Пушкин Онегин Письмо Татьяны Эпиграф

Глава третья романа в стихах, центром которой стало Письмо Татьяны, имеет эпиграф,
Elle ;tait fille, elle ;tait amoureuse.  Malfil;tre
который прокомментировали гранды комментаторства так:

                (А)
Набоков Вл. – поэт, прозаик, литвед, лолитаист и бабочковед:
Набоков В.В.: Комментарий к роману "Евгений Онегин"
Глава третья. Эпиграф, пункты I - VIII

Эпиграф
Elle ;tait fille, elle ;tait amoureuse.  Malfil;tre
Строка из песни II поэмы «Нарцисс, или Остров Венеры» (опубликована в 1768 г.), третьесортного сочинения в четырех длинных песнях Жака Шарля Луи Кленшана де Мальфилатра (Jacques Charles Louis Clinchamp de Malfil;t re; 1733–1767): «Она [нимфа Эхо] была девушка [и следовательно — любопытна, как это свойственно им всем]; [более того], она была влюблена… Я ее прощаю, [как это должно быть прощено моей Татьяне]; любовь ее сделала виновной [ср.: ЕО, гл. 3, XXIV]. О если бы судьба ее извинила также!»
Согласно греческой мифологии, нимфа Эхо, зачахнувшая от любви к Нарциссу (который, в свою очередь, изнемог от безответной страсти к собственному отражению), превратилась в лесной голос, подобно Татьяне в гл. 7, XXVIII, когда образ Онегина проступает перед ней на полях читанной им книги (гл. 7, XXII–XXIV).
В принадлежавшем Пушкину учебнике «Лицей, или Курс древней и современной литературы» («Lyc;e, ou Cours de litt;rature ancienne et moderne», книге, которая являлась руководством для Ламартина и которая сформировала его плачевный go;t[427], a также для Стендаля, упоминающего в дневниковой записи от 1804 г. о желании «делагарпизировать» свой стиль, что ему, наследнику Вольтера и Лакло, так никогда и не удалось) Лагарп (VIII, 252) цитирует два вполне невинных отрывка из «Нарцисса», первый из которых начинается той самой строкой, которую Пушкин мог позднее вспомнить.
И хотя, вообще говоря, Пушкин никогда не упускал случая сделать скабрезный намек, здесь он вряд ли осознавал, что нимфа Мальфилатра подслушивала — за спиной Лагарпа — довольно непристойную беседу Венеры со стариком Тиресием, на которого Юнона наслала импотенцию за то, что тот убил двух змей in copula[428].
На титульной странице чистовика третьей главы (ПБ, 10) Пушкин предпосылает вышеназванному эпиграфу три строки из Данте («Ад», песнь V):
Ma dimmi al tempo de'dolci sospiri,
A che e come concedette amore,
Che conoscete i dubbiosi desiri?[429]
[429] Скажи: в минуты нежных вздохов / Как умудряется любовь / Сумбур страстей необъяснимых / В конкретное желанье превратить? (итал.)

Отметим для себя:

1) Письму, которое вообще то суть плагиат – это перевод (*) элегии брошенной мужем поэтессы Марселины Деборд-Вальмор (об этой ироничном пародийном образе Тани мы уже толки терли), автор   сделал вывеску  «Elle ;tait fille, elle ;tait amoureuse» из третьесортного творения  сказов о … нимфетках (!)

2) Автор предупреждает = робя, это бред истомившейся нимфетки – Лолиты первой половины 19 века!

3)  Автор предупреждает = робя, это голос теряющей рассудок(это признание самой Татьяны об изъяне)  чахнувшей от любви и … состояния когда уже было так невтерпеж, что «душа ждала… кого –нибудь» (!)
Как в песенке «А я по бережку иду по  голубому … Так полюбите  полюбите  ж  кто-нибудь!»

3) Набоков уточняет – Пушкин не упустил шанса сделать скабрезный намек,…  А это означает, что Татьяна предпочитает культ Эрота Второго – эроса  чувственной о любви, не имея понятия о Любви-Логосе

(*) что это Письмо – перевод, Пушкин все ж намекнул : «Я не могу понять. Но вот
Неполный, слабый перевод» …
(**) Набоков, надо  (?) сказать справедливости ради, комментировал не столько текст романа, сколько свой его перевод. Вот
 
                (Б)
Андрей Ранчин
Андрей Михайлович Ранчин— литературовед, историк русской литературы; доктор филологических наук, преподаёт на филологическом факультете МГУ.
В ст. В поисках сокрытого смысла: о поэтике эпиграфов в «Евгении Онегине»:
«Французский эпиграф из поэмы «Нарцисс, или Остров Венеры» Ш.Л.К. Мальфилатра, переводимый на русский как: «Она была девушка, она была влюблена», открывает главу третью. У Мальфилатра говорится о безответной любви нимфы Эхо к Нарциссу. Смысл эпиграфа достаточно прозрачен. Вот как его описывает В.В. Набоков, приводящий более пространную, чем Пушкин, цитату, из поэмы: “«Она [нимфа Эхо] была девушка [и следовательно — любопытна, как это свойственно им всем]; [более того], она была влюблена… Я её прощаю [как это должно быть прощено моей Татьяне]; любовь её сделала виновной <…>. О если бы судьба её извинила также!»
Согласно греческой мифологии, нимфа Эхо, зачахнувшая от любви к Нарциссу (который, в свою очередь, изнемог от безответной страсти к собственному отражению), превратилась в лесной голос, подобно Татьяне в гл. 7, XXVIII, когда образ Онегина проступает перед ней на полях читанной им книги (гл. 7, XXII–XXIV)” (Набоков В.В. Комментарий к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин». С. 282).
Однако соотношение эпиграфа и текста третьей главы всё же более сложно. Пробуждение в Татьяне любви к Онегину истолковывается в тексте романа и как следствие природного закона (“Пришла пора, она влюбилась. // Так в землю падшее зерно // Весны огнём оживлено” — глава третья, строфа VII), и как воплощение фантазий, игры воображения, навеянной прочитанными чувствительными романами (“Счастливой силою мечтанья // Одушевлённые созданья, // Любовник Юлии Вольмар, // Малек-Адель и де Линар, // И Вертер, мученик мятежный, // И бесподобный Грандисон <…> Все для мечтательницы нежной // В единый образ облеклись, // В одном Онегине слились” — глава третья, строфа IX).
Эпиграф из Мальфилатра, казалось бы, говорит только о всевластии природного закона — закона любви. Но на самом деле об этом говорят процитированные Пушкиным строки в самой поэме Мальфилатра. В соотношении с пушкинским текстом их смысл несколько меняется. О власти любви над сердцем юной девы сказано строками из литературного произведения, причём созданного в ту же самую эпоху (в XVIII столетии), что и питавшие воображение Татьяны романы. Так любовное пробуждение Татьяны превращается из явления “природного” в “литературное”, становится свидетельством магнетического воздействия словесности на мир чувств провинциальной барышни.
С нарциссизмом Евгения всё тоже не так просто. Конечно, мифологический образ Нарцисса просится на роль “зеркала” для Онегина: самовлюблённый красавец отверг несчастную нимфу, Онегин отвернулся от влюблённой Татьяны. В четвёртой главе, отвечая на тронувшее его признание Татьяны, Евгений признаётся в собственном эгоизме. Но самовлюблённость Нарцисса ему всё-таки чужда, он не полюбил Татьяну не оттого, что любил лишь себя самого.»

Коммент наш:
1) Это тени у «плетеня» (плетня болтовни)  … Хотя суть ясна – эпиграф предупреждает: автор готовит читателя окунуться в бред истомившейся от природного инстинкта нимфетки  - провинциальной сельской барышни глуши степных (!) селений
2) Татьяны – нимфа, чахнущая от того, что пришла пора, а Его нет …
3) А тот, кто дал долго брел в эту глушь, все ж отверг протокол о намерениях нимфы и … он я явный нарцисс

                (В)
Один сетевой спец:
В известном плане-оглавлении к роману третья глава имеет название «Барышня». Эпиграф к этой главе достаточно точно представляет ее характер. Не случаен здесь французский стих, взятый из поэмы «Нарцисс». Вспомним, что Татьяна ...по-русски плохо знала, И выражалася с трудом На языке своем родном. Цитата из Мальфилатра «Она была девушка, она была влюблена» становится темой третьей главы, раскрывающей внутренний мир героини. Пушкин предлагает формулу эмоционального состояния девушки , которая определит основу любовных перипетий не только данного романа, но и последующей литературы. Автор изображает различные проявления души Татьяны, исследует обстоятельства формирования образа, впоследствии ставшего классическим. Героиня Пушкина открывает галерею женских характеров русской литературы, объединяющих искренность чувств с особой чистотой помыслов, идеальные представления со стремлением воплотить себя в реальном мире; в этом характере нет ни чрезмерной страстности, ни душевной распущенности.
Коммент:  пример опушения и отбеливания- Пушкин пишет и о письме Татьяны иронично и пародийно и даже скабрезно (по спецу этого дела Набокову) , но нам нужна икона и Идеал

                (Г)

Ю.М Лотман, тартуский семантолог в Комментариях к роману:

Elle йtait fille, elle йtait amoureuse  Malfilatre.
"Она была девушка, она была влюблена". Мальфилатр. Эпиграф взят из поэмы "Нарцисс, или Остров Венеры" (опубл. 1768). П, вероятно, заимствовал его из известной ему с лицейских лет книги Лагарпа "Лицей, или Курс старой и новой литературы". Мальфилатр Шарль Луи Кленшан (1733-1767) второстепенный французский поэт, не оцененный современниками, умерший в нищете. Однако опубликованная после его смерти поэма "Нарцисс" считалась в XVIII в. классической и вошла в учебные курсы. П привел стих из отрывка о нимфе Эхо. Далее шло: "Я ее извиняю - любовь ее сделала виновной. О, если бы судьба ее извинила также".

И всё!   Очень хитро….

Но зато как обыграл пушкинский ловкий плагиат Письма:

«Письмо Татьяны к Онегину
Прямое указание П на французский оригинал вызывало разноречивые суждения исследователей. В. В. Виноградов склонен был видеть в этом утверждении мистификацию П: "Ведь язык письма Татьяны, вопреки предварительным извинениям автора, - русский, непереводной. Он не предполагает стоящего за ним французского текста" (Виноградов В. Язык Пушкина. М.- Л., 1935, с. 222). Близок к такому пониманию и С. Г. Бочаров, предлагающий такое понимание: "Пушкинское письмо Татьяны - "мифический перевод" с "чудесного подлинника" - сердца Татьяны" (Бочаров С. Г. Поэтика Пушкина. Очерки. М., 1974, с. 78-79). Однако подобная постановка вопроса не отменяет того, что текст письма Татьяны представляет собой цепь реминисценций в первую очередь из текстов французской литературы. Параллели эти очевидны и много раз указывались (Сиповский В. В. Татьяна, Онегин, Ленский. - "Русская старина", 1899, май; Сержан Л. С. Элегия М. Деборд-Вальмор - один из источников письма Татьяны к Онегину. - "Изв. АН СССР. Серия лит. и яз.", 1974, т. 33, № 6). Целый ряд фразеологических клише восходит к "Новой Элоизе" Руссо: "То воля неба; я твоя" - "un йternel arrкt du ciel nous destina l'un pour l'autre" (part. I, lettre XXVI).
Сопоставление это тем более убедительно, что, как отметил Набоков, именно в этом месте и в письме Татьяны, и в письме Сен-Пре происходит смена "вы" на "ты" (правда, стилистический эффект такой смены в русском и французском текстах не адекватен). Целый ряд фразеологических параллелей можно найти и в других письмах романа Руссо. Л. С. Сержан высказал предположение, что основным источником письма Татьяны является элегия Марселины Деборд-Вальмоp (1786-1859) - второстепенной французской поэтессы, сборник стихотворений которой вышел в 1819 г. и потом несколько раз переиздавался (эту же параллель, но в значительно более сдержанной форме и не делая столь далеко идущих выводов, указал Набоков). Причину обращения П к элегии французской поэтессы исследователь видит в том, что "в этих стихах наш поэт нашел, очевидно, то, что он так ценил в творчестве А. Шенье [...]: изумительную, неподдельную искренность" (разрядка Л. С. Сержана, ук. соч., с. 545). Текст элегии Деборд-Вальмор, действительно, имеет ряд точек соприкосновения с письмом Татьяны, позволяющих утверждать, что он был известен П и был у него на памяти во время работы над "письмом". Однако выводы Л. С. Сержана представляются весьма преувеличенными. Элегия Деборд-Вальмор - своеобразный набор штампов (что, конечно, не отменяет субъективной искренности поэтессы, которую акцентирует исследователь, рассказывая о ее трагической биографии, а лишь вытекает из размера ее дарования), и ряд сходных поэтических формул мог восходить у П и к другим источникам. Приведем пример: одно из наиболее разительных, по мнению Сержана, сопоставлений - конец второй строфы элегии и стихи в EO.
Au fond de ce regard ton nom se rйvйla, Et sans le dйmander j'avais dis: "Le voilа".
"Почти одинаково словесно и "сценически" дано описание первой встречи ("Ты чуть вошел..." и т. д.): узнавание, смятение и, наконец, одно и то же восклицание - "Вот он!"; ср. стихи 9-16. Эти слова невольно приводят на память знакомые строки: "И дождалась... Открылись очи; Она сказала: это он!" (Сержан Л. С., цит. соч., с. 543). Ср., однако, параллель в тексте Карамзина, написанном более чем за четверть века до публикации элегии: "Наталья в одну секунду вся закраснелась, и сердце ее, затрепетав сильно, сказало ей: вот он!" (Карамзин, 1, 632). П потому и обратился к элегии Деборд-Вальмор, что это были: 1) женские стихи, 2) стихи, в достаточной мере лишенные индивидуальности, могущие служить прообразом письма деревенской "мечтательницы нежной", напитанной фразами из бесчисленных романов. Однако преувеличивать значение этого источника нет оснований.
Обилие литературных общих мест в письме Татьяны не бросает тени на ее искренность, подобно тому как то, что она, "воображаясь героиней своих возлюбленных творцов", присваивает себе "чужой восторг, чужую грусть" и строит свою любовь по литературным образцам "Клариссы, Юлии, Дельфины", не делает ее чувство менее искренним и непосредственным. Для романтического сознания реальностью становились лишь те чувства, которые можно было сопоставить с литературными образцами. Это не мешало романтикам искренне любить, страдать и погибать, "воображаясь" Вертерами или Брутами.»

Коммент наш:

Sans paroles …  Просто, фра, нет слов
Пушкин самым прямым (почти, не учитывая патологической страсти к мистификации) предупредил = вы вступаете в царство нимфетки с …конфеткой = Ahtung!
Но спецам химчисток и крашения обмундирования все н по чем = да хоть по лбу кирпичом
Лотман писал этот комментарий   как пособие учителю средней школы …  А эти училки потом пудрили мозги нимфеткам за партами …

                (Д)

А. Минкин в Немом его Евгении:
«Письмо Татьяны Лариной представляет собой совершенный образец любовной лирики Пушкина. Его иногда включают в сборники, как самостоятельное лирическое произведение. Если принять во внимание, что в течение года Пушкин написал 2 главы (вторую и третью), то можно предположить, что это любовное послание было написано во второй половине 1824-го года, примерно в августе-сентябре.
Сохранились черновики поэта, показывающие его манеру работать. Примечательно, что письмо Пушкин составил сначала простыми прозаическими словами, в которых он постарался представить себе, о чем думает, что чувствует юная барышня, и что она должна была написать в своем послании. И только потом эта своеобразная программа письма превратилась в замечательные выразительные строки. Пример того, как Пушкин работал над письмом, мы находим у Анненкова: «Письму Татьяны к Онегину предшествовали, например, следующие, едва разбираемые теперь строки: «Я знаю, что вы презираете… я долго хотела молчать… я думала, что вас увижу… я ничего не хочу – хочу вас видеть… Придите… Вы должны быть – и то, и то, … Если нет – меня обманул…»
Письмо Татьяны, как и письмо Онегина, написано в ином стиле, отличающемся от «онегинской строфы». Этим Пушкин хотел выделить письма как отдельный элемент поэмы, и с другой стороны, тем самым он подчеркивает, что письмо было переведено с другого языка.»

Коммент наш:

Минкин прав в одном -  Пушкин выделил Письмо конструктивно. Ибо его роман = это сборник сонетов (строфа из 14 стихов, хотя и с иной рифмовкой…), а Письмо Татьяны – иначе… ибо это чужое изделие! – это плагиат, который Таня его не расчухала … Некогда ей.

Однако, сонетологи, вот какая петрушка: канон сонета гласит - = размер = 14 стихов с определенной рифмовкой и всего строго 154 слога … Поэтому желание назвать роман в стихах «Е.О, « самым большим романов в сонетах  не удовлетворимо