипенье ракет,
Разливающих в поле
Бледный, мертвенный снег.
На ночные просторы,
На заснеженный дзот…
Впереди нас минёры
Открывают проход.
Чётко, как на ученьях,
Проявив даже прыть…
Группа обеспеченья
Нас готова прикрыть.
Мы в поднявшейся вьюге
Как – понять не могу –
Потеряли друг друга,
Утопая  в снегу.
Разговор будет сложным
С командиром полка.
Нет, я выполнить должен.
Надо взять «языка».
Я на ощупь вслепую
Продвигаюсь вперёд.
Вьюга режет в косую
И по-зверски ревёт.
Продвигаюсь от речки.
Помню, в центре села
Дом с широким крылечком,
Видно, школа была.
Дом нашёл по фасаду,
Проскользнул вдоль торца,
Влез тихонько в ограду
И залёг у крыльца.
Так … объект подходящий,
Даже есть часовой.
А из окон хрипящий,
Пьяный, песенный вой.
От погоды не майской
(Ветер колок, что гвоздь)
Ватник мой, словно майку,
Продирает насквозь.
Немцу тоже прохладно,
Весь закутанный в шаль.
«Ладно, – думаю, – ладно,
Жарь мороз, его жарь!»
Он, забыв осторожность,
Мчится вскачь по двору…
Словно наши морозы
Фрицам бьёт по нутру.
Вдруг, случайно наверно,
Направленье сменяя,
Скачет рядом, примерно
Метрах в трёх о меня.
Чуть вперёд пропуская,
Напрягаюсь… Бросок!
Как капусту срубая,
Бью прикладом в висок.
Вот с «запасом», что значит,
Как подвёл мой «запас».
Бил бы малость помягче…
А что делать сейчас?
Видно, очень уж крепко
Рубанул стервеца.
Скажут: «Ну и разведка…
Приволок мертвеца».
Хуже смерти надсада.
Как же не повезло.
Что-то сделать мне надо…
Вьюга корчит село.
Стал почти что спокоен,
Рассуждаю опять:
«Да и что этот «воин»
Нашим мог рассказать?!»
Ух! Замёрз, как полено!
Дрожь колотит опять.
… Не пришла б только смена
Часового менять.
Холода мне знакомы,
Но таких холодин..!
Вдруг со стуком и громом
Кто-то вышел…  Один.
Немец был агромадный,
Много выше меня.
Сам в мундире парадном,
Пистолет у ремня.
Он подумал, наверно:
« Часового – то нет!»
Прыг с крыльца – и мгновенно
Достаёт пистолет.
Я крутнул за запястье
Так, что хрустнул скелет.
И удачно. И, к счастью,
Выбил враз пистолет.
Мы схватились, кочуя
Возле школьных дверей,
Страшный танец танцуем –
Танец смерти… своей.
Кто бы только послушал!
Я хриплю, он хрипит.
Так друг друга мы душим,
Аж глаза из «орбит»!
Как в предсмертной агонии
Рвал я горло врага…
Вот тогда-то я понял,
Как мне жизнь дорога.
Взмах, короткою финкой
Немцу в шею попал.
Он завыл жутко, длинно
И с лица полинял.
Он скрежещет зубами,
А сжимает – едва.
У него под глазами
Разлилась синева…
Кожа быстро бледнела,
Взгляд тускнел, как слюда…
И безвольное тело
Я связал… без труда.

* * *

Зееловские страшные высоты
Вечной болью проросли во мне.
В каждом склоне огневые соты.
Город Зелов в каменной броне.
Город Зелов – главный ключ Берлина.
Город
Зелов – тот кромешный ад,
Сквозь который по штыкам и минам
Мог пройти лишь только наш солдат.
Батальоны шли, забыв о страхе,
Кроясь рёвом орудийных жерл.
Наши безуспешные  атаки
Стоили неисчислимых жертв.*
Лишь назавтра, после артналёта,
Вновь взметнувшись, как « девятый вал»,
Ворвались бесстрашно на высоты,
К сожаленью, в танк снаряд попал…

* 30 тысяч солдат погибли при штурме Зееловских высот в одном бою


ЕВГЕНИЙ ДУБОВИЦКИЙ
 
ФРОНТОВИКИ, СИЯЮТ ОРДЕНА

Фронтовики, сияют ордена!
Пусть вашу душу вновь они согреют.
Уже давно закончилась война,
Но ваша память так и не стареет.
 
И снова не уснуть вам до утра,
Опять война вам не даёт покоя.
И горсть земли, зажатая в руках
В последний миг погибшего героя.
 
А этот бой – он был последним, бой!
Он вышел самым страшным и кровавым.
Он навсегда остался там, с тобой,
Закончившим войну твоей Державы.


МАРИЯ ЖИТЕНЁВА

УМИРАЛИ И ВЕРИЛИ
 
14.08.1942
  Бои под станицей
  Черниговской

Иду тихо на пальчиках,
Как по минному полю.
Умирали здесь мальчики
За мечту и за волю.
Умирали и верили:
Будет рожь колоситься,
Только мирное небо
Сыновьям будет сниться.
Умирали мальчишки
На большом Красном поле.
Так уж, мамочка, вышло:
Жизнь так дорого стоит.
Высоко в чистом небе
Чёрный ворон кружится.
Был на свете, иль не был?
Сынок матери снится…


ФРОНТОВАЯ ГАРМОНЬ

Уходил солдат на фронт.
Уходя, он взял в дорогу
Вещь любимую – гармонь
И любовь к родному дому.
Что  война? Она – война,
Очень трудная работа.
Меж боями – тишина.
Отдыхала в роще рота.
В этот час бойца не тронь,
Вспоминал он дом и маму.
На колени брал гармонь,
Трогал ласково руками.
Развернул её меха –
Полилась тихонько песня.
Ночь была темна, тиха…
Воздух – медленный и пресный.
Ну, а завтра снова в бой,
Чтоб идти вперёд, на Запад.
Завернув в шинель гармонь,
Он вдохнул Победы запах.


ВАНЮША

Ощущается запах весны
Средь душистой берлинской сирени.
Не забыть уже прошлой войны,
Миномётный обстрел и сирены.
И дымится в развалинах смерть,
Тишина там нарушена плачем.
И куда те последствия деть?
День Победы реальностью значим.
Наш солдат взял мальчишку с собой:
Не должны быть бездомными дети.
Не смирился с вселенской бедой –
Обласкав малыша на рассвете.
Ты, сынок, мне совсем не чужой,
Мы не будем с судьбой сводить счёты.
Ты – не Ганс, ты – Ванюша родной,
Не горюй, проживём, мы – пехота.
Был Берлин, как поверженный ад.
Над Рейхстагом поднят флаг победы.
Шёл с мальчишкой уставший солдат,
И смеясь, называл – «Непоседой».


ТРИ ДУБОЧКА В ПОЛЕ

Фёдору, Ивану и Алексею
Цупрун посвящается

Три орла, три сына на фронт уходили…
Мать молила Бога: «Только б не убили».
Три сынка – погодки, три дубочка в поле
Ей надеждой были в материнской доле.
Был танкистом Фёдор, да сгорел он в танке
Где-то там, под Ржевом, в неглубокой балке.
На второго сына, среднего Ивана,
Похоронку мама ведь совсем не ждала.
В Сталинградской битве час его последний.
На кургане в списках он 143-й.
Алексей, Алёша без вести пропавший…
И в лесу кукушка горько куковала.
– Будь живым, сыночек,– мать молила Бога.
Уходила в поле, глядя на дорогу.
От войны так горько в жизни одинокой:
Три орла, три сына пали как герои.


В ПАРКЕ ПОБЕДЫ
   А. Трофимову посвящается

На мраморных плитах гвоздики лежат,
Слезу вытирает полковник-комбат:
– Антошка Трофимов, дружок боевой,
Лежишь ты в земле, я ж доныне живой.
Всё помню, дружище, бои под Москвой,
Вокруг пепелище холодной зимой.
В бою я был ранен. Узнал лишь потом,
Что жизнью обязан тебе, друг Антон.
Суровая память тех лет боевых:
Победное знамя и память живых.
А в парке Победы живёт тишина,
И с радугой в небе приходит весна.
На мраморных плитах гвоздики лежат,
Склонился над ними полковник-комбат.


ЕЛЕНА КОТОВА

Я СЕГОДНЯ ЖИВУ

Я не знала войны: позже я рождена. 
О войне много сказывал дед. 
Но все чаще и чаще мне снится она, 
И лесной партизанский рассвет.
Снится вдруг, как меня повели  на расстрел
Всю в крови, в окровавленном рубище. 
И в упор поглядел автомата прицел, 
Убивая мечты о будущем.
Я  поныне  живу за себя и за ту 
Партизанку, которой уж нет. 
За нее я дышу, мечтаю, люблю 
И встречаю весенний рассвет.


* * *

Моему деду  Ефрему Тимофееву,
бывшему военнопленному
посвящается

Он из плена бежал, но побег не удался.
Лишь на теле следы от собачьих клыков.
Он свободу так ждал, ей не мог надышаться.
Но опять лагеря – приговор был суров.
И по сердцу огнем полыхнуло: – « Предатель».
Жгучей болью обида заныла в груди.
А ведь знает лишь дед да на небе Создатель,
Как ему довелось муки ада пройти.
Ну а дома семья. Сын вернулся героем.
И тоскует земля по хозяйским рукам.
Только деду вовек не забыть того боя,
Что судьбу навсегда поделил пополам.


ВЛАДИМИР МАКСИМЕНКО

 ПОБЕДА

Солдаты в думах  о своём
Весну и май встречали.
За общим праздничным столом,
Уняв свои печали.
Сначала выпили за тех,
Кто отстоял Державу.
Потом за всех солдат страны
Сказали тост по праву.
А после третьей шум пошёл,
Заспорили седые:
В каких войсках служить пришлось
Им в годы молодые?
Моряк кричит: « Полундра, брат»!
И мы пошли в атаку.
Боялись немцы наш бушлат,
«Намазывали пятку».
Напротив лётчик за столом
Газует на педали:
Мол, «Нам на фронте ордена
Напрасно не давали».
Танкист: « Мы бились не за так…
Дай Бог, прожить три боя.
Я помню чёрный смерч атак
На горьком курском поле».
Артиллерист: «Кто Бог войны?
Да наша, брат,  пехота
На все четыре стороны.
И смертно жить охота».
Тяжёлый, как печной угар,
Взял ротный слово:  «Братцы!
Пехоты штыковой удар
Враги всегда боятся».
Для всех бойцов есть слово: Брат
И  ложка для обеда.
Войну сломал простой солдат,
Награда всем – Победа.

 
ЛИЛИЯ МАКСИМКИНА

СВЕЧИ

Зацвели каштаны на аллее,
Словно свечи памяти зажглись.
Рассказать сыночку всё сложнее:
В  бой солдаты утром поднялись.
Всё сложнее думать о войне мне:
Горечь слёз сжимает болью грудь.
Я читаю адрес на конверте,
Имя фронтовое « Не забудь».
Карандашных строк живёт былое:
Сталинград. И мы пошли вперёд
За Россию и за всё живое.
Дружный на века, ты мой народ.
Все цветы планеты вам, солдаты.
Всех имён на стеле не прочесть.
Нет у нас значительнее даты,
Май победный – наша гордость, честь.



МАРИНА МАЦКЕВИЧ

ВОЕННЫЕ ПЕСНИ

Сколько зим, сколько лет утекло,
А военные песни живут:
«Мне в холодной землянке тепло»…
До сих пор эти строчки поют.
« Не сдаётся наш гордый Варяг» –
Поднимались в атаку бойцы,
А «Закурим» все пели подряд:
Наши деды и наши отцы.
О солдатах все песни войны,
И «Катюша» собой хороша.
С ощущеньем победной весны
Отдыхала от боя душа.


БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК
 
Военный оркестр духовой
«Прощанье славянки» играл.
Вдоль  улицы по мостовой
В бессмертие полк прошагал.
Застыли все люди вокруг,
И даже повесы – юнцы,
Оставив девчонок-подруг,
Стояли, как будто бойцы.
А  в памятной книге имён
Известное действо войны:
История наших времён,
Салюты победной весны.



ИГОРЬ ОЛЕЙНИКОВ

Карелия. 1944 год

Нам прошлое высветит небо,
и хрустнет дорога ледком,
а запах махорки и хлеба
проденет сырым холодком.
Сорвётся прогорклой порошей
вся в пламени снега зима.
Угарной позёмкой ворожит,
Звеня от мороза, земля.
Скрипучи от стужи деревья.
Минувшее нынче не в счёт.
Война. Почерневшее время
дымами по небу течёт.


АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВ

ПРАЗДНИК ИСТИННО СВЯТОЙ

В России праздников так много.
Желанных, значимых собой.
Но день Победы – он особый,
То праздник истинно святой
Враг лютовал четыре года,
Испепеляя всё и вся.
Но не сломил он дух народа
И не сломает никогда.
Мы потеряли миллионы,
Людского горя не унять.
Но чтит страна своих героев
И эту память не отнять.
Россия, матушка Россия,
Тебе сквозь ад пройти пришлось.
Твой день Победы – это сила
Из материнских скорбных слёз.
Живи, нас дольше согревая,
Наш праздник из числа святых.
И пусть горит, не угасая,
Огонь в честь павших и живых


***

Единство, дружба и согласье –
вот три оплота, три столпа.
Без коих нет земного счастья
и, в целом – смысла бытия.
Без них теряет мир основу,
теряет разума зерно.
А для войны людские споры
лишь повод, чтобы сеять зло.
Так кто Земле поможет нашей,
спасёт от ядерной чумы?
И сделает добрей и краше,
Да кто спасёт, если не мы?!

***

Говорят, время лечит, меняет судьбу.
Говорят, помогает забыться.
Отчего же тогда с той войны, не пойму,
Нашим вдовам кубанским не спится.
Позади столько лет, уже семьдесят пять.
Им бы в пору с утратой смириться.
Только вдовьим сердцам эту скорбь не унять,
Не забыть дорогие им лица.
Им никак не забыть первый месяц войны,
Уходящих на фронт эшелонов.
И того, как прощались мужья и сыны
С ними в сумерках гулких перронов.
Отгремели бои, боль утратив свою.
Ты, Кубань, можешь нами гордиться.
Жёнам снятся солдаты в последнем в бою,
Боль проклятой войны длится, длится…
Под иконой свеча  источает свой свет.
Божий свет, что с молитвой роднится.
И с молитвой живут вдовы наших побед.
Наши вдовы, которым не спится.


АЛЕКСАНДР НИКИФОРОВ

ПОДОЛЬСКИЕ КУРСАНТЫ

Снег ложится, медленно кружа,
И не тает на застывших лицах…
Мы опять сумели удержать
Немцев возле стен твоих, столица.
А вокруг – воронки и бугры,
И тела убитых оккупантов…
Нас осталось роты полторы
От бригады сталинских курсантов.
И уже, похоже по всему,
Не носить нам офицерских знаков –
Вон, за полем, в сумрачном дыму
Немцы поднимаются в атаку.
И орут, мерзавцы: « Эй, Иван!
Ты же предан Сталиным, жидами!
Брось их к черту и сдавайся нам!»
Мы пошли…С примкнутыми штыками…
Кружит дым над полем колесом,
Ветер гладит павших в рукопашной.
Мы сегодня дали им за всё
Так, что с танков отлетели башни.
И закрыли зазывалам рты,
Но в душе уже тоскливо бьётся:
«Нам от этой роковой черты
Уходить живыми не придётся».
Оккупантов заметает снег,
А в столице полночь бьют куранты…
Здесь врагу в Москву дороги нет:
Здесь воюют русские курсанты…
Август 1942 г. Окруженцы
Уходят все…Я остаюсь один…
Лежу в кустах в обнимку с пулемётом –
я сам себе боец и командир.
Негромко, грустно напеваю что-то…
… «Так не уйти, – вздохнул седой сержант,
окинув строй тоскливо-умным взглядом –
Фашист не зря нас к озеру прижал…»
Мы напряглись. Молчим, под ноги глядя.
«Кому-то надо здесь повоевать.
Позиция – мечта для пулемёта.
Иначе будут гнать и убивать –
на нас давно объявлена охота.»
От этих слов в контуженной башке
картины понеслись быстрее пули:
мой дом горит, а во дворе, в стожке
семья лежит…Устали и уснули?
Но как-то страшно, не дыша, лежат
маманя, дети и жена – Натаха.
Очнулся – руку тискает сержант:
я добровольно вышагнул на плаху.
Он начал было:«Сдержишь – догоняй…»,
я бросил взгляд – слова застряли в глотке.
Собрал патроны…Дали каравай. 
Полфляжки тёплой и вонючей водки.
Я не в обиде, братцы, видно, Бог
толкнул меня в пораненный затылок,
чтоб я сегодня в полной мере смог
взять  с  немца  долг  за  слёзы, жизни  милых.
Родные  ждут…Я  скоро  к  ним  приду.
Мы встретимся и снова будем вместе…
От этих мыслей укрепился дух –
настало время насладиться местью…
…Ушли друзья…Я поскучал часок,
потом пошла горячая работа.
И лишь под вечер пулею в висок
меня  уняли  вместе с пулемётом.
Потом  фашисты  отнесли  меня
к  своим  убитым, в  общую  могилу…
Вдали  плясали  сполохи  огня,
и немцы  шли  устало  и  уныло…
Сталинград. Снайпер
Тоскливо  фрицам  нынешней  зимой
без  шоколада, кофе  и  сосисок.
Природа  давит  стужей  неземной,
а  воздух  вязким  ужасом  пронизан.
В колечке немцы…Голод  и  мороз
помогут  нам  собрать  долги  как  надо.
За сорок первый,  Харьков, море  слёз,
за  всё за то, что натворили гады.
Я – снайпер…Моя цель – офицерьё,
связные, пулемётчики, танкисты.
Но оккупант закутался в тряпьё.
Как различить? В кого нацелить выстрел?
Бью всех подряд…Полроты настрелял.
Доходит немец – мёртвых не хоронят.
«Кладут  в  ряды»,– разведчик  рассказал.
И  каждый  день  сюда  летят  вороны.
Ещё примета – руки  выставлять:
получит рану – в самолёт и к «муттер». 
Я начал  было  по  рукам  стрелять,
потом подумал – неразумно будет.
Залечит  рану  и опять на фронт.
Где  на  таких  патронов напасёшься?
Раз ставишь руку на игру, на кон –
ты с ней простился…Значит, обойдёшься.
Нашёл напильник – пулю затупить.
Она ударит – руку на помойку.
Но вновь забота – что калек плодить?
Придём в Берлин, корми их…Нет, постой-ка…
Пусть остаются там, куда пришли.
Таких гостей не звали, им не рады.
Искали славы, подвига? Нашли!
Осталось только получить награды…
…Уже в Берлине немец-инвалид
оставшейся рукой просил подачку. 
Я почерк свой узнал и отвалил
шмат сала с хлебом и махорки пачку...



Ноябрь 1943 г. 
Севернее  Керчи.
«Чёрная смерть» (морская пехота)


Ракета  гаснет в предрассветной мгле…
Пора! Оставив лишнее, со свистом,
отдав поклон заступнице-земле,
мы бросились в атаку…Смерть фашистам!
Полундра!  Наше время, моряки,
взять на штыки и сбросить в преисподню
хвалёные германские полки.
Пусть нам погибнуть завтра, им – сегодня.
«Один за всех и все – за одного» –
Закон суров, он выстрадан не нами.
А враг ещё не знает, на кого
он поднял руку…Будет ему память!
Проспали?!  Разучились  чутко спать?!
Научим, это – дело наживное…
Настанет час – мы будем наступать.
Тогда от страха ваши души взвоют…
…Неумолимо, словно ураган,
наш сводный батальон морской пехоты
влетел в село, ступая по врагам,
взрывая танки, блиндажи и дзоты.
Бой ночью – ближний…Свалка, кавардак…
Я воевал трофейным автоматом.
И, «заземляя»  «доблестных вояк»,
жалел, что рано кончились гранаты…
Село мы взяли…Мёртвое село:
из жителей – старик и три старухи.
В груди моей заныло, запекло
от вида малолюдства и разрухи.
Мне вспомнилась родная сторона –
она сейчас под немцами горюет…
Увижу ли – домой не скоро нам.
А немец всё же грамотно воюет.
…Мне повезло – я  выжил  и  пришёл
на место, где родился, рос…И  вижу
пеньки печей…Не сразу, но нашёл
свой  двор…Пустой…Заплакал, сев под вишнею…


КОМАНДИР ПОЛКА САУ

Апрель  1945 г.
Горизонт  полыхает  огнями –
там  гремит, отбиваясь, Берлин…
Мы идём на него, и под нами
прогибаются своды Земли.
Непрерывно  грохочут  раскаты,
от  пожаров  светло  по  ночам…
Нам  всё  чаще  подвозят  снаряды,
чтобы  полк  не  скучал, не  молчал.
И дымятся дороги Европы
под стальными колоннами войск.
И в боях поредевшие роты
жадно рвутся в решающий бой.
Наконец наступил час расплаты,
а народ  ничего  не  забыл.
И  пустыми  стоят  медсанбаты,
и  никто  не  торопится  в  тыл.
Очень  скоро денёчком  погожим
мы  увидим подросших  детей…
А пока – помоги  же  нам, Боже,
разгромить  этот  мерзкий  вертеп...
…Горизонт  полыхает  огнями –
сердце  рейха  сжимают  полки…
Мы  подходим  к  нему, а  за  нами
наблюдают  все  те, кто  погиб…


НИКОЛАЙ ПАНЧЕНКО

НАД ЧАСОВНЕЙ ЛЕТЯТ ЖУРАВЛИ

У тихой речки на пригорке,
Где за холмом сосновый бор,
Я вижу, как блестит на зорьке
Холодным лезвием топор.
Там плотник с опытом, умелый,
Мужик российский боевой
С душой обтёсывает смело
Кругляк сосновый, деловой.
В руках его на всю округу
Играет весело топор.
Ему подыгрывает струга*
( Ведут они рабочий спор).
И сруб для будущей часовни
Растёт в Российской стороне
Среди лугов на месте бойни-
Жестокой битвы на войне.
Когда построится часовня,
Войдут прохожие сюда.
В тиши помолятся и вспомнят
Солдат, ушедших навсегда.
* Струга – инструмент.
Курлыкать будет над часовней
В полёте стая журавлей,
Небесный свет святой иконы
Согреет души у людей.
Разливы грустные тальянки
В пассажирском поезде под Клином,
Хриплым голосом с тальянкою в руках,
Инвалид, немолодой мужчина,
Пел нам песню с болью на устах.
А слова той песни говорили
Про сраженье в яростном огне.
Молодость, которую убили,
Раздавили танком на войне.
В песне были стоны Сталинграда…
(Снег горячий заливала кровь)
И Россия, где ждала солдата
Преданная женская любовь.
Падали в картуз рубли, копейки,
А мужчина, худенький, седой,
В старенькой армейской телогрейке
Нам  кивал печально головой…
За окном мелькали полустанки,
Я дослушал песню до конца.
Под разливы старенькой тальянки,
Вспоминал погибшего отца. 


УХОДЯТ СОЛДАТЫ
            
     (Отрывок из поэмы)

Иду со светлой памятью,
А память, как река,
Где отразилась в заводи
Печальная строка.
Она из скорби выбита
На траурной доске,
Не все под нею вылиты
Слезиночки в тоске.
Не все поэмы сложены,
Не спеты песни все.
Иду вдоль клумб ухоженных
И ярких, как кисет.
Бойца кисет росквиченный
Шёлком, бахромой…
Ждала солдата дивчина
С войны большой домой.
Висит кисет под образом,
В кисете письмецо,
Слова в нём тяжким голосом
Бьют в сердце, как свинцом.
То письмецо последнее
Солдат прислал с войны.
( Погиб порою летнею
он от взрывной волны.)
Иду по чёрной линии
Я к вечному огню,
А скорбь рвёт сердце клиньями,
Как мощный взрыв броню.



ГВАРДИИ СОЛДАТ
 
     Памяти Н.Е. Тарасовой

Упала немецкая мина,
И связь оборвал чёрный взрыв…
Связистка по имени Нина
Ползком устраняет обрыв.
Над ней, под дождливым покровом,
Проносятся пули врага…
Им Нина гнёт крепкое слово,
Которое не для стиха.
От взрывов вскипает болото,
Связист не отступит назад,
Ведь Нина – она из пехоты,
Гвардии русский солдат.
Сжимает ладонями провод,
И вновь заработала связь.
Стоит за болотом сурово
Израненный пулями вяз.


ДЕНЬ ПОБЕДЫ

В этот день так ярки ордена.
Колышет ветер алые знамёна.
Сегодня мы у Вечного Огня
Погибших вспоминаем поимённо.
Их имена проносим сквозь года,
Мы им слова из памяти отлили.
Не забывайте, люди, никогда,
Какой ценой за счастье заплатили.
Чтоб прекратились на земле бои,
Усыпьте память вечную цветами.
Склоните, люди, головы свои
Над плитами с простыми именами. 
Не щадит память душу мою
С болью сердца я в лес уйду,
Где найду родники живые.
Здесь стоят в боевом ряду
Возле речки дубы большие.
В этих горных Кавказких местах
Есть военные старые тропы,
Где в самшитовых плотных кустах
Я услышу разборчивый шепот.
Может, это шумит листопад?
Или ветер гуляет средь веток?
А я вижу пронзающий взгляд
Надо мною в пронзительном свете.
Не щадит память душу мою,
 И печаль не уходит из сердца.
Среди скал в том жестоком бою
Погибали солдаты – гвардейцы.
Был в обойме последний патрон,
А враги, как гроза, наступали.
Вспыхнул ярко сквозь внутренний стон
Взрыв гранаты, и жизни не стало…
Лес шумит, не забыл он беду,
Дуб на круче скалистой тоскует…
С болью сердца я в лес уйду.
Поцелую там землю святую.


РАСПЯТЬЯ

В сожженном врагами посёлке
Берёз догорали стволы.
Советский солдат в гимнастёрке
Мальчишку достал из золы.
Ребёнка прикрыл он шинелью.
Вздохнул, не стыдясь своих слёз.
Как-будто  распятья, чернели
Стволы обгоревших берёз.
В мальчишке, погибшем, Антошу –
Сыночка – солдат наш узнал,
А ветер с осенней порошей
Пепел седой раздувал.
На фоне сгоревших строений,
Сжимая в руках автомат,
У трупа стоял на коленях
В боях закалённый солдат.

СОВЕТСКИЙ СОЛДАТ

Он в траншее дымил самокруткой
И бросался в атаку не раз
По земле, где цвели незабудки
Синевой женских ласковых глаз.
С автоматом в руках и усталый
Он шагал по изрытой земле,
По смоленским разбитым кварталам,
По посёлкам, что тлели в золе.
И с боями прошёл полпланеты
Наш великий советский солдат
По военным дорогам к Победе
И героем вернулся назад.
На изрытой земле незабудки,
Словно память, весной проросли.
Пролетают над озером утки,
Над землёй, где солдаты прошли.

 
НИКОЛАЙ РУЧКИН

ЛИКОВАЛА ВСЯ СТРАНА

Каким был первый День Победы!
Как ликовала вся страна!
И молодели даже деды,
Цвела от радости весна.
Какие ветры песни пели!
Повержен враг! Ура! Ура!
Солдаты сбросили шинели:
В сиянье майская пора.
Солдат  суровые улыбки
Наперекор всему цвели.
С собой нехитрые пожитки,
Но главное – домой пришли.
Всё позади, и слава Богу!
Закончив тяжкий труд войны,
Вернулись к отчему порогу
Великой Родины сыны!


НАД КРАСНЫМ ПОЛЕМ ТИШИНА

Над полем Красным тишина.
Лишь ветер изредка промчится…
Кровавой стужей здесь война,
А в душах многих она длится.

Стояли насмерть казаки
Вблизи Черниговской станицы;
Два дня у Кошки, у реки,
Бомбили с воздуха их фрицы.

От взрывов чёрная земля,
Насквозь  пропитанная кровью,
Несла свинец во все края,
Огонь к Кавказскому  предгорью.


ЕВГЕНИЯ РЫЛОВА

БАЛЛАДА О СОБАКЕ

Война вошла в кварталы Ленинграда.
Она, казалось, вмерзла в черный снег,
и гибли люди в тяжести осады,
все это мне запомнилось навек.
Остались мы тогда- я с младшим братом
и мама наша, слабая совсем,
да пес еще веселый и лохматый.
Дружили с ним мы домом нашим всем.
Он был приветлив, добродушен с роду,
Любовью песьей маму он любил,
и, положив ей на колени морду,
за каждым взглядом ласково следил.
А у нее уже кончались силы,
и мы давно с Алешкою слегли.
Мы умирали, стены в доме стыли,
в печи железной сморщились угли.
Потом бульон горячий помню смутно.
А через день мы встали и пошли,
лишь мама не вставала в это утро:
ее глазницы тени обожгли.
Она безмолвно, тихо умирала,
зажала рот и не пила бульон,
в глазах тоска по жизни трепетала,
и силы сберегал лишь частый сон.
Но смерть пришла за горем и разрухой,
сумела нашу маму унести.
А брат нашел за полкой песье ухо.
Так вот кто нас от смерти смог спасти!
С Алешкою потом мы догадались,
душа ее не приняла бульон,
ведь так глаза собачьи улыбались.
Ведь так он в нашу маму был влюблен.
Дни миновали тяжести проклятой,
но в память о тяжелых, грозных днях
живет во мне поныне пес лохматый,
свет глаз собачьих чудится в огнях.


ДМИТРИЙ САМАРИН

ДАВНО ЗАКОНЧИЛАСЬ ВОЙНА
    
     Епистинья Степанова –
     женщина с Кубани,
     отдавшая Отечеству
     девятерых сыновей-воинов

Замглились годы чередою,
Давно закончилась война.
А мать – старушка Епистинья
Всё сыновей с войны ждала.
Домой они не возвратились –
Их было девять у неё.
Сыны легли на поле брани,
О них скорбело всё село.
Она печаль свою скрывала,
Годами сыновей ждала.
Да разве было так когда-то,
Чтоб мать детей пережила!?
Глубокий омут взялся тиной.
Кубань в июне разлилась.
А мать – старушка Епистинья
Своих сынов не дождалась .               


ВЕРА СИТАЛО

У ВЕЧНОГО ОГНЯ

Стоит старик у вечного огня –
Солдат давно утихнувшей войны.
И треплет ветер пепел седины,
И ордена так горестно звенят.
Вернулся гулким эхом прежний бой:
Грудь разорвал кислящий запах тола.
И крик: «За нами Родина!» – С тобой
Навек остался, истекая кровью.
Стоит солдат и не скрывает слёз,
А память бередит былые раны…
Расходится туман над полем брани,
Над ветвями обугленных берёз.


ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВА

РАССВЕТЫ МУЖЕСТВА

Воспета Русь Великая
Бояна* словом истинным,
И правда не безликая –
Народ с поклоном истовым.
И перст судьбы из гордости
Ковал рассветы мужества
По Божьей, может, милости,
А сила – то в содружестве.
 
И быль всегда из семени
Земли, крови так явственно
Звучит, поёт о времени,
Взлетает в небо ястребом.
 
Иконы смотрят ликами,
И мысль Бояна вольная:
« О, Русь, моя Великая, 
в веках живёшь раздольная».

     * Боян – певец, поэт на Руси

БЫЛЬ
   
Отец войною обречён
В бою под Курском в сорок третьем.
И верю я: на этом свете
Придёт ко мне он в  летний сон.
Июль согрел его, меня.
О дне вчерашнем нам не вспомнить,
А сон велел черты запомнить
Отца в бою, где нет меня.
А рядом отчим жил с весны.
Рассказы  помню, запах хлеба.
Смотрю под  скрип телеги в небо,
И о войне мне снятся сны:
В атаку шёл солдат один.
Земля горела, лес и небо…
В бою судьба бросала жребий.
Из роты – он живой  один.

ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ

Две женских сущности* войны
Смотрели в зеркало времён.
Дай Бог, в предвестии весны
Услышать тихий гул имён.
Атаку вспомнить во весь рост
Солдат России  вековой.
Село  родное и погост
За дальним лугом не впервой.
В боях, естественно, и смерть 
Вершит деяния свои.
Она, как варварская твердь,
В пылу сраженья: – «Все мои».
Идёт война, а с ней любовь
Страдает, плачет над верстой:
– Дорогам ты не прекословь
В прицеле жизни не простой.
Просторы дальние чужды:
Полесье, поле и река.
Победный май нам за труды –
Счёт вечный мира на века.
Чернила выцвели давно –
Поблекший взгляд у той войны.
Любовь и смерть с ней заодно –
Узнали цену тишины.


ПОМНИМ ИМЯ ЕГО

     Гвардии лейтенант Александр Мамкин
     спас 80 детей доноров из немецкого плена,
     ценой своей жизни


Рассвет. В минуту расставанья
в немецком лагере замри.
Тягчайший запах умиранья
и варвар – медик у двери.
И день на памяти усталый:
Костёр, молчание людей…
Транзитный борт – спасенье малых,
Спаси, о Господи, детей.
Обстрелян борт. Шлейф дыма в небе.
Кабина лётчика в огне.
И мысли о насущном хлебе:*
«Дай, Боже, вытерпеть всё мне.
 Под плач детей веду машину,
Горящим факелом в ночи,
И  помню белую кувшинку,
Прохладный ветер, – Не кричи!»
Последний миг – и все запомнят:      
Посадку ту на лёд озёр,
пилота Мамкина. И вспомнят
в годах его прощальный взор.
И память каждого так живо 
Хранит ту явь, вой батарей.
А в снах: с ветвей плакучей ивы
Всё сыплет пепел лагерей.    

 * Употребляется в смысле: жизненно необходимое.

ОТГРЕМЕЛИ БОИ

Нам в атаку подняться непросто –
  отгремели давно бои.
От перронов Берлина и Форста
  поездами домой, к своим.
Треугольник остался от деда,
  в торопливой строке письма
Обещал нам вернуться с Победой:
  – Не наступит ещё зима.
         
Ключ от дома в карман гимнастёрки
  положила ему жена.    
И просила с утра на пригорке:
  – Всех простить: на земле война.
            
Ожидая, принять невозможно 
  смерть в бою и последний взрыв…
Путь далёкий к могиле  тревожный – 
  у оврага крутой обрыв.
 
Тишина, и цветущий шиповник
  багровел как рассвет войны.
О  Победе с волненьем полковник
  говорил нам из той весны.

          
КНИГУ ПАМЯТИ ЧТИТ ТИШИНА

У весны нынче скромный наряд –
Облаков белоснежных движенье…
Стёкла в окнах так чудно горят –
Май встречает Земли поколенье.
Сорок пятый был тоже в цвету,
И шумели дожди грозовые.
Я сегодня цветочек вплету
В тот венок, что несут рядовые.
Книгу памяти чтит тишина –
Вдоль дорог обелиски – страницы.
И в России сегодня весна
Поклонилась победным зарницам.

ЗВУЧАЛ НАБАТ

У каждого мгновенья свой отсчёт:
Родился человек, взлетели птицы.
И верится: их щебет мир спасёт –
Война на перекрёстках смотрит в лица.
Из прошлого в наш век. Зачем  война,
Страдания людей и чувство страха?
История в сраженьях всем видна:
Непрошенные гости – щепоть праха.
Июньский над землёй звучал набат.
 В бессмертие ушли сыны Державы.
За каждого в народе боль утрат,
Молитвы матерей и песни Славы.

ГРАНЬ ТРЕВОГИ НЕ ОБЪЯТЬ

Первозданность помнит время,
И пронизано насквозь
Тишиной и ростом семя
У реки моей, где плёс.
 
И бессменный счёт столетий –
На земле краса – весна
Не спасёт от лихолетий:
В мире вновь она, война.
 
Крест  в земле под синим небом.
Слог молитвы не унять,
И  поминки пахнут хлебом,
Грань тревоги не объять.

БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК

Фильм: и  прадед в кадре хроник…
Там  в атаке боль и сталь,
И в огне цветущий донник –
Матерей Земли печаль.
И салют в  ночное небо –
Россыпь звёзд из той весны…
И в махорке ломтик хлеба,
И письмо, а в нём мечты.
С фотографий ваши лица,
А война – внутри у нас.
Вам, сыночки, бы вернуться
И взглянуть на мир сейчас.
Чтобы память не остыла,
Полк бессмертный, шире шаг.
И  в строю едином – сила,
Гордо реет красный флаг.

ПИСЬМО БЕЗ АДРЕСА

В терпенье ангельском –
Тревога человека.
Письмо без адреса
Из нынешнего века.
Оставит яркий след
В сознании планеты.
Войне мы скажем: «Нет» –
Близки её приметы.   
Земля у нас в руках –
России доброй воля,   
И в мирных облаках
Потомков наших доля.



ВАСИЛИЙ СПИЧАКОВ

ПИСКАРЁВСКИЙ НАБАТ

Жизни горькая доля! – Блокада.
Умирая, на мёртвых смотреть.
Не в бою погибать от снаряда,
А от голода – тихая смерть.
Не поймут не познавшие горя:
Жизнь одна, но есть Родина-мать!
Глядя смерти в лицо, с нею споря,
Шёл голодным страну защищать
В ту войну весь народ Ленинграда!
И в свободной стране «либерал»,
Не глумись над героем, не надо-
От фашизма народ пострадал…
Не позорьте страну, помолчите.
И услышьте сердец их набат.
На минуту безмолвно замрите –
Они в памяти нашей стучат.
 

СЕДИНА ЗЕМЛИ
 
  Безмолвный набат
  На плитах гранита:
  « Никто не забыт
  Ничто не забыто»
   
К обелискам скорбь вновь течёт рекой,
А я в степь пойду, помяну строкой.
Там растёт ковыль – седина земли.
Дикий мак цветёт, где бои прошли.
Если б знать могли Дети павшие,
За тебя, земля, жизнь отдавшие,
Чтоб тебе хранить убиенных прах,
А живым нести скорбь свою в цветах.
И огонь души у твоих детей
Не погас в войну – запылал сильней
У гранитных плит огнём вечности
В назидание нам о беспечности.
Как слезу, росу ночь уронит вновь
На цветущий мак, как на чью – то кровь.
Чтобы хлеб родил, чтоб жила страна,
Чтобы сеять смерть не могла война.
К обелискам скорбь пусть течёт рекой,
А я в степь пойду, помяну строкой.
Там растёт ковыль – седина земли.
Алый мак цветёт, где бои прошли.

БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК

Приходим к обелискам мы,
Чтобы почтить своих героев.
Огонь «коричневой чумы»
Они гасили своей кровью.
Бессмертный подвиг их живёт
В сердцах и памяти народа.
В стихах из пепла восстаёт
Мечта заветная – Свобода.
На мирный марш труба зовёт,
По всей стране, у всех окраин.
Плечом к плечу в строю пойдёт
Грузин, узбек, киргиз, татарин.
Их русский дух ведёт вперед
Из глубины веков к победе,
Чтоб спал спокойно наш народ,
Чтоб в мире жили все соседи.
Портреты правнуки несут.
И этим вся страна гордится.
Они священный подвиг чтут.
Мы видим в них героев лица.
И командиры, и стрелки –
Бессмертный полк наш на Кубани.
Идут бессмертные полки
По всей стране, у всех окраин.


СТАРОЕ ПАЛЬТО

Война закончилась давно,
Уже состарилась и дата.
Но песню помню всё равно,
Что пел отец  с душой когда-то.
Надену старое пальто
Не потому, что нету лучше.
Слегка потёртое, зато
Мне по-отцовски греет душу.
В войну укрыла меня мать
И зарыдала очень громко.
И я сквозь слёзы смог понять:
Пришла на батю похоронка.
Носил отцовское пальто,
Его, казалось, нету лучше.
Хотя большое, но зато
Мне по-отцовски грело душу.
О, как мне дорого оно,
Назло нужде в моём размере.
Его добротное сукно –
Оброк военный за потери.
Давно закончилась война,
Уже состарилась и дата.
На марше мира вся страна,
И в том строю портрет солдата.
Накину дедово пальто
Не потому, что нету лучше.
Мало, потёртое, зато –
Мне, как отцу, согреет душу.


СВЕТЛАНА УГРЮМОВА

ВОЗВРАЩЕНИЕ...

По пыльным дорогам, дорогам войны
Солдат возвращался домой.
Шагал он устало с чужой стороны,
Совсем постаревший, худой...
Блестели сквозь пыль на груди ордена,
Медаль «За отвагу», «Герой...»,
В награду морщины, ещё – седина,
Рукав гимнастёрки... пустой.
Войну пережив, на себе испытал
Всю горечь потери и боль, 
И в страшное время, лихое, познал 
К Отчизне сыновью любовь.
Он видел, как в бой уходили друзья
И как погибали в бою...
Он с ними, на фронте, был с первого дня, 
Страну защищая свою.
По пыльным дорогам, дорогам войны,
Солдат возвращался домой.
Шагал он устало с чужой стороны,
Совсем постаревший, худой...
Он чашу терпения выпил до дна,
Но всё же вернулся... седой.
Ну что же ты сделала с парнем, война?
Ведь год ему... двадцать второй

ЖДЁТ СЫНА МАТЬ

Совсем седая, старенькая мать
С войны ждёт сына, глядя на дорогу.
Одной пришлось  ей в жизни  вековать,
А помощи просить в молитвах к Богу.
Немало долгих зим прошло и лет
С  тех пор, когда  на фронт сбежал
мальчонка...
Получен на запрос один ответ –
Пришедшая на сына похоронка.
Но ждёт его она... ждёт до сих пор
Убитого в ночном бою солдата.
Её печальный  взгляд – немой  укор –
За что такая страшная расплата?..
И  голос от молитв совсем охрип,
И высохла в глазах слеза скупая.
Но ждёт она... не верит, что погиб...
Что дом его теперь – земля сырая.
Седая мать с войны сыночка ждёт,
А ей пора в дорогу собираться...
И  в час ночной она  в рассвет уйдёт...
Навеки... к сыну... чтобы с ним остаться.

УХОДЯТ ДРУЗЬЯ

Уходят друзья в те края,
  где нет боли и слёз,
Откуда уже никогда
  не вернутся назад...
Уходят туда, где нет смеха,
  печали и грёз...
Лишь с ленточкой фото, цветы
  и с грустинкою взгляд...
 
Как больно и грустно,
  что жизни так короток путь...
А ветер – бродяга
  последние фразы унёс.
Безжалостно время...   
  назад ничего не вернуть...
Останется память
  и ... холмик под сенью берёз.

   

Материалы сборника опубликованы в полном объёме