Нечаянная радость

     Дождь лил с такой силой, что всё живое исчезло у меня из вида. Мои  то-варищи, с которыми я путешествовал по Латинской Америке (не буду  уточ-нять место), успели с последним автобусом уехать в местную гостиницу, где  у нас был основной привал.  Я замешкался  с  фотосъёмками:  места  были очень живописные, не хотелось упускать такой шанс. Экзотика всегда меня привлекала. Потеряв ориентир, я незаметно оторвался от группы.
   Надо заметить, что оказался я здесь, в столь отдалённом от своей родины месте, почти случайно. Мой хороший друг дал рекомендацию группе этнографических  исследователей, отправлявшихся в очередную экспедицию, и я, молодой  человек, увлекавшийся фотосъёмками, очень захотел посетить столь экзотические места.
  С утра погода была великолепная, солнечная; лишь несколько облачков украшало синий небосвод, но климат здесь коварный. Во второй половине дня всё резко изменилось: тучи сгустились с такой быстротой, что всё по -темнело и стеной полил дождь.
     Один в незнакомом  месте я растерялся. Никакого транспорта вблизи я не увидел. Недалеко виднелось небольшое селение. Я быстро направился в ту сторону,  меня привлёк слабый огонёк. Не разбирая дороги, в полумраке я добежал до крайнего строения.
      Очутившись под навесом, я вдруг оробел, потому что плохо владел мест-
ным наречием, но выбора не было. Я тихо постучал в дверь. Ни звука в ответ,
только шум дождевых струй, которые яростно пронзали землю, но уже не
меня.
     Я постучал сильней, уверенней, и за дверью что-то упало, зашумело, и
дверь распахнулась. На пороге стоял немолодой мужчина, седоватый, пле-


шивый, кое-как одетый. Он молчал, и я молчал: мы явно оценивали друг друга. Затем он сделал движение рукой, похоже он решился пригласить меня в свой дом. Я с радостью воспользовался его гостеприимством, сбросил мокрый рюкзак, который заметно прибавил в весе, и сказал сам себе:
- Ну, слава Богу!»
     Хозяин тут же встрепенулся, внимательно посмотрел на меня, выражение его лица резко изменилось, и он добродушно спросил: 
- Вы что, русский?
- Да, - тоже обрадовался я, когда понял, что проблем с общением у меня не возникнет.
- Вот это новость, вот это подарок! Проходите, дорогой, у меня скромно, но в вашем положении выбирать не приходится.
     Он приоткрыл мне дверь, и из прихожей я оказался в небольшой комнат-
ке, почти убого обставленной: кушетка, стол, небольшой шкафчик, окно занавешано какой то  дерюгой. Не жилище, а почти берлога.
     Хозяин заметил моё замешательство, но не стал ничего объяснять. Похоже, на склоне лет ему и этого было достаточно, чужое мнение его не интересовало. Ко мне он вежливо обратился и пригласил садиться. Я занял стул, который стоял в углу. Сам он сел возле стола.
- Вы разденьтесь пока, в Вашей мокроте далеко не уйдёте. Вот, возьмите мой халат, согрейтесь, а Вашу одежду мы посушим.
     Он бросил мне потёртый пёстрый халат. Я был рад принять его помощь, переоделся, и в новом экзотическом облачении оказался за столом перед ним.
- Какой леший Вас загнал в такую глушь да ещё в такую погоду? Молодым всегда не сидится на месте… Я знаю.
     Слегка освоившись в новой обстановке, я постарался обрисовать ему  мою сложившуюся ситуацию, а он внимательно меня разглядывал, слушал и улыбался. Я чувствовал, что моё присутствие в его убежище было ему крайне приятно и волнительно.




- Я так давно не слышал родную речь. Вы простите старика, я забыл о гостеприимстве… Хотите чаю? Моя матушка всегда любила угощать гостей чаем, правда к нему часто прилагались вкусности, сладости… У меня их нет, но чай, не очень плохой, у меня найдётся.
     Он развернулся к шкафчику и засуетился у плитки. Скоро на столе стояли две кружки, пузатый чайник со свежей заваркой и два сухарика на тарелке.
- Вот, чем богаты… Но Вы обязательно попейте чаю, Вы промокли, можете заболеть.
     Сам он тоже пригубил чаю, и мысли его углубились куда-то, он продолжал:
- Моя матушка любила угощать чаем моих товарищей. Помню Саньку… прибежит, бывало, за мной: на лбу шишка, под носом сопли. Она его обнимет прижмёт к себе, погладит по голове… Я даже ревновал иногда… Потом начнёт его умывать, лечить… Такая добрая была.
     На лице его появилось выражение грусти и отчаяния. Он разговаривал как будто сам с собой.
- Как мало я понимал тогда это…
     Лицо его застыло, а глаза глядели куда-то сквозь время. Потом он продолжил разговор, уже обращаясь ко мне:
-Она часто ходила в церковь, молилась за меня, я был отчаянным шалопаем. Провожая взглядом её с порога, я в душе смеялся над этой нелепицей. Что может дать ей Бог? Человек сам хозяин своей судьбы. Так я думал...
     Он умолк, опять вспоминая что-то:
- А она молилась, молилась…-- его глаза опять были устремлены куда-то в прошлое, - а я всё дальше отлучался от дома, искал новых друзей в своих похождениях  и доигрался: начались новые приключения, тюрьмы, пересылки… Тоска!
     Мне становилось ясно, что жизнь его крепко помотала, что совесть беспокоила его, что пытаясь избежать преследования, оказался он за тысячи




вёрст от родного дома, аш за океаном. После войны многие хотели укрыться в этих краях. А он продолжал:
- Так и не заметил, как потерял дом, родину, мать… Да, я даже не простился с ней перед её кончиной. Меня, как всегда, не было рядом с ней… Какой ужас!
     В глазах его заблестели слёзы, а голова стала клониться к столу, и он оставался в такой позе. Мне почему-то стало жаль этого старого убогого человека. Наверное он старался забыть перипетии своей прежней жизни , и исповедоваться передо мной тоже не собирался. Да и мне это было ни к чему, я не решался нарушить его воспоминания. Мне даже трудно было постичь ту  душевную муку, которая сейчас поглотила этого человека. Но видно, что моё появление в его уже устоявшейся жизни сдвинуло в его душе какие-то пласты и обнаружило кровавые раны, что с новой силой начали терзать его душу. Но вдруг он резко поднял голову, на лице его просияло подобие улыбки , и он с восторгом произнёс:
-Нечаянная радость! Моя матушка вымолила для меня эту встречу. Если бы Вы знали, как я рад снова увидеть родного человека, поговорить по-свойски, его руки нервно подрагивали на животе. – Теперь, думаю, и помереть не жалко.
     Он откинулся на стуле и прикрыл глаза. По щекам его текли слёзы. Я невольно наблюдал за ним. Вдруг его руки тихо сползли и ровно повисли вдоль тела, которое оставалось на стуле без движения. Я тоже замер от такой неожиданности. Через некоторое время, просидев так в оцепенении, я коснулся его плеча, но не было никакой ответной реакции. Его тело продолжало быть обездвиженным. Я потрогал его руку, пульса не было…