Теория заговора

                Сосед
       "Если одна дверь закрывается, то открывается другая" - сообщил человек-цитатник. Свои высказывания новый сосед усиливал  мимикой и пантомимой. Его, будто специально "забавный", гардероб (ну, это я уже придираюсь - осадил себя Максим), этот гардероб состоял из  женской кофты, рубахи с попугаями и жеванного галстука. Завершали образ камуфляжные  штаны и вязаная шапка с орнаментом не то - из бегущих спортсменов, не то - из пасущихся оленей. (Лыжник, б......!) За пару минут Максим узнал от него, что имя дается человеку свыше; что все несчастные семьи несчастливы по-своему, что жениться - не воды напиться; и что "никогда не говори никогда". При этом новый знакомый гримасничал, размахивал руками, лыбился щербатым ртом и пританцовывал. Лыжник оказался хаотично эрудированным,  чудовищно многословным и склонным к лицедейству. Узнав причину внезапного возвращения Макса, произнес, завывая: "Я вижу... Вижу... Кое-кто разозлил свою машинку... У-у-у..." - Продолжил, презрительно фыркнув: "Помните недавнюю железнодорожную аварию? Когда стрелки (вроде) не послушались команды, а красный свет (ни с того, ни с сего) загорелся с опозданием? Расследование, если помните, зашло в тупик. "Тех-ничес-кие неполадки", видите ли... Нет, чтоб честно признаться: машины - разумны. Смеется тот, кто смеется последним, глубокоуважаемый сосед. Статистика просто вопит о том, что бессловесные железки способны думать, чувствовать и  действовать. А случай с вашим  автомобилем доказывает, что и мстить – тоже. Вы не поменяли треснувшую фару, не нашли время поправить вмятину... Откуда знаю? Просто предположение. Да, случайно угадал. Ваша машина - красавица, и, конечно, ей обидно... Теория заговора и полная - что....? Фу... И это мне говорит автор популярных...  Откуда?.. Почитываю вашу газетенку, сосед. И немало о вас знаю, да... Реалист до мозга костей, проводник научных идей и здравого смысла, почти легенда, почти герой, певец логики и прямых линий... Как правильно вы однажды написали, как точно: никто и ничто не имеет права управлять разумом человека... Дальше там было что-то еще: про волю и интеллект..." -  Внезапно сосед шагнул прямо в дождь, оставив Максима в состоянии острого недоумения: что, черт возьми, это было?
       Полчаса назад этот странный мужичок поджидал Максима, спрятавшись от дождя под козырьком ворот. Дождь лил сплошным потоком, как и речь нового соседа.  – "Не сахарный, не растаю. У природы нет плохой погоды. Вода - это жизнь... Позвольте представиться: ваш новый сосед слева". - Он без приглашения прошмыгнул в дверь, ни на секунду не закрывая рот. Макс на вопросы соседа отвечал скупо: зовут Максимом, живет один; нисколько не сожалеет, а – наоборот – счастлив; "синенький автомобильчик", на котором он выехал час назад, заглох, как последняя сволочь, спутав все карты. (Именно поэтому Максиму пришлось вернуться назад, где его подкарауливал сумасшедший сосед. Словно был уверен, что я вернусь - подумал тогда Максим).
     Он взглянул на часы, посмотрел на дождь за окном. Про вечернюю электричку можно было забыть. (... все относительно… и это - пройдет… работа – не волк... не в деньгах – счастье, - продолжал жужжать сосед, уже стоя одной ногой на пороге). Тут позвонил удивленный механик, сообщивший, что с машиной все в порядке. Непонятно, типа, чего она встала: "Ты ее, случаем, не обидел? (сговорились, ........!) – Можешь сейчас забрать,  – продолжил тот, - или потерпеть до завтра". - "Потерплю", - согласился обрадованный Макс.
        Он всегда засыпал в электричке. Заснул и сегодня – сладко, без сновидений. Когда проснулся, его ждали две новости, как говорится - хорошая и плохая. Хорошая: до города оставалось всего ничего. Плохая: прямо напротив него сидел вчерашний Лыжник. - "И снова здравствуйте! – воскликнул тот, возобновляя словесный поток, - научно доказано, что утренний сон… неожиданности подстерегают…  все, что ни делается,  делается к лучшему. Посмотрите на меня..." Максим как раз неприязненно глядел в мутные, цвета подгнившего винограда, глаза, когда раздался грохот, который журналист Максим Архипов назвал бы "страшным"; а следом – взрыв, который, он же, мог охарактеризовать как "чудовищный". Но это в том случае, если бы вышеназванному журналисту удалось выжить при лобовом столкновении двух пригородных поездов.
 
                Теория заговора и полная... что? (сосед)
      Максим летел. Вначале – долго, высоко вверх, затем, уже недолго - параллельно земле. А потом рухнул вниз, разлетевшись на осколки, как стеклянный бокал, упавший на что-то звонкое. Звонкое и ослепительно синее. Синее растворило прозрачные осколки Максима, приняв их в себя, за мгновение до того, как он узнал в нем крышу собственной, странно увеличенной, машины. -  «Но не убился, а рассмеялся», - прозвучало в голове. Максим пытался вспомнить начало стихотворения и его продолжение, но все лишние слова уже были стерты в его памяти. Потому что автомобилю, которым он стал, эти слова были не нужны.
 
                Бермудский квадрат. 
     Через мгновение все четыре его дверки распахнулись, выпустив слишком большую группу людей. По виду это была обычная бригада ремонтников. На спинах комбинезонов белела, вписанная в квадрат, буква "А" . Одинаковые, словно сделанные по шаблону, фигуры направились к далекому  выходу из ангара. Максим уже забыл - откуда взялись все эти люди, хотя должен был знать. Или - нет. Где-то вдали взвизгнули автоматические ворота. Или - что-то еще. Думать было все труднее. Тело машины - его собственное тело - стало меняться:  слишком быстро и чересчур болезненно. На секунду оно замерло, потом дрогнуло, зазвенело; оглушительно загудел мотор. На волю вырвались крылья: широкие, гладкие, с едва проступающим рельефом перьев; растянулся и заострился корпус. Он вырвался из ангара, набирая скорость, поднялся высоко и полетел знакомым путем, исключающим случайные небесные встречи. В конце пути, перед тем, как направиться вниз, сделал круг:  Майами, Багамы, Бермуды. Когда, прямо на воде, проступил светящийся квадрат, машина сменила траекторию и врезалась точно в центр квадрата.  Да: именно квадрата, а никакого не треугольника... - привычно исправил себя возрождающийся Максим. Океан вздрогнул, спохватился, не желая принимать. Но машина уже была глубоко, там, где вода не имела над ней власти. Волны закипели, расступаясь; обратились в пар, в туман; и, наконец - в темный мир, расцвеченный огнем.
      ...Горела земля, горело небо, горел воздух. Иногда далеко вверху закипали мутные пятна – безуспешные атаки океана. Куда ему… Противоположный берег тоже исходил пламенем. Ветер гнал дымные останки сухой травы, лоскуты сажи, тлеющие ветки никогда не существовавших здесь деревьев. То, что выдавало себя за реку, красной ртутью поблескивало вдали. Самолет полыхал как сухие дрова, распадаясь; превращаясь в уголь, в ползучий огонь, в живое серое покрывало. Максим стоял, качаясь на неверных ногах,  по колено погруженных в горячий пепел. Как всегда, он с болью ощутил временность своего человеческого тела, ужас и бессилие.
 
                Пассажиры.
       Не-река представляла собой самый страшный вид огня – тягучее, как мед, жидкое стекло. На берегу высилось то, что Максим, в самый первый раз, мысленно назвал "деревней". Нижней ее частью, первым домом, был идеальный куб, стоящий на тонких сваях. Прежде он знал их точное название, но потом слово было удалено - без права на восстановление. Прежде он знал и назначение куба, который играл важную, так же забытую им, роль. Иногда  ему вспоминались потерявшие значения слова: опора, основание, оправдание, начало, причина, смысл. И  еще - приговор. Мелькнув, они тут же исчезали.
      Остальные дома "деревни" лепились к кубу и друг к другу магнитно, словно земли не существовало. Одни из них напоминали птичьи клетки убитых птиц, другие - жутковатые пустые сейфы, третьи - пряничные домики. Последние наводили на него особенный ужас (прежде он знал - отчего). Эти части, на секунду соединившись в подобие скульптуры, недалеко разлетались в стороны, нарушая законы, которых здесь не было; и возвращались, чтобы вновь соединиться. Уродливый, непостоянный, длящейся вверх и в стороны монстр на  отвратительно живых ногах. Сейчас все части слепились в единое чудище: дом - дерево, дом - окаменевший кошмар. Чудище  дрогнуло, закачалось на сваях, зашлось в отчаянном детском плаче. Внизу засветилась, издеваясь, вывеска: "Прием. Доставка. Высокое качество, выгодные условия". Поверху, отрицая, вспыхнуло новое, яркое: "Возвращение". А вот и один из Ваятелей – примерно так они себя называли. Тело взвыло от его близости; словно кто-то, притаившийся внутри, начал рваться наружу.
        Он не умел их различать. Он не заговаривал с ними без приказа. Он знал, что это невозможно, запрещено, смертельно опасно. Только однажды, в самом начале, еще не понимая всего, задал вопрос: откуда вы… к нам?.. Собеседник тогда начал хохотать, повторяя: МЫ…. К ним…. Он упал на спину и превратился в безголового жука, с множеством отвратительных металлических лап. Тело его, живое, прозрачное как желе, болталось между рядами ног, грозя лопнуть, наткнувшись на одну из них…  Максим понимал, что это грозит кому-то катастрофой и гибелью. Едва живой от ужаса, еще не привыкший к фокусам Ваятелей, Максим смотрел, как тот, отсмеявшись, поднимается на ноги, постепенно возвращая себе человеческий облик - "Еще вопросы есть?" - спросил полу-жук, отрывая себе лишние конечности и, с громким щелчком выправляя локти и колени. Позже Максим понял: этого диалога никогда не было, как и многого из того, что он считал воспоминаниями. Возрастом Ваятелей была вечность, и они не были ни людьми, ни жуками; они не были подобны никому и ничему. Они даже не были существами, так как не существовали в привычном смысле этого слова. Они представляли собой темную волю вакуума, его непостижимую силу и  безграничную власть нематериального над материальным. Они не вселялись в людей и вещи - как наивно решил когда-то Макс. Они были везде и в каждом - от рождения до смерти, и -  дальше, бесконечно. Как исходный цифровой код, как нематериальный зародыш: как то, чему не было названия. Они получали что-то, эквивалентное наслаждению, манипулируя, доводя до безумия, уничтожая и причиняя страдания - наивно решил он вначале. Но со временем понял, что им нужно что-то иное. То, что было невозможно обозначить словами, потому что в человеческом языке таких слов не было.
      ...Тело все еще ныло, левый глаз ослеп. Фигура встречающего, по пути, щелчком отменив его боль, уже двигалась навстречу, по-актерски склонившись в реверансе:
 - Опаздываете, давно ждем-с…
Макс поднял руки (сдаюсь-сдаюсь…) склонил голову:
-  Виноват, исправлюсь …  посмеялись; ровно столько, сколько было отмерено.
-  Как  семья? – следуя  ритуалу, спросил Максим.  Кивнул в сторону дерева-монстра. 
 - Дети, внуки и так далее... Слышал, как орут? Вот где - настоящий ад, - пожаловался  встречающий. (Ну-ну, могу представить ваших деток...)
 Встречающий, как обычно, был неотразим: малиновый фрак, кружевное жабо, в кармане шелкового плаща - белоснежный, тоже с кружевом, платок. (Ваятели испытывали необъяснимую слабость к подобной одежде). Корявый череп твари был спрятан под высоким колпаком со звездами и блестками. Из-под колпака торчали пряди седых волос, в зубах - зажата трубка.
-  Самое место покурить, - выдал Максим обязательную шутку, - откуда трубка? 
-  Подарок последнего… - помнишь его? -
- Забудешь такое… (забудешь- забудешь, - поправили его). Вот кому-то счастье привалило…
 Ваятель хохотнул, мелькнув прорехой между передними зубами, зажал трубку в руке, нахмурил брови, глянул остро, покачал головой важно.
 -  Ти как всегда прав, наш да-ра-гой та-варищ Максим… Наше самое  Да-а-веренное Лицо…. Перевозчик с самой заглавной буквы "П"... Счастье привалило, и его уже не от-ва-лить, а?"
  Максим согласился, показав большой палец...
-  Пассажиры готовы? - спросил он, мысленно передернувшись.
-  Готовы, готовы... – Ваятель (он же - Фокусник, он же - Лодочник), небрежно ткнул трубкой в сторону дальнего пламени, где уже начали появляться темные кляксы, - извелись уже, как готовы, твои пассажиры…
-  Много? - спросил послушно. 
- Нэт… - продолжал лицедействовать Лодочник, - мало... только самые гарячие, друг... Сливки сливок... И даже этот… мумия, да? - он закрыл глаза, застыл лицом, сложил руки на груди, изображая неподвижность; вскинулся, плюнул с отвращением.
 - Ого... И что - дальше? 
- Кто ж знает? - переключилась тварь на образ маленького жалкого человечка, - Мы с тобой люди подневольные… (Ага, ты – люди…), покорные слуги… (офигеть). Приказывали привозить – мы привозили. Так? Приказывали хранить – хранили. Пришло время возвращать – пожалуйста, возвращаем. Досрочное, как говорится, освобождение. За хорошее, так сказать, поведение. Ты же знаешь, дружище: возвращаем только тех, кого ждут и помнят.  Кто стал мудрее (ну-ну...), закалился в огне (а вот это - точно) и готов ответить на эти, как их –  ча-я-ни-я граждан. Разве я не прав?
- Ага, конечно, - кивнул он уроду, не поднимая глаз.
 - Но есть... - важно надулся тот, - есть среди них и несколько совершенно обыкновенных, как говорится, простых людей, честных работяг, да. Представителей, так сказать, всех слоев... Я бы назвал это квотой справедливости!
Лодочник снял колпак, обнажив каждый раз заново пугающий Макса, граненый череп. Помолчал многозначительно.
-  И это - только первый слой избранных, дружище. Так что - крепкого тебе здоровья и богатырских тебе сил, чтобы оправдать наше ви-со-кое доверие!
 Забилось в истерике, затрещало пламя на дальнем берегу. – Пора… 
    Лодочник прикрыл глаза, склонил голову, преображаясь: в следующую секунду над Максимом нависла костлявая фигура, состоящая из волчьей головы, растущей прямо из тяжелого бесформенного плаща. И вот уже Лодочник, оставаясь на берегу, одновременно стоит на палубе лодки, опустив вниз весло. И вот, он же – в шутовском костюме провожает себя самого, вытирая слезы кружевным платком. И он же… И он же... И он же... И вот уже множество крошечных Лодочников машут с балконов пряничных домов, едва не вываливаясь от усердия. Максим с трудом отвел глаза. - "Мы с тобой... друг, не отводи глаза". Ага, как же. Будто я не знаю, какое это опасное зрелище – рыдающий Лодочник. Не смотреть... Не помню - почему, но: не смотреть... Он не успел додумать эту  бесполезно-полезную мысль, как из пламени  показалась  железная туша возвратившейся лодки. Время, как и многое другое здесь, не имело смысла. Лодочник высоко подпрыгнул, оттолкнувшись от кормы; сделал в воздухе сальто, приземлился на носочки. Черное трико облепило фигуру, блестящие волосы – череп; губы скрылись под толстым слоем помады. – "Оп-ля"! – вскрикнул весело, - принимай счастливчиков…" - Счастливчики, не торопясь, выбирались из лодки. Обожженные кости на глазах обрастали плотью, превращаясь в одинаковые, будто пластиковые, тела; скалились друг другу почти одинаковыми лицами. Но каждый уже нес в себе признаки непохожести, притаившейся до времени. Темные костюмы,  в руках у некоторых - чемоданчики, дорогие солидные портфели, потрепанные саквояжи, парусиновые сумки. Тяжелые. Что там? Лучше не знать. На спине вышито белым: "А". Шутники, мать вашу… Типичные рабочие-ремонтники солидной конторы, ага. Один из ложных рабочих проходя мимо, повернул к нему лицо. Это было его собственное лицо. Не может быть... Шутки уродских шутников. (..."Квота справедливости"? Нет, даже не надейся - остановил себя Максим) Лодочник между тем превратился в  толстенького жалкого человечка: тесная рубашка, расходящаяся на животе, мятая жилетка. Он метнулся вдоль колонны, в руках забилась бумажка. - "Э... Что тут у нас в спи-соч-ке? Неприятность малюсенькая вышла… - он выхватил из заднего кармана брюк  калькулятор, принялся щелкать кнопками, -  так я и дума-а-ал", - он зарыдал навзрыд, приблизившись к одному из возвращенных. Тот мигом оплыл внутри костюма, вытек из него блестящей лужицей. Лодочник сделал неуловимый жест: "Прошу!" - Лодка выбросила стальное щупальце, с чавканьем втянула ртутную лужу в себя. - "Хорошая девочка…"  - кивнул ей Лодочник, вновь преображаясь. (Треуголка, сабля, китель с эполетами, мешковатые камуфляжные штаны с золотыми лампасами) - "Что бы вы без меня делали, а.....? Чужих нам только не хва-та-а-ло, - кричал он, уже летящий в сторону дома на чем-то вроде пушечного ядра, - а вам - пора". - Пора... Пепел, поднявшийся  холмом, постепенно превращался в дышащее, мягкое, живое, втягивая то, что недолго было Максом, в себя. К нему подошел первый из возвращенных. Голыми руками разорвал тело, раздвинул края, влезая. Края кровоточили. Следом потянулись остальные, разрывая все дальше, расширяя рану, растягивая вместилище.
 
                Досрочное освобождение.
     Максим лежал, почти полностью погрузившись во что-то, похожее на охапки  ваты и рваные мешки. Один из лоскутов, оказавшихся прямо перед его глазами, сохранил фрагмент чернильного штампа: "….ическая клиника №…." - Остальные буквы были размазаны. Дождь. Мозг начинал оживать. Дождь, сумасшедший сосед, взрыв, электричка. Нет, не так: сумасшедший сосед, электричка, дождь, взрыв. Очередность важна - точно знал Максим. Судя по всему, он попал в аварию и оказался выброшен  на "несанкционированную свалку" (Макс когда-то много писал о них). Похоже, его забросило взрывной волной  далеко от дороги: из окна поезда никакой свалки он не видел. Везунчик. Рядом, в полуметре поблескивала битым стеклом куча строительного мусора: обломки бетона, арматура. Точно - везунчик. В голове, угасая, крутились картины какого-то чудовищного бреда. – «Хорошо же меня приложило», - подумал Макс. Он попытался шевельнуть рукой, но потерял сознание, успев услышать издалека: "Эй! Тут еще один. Вроде дышит…"
     Второй раз Максим пришел в себя уже в больнице. Напротив, высоко на стене, чуть  слышно работал телевизор. Организм, экономя силы, выбирал важное: Страшная авария. Ведется расследование. Технические неполадки. Погибшие. Уцелевшие. Пропавшие. Известный журналист. Тяжелое состояние. Следующий раз он очнулся под  бодрую музыкальную заставку международных новостей. Военный переворот... На экране появилось видео с лидером повстанцев. Узкое, высушенное ненавистью, лицо. Мутные, цвета подгнившего винограда, глаза. Биография: профессиональный военный с темным прошлым.. член запрещенной группировки... особо опасный... пропал из поля зрения Интерпола год назад. До последнего времени считался погибшим. При виде этого, совершенно незнакомого человека, Максима охватил смертельный ужас. Преступник знакомо улыбнулся, мелькнув прорехой между передними зубами. Следом на экране появилась карта, пестреющая красными пятнами мест, где только в последние месяцы произошли похожие события.
      ...А где-то давно, по большому мрачному дому металась женщина: "Ожил, очнулся, воскрес!.. " - К ней, как мухи, со всех сторон слетались, жужжа, люди в форме. Они вылезали из всех дверей, из всех щелей, сбегали по лестницам сверху и поднимались снизу. Шепталась челядь: "Не может быть... Вроде же - совсем... А что врачи говорят?.. То и говорят - очнулся, мол... Мол, был кризис и он миновал. Чувствует себя хорошо, говорят... потребовал чай и ужин -  говорят... И срочно собрать всех, кто... И срочно привезти, тех, кто не... Говорят - он все слышал, когда думали, что он уже ... Профессор сказал, что, мол, еще жить да жить... на радость всем, ага... так и сказал: мол, наша медицина сотворила чудо - вернула Вождя с того света. Еще говорят, будто бы Он поседел за одну ночь... да ладно... чего - ладно... Лежит, говорят, а волосы - как снег, глаза - почти зеленые, курит свою трубку... Не "ты даешь", а медсестра сказала, не  вранье. Глаза изменились временно - это из-за кризиса, который он победил... вот сам увидишь... " Распахивались на высоких окнах тяжелые портьеры, зажигались люстры, панически прятались черные покрывала, приготовленные, чтобы завесить  зеркала (узнает, ох, узнает...) Где-то судорожно рвали и жгли бумагу: уже утвержденный - на самом верху - некролог. Воскрес...