Карьера

    Служба Родине-Матушке в Советской Армии всегда казалась мне чем-то легким, развлекательным и даже похожим на жизнь в пионерском лагере. Так и вышло. По достижении 18 лет произошел весенний призыв, и рано начавшееся жаркое лето отчетливо напомнило мне эту детскую ассоциацию. Учебный отряд по подготовке технических специалистов для морской авиации, расположенный на севере Балтики, оказался полной лафой. Турники, кроссы в противогазах воспринимались мной как аттракционы, командир взвода виделся пионервожатым, а сослуживцы – одновозрастная резвящаяся пацанва – друзьями по спортивным развлечениям.  Но все-таки была в лафе одна небольшая проблема – постоянный голод. Есть хотелось всегда: до, вовремя, после приема пищи. Лишь через месяц после начала службы наступило привыкание к не полному желудку и установилось равновесие между голодом и объемом потребления еды.
     Аттестат в обложке красного цвета стал наградой за мои труды в учебном отряде. И, видимо, как одного из отличившихся курсантов, меня оставили на Балтике, отправив служить под Калининград в полк морской авиации.
     По прибытии в новую воинскую часть я увидел… – рай. Неплохой переход из хорошего в прекрасное. Полк стоял по средине песчаной косы, омываемой с обеих сторон теплыми водами южной Балтики. И в этом оазисе: чистый до блеска военный городок, свежие казармы, дом офицеров с общей доступностью, действующий стадион с футбольным полем. Восторгу не было предела. Вновь прибывшие, и я в том числе, салагами не были, всё-таки полгода учебы за плечами. Да и старослужащие, технари на 100%, был народ радушный – возрастной иерархии не придерживался. Все пахали одинаково, подчинение было только офицерскому и старшинскому составу. На таком благодатном основании мой карьерный рост, как-то вдруг образовавшись, неистово рванул вверх. Через неделю я играл в сборной полка по футболу. Дней через десять директриса дома офицеров, услышав мои напевки в случайно оставленный включенным микрофон, записала меня в резерв местного ВИА. Через месяц меня избрали комсоргом роты. А через полтора месяца командир полка, после того как я обыграл его в американку на биллиарде, объявил мне о том, чтобы я готовился к поездке на двухмесячные курсы в школу сержантов и старшин. Мало того, его 17-ти летняя дочь начала мне довольно дерзко симпатизировать. Был ли я восторжен сложившейся ситуацией? Конечно. Но юношеская самонадеянность не отрезвляла. Наоборот, я начал мнить себя тем самым Сенькой, которому любая шапка была в пору.
     Буквально за два дня до отбытия в школу сержантов и старшин, вызвавший к себе, как мне казалось, для последнего напутствия, командир полка заявил:
- Рад за тебя, товарищ матрос. Специальным приказом министра обороны ты переводишься во вновь сформированную экспериментальную воинскую часть для дальнейшего прохождения службы. Смотри, тебе лично оказано высочайшее доверие. Не подведи.
- А как же, товарищ капитан первого ранга, у меня же …, я же…
- Кру-у-гом. Шагом марш.
И… я помаршировал в другую воинскую жизнь.
      Горевать или радоваться, думалось мне, надобно по факту. А пока с сопровождающим, он свой парень, водки выпью, высплюсь, отдохну, в общем. Но, как говорится, если не дали коту сосиску, то жди, кот еще и пинка. Мое путешествие закончилось через два часа банальным переездом в соседнюю воинскую часть к морякам. Вот, оказывается, для чего потребовался министр обороны: меня перевели из морской авиации в военно-морской флот с сохранением 2-х летнего срока службы. Моряки в то время служили 3 года. После вечернего построения все стало ясно. Новая экспериментальная военно-морская часть экстренно формировалась на основе специалистов флота и морской авиации. Поэтому дивизион военных кораблей на воздушной подушке вынужден был радушно принять первых специалистов по обслуге будущего чудо-оружия на своей плавучей казарме. Охренеть. После короткого, даже беглого ознакомления со сложившейся обстановкой, я понял следующее: воинского комфорта, на чудом еще не утонувшей ПКЗ, мне не видать; угнетение, как салаги, мне здесь обеспечено; разные по цвету погоны (у моряков черные, а у авиаторов синие), не смотря на одинаковую форму – предмет будущей ненависти ко мне. И уже как финальное добавление ко всему перечисленному: разные сроки службы вообще делали меня в глазах моряков законной целью для уничтожения.
     Старшина казармы определил меня на ночь в самое неудобье – на 3-й ярус металлических нар, висящих под потолком на цепях. Не смотря на накопившиеся за день тревоги, заснул мгновенно, но ночью проснулся от того, что почувствовал какую-то возню в ногах. Всю жизнь дома проспал с котом, поэтому не очень всполошился. Присмотревшись, в тусклом свете аварийного ночника увидел копающуюся в одеяле крысу. Махнув от неожиданности ногой, скинул зверька на пол. Та, брякнувшись на старый линолеум, тут же куда-то ускакала. А я замер в анализе. Что за хрень? Не должны крысы по людям просто так лазить. Не тонем же. Значит, наверняка подложили, проверяют. С этой мыслью и заснул до утра.
     Наступление следующего дня не предвещало ничего доброго. Минут за 10 до подъема меня разбудил вахтенный матрос и сообщил, что меня срочно ждут в большом кубрике, поэтому: давай бегом. Пока спрыгивал с верхнего яруса, надевал штаны, тельняшку и ботинки, проснулся окончательно. В кубрике меня ожидало народное вече, человек 15. Видимо, все старослужащие собрались посмотреть на диковинку.
- Ну что, молодец, успел освоится в нашем доме? Все ли тебе по нраву?
- Спасибо, все нормально.
- Вежливый и не суетливый, это приятно. Значит так. Ты чужой в нашем доме. Не по своей воле – нам понятно. Поэтому неделю будешь на правах гостя, никто тебя обижать не будет. А далее начнешь служить как все, с соблюдением правил, которые тебе за неделю станут понятны. Не борзей, иначе поползешь под пайолы раньше срока. Если все понял, иди, служи.
     Что же, «служить бы рад, прислуживаться тошно». Поразмыслив, сформировал свое будущее поведение в новом обществе: контактность, дружелюбие без заискивания, вопросы по существу, соблюдение субординации. Все это должно было помочь мне достичь компромисса в будущих конфликтах. Иерархия среди рядовых на флоте имеет историческое обоснование. Общеизвестно: чем человек старше, тем опытнее, а опыт – «сын ошибок трудных» в стесненных условия боевых действий на корабле – это увеличение срока жизни воюющего матроса. Поэтому для всех рядовых по сию пору закон: чем по службе старше, тем главнее. Самые не легкие отношения при соблюдении этого закона у меня сразу же сформировались с «годками». Это те, кто отслужил год и чуть более. Они по призыву начали служить на полгода раньше меня, а увольняться будут на полгода позже. По этой причине пределу ненависти у них ко мне не было границ. Не все годки, конечно, были ортодоксами, но все-таки большинство из них меня заранее не любили.
- А че меня не любят? Куклу не дают, побить обещали.
Шутливо обратился я к одному из дембелей (дембели это те, кто служит последние полгода). Мы оба были фанатами турника, поэтому он относился ко мне лояльно:
- Пока я здесь, не побьют, но вот когда дембельнусь … За оставшееся время тебе надо окрепнуть и не только физически.
     Через месяц мне и еще трем авиаторам в прошлом выдали черные погоны и окончательно назвали военными моряками. Чудо-оружие, для обслуживания которого собрали специалистов с четырех флотов, так и не было поставлено к нам в часть, поэтому команда из 15-ти экспериментальных матросов занималась хозяйственными работами и раз в неделю в качестве экскурсантов выходила в море на кораблях на воздушной подушке. Не смотря на сдержанное отношение к нам, авиаторам в прошлом, моя карьера и здесь понемногу начала развиваться. Сначала на хоздворе в свободное от службы время смастерил командиру подразделения детский стульчик. Он не раз печалился о том, что подрастающему сыну не на чем учится сидеть, ибо в магазинах ничего подходящего не было. Затем на одном из построений, когда народ вяло воспринял предложение добровольно покрасить кубрик, моя норовистость потащила меня на выполнение этого задания. Особенно взволновало враждебно настроенную ко мне общественность объявление приказа о награждении меня за выполнение этого задания краткосрочным отпуском домой, правда, с отсрочкой его выполнения до окончания проведения общефлотских учений.
     Но следующее мое мероприятие повергло моих недругов в предшоковое состояние. Приближался мой день рождения в начале апреля. В связи с этим во мне возникла совершенно безумная идея накормить весь служивый народ дивизиона, а это примерно 200 человек, испеченными мной сладкими калачами. С чего вдруг? Никаким особенным кулинарным искусством я не владел. Ну, может быть, пару раз вместе с мамой слепил десяток-другой печеной вкусняшки. Но мысль сформировалась, и уже характер не давал ее запинать. Командир дивизиона не удивился моей просьбе похозяйничать ранним утром часа два на камбузе:
- Главное, не помешай коку завтрак вовремя приготовить и санитарию соблюдай абсолютно.
Было бы «добро» или не было бы, посылку с компонентами я запросил у мамы заранее. В назначенный день я замесил, слепил и выпек вполне вкусные калачики. Досталось по две штуки каждому, и народ с удовольствием все уплел. Просил командира не афишировать мое деяние, но слух о совершенном все равно просочился. Встретили информацию о моей выходке по-разному. В основном хлопали по плечу и называли молодцом, а вороги мои зло щурились, обещая мне веселые дни после ухода дембелей.
     И вот наступили дни истины. Дембеля один за другим начали отбывать на родину. Уволился со службы и мой покровитель. Буквально на следующую ночь я был приглашен для серьезной беседы в один из тамбуров ПКЗ, где меня ждала стая злых и голодных до мести годков. Я готовился к этой встрече несколько месяцев, поэтому внешне сохранял сфинксовое спокойствие. Внутри, конечно, меня трясло, как на отбойном молотке верхом. Был уверен, что бить будут сильно и больно.
- Смотрите, борзота какая. К нему с неприязнью целый призыв, а он стального тут из себя корчит.
- Парни, если вы хотите ни за что лупить меня, как грушу, то я против. Конечно, вы меня отмесите, но двоих-троих я точно загрызу.
- Слушай сюда, грызун – самая «язва» вдруг внезапно заговорил – мы же видим, что ты нормальный пацан, но гонор твой по отношению к нам невыносим. Мы для тебя старослужащие и служить после твоего дембеля еще полгода будем. Поэтому ты по отношению к нам по крайней мере должен быть вежливым.
- Все понял, я думал, что вы хотите об меня ноги вытирать, а вежливость – это моя основная черта характера. Разрешите идти?
- Иди, юморист начинающий, и помни о своем статусе.
     На следующий день прессование меня годками прекратилось, а еще через несколько дней они почти все стали моими друзьями. Дышать стало проще, служба снова показалась медом. Раз в две недели ночная вахта и раз в неделю наряд на камбуз - плевое дело. Через месяц после установления мира и благоденствия командир дивизиона ни с того ни с сего приказом определил меня на должность хлебореза. Должность блатная и как мне объяснять народу, что я на нее не напрашивался, стало для меня сложной задачей. Но сослуживцы ни как на это не отреагировали. Я успокоился. И все-таки отдельная каюта для приема и резки хлеба, освобождение от построений и вахтенной службы. Создавалось полное впечатление, что из меня сделали скотину на откорм и к новому году заколют. Блин, так оно и оказалось. Месяца через полтора, каким-то одним ранним утром меня к себе вызвал командир дивизиона:
- Значит так, товарищ матрос, начну из далека. Тема серьезная, поэтому обсуждать ее будем осторожно и без нервов. Речь идет о здоровье всего дивизиона, включая офицерский состав.
Что за фигня, мелькнуло у меня в голове, опять я попадаю в какую-то липкую субстанцию. Ну только-только все образовалось, выровнялось, и вот новый «бам-м» по голове.
- Два месяца назад, – продолжил командир, – у нашего кока диагностировали признаки серьезного заболевания, которые позволяли сразу же его комиссовать. Но так как его смена из учебного отряда должна была прибыть через четыре месяца, а заменить его не кем, было принято решение о продолжении его службы на этот период. К сожалению, его болезнь начала прогрессировать, и он будет списан на берег через неделю. Замены нет, у командования никакого резерва также нет, на два месяца вы, товарищ матрос, практически единственная надежда. О ваших кулинарных подвигах нам известно. Приказать не могу, ваша служба в статусе кока не по штату, поэтому вам решать.
- Товарищ капитан второго ранга, накормить двоих-троих человек меня мама научила, но две сотни, хорошо сейчас питающихся моряков – четыре раза каждый день. Меня же порвут.
- Меня порвут вместе с вами, – успокоил, как ему показалось, комдив – неделя на стажировку и с богом.
- Есть – ответил я по Уставу, хотя по тому же Уставу мог и послать всех инициаторов этой авантюры.
     Уходящий кок за время моей службы хлеборезом, все-таки смежные профессии, стал мне хорошим товарищем. Он был уже настоящим профи. Хохлятская деревня, полгода обучения поварскому делу в учебном отряде и почти полуторагодовая практика сделала его искусником в приготовлении еды. За неделю многое, конечно, мне удалось познать. Например, как за полчаса почистить сто штук селедки, как в сто литровом баке сварить манную кашу без комков, как в двух огромных духовках зажарить четыре метровых противня тефтелей. В общем, что успел, то познал. Через неделю при приготовлении первого самостоятельного завтрака сжег рыбу. В это утро народ питался сухпайками. Присев на банку и закрыв глаза, очень живо представил себе, как изголодавшиеся балтийцы вешают меня на реях фок-мачты, а на соседней мачте так же усердно пристраивают и нашего комдива. Первый обед все же удалось приготовить на троечку. При хождении по ПКЗ встречные сослуживцы, как мне казалось, посматривали на меня с любопытством, оценивая мои возможности побега, если сотворю что-нибудь не то. Но схватка за здоровье дивизиона и мою честь уже началась, и отступать было не куда, только в море. Через неделю я уже готовил вполне сносно, а через месяц начал импровизировать. В кают-компании офицерского состава во время приема еды уже было не протолкнуться. Офицеры иногда приезжали пообедать не в дни своего дежурства и их жены, как мне казалось, все больше становились моими личными врагами, а может быть и наоборот.
     Через два месяца «навострили лыжи» очередные дембеля, и ко мне наконец-то из учебного отряда пришел сменщик. Парень вполне смышленый, с хорошей речью и хорошими оценками по поварскому делу. Ну что же, - подумалось мне, - пора и честь знать.
- Товарищ капитан второго ранга, разрешите передать пост вновь прибывшему пополнению.
- Погоди, погоди спешить, вот передашь молодому свои манеры на камбузе и свободен. А ты вообще-то куда заторопился? Тебе же служить еще полгода.
- Так, товарищ комдив, я же автоматчик-телемеханик, БЧ-5. И потом, я еще объявленный отпуск не отгулял.
- Через месяц пойдешь в свой отпуск, если твой ученик будет нормально кормить команду.
Ну вот, – подумал не вслух, – теперь еще и учителем назначают, хорошо еще не объявляют матерью всего корабля.
- Есть, товарищ капитан второго ранга. Значит, через месяц иду в отпуск. Разрешите идти?
- Иди, иди отпускник.
Молодой кок не подвел. Через две недели варил, парил и жарил не хуже меня. Импровизировать его не учил, от греха по дальше. Останется один на один с плитой и командой - пусть творит сколько угодно, если почувствует в себе художника.
     Дембель! Какое фантастическое слово. Оказалось, что и для меня это слово является уже актуальным. Наши моряки привыкли к тому, что в их рядах есть летчики, которые летят по сроку службы на год быстрее. Поэтому и я, не опасаясь завистливых репрессий, начал свободно готовится к убытию со службы. Все дембеля собираются домой одинаково: парадная форма с аксельбантами, новые парадные ботинки, дембельский альбом. Но некоторые, если имеют деньги и определенную дерзость, готовят одежду и к гражданской жизни. В город за вещами попасть можно было только двумя путями: заслуженным краткосрочным увольнением на берег, что было очень проблематично, и самоволкой. Технология проникновения моряков через КПП была отработана годами. И хотя ее нюансы были досконально известны караульной службе военного порта, остановить искателей приключений и добытчиков гламурных шмоток было невозможно. Один из известных методов побега, который после углубленного изучения мне особенно понравился, заключался в следующем. Для контактного общения с различными учреждениями и офицерским составом всего военно-морского объединения города существовала служба вестовых, которые назначались командиром подразделения из любых свободных от вахты матросов. Парадная форма, сумка с противогазом через плечо, быстрое движение – открывали обычно любые двери КПП без проверки сопровождающих документов. Конечно, надо было иметь наглую физиономию и уверенные манипуляции при движении. Они были у меня.       
     Выйдя в город, я решительной и упругой поступью двинулся в сторону центрального универмага, строго соблюдая главную заповедь самовольщика: не просмотреть встречу с военным патрулем. Купив пару вещей, и пребывая в восторге от приобретенных плавок, из центрального выхода торгового комплекса вышел прямо на патруль. «Руки в верх» - как говорится. Бежать или оказывать сопротивление (что Голливуд что ли) не было никакой возможности. Отпуск и красивое окончание службы помахали мне ручкой, зато гауптвахта встретила меня девятисуточным крепким рукопожатием. Небольшое по сроку и не очень строгое по внутреннему распорядку тюремное заключение пролетело мгновенно. Командир дивизиона встретил меня укоризной:
- Был же на хорошем счету и меня за тебя командование хвалило. Теперь будет наоборот.
- Виноват, товарищ капитан второго ранга. У меня службы еще четыре месяца. Может быть оправдаю?
- Нэнадо, как сказал бы Папанов. Дослужи незаметно. Не услышу о тебе ничего – поедешь домой в первых рядах, нашумишь – будешь последним.
Спорить не с чем. Без подвигов дослужил Родине, как приказано, и в запас. По пути скинул девять килограммов лишнего веса, последствие вершины моей воинской карьеры, и уже после этого, с чистой совестью и светлой душой, домой.