Железнодорожники

Рижское вагонное депо было моим первым официальным местом работы. В девяносто девятом году я лучше всех в группе сдал экзамены по специальным предметам в училище, потому меня и порекомендовали начальнику колесного цеха, который пришел к мастеру нашему искать себе новых работников. С работой тогда в стране было не очень хорошо, и молодым специалистам непросто было найти работу. Заодно на работу приняли и моего друга, с которым я сидел за одой партой с самого детского сада. Конечно, мы были расстроены слегка, когда начальник цеха по прозвищу Кашпировский, сказал, что первый месяц нам придется побыть учениками, то есть зарплата у нас была в два раза ниже минимальной – сорок лат за месяц, хотя и работать мы по идее не должны были, только учиться. Потом нам обещали восемьдесят лат оклад, плюс премия сорок процентов, минус налоги и того выходило девяносто с лишним. По тем временам было не так уж и плохо за работу крановщиками в цехах.

По сравнению с прежним местом работы, где никаких налогов не было, соответственно не было и отпусков, больничных, спецодежды, да и выплаты зарплаты гарантированы не были. А тут за меня платили налоги, шел трудовой стаж, отработав год, я мог уволиться, получить статус безработного и получать потом девять месяцев пособие, на которое худо-бедно, но можно было прожить. А ещё там была дешевая столовая, давали талоны на бесплатное получения молока, на которые в той столовой можно было и поесть, дали рабочую одежду, которую можно было стирать в деповской прачечной хоть каждый день, после работы можно было помыться в душе. Но главным было то, что зарплату и аванс выплачивали по определенным числам, никаких задержек никогда не было. Также начальник цеха сказал, что после года работы можно получить комнату в общежитии или даже квартиру в железнодорожных домах с правом приватизации. Правда, учились работать мы не только на кранах, мы разбирали и собирали ходовые вагонные тележки, промывали детали в моечных машинах, делали демонтаж букс, красили колесные пары, в общем, постоянно заменяли не вышедших на работу по разным причинам. Иногда мы даже чистили полы вместе с пойманными безбилетниками. За все эти подвиги Кашпировский обещал нам отгулы в следующем месяце. Нам был положен бесплатный проезд по всем железным дорогам Латвии, и мы решили, получив много отгулов, покататься по стране бесплатно на поездах.

В следующем месяце однокурсника моего посадили на кран, а вот меня отправили работать на моечных машинах. В удостоверении было написано, что я машинист М. М., а машинистам тепловозов можно было ездить бесплатно и на городском транспорте. Контролеры не разбирались в том, что такое М.М., потому я мог сэкономить деньги на проездном талоне. К тому же мне, давали аж четыре талона на молоко в день, на них я не только кефир пил, но и плотно ел бесплатно в столовой. Правда работа была грязной, опасной, и физически тяжелой, но это меня тогда не пугало. Даже когда я ногу прожег попавшей в сапог гранулой каустической соды меня только позабавило. Но тут выяснилось, что Кашпировский не может нас отпустить погулять за все наши переработки и особые нагрузки. Лёха, который пытался к нему подлизываться, начал с ним ругаться, сказал, что ничего больше, помимо прямых обязанностей, делать не будет и ни на минуту не задержится, а я сказал, что и не против брать на себя повышенные обязательства, но за дополнительную оплату, а не за отгулы. Выходные мы все-таки получили, но понемногу и часто гуляли мы порознь. Кашпировский то закрывал наряды на сдельщиков, и они мне с зарплаты отдавали наличность, то выписывал мне премию в сто процентов, так что я получал уже сто восемьдесят лат на руки, но это можно было делать не каждый месяц. Потому меня со временем перевели работать в другой цех, где оклад был больше, а на кране там очень редко была работа. Иногда я спал в этом кране, или читал книгу, но по большей части заменял не вышедших на работу.

В депо не было особенно интересных людей. Все они в основном пили спирт, который им продавали бригадиры, стоявшие во время выплаты зарплат у кассы с тетрадями, в которых было записано, кто и когда у них взял сколько спирта, который они возили из Польши целыми багажниками. Поговорить о литературе или буддизме, которым я тогда увлекся, мне там было особенно не с кем. В соседнем цехе были двое баптистов, которые перед работой молились, размахивая руками, забравшись на крыши вагонов.

Красил там колеса бывший журналист, который не пил, но Кашпировский его постоянно шантажировал тем, что у него не было удостоверения о знании латышского, потому депо могли оштрафовать, за то, что у них работает такой человек. В общем Николай работал и за двоих иногда, и оставался на два часа, бесплатно. И пока все курили, он должен был скрести полы от грязи. Жил этот Николай в Огре, это тридцать пять км от Риги, так что если он перерабатывал, то спал в основном в электричке. У него была большая квартира, за которую надо было много платить, а он все никак не мог её разменять. К тому же у него была взрослая дочка и жена, которые не работали, якобы по состоянию здоровья, и я не мог понять, почему они не могут получить инвалидность если совсем больные. Питался тот Коля очень скудно, ходил по улице в новой рабочей одежде, которая выглядела прилично, но все же это была униформа. Общаться с ним было не очень интересно, он был воинствующим православным и коммунистом. Он очень сожалел, что развалился СССР, считал, что это из-за негативного отношения большинства коммунистов к православию. Я никак не мог понять, как он был главным редактором какой-то газеты в Запорожье при советах.

Забавным персонажем был Эрик, высокий, вечно улыбающийся мужик, о огромным красным носом, гнилыми зубами и только одним легким, потому он не курил, но зато он очень много пил. Когда-то он был машинистом, но потом его списали из-за ухудшения зрения. И как бывшему машинисту, ему все прощалось, и постоянные опоздания, и пьянство, и сон на горячей моечной машине, где он постелил себе фуфайки. Слесари получали сдельную оплату, потому, чтобы быстрее получить свои тележки, сами их промывали, пока этот Эрик бездельничал. Он с радостным видом говорил, что у него депрессия, что он не хочет кишки наворачивать, все боялся, что у него будет грыжа. Он очень часто начинал кричать, что надорвал свои кишки, и выходил на больничный недели на две, говорил, что он один раз пробыл на больничном почти год. Ему очень не нравилось работать физически, он хотел наворачивать кишки кондуктором. Как-то раз он сказал, что, даже занимаясь сексом, надорвал кишки, потому к женщинам он относился достаточно негативно. Деньги он в основном пропивал, а питался в разных благотворительных организациях. Иногда я пил спирт вместе с ним, и, если я, выпив, шел работать, он ругался, говорил, что ценный спирт у меня выйдет с потом, и голова будет ясная, и опять придется тратить деньги на спирт.

Был там очень высокий казах Ахмет, который очень злился, когда его называли Ахметом, требовал, чтобы его называли Олегом. Хоть он и не был ревностным мусульманином, но не пил, и старался не есть свинину, говорил, что просто не привык её есть, один раз наелся сала и ему стало плохо. Он работал на пару с Вилли, который работал слишком неспешно. Ахмед быстро разбирал и собирал тележку со свой стороны, набивал клейма, и ждал пока напарник соберет свою сторону, но тот ковырялся и просил помощи у напарника. Тот говорил, что помогать ему постоянно не хочет и шел на лавку пить чай. Другие слесари начинали ругаться почему-то именно на Ахмеда, что он только и делает, что чай пьет. И один раз довели его до того, что он разбил все банки, в которых заваривал чай, и начал работать фактически за двоих. И даже мастерица, вечно просившая у всех сигареты, сочувствовала Вилли из-за того, что он должен работать с этим чуркой. Ахмет говорил, что терпеть не может свою родину, с которой он сбежал в Ригу. Его отец был богатым человеком и у него было три жены, одна официальная, а другие не очень. Его с детства заставляли работать по хозяйству. Многие спрашивали, почему он себе не заведет трех жен, а он простодушно отвечал, что женщину-то найти не проблема, если деньги есть и статус в обществе, нужен евнух, который бы следил, чтобы жены не дрались между собой. Иногда он шел на риск, и проносил через проходную канистру пива для коллектива, чтобы как-то всех задобрить.

Был там армянин, который вечно был пьян, но работал быстрее всех, и был самым заядлым картежником. Вечно он сетовал на то, что ему надо всю зарплату отдавать жене, он вроде бы был многодетным. Был там бригадир, работавший с голым торсом, весь поросший шерстью, тоже часто пьяный, с безумным взглядом, часто оравший на Кашпировского матом, метавший лом, как копье или другие инструменты куда попало. Но голос у него был тонкий, он шепелявил и говорил с сильным латышским акцентом, потому понять его часто было очень трудно. Работал там Гена, молодой парень, который с зарплаты употреблял героин, напивался и разбивал старые жигули. Раз в три месяца он брал беспроцентную ссуду, чтобы купить себе новую машину. Был там чеченец Руслан, молодой крановщик, которого перевели в слесари, чтобы он больше зарабатывал, потому что женился на пухлой еврейской девушке, тоже работавшей крановщицей. Он тоже любил побаловаться алкоголем и наркотиками вместе с Геной. Вообще надо сказать, что после зарплаты я часто видел валявшиеся в гардеробе шприцы.

Когда я пришел в депо, там как раз поменялся директор, который начал бороться с пьянством, охранникам он начал платить премию, если они ловили пьяного, вели его в медпункт, где проводили тест на алкоголь, и отправляли с полицией в вытрезвитель, за который тоже надо было платить, а еще штраф на работе. Но пить от этого меньше не стали. Особенно сильно пила крановщица Татьяна, у которой отсутствовали передние зубы и были мешки полные денег под глазами. Она любила две вещи – спирт и секс. За секс с коллегами её колотил муж, так что денежные мешки под глазами у неё часто были лилового цвета. Но работала она виртуозно, на кране, где было постоянно очень много работы, да и колесные пары надо было хватать без стропальщика, специальным захватом. Но она за работой умудрялась ещё и порнографические романы читать.

После года работы я познакомился там с молодым ремонтником, который иногда приходил к нам в цех поваляться на лавке, да поболтать. Он говорил, что по ночам работает сторожем на стоянке и живет в железнодорожном общежитии, где, по его словам, он мог каждый день напиваться бесплатно, примазываясь к какой-то компании. Он заинтересовался дзен-буддизмом, попросил меня принести ему эту литературу, принес мне дурацкую книгу взамен. Хоть он и был не очень образован, но он по крайней мере хоть чем-то интересовался помимо спирта и секса. Он рассказал мне о том, что если я вступлю в профсоюз, то за два лата в месяц получу защиту от увольнения, смогу добиться того, что мне оплатят задолженности за квартиру, если такие появятся, да и множество разных плюшек вроде бесплатной поездки раз в полгода на рынок в Вильнюс, где можно было набрать шмоток в два раза дешевле, чем в Риге. Он рассказал мне про деповского кузнеца Боруха, очень умного еврея, который пишет дипломные работы, кто учится в технических учебных заведениях. Убеждал меня пойти учиться в железнодорожное училище, чтобы пойти в начальство со временем. Но сам он ушел из этого училища с третьего курса, потому что им сказали, что надо будет проучиться лишний год, из-за реновации электрооборудования на железной дороге.

Многие там вкалывали, а многие просто сидели целыми днями или пили. Иногда Кашпировский формировал из пьянчуг, сидевших на уютных позициях, где ничего особенно делать не надо было, штрафные бригады, и я должен был их вести делать временные работы, которые делать было некому, вроде чисти платформ от снега на станции, или прикручивания крышек к буксам или чистки отстойников технической воды. Один очень заторможенный и вечно пьяный мужик жил в двух шагах возле депо, питался в основном в столовой около депо, вечно пил, но очень тихо. Он сказал мне, что хочет доработать в депо до пенсии, что осталось уже не так долго, что он работает там с тех пор, как демобилизовался из армии, и в центре города, до которого от депо было совсем недалеко он бывал только несколько раз, потому что ему страшно уходить далеко от дома и депо. И для него было шоком, когда его отправили делать незнакомую ему работу, а когда он делать её не смог и Кашпировский это заметил, его уволили. В профсоюзе он не состоял, потому заступаться за него не стали. Что с ним было дальше я не знаю.

Через год работы я уволился из депо, потому что нашел другую, более перспективную и высокооплачиваемую работу. Мне не хотелось уходить с железной дороги, организация все-таки надежная, а там маленькая частная фирма. Но деповские сказали, чтобы я не дурил, что это мой шанс. И я ушел, а через полгода депо неожиданно закрыли из-за нерентабельности, в России вагоны было ремонтировать дешевле, потому те, кто занимался транзитом, пользовались в основном российскими грузовыми вагонами. Мой однокурсник вместе с Геной по рабочей визе отправились собирать апельсины в Испанию, но там им не понравилось, они сбежали оттуда, но бежали по Европе очень кружными путями из-за полного незнания географии. Эрика я встретил на должности кондуктора в трамвае. Он сказал, что потерял квартиру, но дочка ему купила квартиру в Елгаве, а когда он поменял работу, он бросил пить, вставил себе зубы, нашел женщину с квартирой в Риге, а елгавскую квартиру сдает. Выглядел он прекрасно, даже его большой нос был уже не красным. Он сказал, что пил, потому что не выносил физических нагрузок. Его дочка обещала устроить его в охранную фирму, а то он на работе нервничал, общаясь с людьми. И действительно, я его один раз встретил уже в форме охранника с пистолетом в кобуре. Хотя он признался, что пистолет газовый, но тогда жизнью он был уже совсем доволен, говорил, что в сторожке он чувствует себя почти, как в кабине тепловоза…