Сценарий Образы Фрагменты, 3

Акт 10. Через 50 лет

Иных уж нет… 
(А.С.Пушкин. «Евгений Онегин»)

Человек свободный ни о чём так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни.
(Спиноза, Этика, ч. IV, теор. 67)

Комдив был на войне, почти два года воевал на передовой – разумеется, с таким же позывным, ходил в атаки - был несколько раз ранен, награждён орденами и медалями. Живой вернулся домой уже из госпиталя. Государство обеспечило всеми положенными льготами и пенсией, город нашёл подходящую работу – конечно, уже не бульдозеристом, но иногда к нему обращались за советом по старой памяти. Шумская к этому времени побывала в главных редакторах, затем её назначили директором издательства. Она оставила за собой только чтение лекций в университете, кроме директорства.

Пятьдесят лет - юбилей.
Октябрь. Позёмка. Дом писателя.
Кафе и магазин закрыты на спецобслуживание. Народ подскребается в быстро заполняющийся конференц-зал Дома писателя по разрытым улицам Тургенева и Салтыкова-Щедрина. Памятник весёлому мужику с пустыми вывернутыми карманами по решению, всё-таки принятому городской Думой, аккуратно демонтировали, чтобы перенести к старинному зданию банка, а на освобождённой территории готовили место под новый и закладывали небольшой скверик – меньший, чем Сквер влюблённых с памятником Калинникову у музыкальной школы его имени. Приехал Арамис, пришли Закруткин с Татьяной, ставшие к этому времени  прадедушкой и прабабушкой. За руки Татьяны крепко ухватились правнуки: мальчик и девочка – Саша и Саша. Шумская, в новой должности – прабабушка, тоже пришла с правнуком - Сашей, как в двух каплях воды очень похожим на Комдива, будто сколок, крепко державшим её за мизинец правой руки. Пришли также новые и старые редакторы издательства, свободные работники кафе, участники клуба – с детьми, внуками и правнуками. На всё это с грустной улыбкой смотрел барельеф со стены Дома писателей. Когда все уселись, встал Закруткин.

Закруткин:
Доброе утро, всех – с библейским юбилеем. Вы знаете, бывают и есть авторы единственного романа, например, Сервантес и «Дон Кихот», Гашек и «Похождения Швейка» и есть единственные авторы. На нашем Доме уже установлен памятный барельеф одному из них. Поздравляю и предлагаю выпить за этот образ.

Были ещё выступающие. В заключение поднялся Арамис (по случаю он признался Закруткину, что просил своих, чтобы его кремировали после смерти и пепел рассеяли у истоков Дона, который начинался в Детском парке его города Н-ска).  Сдерживая дрожь голоса, Арамис тихо сказал.

Арамис:
Смерть – это несправедливо…

Все встали, даже ребятишки. На память присутствующие получили медали с объёмным изображением настенного барельефа и брошюру с новеллами Комдива: «Куприн и Суламифь» и  «Писатели – не сумасшедшие и несчастные» с рецензией и комментариями Шумской.

Сцена 10.2. Эпилог

Люди не осознают, что жизнь не вечна, как и счастье. И только после 70-и (срок, установленный ВОЗ и ООН, как возраст старости) задумываются.
(Комдив)

Разошлись - разъехались, Шумская, Татьяна, Закруткин, ребятишки и Арамис перешли в кафе. На стол собрала Екатерина – всё также в туфельках на каблучках и вавилоном на голове, но уже седым, севшая вместе со всеми за стол. По утреннему пили кофе. Закруткин купил бутылку коньяку и уехал с Арамисом, который остановился у него с ночлегом. Ночью Закруткину приснился страшный сон.

Сон Закруткина:
Комдив звонит из могилы и просит скорее приехать, иначе он задохнётся.

Утро.
Вскочивший с дивана Закруткин, не стал будить Арамиса, кое-как оделся и небритый, неумытый помчался к Шумской. Клеопатра Львовна сидела на диване и вслух читала «Писателей…», рядом сидел, прижавшись, правнук. В застеклённом шкафу среди книг стояла урночка с прахом кремированного Комдива… А со стены Дома писателей он всё также грустно смотрел на исковерканные улицы, заметаемые снежной крупкой. Так говорил Чиа Дао ду: «Времена года. Примета. Улицы роют – осень». Но теперь это не было перманентностью - готовили котлован в углу улиц Тургенева – Салтыкова-Щедрина для фундамента под установку мини-бульдозера, не совсем как у Комдива, а городского. На лицевой стороне пьедестала, обращённого под 45 градусов к улицам Тургенева и Щедрина, закреплён барельеф, как на Доме писателей, ниже по дуге - лозунг объёмными буквами из латуни: «Карфаген должен быть разрушен».  Не всё же танки и самолёты водружать на пьедесталы.

Ps.
Невидимый образ парадокса: Комдив – Карфаген, – чтобы что-то построить или сохранить, надо иногда что-то разрушить…