Август

       Он был высоким, красивым и мужественным. В его прямом и открытом взгляде читались благородство и в то же время какая-то весёлая беззаботность. С ним всем было легко и спокойно, и ещё, пожалуй, надёжно. Таким он был в свои первые дни. И звали его Август.

        14.08.
        Светит яркое и жаркое солнце. Август тихо смеётся в тёмно-зелёной листве берёз, журчит в лесном ручье, жадно пьёт «минералку», стоя у киоска на горячем асфальте, и заваливает рынки помидорами, огурцами, перцем, виноградом, персиками и арбузами. В небесно-синих глазах – счастье и покой, лишь иногда по ним пробежит лёгкое белое облачко. Кажется, что так будет вечно, лишь какое-то дурацкое чувство (седьмое или восьмое) нашёптывает в уши, что долго так продолжаться не может, «всё хорошее быстро проходит».
А вечером Август становится другим. Косые солнечные лучи пробиваются сквозь мощные кроны лип, отбрасывают длинные тени на асфальте. Тихо. Опускаются мягкие сумерки, в воздухе разливается прозрачная грусть, она наполняет Август. Откуда? Почему? Зачем? Нет ответа на эти вопросы, как нет, наверное, и самих вопросов.

        19.08
С ним что-то происходит. Всё так же, как и неделю назад, но Август уже знает, что он не вечен. Теперь необъяснимая грусть везде и во всём: в шёпоте старого ясеня во дворе, в белых печальных и таких далёких от нас облаках, плывущих по пронзительно-синему небу, в медленной и красивой мелодии, доносящейся из открытого окна. Эту грусть несут на себе муравьи, торопливо снующие по асфальту,  ласточки, мечущиеся над крышами домов, её отпечаток на старушке с тяжёлой сумкой, переходящей дорогу напротив гастронома, на старшеклассницах, покупающих себе тетради и ручки, на загорелой женщине, недавно вернувшейся с моря. Откуда эта грусть? Зачем?
А у берёз уже появились первые жёлтые пряди, а тополя уже стали серо-бурыми, а лёгкий ветерок уже гонит вдоль тротуаров первые сухие листья. Август смотрит на всё это с недоумением, но с каждым часом его всё больше наполняет какое-то таинственное, недоступное нам, скорбное знание. По вечерам его слегка знобит, чуть заметный холодок пробегает по кронам деревьев, тянет прохладой от травы.

24.08.
Вечер. Тишина. Солнце неудержимо проваливается куда-то вниз, сквозь тяжелую листву берёз. В какой-то миг возникает безумное желание его удержать, но оно неумолимо опускается  ниже и ниже. Темнеет раньше. Всё раньше и раньше… Август прекрасно знает, что заметно сдал, за последние дни. Особенно остро он это чувствует по вечерам и тихо вздыхает за широкими спинами старых клёнов.
А днём всё меняется. Дворовые кошки улыбаются ласковым солнечным лучам, греются, развалясь на газоне, ветер покачивает жёлтые шапки «золотых шаров» под окнами, базар жужжит осами, кричит и зазывает продавцами-кавказцами, ругается дотошными тётками, спорит мужиками возле цистерны с разливным пивом. В обеденные часы ещё жарко, над клумбами ярких поздних цветов – трепетание таких же ярких и поздних бабочек. Он жив! Он живёт! Всё ещё будет хорошо, он просто немного устал, вот увидите! И с синего неба льётся спокойный и добрый свет его глаз.
 
28.08
Нет, всё не случайно, не надо себя обманывать. Слёзы льются и льются нескончаемым дождём с серого неба. Август уже не узнать. Лицо его осунулось, под глазами залегли скорбные тени. Холодно. Окоченевшими ладонями (кажется, ничто их уже не отогреет) он пытается накрыть от дождя свои последние цветы. Август терпеливо ждёт, когда кончится этот мучительный день, но он тянется бесконечно долго. К вечеру дождь прекращается. По-прежнему холодно, но усилившийся ветер рвёт низко летящие над городом косматые тучи, и в разрывах появляются окошки бледного голубого неба. Август глухо и часто кашляет, шлёпает тяжёлыми каплями с деревьев по лужам и поднимает свои полные печали глаза к небу. Вздыхает и чуть-чуть улыбается серыми бескровными губами. Кажется, отпустило. Надолго ли? Что с ним происходит? Измученный Август не в силах думать об этом сейчас. А ночью он украшает очистившееся бархатно-чёрное небо алмазной россыпью звёзд. Они проливают вниз печальный холодный свет, и кажутся застывшими слезами на чьих-то тёмных щеках.

31.08
Август смотрится в лужи, оставшиеся от ночного дождя. В глазах ещё сияют солнечные брызги, на деревьях ещё густая тёмно-зелёная листва, но всё больше и больше в ней желтизны. Ещё тепло и даже жарко в полдень, но этим уже никого не обманешь. Как трудно делать вид, что ты ни о чём не догадываешься, хотя всем вокруг ясно, что с тобой происходит. Но и они делают вид, что не догадываются и ничего не замечают. И только оставшись наедине с самим собой, вечером, когда стихают звуки уходящего дня, Август тихо бродит по липовым аллеям и предаётся своей Великой Печали. Деревья протягивают к нему широкие ладони, что-то тихо шепчут вслед. А он не оборачиваясь, идёт всё дальше и дальше, прямой, грустный и немного уставший. Медленно кружится в воздухе, сорвавшийся с ветки жёлтый  лист и тихо ложится на влажную землю. И Августу кажется, что это его билет в холодную и неуютную Вечность.

9.09
Он становится всё прозрачнее и прозрачнее, его всё меньше. Теперь Август часто сидит где-нибудь во дворе, на старой облупившейся скамеечке и щурится на ласковое, золотистое осеннее солнышко. Ему уже почти ничего не нужно, только бы его никто не трогал, и дали бы ему вот так посидеть ещё немного. Он ни в чём не участвует, он только наблюдает, как мимо бегут неуклюжие, словно медвежата, первоклассники с огромными ранцами за спиной, спешат на работу их родители, лениво перебрасываются чудными словами кавказцы, сидящие на корточках возле своих арбузов. Вдруг, трепеща тёмными крылышками с жёлтой каймой, пролетит мимо поздняя бабочка-«траурница». Август видит всё это и не видит. Порой, кажется, что он смотрит внутрь себя. Безмерна его печаль, но нет в ней ни отчаяния, ни обиды, ни гнева. В ней – понимание и прощение, и отпечаток неизбежности.

21.09
Неожиданно пришло тепло. В воздухе летают серебристые паутинки.  Клёны нарядились в роскошные красные кафтаны, берёзы стоят в золоте. На улице так тепло, что кажется: лето вернулось. Возле пивного ларька негромко ведут беседу мужики, бдительные бабули следят за малышами, капающимися в песочнице, одетыми сегодня почти по-летнему. Август чувствует, что судьба подарила ему напоследок ещё несколько дней, полных солнца, тепла и жизни. Может быть – это время прощания?  Теперь, накануне своего ухода, когда всё уже решено, он как-то по особенному проживает свои последние дни. Он пьёт их не жадно, как раньше, большими глотками, почти не чувствуя вкуса, а не спеша, как бы смакуя каждый миг, запоминая и впитывая в себя всё: и  высокое голубое небо над городом, и шёпот старого ясеня во дворе, и старушку, кормящую голубей на бульваре, и влажную тишину старого парка, и запах грибов, и утренний туман, и первый иней на поседевшей за ночь траве.

       8.10.
       Третий день идёт холодный жестокий дождь. Августа почти уже нет. Он замер на своей старенькой скамейке во дворе, руки и ноги его окоченели, и только по глазам и чуть заметному дыханию видно, что он ещё жив. Спокойный и какой-то нездешний взгляд его обращён внутрь себя. Кажется, Август уже недосягаем для ветра, холода и дождя. Льётся с неба вода, разбегаются по лужам унылые круги. О нём вспоминают всё реже и реже. Никому уже не придёт в голову, что отрешённая от всего застывшая фигура во дворе на скамеечке – это сильный, щедрый и тёплый когда-то Август.

23.10.
Низко над городом плывут тяжёлые тёмно-синие тучи. Край их прорезают косые солнечные лучи. Холодный ветер шумит в чёрных голых ветвях деревьев. На миг город преображается в ослепительных солнечных лучах, он замирает, какой-то строгий и торжественный, в ожидании чего-то важного. Август с трудом поднимается со своей скамьи, и, окинув прощальным взглядом тронутые первым льдом лужи, чёрные липы и клёны, нахохлившихся ворон, сидящих на мусорных контейнерах, газоны, заваленные коричневой увядшей листвой,  шепчет нам: «Прощайте… Я вернусь через год, только не забывайте меня. Помните обо мне, что бы не случилось, хотя, я знаю, вы не сможете. Прощайте…» Солнце закрыли низкие тучи, с неба повалил первый снег. Августа уже не было с нами.