Охота

В одночасье исчезли запахи. Казалось, что морозный воздух никогда не проникал в горло такой тонкой ледяной струйкой и не наполнял лёгкие такой свежестью, как этим осенним днем. Мы с Васьком бежим вдоль Ельцовки, встревоженные предстоящей встречей. «Раз-два, три-четыре; раз-два, три-четыре…» В правом боку начинает покалывать, мы останавливаемся на передых. Низкое солнце заливает остывающую землю ослепительно холодным светом, бьет нам в глаза, разбрасывает длинные фиолетовые тени по серо-голубой траве. За ночь из пейзажей ушло всё лишнее, горизонт очистился, зазвенел, поражая первозданностью ландшафта. Подмёрзшая полевая дорога, петляющая вдоль реки, вдруг стала неузнаваемой, ощетинилась колючками серых репьев и скелетами чертополоха. Ноги больше не ощущают пружинистого сопротивления хвойной подстилки, не зарываются в прибрежный песок. Вместо этого ботинки цепляются за вершинки глиняных пиков, оставленных грузовиками, проваливаются в жёсткие расщелины колеи, да проскальзывают на льду вчерашних лужиц. Изморозь посеребрила землю на опустевших картофельных делянках. Завитки пожухшего вьюнка на почерневших заборах расплетаются под порывами северного ветра. Ещё пара шагов на взгорок, и впереди за поворотом появится знакомый лес. Огрубевшая земля вдруг откликается клацаньем зубов на очередной кочке, того и гляди язык прикусишь или ногу вывихнешь. Надо бы сменить темп. «Шагом, шагом, шагом!»
Затея с охотой на птиц родилась вчера после урока природоведения, где нам рассказали, что братья наши меньшие требуют постоянного внимания к себе в холодное время года, и забота о них — прямая обязанность каждого пионера. Классная предложила всем делать кормушки, выкладывать в них зерно и кусочки сала, вести дневник наблюдений, где следовало зарисовывать прилетающих столоваться питомцев и записывать в табличку употребляемый ими корм. Если дневник получится достойным, его отправят на городской конкурс, и победитель получит главный приз — поездку в «Орленок» на слёт юных натуралистов.
Отличная идея, в «Орленок» мне захотелось сразу, осталось выяснить, что такое «зерно», которое так любят птицы. Я открыла тумбочку с домашними припасами. «Вот банка с манной кашей, здесь — рис, это — пакетик гречки, выменянный у соседки на связанные бабушкой носки. Его не то что птицам, самим есть нельзя. На семейном совете решили: «Пусть лежит до праздника, на «Седьмое» сделаем утку с гречей!» Ничего похожего на «зерно» у нас не было. Решив, что сала будет предостаточно, я перешла к теме шефства.
Вся эта затея с кормежкой бедных сироток имела вполне здравый смысл, если бы не ощущение некой безадресности. «Я буду мастерить кормушку, птицы сожрут дедово сало. «Вот и сказочки конец?» Нет, так не пойдёт! Помимо награды мне необходим был процесс взаимного познания. Мы должны были подружиться!
Эта идея, сама похожая на перелетную птицу, отделилась от коллективного творчества, ударилась о мою голову, пронзила моё сердце, оно в свою очередь запрыгало от радости. Я поняла, мне позарез нужен личный подопечный. Его надо поймать, откормить, обучить человеческой речи, и, пожалуйста — приз «Юного натуралиста» у меня в кармане!
Единственный знакомый человек, не равнодушный к любому «кипишу», стоял сейчас передо мной на деревянной стремянке. Поиски чего-то очень важного среди коммунальной утвари, развешенной на гвоздях под потолком коридора, никак не заканчивались, и моё терпение лопнуло. Я подергала штанину сатиновых шаровар. «Вась, ты птиц когда-нибудь ловил?»
«Нет, а что?» Тапочки на ступеньке замерли, сверху посыпалась известка, велосипедное колесо отделилось от стены и зависло над моей головой.
«Помнишь, твой папа рассказывал, как он в детстве охотился на птиц?»
«А, это когда они с пацанами голубей в золе пекли?»
«Может быть... Но я сейчас не про еду. Давай ловить птиц, чтобы спасти их от лютых морозов?»
Голос из-под потолка велел не мешать ему сосредотачиваться.
«Мы могли бы кормить их зерном и салом всю зиму до самой весны».
«Чтоб потом съесть, что ли?»
«Нет, никто не будет никого есть! Они станут нашими друзьями! Мы научим их разговаривать, а потом выпустим».
«Если бы у меня появилась говорящая птица, я бы ее ни за что не отпустил». Васек скинул колесо на пол. Посуетившись вокруг своей оси, оно замерло, подслушивая наш разговор.
«О господи, какой ты трудный. Они же в благодарность будут прилетать к нам каждую весну, как ласточка к Дюймовочке, стучаться в окно, и мы будем их узнавать по человеческой речи. Я читала, что птицы могут обучать своих детенышей новым звукам, и так появится новый вид говорящих синиц».
Затея пришлась Ваську по душе, он сполз со стремянки: «Пошли, видел я в сарайке такую штуку, засадком называется. Отец показывал, как с ним управляться».
Мы потащились во двор. Среди кучи хлама отыскали помятую клетку с дверцей на стальной пружинке.
«Вот гляди, как всё просто…» Васек взвел пружину, коснулся палочкой оттяжки, и дверца со страшным треском захлопнулась. Я представила себя любознательной птичкой, за которой завтра вот так упадет железная решетка: «А другого способа нет?»
«Другого — нет!»
И вот теперь на высоком берегу Ельцовки в кустах рябины в нашей ловушке сидела пойманная синица. Серые крылышки и чёрный галстук на жёлтой грудке подрагивали от волнения. При виде малышки наши сердца забились в унисон. Друзей стало трое. Охота удалась.
«Не бойся, мы тебя будем любить всю зиму, станем как родные и поделим поровну последнюю хлебную крошку, если, со слов бабушки, «а ну как голод настанет»». Я обнаружила в кармане «Гусиные лапки», смахнула прилипший к карамельке мусор и протянула Ваську: «Кусай!» По ледяной пустоши прокатились странные звуки, похожие на далёкие хлопки: «Что это?»
«Так охота на уток началась». Друг шмыгнул носом, вытерев излишнюю влагу рукавом: «Отец с утра собирался отправиться, да вон видишь, реку прихватило. Теперь пошёл на завод».
С взгорка нам были видны окоченевшие совхозные поля, уходящие за горизонт, потемневшая река, снующая между кустами тальника, и люди, словно пингвины, сбившиеся в стайки на её ледяном краю. Ближе всех к нам у кучи какого-то тряпья суетился дядька в полном охотничьем обмундировании. Его ритмичные движения заставляли хлам дышать. Раз за разом нога со свистом выгоняла воздух из резиновой груши, поднимая всем на обозрение «тузика» — маленькую надувную лодку.
Морозец подернул тихие заводи наледью, превращая реку в каток, и лишь ближе к середине, на стремнине всё ещё маячило тёмное пятно полыньи. Осеннее небо плыло по льду серыми клочьями облаков. Звенящий воздух пощипывал кончик моего носа, ботинки остывали и коченели вместе с пальцами ног. Стопы прорастали корнями в глиняную дорогу. Демонстрируя свое присутствие на наблюдательном пункте, мы испытывали крайнюю неловкость. Карамель таяла за щекой, нам хотелось разгадать дядькину тайну. Ни с того ни с сего мужик подпрыгнул, перевалил через борт и с силой ударил ногами в дно. Произведенное действие откликнулось возмущением глади замершего водоёма. Узор трещин разукрасил стеклянное поле, волна прокатилась по льду, достигла края полыньи и выплеснулась зеленоватым фонтанчиком. Удар преобразовался в звук, отразился от поверхности льда и разлетелся по долине эхом.
Чуда не произошло.
Пытаясь открыть фарватер для своего плавсредства, охотник безуспешно подпрыгнул на месте ещё пару раз и, обнаружив наше присутствие, поманил пальцем: «А ну, братки, помогите-ка мне».
Втроём мы разогнали лодку, энтузиаст находу заскочил в свое суденышко и понёсся по ледяной корке в сторону открытой воды.
«Спасибо, ребята!»
«Пока, дяденька».
Лодка стала сбавлять темп, охотник заскрёб веслом. Аккомпанементом к зрелищу прозвучал далёкий выстрел, затем ещё несколько выстрелов кряду. Голоса людей и хлопанье крыльев поднявшихся в воздух уток вернули нас в реальность. Было видно, как часть стаи последний в жизни раз сверкнула на северном солнце разлетающимся сине-зелёным опереньем и упала в воду. Миниатюрные бурые островки, мерно покачиваясь, поплыли по чёрной воде. Жизнь исчезла. Взрослые, возбуждённые удачной охотой, торопливо сваливали уток в лодчонки, деля между собой добычу. От конфеты меня затошнило.
Мы подняли с дороги гальку и, вспоминая лето, запустили блинчики по остекленевшей глади, наслаждаясь удивительным звуковым эффектом. Лёд на реке запел...
Васек загляделся на «тузика», едва подползающего к полыньи: «Парус бы ему!» Идея, слетевшая с языка, обрела форму реального предложения. «Это же бомба!» Где-то в сарае нас поджидала камера грузового колеса.
Не сговариваясь, мы повернули головы к пленнику.
«Вась, я больше не хочу быть охотником!»
Синица металась в застенках, требуя справедливости к безвинно заключённым. Мы открыли дверцу клетки.
«Прощай, друг, может, когда свидимся!»