Зов несбывшегося. Главы 6-14 Любовь, музыка и неб

        +                Глава6.
 (Продолжение).                Свели нас  небеса    

Теперь Даша знала-- любовь может быть только такой-- с первого взгляда. Родную душу узнаёшь сразу. Она была счастлива тем, что он есть на Земле. Не было слов, чтобы выразить чувство, ворвавшееся в душу. Воистину, язык любви--это музыка, подаренная человечеству небом. Только её высокое звучание красотой своей соответствует красоте того, что рождает в душе любовь.
 Ничто не может срвниться с тем, что испытывает душа в любви. Даше не верилось, что это не сон, и она боялась проснуться. О новой встрече не помышляла. Он жил в ёё грёзах. Но то, что эта встреча случилась, что они оба в одну и ту же минуту оказались в одной точке земного шара, куда, как по наитию,привело её сердце, это было чудом, словно она обрела гипотетиескую способность чувствовать его на расстоянии. Он явился из Дашиной мечты. Не многим выпадает такое счастье найти свою мечту здесь, в этом мире. И то, что в огромном городе, где люди не встречаются годами, ноги сами вынесли на место, где они встретились,казалось ей было  судьбой
   В то утро --на заре моей весны--
   Вдоль улицы, в цветущей мгле каштанов,--
   Его глаза! Всё--наяву, не сны--
   Живое чудо в синеве тумана.
   Не нужно было закрывать глаза:
   Лицо его сияло в них так странно,
   Влекло, вело! Я шла. Я шла спонтанно
   По зову глаз его. Вершились чудеса!
   О, чудеса свершаются нежданно!
   Мы оба верили: свели нас Небеса.
 /Из дневника/               
               
                Даша  устроилась в таком  месте в палисаднике, где, оставаясь незамеченной, могла видеть скамейку у подъезда, на которой Сергей должен был ожидать её. Хотелось посмотреть на него со стороны. Когда бывали рядом, избегала встречаться с ним глазами, чтобы не выдать невольно сияющего в них чувства. Он пришёл минут за десять до семи. С трепещущим радостью сердцем любовалась она его юношески красивой фигурой,
горделиво  посаженой головой,   волной  белокурых волос,
повёрнутым к ней
 профилем. Не верила, что то, как ей казалось невозможное, о чём и не мечтала, свершилось, и он, реальный, сидит здесь, нетерпеливо поглядывает на часы и ждёт не одну из тех разряженных, а её, Дашу. Незаметно подошла сзади. Через плечо наблюдала движение стрелки часов на его руке. Стрелка выскочила на цифру семь. Посидел ещё минут пять. Откинул досадным взмахом головы упавшую на лоб прядь, решительно поднялся, повернулся, и хмурое, недовольное лицо его озарилось радостным удивлением,Они оба рассмеялись.
                Глава7
                Немного о прошлом

 То, что побуждало Дашу так скрывать своё чувство, случилось с ней два года назад, когда училась в восьмом классе. Городок военного училища, в котором служил отчим, был расположен  в лесной чаще, в нескольких километрах от всех окружающих посёлков. Школа находилась в соседнем городе. Тогда было введено раздельное обучение. Девочки и мальчики воспринимали 
 друг друга, как пришельцев с разных планет. Из военного городка в восьмом классе учились только Даша и Марат. Остальные ребята в Кузьминках в семилетке. Она и Марат занимались  в разные смены. Даша -в первую, Марат--во вторую. Между их родителями были приятельские отношения. Друзьями были и Даша с Маратом. Ей шёл шестнадцатый год. В том возрасте увлеклась Тургеневым. Знала почти наизусть всё им написанное. Любимый роман "Накануне". Дашу восхищал смелый, своенравный характер Елены Стаховой.  Пришла пора девичьих грёз, душа словно очнулась. То, что до сих пор волновало, но не затрагивало сердце: и Лермонтовский полёт возвышенной поэтичной мечты, и Пушкинское "мимолётное виденье" и солнечный луч, наполняющий светом прозрачные листочки юной берёзки --всё окрашивалось теперь новым чувством, непонятной,  светлой
тоски. Нечто тайное, загадочное витало в воздухе. Уже девочки в классе шепчутся о мальчиках. И Даша другими глазами смотрит на Марата. Что-то неуловимо прекрасное дохнуло в душу, когда он однажды, прощаясь, коснулся губами её  руки, чего раньше никогда не делал. Что это? И эти мечты, в которых грезится: они вдвоём в их душистом зимнем лесу, крупные  снежинки кружат над ними, ложатся на ресницы, касаются губ.   
И долгий взгляд,
И тихий голос, ,   
И эхом нежное:
"Люблю".
            Мама Марата, изумительно красивая женщина, в расцвете лет смертельно. больна туберкулёзом. Атмосфера трепетного обожания, любви и трагедия этой семьи вызывала особое отношение к ней. Горе, скрытое от посторонних глаз в сердце сына, окутывало романтикой.  вызывало сострадание, возвышало его образ. Даше . казалось, ему нужна эта нежность, это сочувствие, полнившие её сердце.
 "Елена и Татьяна не побоялись признаться в своей любви, почему же не могу я!"
И она решилась. Вложила лист с переписанным письмом Татьяны в карманный "Атлас мира". Встретившись с Маратом по дороге из школы, отдала ему книжечку с письмом и убежала. Но теперь, не представляя себе, как они встретятся и что скажут друг другу, стала избегать его. Специально задерживалась после уроков в школе, чтобы не сойтись в пути. Но случилось так, что он заболел,
 и она вечерами
 при  луне бродила по расчищенным в снегу дорожкам вокруг его дома. Свет из окон квартиры пробивался сквозь задёрнутые гардины, и воображение рисовало его, страдающего. Раньше могла бы просто по-дружески навестить больного, а сейчас всё так осложнилось. Теперь нужно говорить с ним как-то не так, вести себя как-то по-другому. В душе звучали строки из письма Татьяны: "Теп ерь я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать"         
 "Что, если и мне Марат ответит презреньем. Я ведь тогда умру от стыда. Такого унижения моё сердце не перенесет".
 Но вот к ним зашла ничего не подозревавшая о Дашиных душевных терзаниях Ольга Константиновна и попросила в его школе, которая была рядом с ,женской, записать для него домашние задания. Пришлось нести записи к нему домой. Марат уже пошёл на поправку. Он пригласил пройти был один. Даша хотела сразу же уйти, но он пригласил её в гостиную. Открыл лежавшую на столе коробку конфет. Принёс том  Лермонтова, предложил:
--Давай почитаем "Маскарад" по ролям.
Пока читала она, он вставал из-за стола, ходил по комнате, и когда, в сцене объяснения Арбенина с умирающей Ниной, Даша произнесла: "Я люблю тебя...", не успела дочитать, Марат подхватил её со стула на руки и направился к спальне. Даша вне себя задохнулась. 
-- Отпусти! Я хочу домой! Я хочу домой!
 Он отпустил. Вышла на улицу. Как же скверно на душе. И опять всплыли в памяти но уже слова Онегина, обращённые к Татьяне: "Не всякий вас, как я, поймёт."
"Так вот как понял меня Марат!"--думала со стыдом и горечью. Вмиг развеялись все  романтические мечты. Марат безвозвратно упал в её глазах.

 В воскресение, когда родители ушли к друзьям, а Даша дома писала сочинение по литературе, вдруг заявился Толька сын, друзей, Дашин ровесник. Он бросил школу и болтался без дела.               
--Чего тебе?-- спросила с досадой на не званного гостя.
 --А так. Скучно дома. Там взрослые,  мне с ними скучно. --Видишь, я занята, иди в
 гостиную, включай  проигрыватель.       
 Он пошёл, но через некоторое время  вернулся.         --Ну, что ещё?--повернулась к нему Даша.          Он с какой-то кривенькой
улыбочкой  на противной физиономии
проговорил:               
--А давай с тобой будем  это...  -- Что это?--  ---Ну будем делать это... 
 Он рукой проделал какую-то отвратительную  конфигурацию ,показывая, что означает, это "это".               
 Даша в бешенстве схватила со стола линейку, швырнул в него с криком;               
-- Убирайся! Вон отсюда!              Выскочила вслед за ним а переднюю,
  Схватила стоявший там веник и гнала его                ,ещё по улице.            
                В понедельник возвращаясь из школы, она оказалась перед стоявшими на дороге незнакомыми парнями, с ними были Марат.и  Толька. Демонстративно отвернувшись, прошла мимо. Вслед раздались смешки. Компания шла за ней. Через несколько метров увидела сбоку от дороги вытоптанную на снегу надпись: ."Здравствуй, Даша, женщина!" Сзади смеялись. Этой надписью её пригвоздили  к позорному столбу. Это была грязная, отвратительная месть. Девушку с такой репутацией обходили стороной. Общаться с ней считалось неприличным. Особенно потрясло, что Марат оказался способен на такую подлость. Он, который выделялся воспитанностью, рассказал о её признании этим недоумкам! Они-то, очевидно, и подсказали ему, как повести себя с ней. Устыдился рассказать им, как произошло на самом деле. Похвастался, что всё было. Вот и Толька решил, что и у него получится. Даша остановилась, глядя в упор в лицо Марату, он опустил глаза, бросила в это лицо: "Какая же ты подлая, грязная дрянь! А я -то считала тебя..." Отвернулась и пошла быстрым шагом. Сзади раздался ребячий гогот. Марат перестал  сущёствовать для.неё. А в ней... Тягучей болью вгнездилось всё происшедшее. Она была оскорблена до глубины души. Не было у Марата никакой чести, не тянул он ни на Инсарова, ни на Онегина. . Конечно, о случившемся никому не говорила. Она умерла бы от стыда, если бы кто-нибудь из взрослых узнал, какому позору сама себя подвергла. Единственным утешением были занятия музыкой. Встречаясь случайно с Маратом, в упор его не видела. То, что родилось в юной душе девочки, было лишь преамбулой того,  захватившего, осветившего всю жизнь её,
истинного чувства. Но случившееся с ней послужило таким горьким уроком, что на всю жизнь поклялась "властвовать собой" так, чтобы невозможно было догадаться о её чувствах.
 
                Глава8.   
                А летать я буду!

 Теперь вечерами бродили они с Серёжей по  так нравившимся им горбатым, мощённым булыжниками улочкам, со старинными особнячками, с прячущимися в зарослях сирени игрушечными часовенками. В парке, над рекой, на высоком берегу, сидя на спиленном бревне под  старым клёном, любовались закатами. Однажды по заросшим кустарниками дорожкам забрели в такие дебри, куда не доносились городские шумы. Солнце за рекой опускалось к горизонту. Был тот час, когда смягчаются краски, умолкают птицы, ветерок сникает, засыпая в листьях деревьев. Ещё не ночь, но уже не день. Землю медленно окутывают летние сумерки. У реки на набережной зажглись матовые шары  фонарей. От них на воде протянулись жёлтые дорожки. Волна, перекатываясь через них, бежала дальше. Дрожащие, извивающиеся отражения покачивались на воде, словно пытались оторваться от берега, стремясь угнаться за бегущими по ним волнами, и, как на привязи, оставались на месте. Тихий вечер опускался на землю. Впервые совсем одни, они остановились на крутом склоне, Серёжа ниже, Даша чуть выше, лицом к лицу,  так близко. Сердце забилось у самого горла. Невольно закрыла глаза. А он вдруг встрепенулся:
  --Здесь не хорошо! Могут быть всякие хулиганы. Пойдём отсюда!  Они быстро вернулись в освещённые аллеи парка.

 В закрытом городке военного училища, где Даша жила с родителями, девушек её возраста было не много. Они не знали отбоя от ухаживания курсантов. Но стоило разрешить проводить себя, редко обходилось без того, чтобы молодой человек не попытался завести разговор о более близких отношениях, а то и переступить грань, распустить руки, тогда приходилось ставить его на место довольно жёстко. Даша не разрешала провожать себя, держалась со строгой независимостью. Молодые офицеры, служившие в училище, жаловались  ее маме: "Что у вас за дочь, к ней не знаешь, как и подойти." Мама только усмехалась. Так спокойнее за неё, никаких сюрпризов дочь не преподнесёт. Как же возвышало Сергея в её душе его отношение к ней. В чужом городе они были полностью предоставлены самим себе, но ни разу он не попытался допустить хотя бы малейшую вольность. Куда бы ни заводила их фантазия, ровно в одиннадцать, желая друг другу спокойной ночи, прощались у дядиного подъезда. То, что влекло их друг к другу, обходили молчанием. Слово "люблю" слишком много значило для обоих, чтобы произносить его всуе. Интуитивно чувствовали -- утратится тогда что-то неуловимое, трепетное, и не будет уже так легко друг с другом.

 
  Следующий экзамен Даша сдавала в последней тройке. Эти дни, после их встреч, так трудно было сосредоточиться. В некоторых разделах была не очень уверенна, тянула время, чтобы успеть повторить по учебнику. Но достался "счастливый" билет. Получив очередное "отлично", раскрасневшаяся, ещё не отошедшая от пережитого волнения, поправляя на ходу выбившуюся из косы прядь, вышла в коридор и увидела Серёжу, присевшего на выставленный из соседней аудитории стол. Он ожидал  её, хотя  она думала, что встретятся, как договаривались, вечером. Они оба поступали
на славянское отделение филологического факультета, но из-за того, что он изучал
в школе английский, а она немецкий язык, экзамены сдавали в разных группах и встречались лишь по вечерам. И вот сейчас радостный сюрприз. Значит, весь день будут вместе! Они вышли на крыльцо и здесь неожиданно попали в засаду. Вся его группа оказалась на ступеньках крыльца. Даша остановилась в дверях. Ребята с нескрываемым любопытством разглядывали её. С разных сторон слышалось:
  --А мы-то думаем, кого это он ждёт?
  --Так вот кого ты ждал!
 Сергей прошёл вперёд.
  --Да! Вот кого я ждал!
 Он произнёс это громко, чеканя каждое слово, так, чтобы слышали все, с высоко поднятой головой, с такой гордостью за руку провёл Дашу сквозь строй расступившихся перед ними ребят, что она почувствовала себя королевой. Не оглядываясь, они  направились к автобусной остановке. И очередной сюрприз:  Серёжа повёз её за город на выставку трофейных самолётов. Стоя на задней площадке переполненного автобуса, он, обеими руками упёрся в стенку, защищая Дашу от давки. Она стояла в гнёздышке его рук. Эта близость кружила голову. Так хотелось прильнуть к этой груди и забыть обо всём на свете. Спиной вжималась в стенку, чтобы удержаться и не коснуться случайно, если неожиданно качнёт машину, чувствовала, что не сможет оторваться.
 

 Вот и конечная остановка, а за ней огромное неогороженное поле, до горизонта уставленное разбитыми, израненными, ещё так недавно грозными машинами. Может быть среди них те, что поливали беззащитных детей и женщин пулемётным огнём на той дороге, по которой бежали они с мамой от войны.
Серёжа вёл Дашу от самолёта к самолёту, ощупывал руками крылья, заглядывал под фюзеляжи, взбирался в кабины и рассказывал, рассказывал. Он действительно был болен небом и знал о самолётах всё.

 Если хочешь глубже узнать человека, понаблюдай за ним, когда он занимается любимым делом. Как много поняла Даша в Сергее в проведённый с ним на этом поле день. Смотрела на него, слушала и немного ревновала к этим неодушевлённым существам, поглотившим всё его внимание. Нет, для него эти машины не были бездушными  конструкциями. Каждая отличалась своим нравом. Больше всего Серёжа ценил в самолёте то, что давало возможность чувствовать себя с ним в небе единым целым-- беспрекословное подчинение машины любой прихоти пилота в сочетании с прочностью и надёжностью. Это выдавало в нём стремление парить в вышине свободно, как птица. Нет, не был Сергей, как говорил о себе, до мозга костей технарём. Так жить небом мог человек с душой романтика. С какой очевидностью раскрылось для Даши то, что интуитивно почувствовала в нём с первого взгляда. Как хорош он был там, за штурвалом, с этим мечтательным огнём в глазах, с откинутыми назад золотыми прядями волос, словно овеянными ветром высоты.

  Штурвал в руках, 
  И встречный ветер бьёт
  В мечтою озарённое лицо...
  Так вдохновенно грезился
  полёт,
  Когда неоперившимся птенцом
  Парил, влюблённый в небо,
  мой Икар,
  Всем сердцем устремлённый
  в высоту.
    
"А летать я всё равно буду!" -- говорил он ей на обратном пути.

 
  Через три дня вечером, перед последним экзаменом по иностранному языку они прощались. Он сразу после экзамена уезжал домой на машине отца одного из бывших его соучеников. Даше  ещё предстояло провести сутки здесь, чтобы встретить возвращающуюся из Кисловодска маму. Договорились, что провожать его  она не пойдёт. Серёжа подарил ей записную книжечку, куда вписал свой домашний адрес. Было бесконечно грустно обоим. Как быстро пролетело время их  безмятежного счастья вдвоём. Как сложится всё для них в дальнейшем? Расстанутся на время или навсегда? Теперь всё зависело от решения Приёмной комиссии. До этих пор оба шли на "отлично", но немецкий Даша сдала на "хорошо" и вместо двадцати проходных баллов набрала девятнадцать. Дома её уже ожидало письмо. Серёжа был полон надежд. Но Даша получила извещение, что в приёме в университет ей отказано, однако документы не выслали, сообщив, что в Министерство послан запрос на дополнительный приём двадцати пяти абитуриентов, и она--в их числе. Министерство не разрешило. Теперь Даша осознала, какую роковую роль сыграл в её судьбе один недобранный балл. Решила в будущем году во что бы то ни стало перевестись в столичный университет, даже если придётся вновь сдавать вступительные экзамены. А Сергей не оставил мысли о лётном училище. Но и тогда они были бы в одном городе, а пока Даша подала документы в университет в своём городе и была принята по оценкам, полученным в столице.

                Глава9      
                Чужой

  Письма составляли теперь самые главные события их студенческого бытия. Только об одном оба по-прежнему умалчивали. Как много она  отдала бы сейчас, чтобы подержать в руках эти письма. Что могли писать друг другу две юные души, только-только начинавшие постигать новый захватывающий мир студенческой жизни? Но два Серёжиных письма она запомнила дословно.
 Разлука не ослабила чувство.Даша жила мечтой о новой встрече, навёрстывала пробелы в знании немецкого языка. Из-за того, что жила очень далеко, за городом,  куда не ходил городской транспорт, и за студентами из венного городка присылали  автобус к окончанию лекций, ёё  деятельность в университете ограничивалась только лекциями, семинарами, коллоквиумами в учебное время. Оставаться для работы в читальном зале или на дополнительные занятия спортом  не могла. Но уже на первом курсе её имя прогремело на весь университет,6 когда декан факультета, который читал курс истории русской литературы Х|Х-пго века, поместил в университетской газете передовицу под заголовком "Даша Березнякова." В ней давалась восторженная оценка её докладу на семинаре по творчеству Александра Сергеевича Пушкина, и прочилось большое будущее в научном литературоведенииИзвестность Даши ещё возросла после доклада на семинаре по языкознанию "О стилистической роли старославянизмов в романе А.С. Пушкина "Евгений Онегин".
 Доклад был признан самостоятельным научным исследованием. И по советской
литературе курсовую защитила на "отлично". Даша не ожидала такого успеха своих  работ. Доклад по литературе был написан в одну ночь, перед самым семинаром. э Но тогда пришло истинное вдохновение, писала на одном дыхании.Она вложила в  него всю свою юношескую любовь к творчеству поэта. А вот над докладом по  языкознанию пришлось кропотливо потрудиться, анализируя каждое слово. Книги,  танцевальные вечера и кино в клубе училища по субботам и воскресениям,  участие в училищной художественной самодеятельности, иногда выезды в театр-- это  составляло внешнюю сторону ёё  жизни. Но глубоко, глубоко в душе существовал  мир, в который не было доступа никому. Её мечты, её любовь, её тоска. Стоило  закрыть глаза, лицо Серёжи неизменно возникало перед внутренним взором её.

 
 Прошла зима. Наступил апрель. День Дашинго рождения.
 Послала приглашение и Серёже. Пришла вся её студенческая группа. Было весело. Шутили, танцевали, писали и рисовали дружеские шаржи, пели. А ей было грустно. Всё происходило днём, город, в котором она жила, находился в двух часах езды от столицы республики. Серёжа вполне мог успеть до вечера  вернуться. Но прислал поздравительную телеграмму, а сам не приехал.
 Через несколько дней соседи собрались в столицу на своей машине. Даша поехала с ними. Нужно было выяснить условия перевода в ректорате университета и, конечно, очень хотела увидеться с Серёжей. По расписанию нашла аудиторию и ожидала в коридоре. Со звонком на перемену из большой аудитории хлынул, растекаясь в разные стороны, поток студентов. Наконец, появился Сергей.  , подошёл, поздоровались.
 --Почему ты не приехал?
 --Легко сказать "приехал"! Как ты себе это представляешь?
0;
 --Очень просто! Взял, да приехал, как все мои друзья. Ты провёл бы с нами день и успел бы вернуться.
 --Я не мог.
Помолчали.Даша  ожидала, что он ещё скажет.
 --Ты извини, мне надо бежать в спортзал. Скоро звонок, а я должен ещё успеть переодеться,--он сказал это, глядя куда-то в сторону. Она смотрела и не узнавала прежнего Серёжу. Передо ней был чужой человек. 
 --Прощай!--Даша повернулась и пошла к выходу, а он-- в противоположную сторону, к лестнице на второй этаж.
 "Вот и всё! Как просто! Всё!"
 В ректорат не пошла, тут же отправилась на автовокзал. Теперь находиться в одном университете и даже в одном городе с ним было бы выше   её сил. На обратном пути, в автобусе, мысленно пыталась понять, что произошло.
  "Неужели моё приглашение так шокировало его? Что он обо мне подумал? Решила зазвать в дом, представить родителям, в качестве кого? А теперь, раз  не приехал, сама примчалась."
 Родители приняли бы его, как принимали Дашиных  друзей. Дома знали об их  переписке. Письма его стопочкой лежали на письменном столе. Внешне всё осталось по-прежнему, но солнце, так ярко осветившее её жизнь, погасло. Не стало этих дорогих писем. Не стало надежды на встречу. Тоска, боль, обида. Уязвлённая гордость запрещала думать о нём, а сердце не хотело верить, что его уже нет в её жизни. Глаза Сергея, те, родные, свои, не отпускали. Представит себе их, сердце заламывает тоской, не знала, куда деться от неё. Но вот представится холодное, чужое лицо-- взыграет гордость.

               
  Глава 10
"Братец кролик."
               
Ещё до разрыва с Сергеем на одном
  из танцевальных вечеров к ней быстрым шагом подошёл с приглашением на танец курсант  с детским румянцем во всю щеку, с большими голубыми глазами, так делавшими его похожим на кролика. Глянув,она мысленно дала ему прозвище "братец-кролик". В грубых "пресс-папье" (так курсанты прозвали свои солдатские сапоги) он легко повёл Дашу  по кругу. Танцуя, они перебрасывались шутками, и она подсмеивалась над его упрямым,непослушным хохолком.на макушке А потом весь вечер он, стоя за её стулом, неизменно опережал других, намеревающихся пригласить, галантно прищёлкнув каблуками, подхватывал и увлекал  в круг танцующих. Но перед заключительной вальс-мазуркой она, как делала это всегда, ушла домой.

 -- Вы так быстро в прошлый раз убежали, что я не успел проводить вас,--говорил "братец кролик", встретивший Дашу у входа в зал перед началом танцев в следующую субботу.
 -- А я не люблю, чтобы меня провожали.
-- Разве вы не боитесь ходить ночью, одна?
 -- Нет. Не боюсь.
Но в тот вечер он всё же под предлогом, что у него есть деловой разговор, напросился проводить.
 --Я комсорг взвода и ответственен за организацию художественной самодеятельности,
   нам не хватает девушек. Не можете ли вы познакомить курсантов моего взвода со 
  студентками , для участия с нами?
 --Хорошо, я поговорю с девочками.
 --Ох, простите, мы ещё даже не познакомились! Фамилия моя, Червинский,-- он проговорил не очень чётко, и ей  послышалось Чемберленский.
"Ничего себе фамилия!"- усмехнулась Даша.
А он продолжал: --Зовут Ленорд.
 "Ещё лучше!" переспросила:
 -- Леонард?
 -- Нет, нет! Именно Лен- орд,--членораздельно повторил он,--Ленинец ортодоксальный-- таким именем назвал меня папа, а мама дома зовёт Ледиком. Друзья-- кто Лёней, кто Лёшей.
 Так начались их встречи, переговоры. Многие девочки из её студенческой группы с радостью согласились принять участие в курсантской самодеятельности, а заодно и сблизиться с будущими офицерами. 

 Попытки курсантов познакомиться с нёй Даша обычно отклоняла, напрямик предупреждая, что кроме товарищеских отношений ничего большего быть не может. И, как правило, претенденты на ухаживание ретировались. А этот согласился со всеми 
её условиями.  Не очень высокий, со слегка одутловатыми щеками и своим смешным хохолком, Ленорд и в курсантской форме с погонами выглядел школьником, "маменькиным сынком". Он был совсем не в Дашином вкусе,и
 она  ещё  на несколько месяцев старше него. потому,  не опасаясь его притязаний на что-то большее, чем товарищеские отношения , позволила  Ленорду стать  её неизменным кавалером на всех танцевальных вечерах. Будучи тоже приглашён,в день рождения
 он пришёл с бочонком с хохломской росписью, наполненным шоколадными "Трюфелями". За столом взял на себя роль тамады, веселил всех своими не очень блещущими остроумием, но смешными шутками, держался просто, непринуждённо. Когда ушли гости, пошёл с Дашей на кухню, и вместе они перемыли всю посуду. Вёл себя, как свой в доме. Он и стал таким.

   
 Теперь Лёша(так стали звать его в  семье) приходил по воскресениям. Мама  понимала, как тоскливо вчерашнему школьнику, оторванному от родительского дома. Он советовался с ней о своих делах. С отчимом играл в шахматы. Вместе с  Дашей читали новинки в толстых журналах. Иногда ездили вдвоём в город в кино или в театр, гуляли в городском парке. Он знал о её переписке с Сергеем, письма его он видел на её столе. Даше было хорошо с ним уже потому, что у них сложились действительно товарищеские отношения, и его постоянное присутствие при ней  на танцах избавляло от притязаний других курсантов на знакомство. Она не делилась с ним своим сокровенным и не вела серьёзных разговоров о его жизненных взглядах. Они просто проводили вместе своё свободное время. Когда произошёл разрыв с Сергеем, ни он и никто не знал, что было у Даши в душе. Но скоро пришлось прекратить и эти товарищеские отношения. Ни она, ни  родители не расспрашивали  Ленорда  о его родителях. Знали, что отец его тоже военный, офицер, и только. Но случилось так, что отец сам дал о себе знать. Да как!
               
  Глава11
                Генеральский пасквиль

   В один день отчим пришёл домой на обед позже обычного. На нём лица не было.
  --Что шслучилось?--встревожилась мама. Он не стал обедать, прилёг на диван,
подозвал Дашу с мамой, спросил:
  --Ты знала, что отец Ленорда генерал? 
  --Нет, мне он этого не говорил.
  --Так вот, оказывается мы с мамой заманиваем тебе в женихи генеральского сыночка. Сейчас меня вызвал к себе начальник училища и дал прочесть письмо отца Ленорда, генерал-майора Червинского.

 Отчим пересказал вкратце, как ему запомнилось, это письмо. Генерал генералу писал доверительно, как старый знакомый ещё со времён совместной учёбы в артиллерийской школе.
  Оказывается в училище, где учится сын, обитает семья очень непорядочного
  офицеришки, которая заманивает генеральского сыночка, ещё совсем несмышлёныша,
  в сети, чтобы женить на своей перезревшей дочери. Для этого бедного сыночка
  угощают пирожками, кормят обедами, всячески обхаживают. Преднамеренно
  оставляют
  наедине с дочерью. Они сидят у печки под фикусом. Там для полной идиллии не хватает лишь клетки с канарейками.
  "Прошу тебя, --обращается генерал к начальнику сына,-- вызови ты этого
  офицеришку, да влепи  хороший нагоняй чтобы неповадно было заманивать
  генеральских сыновей в сети, которыми они их
  опутывают. А ещё лучше, гони его от себя в шею. Ведь у тебя тоже растут
  сыновья."
 Никакого нагоняя начальник училища отчиму "влеплять" не стал. Их семью знали и уважали в училище. Папа Дима объяснил, что никаким женихом Ленорд в его семье не считается, просто дружит дочь, как и с другими ребятами, своими сокурсниками. И то, что у Ленорда отец генерал, узнал только что, в этом кабинете.
Но сам пасквиль, написанный человеком, понятия не имевшем о  семье оскорбил очень тяжело. Как он кичился своим генеральским чином, полагая,  что  сблизиться с ним, почитают за особую честь.

 Даше не потребовалось подсказывать, что она должна сделать. Очень больно было за родителей, у которых и в мыслях ничего подобного не могло быть, да и за себя тоже. Как только Ленорд появился, в дом его не впустила, и со словами:
 "Забудь дорогу сюда, и нигде, никогда не приближайся ко мне."-- 
 закрыла перед ним дверь. Но теперь, куда бы она ни шла в городке, повсюду встречала его на своём пути. К не ней не  подходил, но издали, из-за угла дома, из-за дерева, из-за куста мелькали эти кроличьи глаза. Как ему это удавалось при той строгой дисциплине, в которой содержались курсанты? Если шла в клуб, в дверях обязательно сталкивалась с ним, как будто случайно в этот момент выходившим.
 Однажды на территории городка встретился курсант из взвода Ленорда. Он окликнул её.
  --Здравствуйте, Даша! Кажется, вы дружили с Лёней Червинским?
  --Да! Ну и что?
  --А вы знаете, что он сейчас на гауптвахте?
  -- Нет, не знаю. Но какое это имеет отношение ко мне?
  --Самое прямое! Мы нашли на его подушке дневник.
 Вот он, возьмите.
  --Я чужих дневников не читаю.
  --Возьмите, возьмите! Он адресован вам. Вчера вечером Лёня заступил в караул, с собой у него был заряженный боевыми патронами автомат. А в дневнике он пишет, что в эту ночь покончит с собой из-за того, что по непонятной ему причине вы не хотите его знать. Он пишет, что просит этот дневник отдать вам. Мы доложили об этом командиру взвода. Сейчас Лёша на гауптвахте. Я выполняю его просьбу. И ещё, вы знаете, что его хотят отчислить из училища? Он совершенно перестал заниматься, скоро экзамены, и его к ним не допустят, если не исправит двойки.

 С этими словами он вручил ей дневник и ушёл. В руках у Даши оказалась общая тетрадь, исписанная с первой до последней страницы. Запись начиналась с того вечера, когда они танцевали в первый раз. Даша узнала об истинных чувствах к ней Ленорда. Он писал, как тяжело ему от того, что она любит другого, и скрывать свою любовь. Всё своё невысказанное изливал на этих страницах. Там были даже попытки стихов. Признаться, её тронуло то, что прочла. Лёша вёл себя так, что    даже подозрения не возникало о его любви. Вся поглощённая своим чувством к другому, она не задумывалась о том, что заставляет парня быть таким преданным ей. Ничего от него не скрыла. Заблуждаться в том, что его не любят, он не мог, и, как полагала, понимал, что надеяться ему не на что, поэтому и верила в дружбу. Ни начитанностью, ни особой эрудицией он не выделялся. Но привлекала его  непосредственность. Он знал о Дашиной несбывшейся мечте и, когда по субботним вечерам по радио шли трансляции концертов из Московских концертных залов и оперных спектаклей из Большого театра, сидел с ней у радиоприёмника или слушал пластинки с записями классической музыки. Даша любила рисовать, и он с удовольствием рассматривал с ней альбомы живописи. Ей было приятно, что и ему близко то, чем жила она, и было жаль его. Думалось, что сын за отца не ответчик. Иногда Лёша говорил, что родители его не понимают. Думалось, что она не совсем права, так оттолкнув его. Это не вписывалось в её представление о дружбе.
"Ко мне всей душой, из-за меня человек решил даже покончить с собой  (Даша поверила в это, не допускала мысли, что друзья могут лгать друг другу). А я! Тоже мне друг! Он меня любит, но разве нельзя нам оставаться друзьями? Из-за меня его могут отчислить из училища. Окончит, уедет, всё пройдёт. Встретит ещё свою настоящую любовь. И то, что не сказал о звании отца, говорит о нём, что не кичится, понимает, что не этим сын должен заслуживать уважение к себе."
Так она своим юношеским разумением рассудила  и решила помириться с ним. Родителям пока ничего не говорила, но как-то встретив его на территории училища, сказала, пусть о причине их размолвки он спросит у своего отца. О том, что о любви у них и речи быть не может, он знает. Больше не стала ничего говорить. Но скоро на имя  родителей пришло письмо от мамы Ленорда.


 Надежда Петровна писала, что от имени мужа и своего тоже просит извинения за  письмо, посланное начальнику училища. Их, якобы, ввёл в заблуждение бывший сослуживец мужа. Сейчас он служит, как и отчим, в том училище, в котором  учится Ленорд. Этот подполковник, так и описал всё, когда отец попросил его рассказать о семье, куда вхож их сын.
 К удивлению всей семьи, этим человеком, о котором говорилось в письме Надежды Петровны, оказался друг отчима, и когда его напрямик спросили, как мог он совершить эту низость, Николай Денисович наотрез отказался, поклялся, что он ничего подобного не писал. Наоборот, получив письмо с просьбой генерала, он самым лучшим образом охарактеризовал семью друга. И хотя с ним не порвали,
неприятный осадок остался, и на те дружески-доверительные отношения легла тень недоверия. Кто-то же из них лгал.
 Дальше Надежда Петровна  писала, что  очень благодарна маме за заботу об их сыночке. В конце обращается к Дашее, просит не отталкивать Лединьку, а как друг помогать ему в учёбе. 
 Что ответили на это послание  родители,  она не знала. С Лёшей помирилась, но с условием, что приходить к ним и встречаться они будут только после того, как он исправит все свои двойки.

                Глава 12                Он любит вас.

 Мне цену 
 познают,
 Когда меня
 уж нет.
   ***

 Вот и лето в разгаре. Лёшу допустили к экзаменам, и теперь он уехал в летний отпуск к родителям в Москву, а Даша много времени проводила в ближайшем лесу. Уходила одна с книгой, устраивалась в тени акаций, в высокой траве с глазастыми ромашками, где ничто не мешало оставаться ей наедине со своими думами. Бродила по лесным дебрям, не опасаясь быть кем-то услышанной, изливала тоску  в любимых, так гармонировавших с её настроением оперных ариях.
Однажды, вернувшись с прогулки, у себя на столе обнаружила письмо. Обратный адрес Сергея, но почерк незнакомый. С замирающим сердцем вскрыла конверт.

 "Здравствуйте, Даша!
  Приношу извинения, что пишу Вам я, старший брат Сергея. Он рассказал мне о
  Вас, о вашей размолвке. Он виноват перед Вами, и сам  не решается написать.
  А сейчас находится в больнице. Ему должны  ломать  неправильно
  сросшуюся после перелома кость. Операция очень тяжёлая. И поверьте, ему сейчас
  очень плохо, а из-за разрыва с Вами --вдвойне. Серёжа любит вас. Очень прошу,
  простите его. Напишите ему.
  Только, пожалуйста, не говорите о моём письме."

 Даша прижала исписанный мелким почерком тетрадный лист к лицу, вдыхая его запах, не веря глазам своим. "Он решился на такую страшно мучительную операцию, а мне написать не решается, значит понял, как глубоко обидел." И сейчас, когда ему действительно так плохо, невозможно не откликнуться. Но как же трудно далось ей это письмо. Несколько раз принималась за него и рвала наполовину исписанный лист.   То, что с таким трепетом хотела услышать от него самого, сказал его брат.
 "Сергей так легко вычеркнул меня из своей жизни, а теперь, если напишу, значит сама напрашиваюсь на примирение. Ведь не могу же я сказать, что знаю всё, знаю, что он в больнице. Да что я вообще могу сказать? Написать так, словно ничего не произошло?"
 Всё связалось в душе в тугой узел: обида, задетая гордость, боль за него, переносившего неимоверные страдания, и радость от того, что наконец-то узнала самое главное, о чём мечтала, но боялась верить.
"Он любит вас." Слова эти повторяла про себя, как заклинание. Душой рвалась к нему, но самолюбие порождало протест.
 
 "Теперь он будет думать, что я, после того, что меня с таким холодным безразличием отвергли, делаю шаг к примирению,"
И она вновь и вновь рвала очередной лист с начатым письмом. Но всё же главной сейчас для нёё была мысль о предстоящей операции. Первым порывом было поехать в больницу, но тут же возникло в памяти, как щепетильно он отнёсся к приглашению в день рождения, да своим приездом выдала бы брата. Наконец, написала и отправила коротенькое: как дела, как проводит каникулы, словно ничего не произошло, и она, как бывает у просто знакомых, даже не придала значения его холодному приёму, когда приезжала. А сейчас вот случайно вспомнила о нём и решила поинтересоваться. О себе не обмолвилась ни словом. Потом  жалела, что не ответила брату на его письмо, не узнала его имени и не попросила подсказать Серёже, чтобы он всё-таки сам написал ей. Так  головокружительно подействовало на неё это сообщение, все мысли  были только о нём, Она напрочь забыла о брате. А ответ прилетел незамедлительно.
 
  "Со мной случилось, как в старой присказке.-- писал Серёжа,-- Торговали-- веселились, подсчитали--прослезились. Я думал, таких, как ты, много.
Оказалось--нет".
 Писал, что лежит в больнице, что должны ломать кость. Просит простить, понять. Ждёт писем.
"Что имеем, не храним, потерявши, плачем!"--так заканчивалось его покаяние.
 Конечно, письмо это не содержало того, чего так ждала она после откровения его брата. Ей так хотелось чтобы.эти слова о любви были написаны его рукой, а там это  нелепое "торговали", ""думал, таких, как ты,, много" Значит, хпримерял, прикидывал.
 Её задело его это"что имеем". Ничего он ещё не имел!
Насколько же письмо брата его
было искреннее, теплее. Но она не принимала   во внимание своё
"чужое" письмо, фактически ничего не говорящее его душе, не дающее ему никакой надежды. А ведь  и он был  самолюбив, и  не исключено,что брат написал по его просьбе.
   
 Даша не могла представить, как перенесёт он операцию. Душой рвалась к нему.  Переписка возобновилась. Письма Серёжи,, шли регулярно, но по-прежнему ни она, ни он не называли своим именем связывавшее их чувство. Она после той, кузьминской, эпопеи, даже намёком боялась дать понять,  что питает к нему чувство большее, чем дружба. Мечте его, как и Дашиной,не суждено было осуществиться. Кость сломали, но её так и не удалось выправить, слишком сложный был перелом. Почти всё лето нога пребывала в гипсе. От поступления в лётное училище пришлось отказаться.
 
Глава 13
                Москва. Ложь.   

  Родители Дашиного почившего папы, московские дедушка с бабушкой, в это лето пригласили её погостить у них. Поездка в Москву сулила много радостей: встречи с любимой школьной подружкой, Светкой, обязательно с Зинаидой Петровной учительницей музыки, так хотелось съездить в Кузьминки, где ещё жил человек, которого она считала своим наставником, переписывалась с ним, полковником в отставке, дорогим Николаем Максимовичем Сизовым. Хотелось побывать на вернисажах, на симфонических концертах. В Москве проводил у родителей отпуск Лёша. Они  переписывались и Даша поделилась с ним своей радостью. В ответ Лёша попросил сообщить ему о дне приезда, он хочет встретить. Этот учебный год она завершила на отлично, ей заказали в ателье три нарядных крепдышиновых платья, и самое главное в её жизни-- её любовь, её  Серёжа, он с ней.  Всё складывалось замечательно, в душе её царил праздник.

 Московский поезд отправлялся в двадцать два часа. Ровно через сутки -- Москва. В купе воинского вагона одним из попутчиков оказался пожилой полковник, чекист. К нему-то и обратился провожавший Дашу папа Дима с просьбой присмотреть в дороге, чтобы никто девочку не обидел. Когда поезд тронулся, проводница принесла постельное бельё, чай. В купе ехали ещё двое офицеров, но они скоро ушли к соседям  играть в преферанс. Время уже было позднее. Даша сходила умылась на ночь и, собираясь лечь, присела на постель. Полковник вдруг перебрался со своей на её полку и, ухватив за плечи, попытался уложить. Изо всех сил оттолкнув его,она  выбежала из купе. Так и просидела всю ночь на откидном стульчике у окна в коридоре, Боялась войти в купе. Утром пришли те двое и на своих верхних полках залегли спать. Но даже днём Даша не входила в купе, было противно видеть этого вертопраха. Позавтракала в вагоне-ресторане. А потом весь день так и ехала, сидя у окна в коридоре, превозмогая усталость от бессонной ночи. В Москве должны были быть в двадцать два часа, но поезд почему-то выбился из графика и прибыл в два часа ночи. Лёша дождался.  Она направилась к зданию вокзала, собираясь остаток ночи провести там, чтобы не беспокоить своих стариков.
 --Нет, нет! Я беру такси, и мы едем к нам,--заявил он,-- Я всё время созванивался
с родителями,они не спят, не ужинали, ждут нас вдвоём. Очень хотят с тобой
 познакомиться.
 Уже третий час ночи, странно,что из-за неё два пожилых человека лишили себя сна и ужина". В такой ситуации отказаться означало бы проявить крайнее неуважение к старшим. При Дашином воспитании такое было недопустимо.
 Ещё больше Даша была удивлена, когда такси привезло  их к гостинице "Советская Армия". Она никогда не бывала в гостиницах. Лёша взял в администрации ключ, и они на лифте поднялись на четвёртый этаж. Стало не по себе от того, каким удивлённым взглядом окинула её дежурная администратор. И дежурная на этаже тоже смотрела с какой-то презрительной ухмылкой. Номер, куда привёл Дашу Ленорд, оказался небольшой комнатой с одной двуспальной кроватью и диваном. В центре стоял простой обеденный стол. Не было ни родителей, ни ужина. В недоумении  во все глаза смотрела она на Ленорда.
 --Зачем ты меня сюда привёз? Где твои родители?
 --Они живут сейчас здесь, но, наверное, не дождались и уехали на дачу к маминой
 сестре.
 --Как живут здесь? А где же ваша квартира?

Она понятия не имела о том, что делают родители Ленорда в Москве. Решила, что здесь отец Ленорда служит, и, если  приглашали к ним среди ночи, значит была возможность оставить до утра. Но в этом номере сами-то неизвестно как размещались. Да и к чему такое нетерпение знакомиться? Ведь, наверное, знали, что она  едет не на один день. Всё выглядело очень нелепо. Даша досадовала, что не подумала об этом ещё на вокзале. Но тогда у неё и мысли не могло возникнуть, что Ленорд способен так лгать.

--Понимаешь, папа сейчас учится в Академии Генерального штаба. Вообще квартира наша в Одессе. На время папиной учёбы они с мамой и моей сестрой поселились в гостинице.

 Скверно было у
 неё на душе. Приставания того паршивца и бессонная ночь в поезде, ложь Ленорда и взгляды этих пожилых работниц гостиницы--всё это создавало такое ощущение, словно она облита грязью. Было одно желание: дождаться, когда пойдёт городской транспорт и поскорей уйти отсюда. Даша взяла стул, вышла с ним на балкон, села, облокотившись на перила, положила голову на руки и закрыла глаза. Ленорд  куда-то уходил, вернулся с тарелкой бутербродов и электрическим чайником. Но не хотелось, ни есть, ни разговаривать и объясняться с ним по поводу его лжи. Он пытался уговаривать поесть, прилечь на диване. Она изнемогала от усталости, но наотрез отказалась. Было очень худо на душе. И совсем худо стало, когда открылась дверь, и в номер вошла высокая, дородная дама с такими же, как у Ленорда, большими, слегка раскосыми, чуть навыкат, но не голубыми, а зелёными глазами, крашенными под блондинку  буклями над гладким лбом, с очень белым лицом. Массивный, переходящий в горловую область, как птичий зоб, подбородок, и слегка вытянутый нос делали её похожей на гусыню. Увидев Дашу, дама удивлённо подняла подкрашенные брови и, обращаясь к Ленорду, загоготала гортанным с небольшим прононсом голосом:
-- Что же ты, сынок, даже не позвонил? Сказал, что встретишь, проводишь и
 приедешь! Мы с папой чуть с ума не сошли, думали, с тобой что-то случилось. Папа
 не спал всю ночь. Чуть свет вызвал такси и погнал меня сюда!
--Поезд опоздал, я решил, что вы спите, и не хотел вас беспокоить,--ответил Ленорд.
 --А у тебя в Москве никого нет? Ночевать негде?--обратилась гусыня к Даше, хотя
 только что сама сказала, что Ленорд должен был куда-то   проводить, значит
 знала, что есть куда.
--У меня здесь бабушка с дедушкой, но Ленорд...--
 Он,не дав договорить, :перебил :
--Даша не хотела их среди ночи беспокоить, и мы решили приехать сюда.
 --А-а-а! --протянула гусыня.
 Она пристальным взглядом оглядывала кровать и всю комнату. В том, с каким выражением лица это делалось, чувство;валось, что их подозревают в чём-то непристойном.  Взорвало объяснение Ленорда, фактически выставлявшего её
  своей сообщницей в решении переночевать в гостинице. Как не похожа эта дама была на ту, доброжелательную, дружески настроенную маму Ленорда, нарисовавшуюся в её извиняющемся письме.
 С улицы за балконной дверью послышался скрежет трамвайных колёс. Значит городской транспорт уже пошёл. Даша взяла чемодан и направилась к двери.
 --Я провожу!--бросился к ней  Ленорд, выхватил из руки чемодан.
 --Только не долго, сынок! Скоро папа приедет!--крикнула им вслед гусыня.

 По дороге ни о чём не говорили. Даша так устала, что не хотелось затевать никаких объяснений. Была рада, что едет к родным, и всё это неприятное осталось позади., Ленорда поступить так подтолкнула его любовь. объясняла для себя  Даша по своей привычке не думать о человеке плохо. Он не замышлял ничего дурного. Просто хотел побыть с ней. Об этом свидетельствовало всё его поведение в гостинице. Помня, как самой хотелось как можно больше побыть с Серёжей, Даша не винила Ленорда. Наоборот, странно было, что мать его думает о сыне хуже, чем он есть. Поэтому не обиделась и не оттолкнула, а разрешила ему проводить себя.
 
 Бабушка Таня что-то готовила на кухне, когда Даша позвонила в дверь квартиры. Несмотря на ранний час, дедушка уже уехал. Он был художником-краснодеревщиком,Его бригада что-то реставрировала в Кремле, и он уезжал туда очень рано.
  --Ну что же ты не сообщила, мы бы тебя встретили!--всполошилась бабушка.
--Не хотела вас беспокоить, да ведь меня и так встретили. Знакомьтесь,  мой друг Лёша, а это моя бабуля.
Очень бойкая для своих лет, с озорными глазами, бабушка протянула крепкую ладошку Ленорду.
--,Очень приятно
Проходите! Располагайтесь! Сейчас будем завтракать.
Она провела их в комнату. Дом был старой московской постройки, в два этажа. Но здесь, в небольшой двухкомнатной квартирке, всё сияло чистотой. За завтраком Даша рассказала, что поезд опоздал и что не спали всю ночь. Лёша встал из-за стола.
-- Спасибо за угощение.Я пойду, меня ждут дома, Можно буду вечером?- спросил у Даши.    -- Да,--кивнула     она.
 --Тогда не прощаюсь!
 
  Он ушёл, а Даша с наслаждением нырнула в перину с пышными подушками, накрахмаленными простынями на высокой кровати и провалилась в блаженный сон.

  Проснулась часов в двенадцать и ахнула. На полу у кровати, на половичке, со стопкой вынутых с этажерки книг под головой, свернувшись калачиком, спал Ленорд. 
 Вышла в соседнюю комнату.

 --Бабуля! Как он здесь оказался? Он же ушёл!

 --Да вот, ты уснула, а он скоро вернулся, сказал, что дождётся тебя и попросил разрешения лечь. Я уговаривала, чтобы лёг здесь, на диване, ни в какую! Устроился там на полу и сразу заснул.

--Мы сейчас поедем в гостиницу,-- говорил Ленорд, проснувшись,--я покажусь своим, а потом пойдём, куда ты захочешь.
 Даше вовсе не хотелось ни в какую гостиницу. Она рассчитывала, что в Москве они с Лёшей будут встречаться иногда, как было дома, но раз уж он здесь, решила уступить. В гостинице не пошла в номер. Осталась ожидать его в холле, но скоро он пришёл за ней.
 --Мама с папой очень хотят тебя видеть, пойдём.
 
 Генерал, такой же холёный, как и его гусыня, в коричневой пижаме возлежал на кровати, поверх одеяла. На Дашино "эдравствуте" ответил полуулыбкой одними губами, без участия глаз, которые он уставил в  неё,  ,выдерживая долгую, очень неприятную паузу.
  --Папа это Даша,--проговорил Лёша за ёё спиной.
Генерал издал закрытым ртом через мясистый к низу нос странный отрывистый звук (впоследствии она узнала, что так он выражал своё недовольство или сомнение) и ничего не ответил.
 --Нашего папочку зовут Роман Осипович,--говорила Надежда Петровна, отодвигая от стола стул, жестом приглашая Дашу сесть. Как звали её, Даша помнила из письма. Генерал, всё ещё лёжа, изучающим взглядом разглядывал Дашу. Было такое чувство, что  её позвали на смотрины. Даша  не села, твёрдо решила уйти и больше никогда сюда не возвращаться.
--Спасибо, но я должна идти.
--Да, мы с Дашей идём гулять,--всполошился      Ленорд.
--А мы думали наш сын приехал в отпуск, чтобы уделить внимание своим родителям,-
 проговорил генерал,--Мы вот здесь целый план разработали. И на сегодня у нас есть
 одно важное дело.

 Даша взялась за ручку двери, но не успела ничего сказать, Ленорд придвинулся к ней вплотную и прошептал:
 --Если ты уйдёшь, я наплюю на всё и уйду с тобой.
Назревал скандал. Таким Ленорда она ещё не знала, Поняла, что он сделает, то, что обещал. Ей не хотелось быть причиной раздора Ленорда с родителями. А он, обернувшись к отцу, сказал:
 --Папа, я сделаю всё, что нужно на сегодня, но потом мы с Дашей пойдём гулять.

Оказалось Дашин приезд совпал с возвращением из пионерского лагеря младшей сестры Ленорда, Марины. Нужно было ехать на вокзал встретить её.
 --Поедем с нами, встретим, а потом  пойдём,куда ты хочешь--попросил Ленорд. Даша согласилась, но потом очень пожалела.
Оказалось, что  брат нужен был
для того,чтобы,  встретив сестру,  её вещи доставить в гостиницу.Даша хотела уехать с вокзала Ленорд умолил её  вернуться с ним.  Подняв вещи в номер, он будет свободен.  .

 Но этот день  ей пришлось провести с семьёй Ленорда, из-за появившегся неожиданно, проездом в отпуск,  двоюродного брата, морского      офицера, Игоря и бывшей
 соученицы Ленорда Ирины, которая была уже замужем и возвращалась из санатория на Рижском взморье в Одессу. Они ожидали в холле гостиницы. Даша
 хотела уйти,но тут её удержала Надежда Петровна, которая,   
очевидно, зная характер сына  опасалась
что он уйдёт с ней. Генерал заказал обед в номер гостиницы,
 Застолье  затянулось.до
вёчера.

Пребывание в Москве не оправдало Дашиных радостных ожиданий. Москвичи летом стараются уехать,  кто на дачу,кто на море, Не удалось повидаться ни с Зинаидой Петровной, учительницей музыки, ни с "Папуасом из племени Ням-ням"- любимой подружкой ,Светкой. Их тоже не оказалось в Москве.
Московские театры разъехались на гастроли. Даша очень пожалела, что сообщила Ленорду о своём приезде. Его тянуло к ней, Приезжал каждый день. Они гуляли по Москве, съездили в Кузьминки,к Дашиному старому другу,  очень  дорогому ей человеку, Василию  Максимовичу. Он рассказал ей, что
после смерти Ольги Константиновны, мамы Марата, отец перевёлся прёподавателем
 в Академию,   ,и они уехали в Москву, Марат поступил и учится  в МГУ.    Василий Максимович очень ясно дал понять,
Даше, что Ленорд ему не нравится и с ней попрощался сухо,
Это её безгранично огорчило. Она очень жалела, что сообщила Ленорду
.о своём приезде в Москву.
 То, что он  много  времени проводил с ней, вызывало недовоство  его родителей.
 Однажды утром он приехал и обратился к бабуле:               
--Разрешите мне остаться до конца  отпуска у вас, Я окончательно порвал с родителями и не хочу к ним возвращаться!Они кричат, что я променял их на девчонку.               
 Бабушка Таня в замешательстве развела руками:         
 --Но у нас ведь негде.               
--Я вас не стёсню, буду спать на полу.                Даша вовсе не хотела  становиться яблоком раздора.
 --Нет, Ленорд, твои родители правы, они хотят побыть с тобой. Я на их месте обиделась бы тоже. Возвращайся, помирись и проводи с ними времени столько, сколько потребуется.--решительно возразила она.

 Он уехал, а  бабуля спросила:
--Кто его родители?
--Его отец генерал.
--А он совсем не похож на сына генерала, такой простой, улёгся на полу.
 Он твой жених?
--Нет, мы только друзья.
--Ох, и любит же тебя твой друг. А ты его совсем, совсем не любишь?
--Я люблю другого человека.
--А тот другой, как к тебе?
--Мы любим друг друга.
--Значит жених?
--Нет, он не знает, что я его люблю.
--А Лёша знает того, другого?
--Его не знает, он живёт и учится в другом городе, но что он есть, знает.
--Ой, берегись. С огнём играешь,-- покачала головой её мудрая бабуля-- Такие,  как Лёша, не отступаются.
--Ленорд порядочный человек,--возразила Даша,-- он знает, что я его не люблю. Мы просто друзья

 Шаг в бездну.
             
 Наступил 1953 год. Даша Серёжа и Ленорд,  на третьем курсе. Только для неё с Сергеем это ещё лишь середина пути к окончанию университета, а для Ленорда третий год --завершение учёбы в училище  В ссентябре у него прошли выпускные экзамены.
 Выпускники ожидали приказа о присвоении им первого офицерского звания лейтенант, и назначения в часть на должность командира взвода,а затем --торжественное построение на площади для вручения им офицерских погон и выпускной вечер с праздничным ужином. Пока же, впервые за годы, проведённые в училище, они  были полностью свободны и могли беспрепятственно выходить за пределы военного городка. Даша  с Ленордом виделись в этот период по вечерам. Днём у неё  университет,  Где и как он проводил это свободное время, она не знала.
От Серёжи в учебное время письма приходили на университет почти каждый день. Вот и сегодня в почтовом ящике в вестибюле для неё конверт. Как всегда, с радостью вскрыла его и на голубом в клетку тетрадном листе прочла  выведенные ядовито зелёными чернилами всего два слова: "Я женился." 
 Она вглядывалась в эти слова, и
 никак не могла уяснить, о чём они. Осмотрела конверт, не взяла ли случайно чужое письмо. Нет, оно было адресовано ей, и почерк его. Только не было на нём обратного адреса. Что-то вступило в голову, Вышла из университета, не разбирая дороги, пошла в сторону противоположную от того места, где ожидал студентов автобус из училища. Добрела до городского парка на высоком берегу бегущей по крупным валунам речки. Нашла укромное место под ракитой. Никого не хотела видеть. Ничего не могла понять. Ещё позавчера в его письме ни намёка, ни слова. Да по тону почувствовала бы. Такое не скроешь.. Хотя
они  ничего не обещали друг другу и по-прежнему не говорили о своих чувствах, письма Сергея были всегда неизменно тёплыми, доверительными, он так подробно и открыто описывал всё, что наполняло его студенческий быт. Им не нужно было объяснений, ни на минуту не возникало у Даши сомнения в том, что написал о его любви брат. А сейчас возникло такое ощущение, что на бегу  ей
 подставили ножку, и она летит  куда-то в пустоту без дна, без надежды. Назад путь отрезан.
"Думал, таких, как ты, много, оказалось--нет"- теперь эти слова ей  уже не предназначались.  .
 До вечера без чувств, без ,мыслёй, только с болью в груди просидела под своей ракитой. На двойном тетрадном листе крупными буквами написала: "Будь счастлив." Домой всю дорогу  шла пешком. В сумке  всегда было несколько конвертов с марками. Письмо бросила в первый попавшийся по дороге почтовый ящик.

 
 Даша  не покривила душой, действительно желала ему счастья. Не было в душе зла.
 
 "Как можно навязать свою любовь тому, кто не любит, почему у многих возникает ненависть? Горько, обидно быть отвергнутой. Но это значит, что  не смогла стать  такой, какую он может любить. За что же его ненавидеть? Я люблю и могу желать ему только счастья, иначе какая же это любовь? Хотя и говорится, что от любви до ненависти --один шаг. Мне больно, но пусть он, любимый, будет счастлив. Конечно, самолюбие, конечно, гордость. Но теперь это только моё, и теперь нужно просто уйти,"
         
 Для себя она  решила никогда не встречаться с Сергеем, а если это прозойдёт, то лишь тогда, когда ничего нельзя будет изменить. Ни дома, ни Ленорду, никому  не сказала о женитьбе Сергея. Никто не знал, что творилось  в
 душе. её.

    Глава15            Изменив себе            
                --Ты выйдешь за меня?- 
 В глазах Ленор да такая мольба,а  Даша проваливалась в
неё и не знала, как выбраться, чтобы  меньше ранить, отвечала уклончиво, ни да, ни нет. Ленорд признался, что в первый же день  их знакомства написал родителям, что встретил девушку, на которой обязательно женится. Лишь теперь ей стала понятна та история с письмом отца начальнику училища, и всё, что происходило в Москве.Тогда Даша не  задумалась,
 почему он, зная о Серёже, о её любви, всё же решился. Понимала, когда любишь, хочется верить, что и тебя полюбят. О Сергее они никогда не говорили, Даша не делилась с ним никакими подробностями их отношений. Она была уверенна, что этот мальчик ни на что претендовать не будет, и даже потом, когда узнала о его любви, думала, он понимает, что его не любят, и жалела его, но никогда не давала ему повода на что-то надеяться. Просто хорошо к нему относилась. Он же за три года курсантской жизни повзрослел, возмужал, оформился в довольно интересного молодого человека и совсем перестал быть похожим на того "братца кролика", хотя упрямый хохолок всё ещё предательски венчал его макушку, как ни старался он его присмирить. Нужно отдать ему должное: в их  постоянном 
 общении он никогда не пытался заговариватъ с ней о своей любви. Даша просто ощущала её в его поступках, и   это вызывало  большое уважение к его чувству.О себе--она чувствовала,что полюбить так, как Сергея, никого не сможет. Ей  казалось, что за три  года их дружбы так хорошо узнала Ленора, привыкла к нему, и это послужило для  неё гарантией того, что у них может сложиться хорошая семья. В том состоянии,  в какое поверг Дашу разрыв с Сергеем, появилась ещё причина, которая вынуждала уехать, В университете сильно осложнились её
 отношения с администрацией, и Даша, наконец, ответила согласием.       "Коль я уже буду женой, постараюсь быть ему верным, хорошим другом".