Родная чужбина ч. 1

Часть 1

Прекрасная   чужеродность  иного  мира  захватила  мгновенно  и  без остатка.  Уже  на  подлете  к  Гамбургу  Ирина Васильевна  ощутила,  что жизнь под крылом  течет совершенно иначе,  и этот поток, куда  предстояло окунуться, совсем не похож на  тот, что нес ее  прежде. Вчерашний, наполненный  ожесточением   бесконечных  забот,  уходил  в собственную тень,  сегодняшний  обещал  праздник. Апрель стоял один и тот же,  но  вчера он  неприязненно  хмурился,   осыпал снегом  ночной  аэропорт, высокий  трап с   восходящими  на него  сибиряками,  а  сегодня он сиял   весенней радостью,  и  серебристые ветряки  внизу  приветственно  вздымали  длинные крылья.

Вольдемар   встречал  их  на выходе из аэропорта. Прижал к себе Кирилла, долго держал  в объятьях.   Сын не роптал. Это летом Ирина боялась их встречи:  самолюбивый,  своенравный  Кирилл  мог запросто отказаться от отца, не простив ему своей  изначальной   безотцовщины.  Но  родные  ее мужчины  поладили – умел  Володька   найти подход, с кем угодно столкуется.

Он вез их в  Ноймюнстер,  и  глазам открывались  чарующие  картины инобытия:   наделы фермерских хозяйств  со стекающими с холмов стадами овец, дремучие дубы по сторонам и буки  необъятной  толщины,  дома  со стрельчатыми арками,   башенками и черепичными крышами. Шапки соломенных крыш несли  покрывающий их мох с величайшим достоинством, как некую историческую ценность.  Эти  жилища  гномов,  словно вышедшие прямо  из сказки,  окончательно сразили Ирину:   она словно проваливалась в глубь веков,  в  нереальность давно ушедшего времени.

Кирилл смотрел в окно, не отрываясь.   Сменяющиеся   пасторальные   картинки  утягивали в иноземную   идиллию,  и  отрок,  забыв  о привычной маске усталого скептика,   превратился в  беззащитного  мальчишку, открытого  и открывающего   новый мир.   Ирина не часто  видела  его таким. Когда случалось,  сердце  невольно сжималось  от жалости:  как много   все-таки  недополучает   ее  сын!  Однако  сегодня  вместо  вины в душе взмывала гордость:  не каждому   с их  уровнем достатка  дано  узнать  Европу,  -  прочувствовать мгновенный  переход от  прозябания к великолепию.

Поток иной жизни  увлекал   уверенно, непреодолимо,  и прежние страхи, бесконечное напряжение  растворялись в нем, наполняя Ирину  небывалым спокойствием.

А может,  так  действовало  присутствие   Вольдемара?
Помимо  того,  что  он похлопотал о гостевой визе и выслал деньги на дорогу,  он   принял  на себя все  проблемы, поджидающие путешественника в чужой стране.

 Впрочем, не это было главным.  Мужчина рядом, как и положено мужчине,  выступал  как  заслон,  стена, за  которой  уютно  и  ничего  не страшно. Как это много значит – надежное плечо!

Нет   для женщины   большего счастья, чем мужчина, который   берет  ответственность  на себя.

Капризным дамочкам, несущим супружество как тяжкий крест, никогда этого не понять. Те, кого жизнь  слишком  балует,  лишаются   элементарного благоразумия. Что уж там говорить о мудрости!
Вот и  Марина,  жена Вольдемара,  не сумела  ценить свое счастье.  Ни  сейчас,  ни  в то время, когда он еще  звался Владимиром Ивановичем и был   разудал, подтянут, наполнен  шальным весельем.

Судьба  столкнула  их  тогда   с Ириной  в детском лагере, он – физрук, она – старшая вожатая.
Да,  знала, что он женат,  только  она ведь ни о чем не просила.  Не надеялась,  не ждала, просто отпустила, наконец, себя на волю.   Пусть по слухам  и  был  Володька  ловеласом, но ведь не предателем. Даже самый отчаянный бабник  не станет  предавать жену, которую любит. Так  думала  Ирина, отгоняя непрошеное  чувство вины  и с головой погружаясь  в водоворот неизведанных чувств.

Что ей, собственно, было терять?  Возраст – за тридцать.  Честь старой девы?  Весьма сомнительное достоинство  в  преддверии  грядущего одиночества.  Ее даже осудить   было  некому:   из  родни - только  брат с семьей в другом городе без особого стремления к родственным контактам.   Из  подруг  – коллеги по работе,  такие же  измотанные   училки,  умаянные семейным бытом, но  настойчиво желающие Ирине   сомнительной его  радости. Они ужаснулись, конечно, узнав о том, на что она отважилась: «Ребенок? Без мужа? С ума сошла! Перестройка – время лютое, в одиночку ребенка не вытянешь».

Вытянула!  Вон, какой красавец!  И сын ей, и друг, и защитник, набирающий силу с каждым годом.

Володя  Кирилла   маленьким и не видел – уехал  к тому времени, одним из первых перебрался с семейством в Германию на бурной волне переселенцев. С тех пор так и живет в  Ноймюнстере. Наверное, поначалу он тоже показался ему  таким же   нереальным, каким  предстал сейчас  гостям  из  Сибири.

Ирина  с  Кириллом  кинулись  осматривать  город  в первый же день, пока  Вольдемар утрясал какие-то свои срочные дела.  Ступили на задумчивую, будто зачарованную улочку, где дворики примыкали  к  булыжной мостовой. Собственно, двориков как таковых и не было,  дома здесь стояли настолько  близко  к  проезжей  части,   что  для газонов  места  не  оставалось. И  каждый  крошечный участок  поражал причудливым  разнообразием. Фасады и балконы, увитые плющом, изысканные клумбы, где каждый цветок на своем месте,  скульптурные  ансамбли из  карликовых деревьев и растений-экзотов,  волшебство гармонии и уюта.  От   сказочного   великолепия  захватывало дух.

Ощущение  нереальности  усиливалось  странным  безмолвием.  Казалось, время застыло, чтобы поймать прекрасное  мгновение  - такая невообразимая стояла тишина.  Ни человека,  ни автомобиля, ни  случайной  кошки.

Там, где улица слегка расширялась,   появились живые изгороди  и даже что-то похожее на заборчики.  За одним из  них  виднелись мраморные  статуи  над  подобием пруда. В  глубине  декоративного водоема  мелькали   золотые и серебряные рыбины.

- Мам,  сними! –  восхищенный  Кирилл протянул ей маленький фотоаппарат и встал на фоне  фантастического  вида.
Ирина Васильевна едва успела поймать кадр – резкий, возмущенный голос вырвал их из благостной идиллии. На балкончике мансарды стояла женщина и, судя по тону, осыпала  проклятьями  и Кирилла,  и  ее, Ирину, что так дерзко покушалась на съемки не принадлежащего ей фонтана.  Обалдевшие гости,  задрав  головы,  слушали,   не  понимая  ни слова.
 
-  Entschuldigung! – на всякий случай  крикнула Ирина  единственное слово, которое знала.  Надеялась,  что   волшебное.

Но извинение  не помогло, - фрау  продолжила свое выступление,  и слово «полицай», прозвучавшее    в ее речи,   обещало серьезные неприятности.

 Кирилл  сориентировался  быстрее,  дернул  за руку:
- Бежим!
- Уходим, - поправила Ирина Васильевна, - срываясь с места и  решительно  ускоряя шаг. - Бежать  опасно.  Просто идем.

Стремительным шагом  они  покидали  райские кущи,  уже не замечая   их  красот  и думая об одном:  укрыться! Петляли, сворачивали  куда-то, страшась в любую минуту услышать вой полицейской сирены, но спрятаться было негде – на   молчащих, пустых  улочках  ни души!  Быть может,  поэтому  появление  здесь    чужестранцев  приобрело  криминальный оттенок?

Дома  Вольдемар  посмеялся.
- Знай наших, - сказал он, и  Ирина  не  поняла,  кем  были его «наши».

 Имел ли он в виду  их с Кириллом или грозную немецкую фрау на  страже  ее  приватности. Все-таки  в  Германии  Вольдемар  жил намного   дольше, чем  со своей  русской  полусемьей.
 
Быть может, он и хотел бы считать себя немцем, но в Германии его почему-то называли русским. Ирина уже знала, что немцы делятся на коренных и  «русских». Причем   «русскими  немцами»  называли всех, кто прибыл из    бывшего Союза, даже тех, кого бы правильнее называть казахами или узбеками.

Над пенно-зелеными  волнами  Балтики  распускались  парашюты  кайтсерферов – отважные безумцы на крыльях ветра уносились в бескрайность моря. Ветер пронизывал насквозь,   Ирину  не спасала куртка с мехом. Стуча  зубами,  она  предложила  вернуться  к  машине.

Автомобилей  на  набережной прибавилось -  по-всему,    кайтсерферы   Киля спешили поймать  ветер, а холод им был нипочем. Молодая пара рядом деловито облачалась в черные  обтягивающие  гидрокостюмы, - готовились к полету-заплыву.  Кирилл потрясенно  смотрел на девушку. Высокая, грациозная, она выскользнула из салона  черной пантерой,  бесстрашно  ступила  на  асфальт  босыми ногами.  Поймав взгляд Кирилла, засмеялась.  Что-то сказала ему – Кирилл  окончательно  растерялся.

- Теперь точно поймет, что надо учить немецкий, - сказала Ирина, глядя на  них  из  машины.
- Да  я  сам его до конца не одолел, - неожиданно  пожаловался  Вольдемар. – Так до сих пор и думаю по-русски.
И еще более неожиданно, возможно, не только для Ирины, но и для себя, признался:
- Знаешь, я так хочу вернуться! Устал я…  Хочу домой…

И тогда  Ирина поняла:  все – по-настоящему!  Ее долгая,  затаенная  мечта  готова сбыться: Володя действительно разводится с Мариной! Он хочет быть с   ними!  С ней…  наконец.

Если  бы он потянул их в Германию, не поверила бы. И…  наверняка бы воспротивилась.
Да, воспротивилась бы! Не ее это дом.

За неделю знакомства с  заморскими красотами    Ирина   прочувствовала то,  что ощущал  здесь  Володя, что толкнуло его сказать: «Хочу домой».  Конечно,   пришибленному, измотанному  нищетой  выходцу из   Союза  Германия  предстает   страной чудес. Да она и есть такая –  ухоженная,  благополучная,  чистая.  Здесь не оставляет ощущение опеки сверху – настолько все размеренно и продуманно,  настолько  ухожено   социально-бытовое поле.

 Германия –   маленький   рай   и  волшебная  сказка, только…   жить в сказке нельзя. Можно  любоваться, можно мечтать, можно гостить, но жить – невозможно.

 Сказки – прекрасный   вымысел.   Сказки  -  поле действий    мультяшных  персонажей,  а  люди…   люди  теряются в пространстве  чудес. Не каждый вспомнит, что   законы жанра отторгают достоверность,   а значит,  неизбежно  отлучают от жизни.  Ведь жизнь намного шире! Жизнь и обширнее, и объемнее, и  глубже,  и загадочнее.

 Тем, кто ищет простора для души,  чужды  лакированные  муляжи  сказочных  миров,  а дух способен расти только в  живой реальности.
  Чтобы иметь такую, нужна Россия. Совсем не сказочная страна, но  живым  правильнее    жить  там.
 Ее дом – Россия.

Продолжение  http://proza.ru/2023/10/07/932