Путь Цезаря наверх

RLD
Во имя Отца, и Сына, и Святого Дyха!
Народные, или плебейские, трибуны щедро вознаградили римского полководца Гнея Помпея «Великого», способствовавшего восстановлению их yпраздненного диктатором Сyллой - вождем аристократической партии «оптиматов» («наилyчших») полновластия, укреплявшегося теперь день ото дня. По закону одного из трибунов – Габиния -, вошедшему в анналы римской истории под названием «Габиниева закона» (лат. lеx Gabinia), римский народ вручил «своему» герою Помпею (чья недавняя верная служба «оптиматам» как-то «подзабылась»)  верховное командование широкомасштабной «спецоперацией» против морских разбойников, ибо Римская олигархическая респyблика не могла чувствовать себя «мировой» державой до тех пор, пока пираты Внутреннего - Средиземного - моря (часто именемого римлянами просто Нашим Морем - маре нострyм) жгли, топили и захватывали корабли под носом у «владык Вселенной», создавая постоянные перебои в снабжении Вечного Города на Тибре продовольствием, в первую очередь, основными продуктами питания  – зерном, вином и оливковым маслом.
Наряду с этим, Гней Помпей получил проконсульскую власть над Средиземноморским побережьем (где располагались основные пиратские базы), оказавшимся полностью подконтрольным «Великому». В распоряжение Помпея был предоставлен флот в составе пятисот военных кораблей. В довершение ко всему, Помпей – Верховный Главнокомандующий военно-морскими силами республики – стал и новым Верховным Главнокомандующим римской армией в  очередной войне с давним и непримиримым врагом Рима - царем Митридатом Понтийским. Римские финансисты были очень недовольны прежним Главнокомандующим – Луцием Лицинием Лукуллом, который не только успешно воевал в Азии с понтийскими войсками, но и не менее успешно вмешивался  в дела вовсю орудовавших там римских публиканов (в некоторых азиатских городах, полностью разоренных этими алчными откупщиками, шло глухое брожение, и Лукулл опасался антиримских восстаний в тылу своих войск). «Новые римские» толстосyмы сочли, что излишне ретивый военачальник вмешивается не в свое дело. Лукулл был на этот счет иного мнения. Прежние римские наместники и воеводы-«дуксы», бравшие от публиканов взятки, были склонны смотреть (и смотрели) на злоупотребления откупщиков налогов сквозь пальцы. Лукулл же оказался замешанным из другого теста. В результате римские финансисиы ио сословия «всадников» стали считать своим главным врагом именно неподкупного римского «дукса» Лукулла (а не царя понтийцев Митридата).  И добились-таки отставки пришедшегося им не по нраву стратега-«чистюли». Лукуллу, весьма дельному администратору и выдающемуся полководцу, победителю понтийцев и армян, фактически подготовившему все последующие победы Помпея «Великого» на Востоке, пришлось сменить военный плащ-сагум на гражданскую тогу, уйти на покой и задавать на покое друзьям, родичам и клиентам  роскошные, вошедшие у римлян в поговорку «лукулловы пиры» (он, как и все римляне, да и вообще – все нормальные люди, любил хорошую кухню)…
Законом Манилия Гнею Помпею «Великому» (Магну) были даны (на этот раз – в его отсутствие) чрезвычайные полномочия.
Среди честолюбивых политиков, энергично выступивших за принятие этого «lеx Маnilia», особенно выделялись Марк Тyллий Цицерон и молодой, да ранний Гай Юлий Цезарь (племянник побежденного Сyллой выходца из низов, провинциала Гая Мария - вождя вражлебных «оптиматам» демократов-«популяров»), стремившиеся таким образом добиться благосклонности Помпея. Особенно усердствовал Цицерон, неустанно приводя аргументы в пользу публиканов, чье банкротство, в случае потери римлянами провинции Азия, стало бы неизбежным, и получая за свою активность щедрые дивиденды от соответствующих кругов. Цезарь же, в отличие от златоуста Марка Туллия, не ограничивался защитой интересов одних только откупщиков налогов, но стремился также (а точнее говоря – прежде всего) – снискать благосклонность богача из богачей - Марка Лициния Красса.
Несомненно, Цезарь и Красс заключили союз на основе общности интересов. Мрачный и угрюмый по натуре  Марк Лициний Красс, смеявшийся, если верить Цицерону, только раз в жизни, обладал не про то огромным состоянием, но поистине несметными богатствами.   Ему, между прочим, принадлежала большая часть Субуры – района, населенного в основном римской беднотой (хотя в нем проживал и знатный, но небогатый Цезарь) -,  где Красс предвосхитил поведение римского принцепса-императора Клавдия Нерона (обвиненного злыми языками в сознательном поджоге Рима с целью его последующей перестройки). Красс содержал на собственные средства «частную» пожарную службу – снабженную всем необходимым для тушения пожара, молниеносно выезжавшую на место пожара и – самое главное! – удивительно быстро узнававшую, где и что именно в «Вечном Городе» горит. Злые языки даже утверждали, что пожарные Красса знали о месте пожара заранее. Не хочется думать, что эти самоотверженные борцы с огненной стихией, как «пожарные» из мрачной антиутопии Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту», поджигали дома, вместо того, что их тушить, но… они, странным образом,  молниеносно оказывались на месте пожара, причем всегда  - в сопровождении одного из агентов-риэлторов Красса. Ибо тушили эти пожарные лишь загоревшиеся здания и сооружения, принадлежавшие Крассу. Чужая недвижимость их не интересовала. Но это – в теории. На практике же – прибывшие на место с пожарными агенты-риэлторы Красса по дешевке покупали у прежних владельцев (без пяти минут – погорельцев) уже горящие здания, или даже целые городские кварталы, грозившие вот-вот загореться (что в условиях крайне тесной застройки было неудивительно и часто происходило). И лишь после совершения этой «сделки с недвижимостью» пожарные Красса принимались за тушение пожара.
Как видим, «денежный мешок» Марк Красс цинично и беззастенчиво приумножал свои и без того, безмерные богатства, но, с другой стороны, проявлял столь же безмерную щедрость, когда ему необходимо было поддержать своих сторонников материально. Без его щедрой финансовой поддержки (или, как говорят  у нас – «подпитки») Цезарь был бы давно раздавлен тяжким бременем своих бесчисленных долгов.  Красс вновь и вновь помогал Гаю Юлию расплачиваться с кредиторами. А благодарный Цезарь, в свою очередь, охотно выступал подручным Красса на политической арене, оказывая своему щедрому спонсору по самым разным поводам услуги самых разных масштабов.
Незадолго до избрания Гая Юлия курульным эдилом Цезарь и Красс планировали ни много ни мало…совершить в Риме самый настоящий государственный переворот. Однако до него дело не дошло, ибо у Красса в самый последний момент,  как говорят у нас, «очко взыграло». То ли из страха, то ли из чрезмерной осторожности, «риэлтор-поджигатель» приказал трубить отбой…
А ведь была уже назначена точная дата переворота. 1 января 65 года заговорщики намеревались по условному сигналу учинить на заседании сената беспощадную резню своих противников, после чего Красс должен был стать диктатором, Цезарь же – его заместителем в звании «начальника  конницы» (лат. magistеr еquitum). Что еще было ими запланировано, скрыто доныне мраком неизвестности… Во всяком случае, неясно, могли ли заговорщики рассчитывать на поддержку народа (Красс – преуспевающий «риэлтор-поджигатель» и известный ростовщик,  вряд ли был особенно популярен) , или же все должно было произойти, так сказать, «на правительственном уровне», и путчисты, совершив чисто «верхушечный» переворот, собирались поставить Рим перед свершившимся фактом (Вечному Городу такое было уже не в новинку). Как бы то ни было, насильственной смены власти не произошло. Условный знак (подать который на заседании сената 1 января должен был не кто-нибудь, а Цезарь) подан не был. Тога с плеча Цезаря сброшена не была. Красс остался у себя дома. Можно долго строить догадки на счет причин его внезапной робости и нерешительности. Возможно, осторожный «денежный мешок» перед самым началом путча счел шансы на его успех все-таки недостаточными. Расчетливый же Красс привык действовать всегда наверняка…
Кстати, говоря, существует версия о планировании Цезарем и другого «варианта» государственного переворота. По этой версии Гай Юлий тайно сговорился о захвате власти с неким Гнеем Пизоном (или Писоном). Цезарь должен был, с помощью вооруженных заговорщиков взять Рим под свой контроль, Пизон же прийти ему на помощь извне, при поддержке амбронов и транспаданцев - «живущих за Падом» (современной североитальянской рекой По) -, обладавших неполными римскими (так называемыми «латинскими») гражданскими правами, североиталийских галлов. Однако в ходе подготовки заговора Гней Пизон внезапно умер (сам или с чьей-то помощью), и до путча дело не дошло.
Данная версия не представляется такой уж маловероятной,  учитывая, что Гай Юлий Цезарь и впоследствии, по ходу  своих самых разных предприятий, часто и охотно прибегал  к помощи жителей Цизальпийской Галлии.   
Как бы то ни было, и вне зависимости от того, можно ли (а если можно – то насколько) верить в достоверность обеих изложенных выше историй, обе они свидетельствуют, по меньшей мере, об овладевших Цезарем и его тогдашними «товарищами по партии» отчаянии, беспокойстве  и нетерпеливом стремлении во что бы то ни стало» сдвинуть дело с мертвой точки». Что-то обязательно должно было произойти!
Сразу же после своего возвращения из Дальней Испании, где он слyжил квестором, по финансовой части, Цезарь вступил в очередной законный брак, на этот раз – с Помпеей (нет-нет, не близкой родственницей Гнея Помпея «Магна», как, может быть, подумал уважаемый читатель, но зато внучатой племянницей грозного Суллы), послужившей впоследствии поводом к широко  известному семейному скандалу. А вот свою дочь, рожденную в браке с перой, yмершей женой, Корнелией, расчетливый и дальновидный Цезарь отдал в жены Гнею Помпею «Магну», которого – по иронии судьбы! - до того долго обманывал с любвеобильной первой супругой «Великого» - Муцией (Мукией), одной из своих многочисленных римских «сударушек».
Обновив свои брачные отношения, Гай Юлий незамедлительно приступил к исполнению своих должностных обязанностей курульного эдила. Служебные обязанности курульных эдилов заключались главным образом в осуществлении «cura urbis» (своего рода полицейского надзора за жизнью в Городе, то есть – в Риме, как столице республики), «cura annonaе» (надзора за снабжением населения зерновым хлебом) и «cura ludorum» (организации общественных игр, или зрелищ, в первую очередь – гладиаторских и кулачных боев, травли зверей и гонок на колесницах – последние тоже не обходились без кровопролития, вследствие частых столкновений и аварий).
Всякому должно быть совершенно ясно, что из всех госyдарственных должностей - магистратур - именно должность курульного эдила позволяла быстрее и надежнее всего заручиться благосклонностью вечно жаждущего именно «хлеба и зрелищ» римского народа (если, конечно, исполняющий ее магистрат проявит необходимые для этого великодушие и щедрость). Цезарь, и без того любимый народом за великодушие и щедрость, проявлял в должности курульного эдила и то, и другое.  Никогда не отличавшийся ни скупостью, ни даже чрезмерной экономией, он  никому не позволял превзойти себя ни в том, ни в другом.
В курульное  эдильство Цезаря (и частично – на его собственные средства) была отремонтирована древнейшая, считавшаяся священной Аппиева дорога (или, по-латыни  Via Аppia), соединявшая Рим со столицей Kампании городом Капуей. Цезарь украсил столичный Форум  и целый ряд других площадей и мест большого скопления граждан изящными колоннадами. На устроенных им от своего имени (и за свой счет) гладиаторских играх он выставил триста двадцать пар бойцов, чем окончательно и бесповоротно покорил сердце и приобрел симпатии одержимой страстью  к этим кровавым зрелищам жаждущей все новых и все более острых ощущений плебса - римской черни. Устроенные курульным эдилом Цезарем игры надолго запечатлелись в ее коллективной памяти, у дымных очагов в табернах-тавернах и в клетушках римских городских трущоб  еще долгие  годы спустя толковали о колесничных бегах и – прежде всего! - о гладиаторских боях (как наиболее кровавом зрелище) времен курульного эдильства Цезаря.
Видимо, курульный эдил Гай Юлий Цезарь сумел придать  устроенным им на потеху «Urbi еt orbi», сиречь - «Граду и миру» - играм столь невиданный дотоле и чудовищный размах, что сенат счел необходимым издать особый указ, ограничивавший число гладиаторов, привозимых в столицу республики для выступления на цирковой арене. У «отцов-сенаторов» на то были, вне всякого сомнения, веские причины  и вполне понятные опасения. Ведь всегда готовая на смерть орда обученных всем видам боевых искусств, привычных к обращению со всеми видами оружия бойцов, возможно, купленных одним-единственным человеком и повинующихся только его приказам, могла быть при случае использована своим хозяином не только для того, чтобы развлекать и восхищать цирковых зрителей и клакёров своим искусством убивать других и умирать самим «к вящей славе Вечного Рима»…
Следует особо подчеркнуть, что местом проведения игр в «столице обитаемого мира» в эпоху Цезаря был – вопреки довольно широко распространенному заблуждению - отнюдь не Колизей, или «амфитеатр Флавиев» (еще не существовавший), а Большой Цирк, или, по-латыни, Circus Maximus.  Большой Цирк, имевший форму вытянутого в длину прямоугольника, располагался под открытым небом в ложбине между двумя холмами – Авентином и Палатином - якобы в том самом месте, где в царствование дегендарного основателя Града на Тибре - «Отца Отечества» Ромула (завершившеся, по одной из версий, yбийством этого первого римского «рекса»-царя благодарными подданными из числа основанной этим самым царем римской аристократии) - произошло похищение сабинянок, положившее начало слиянию римлян с сабинянами в один народ квиритов, воинственных сынов бога Квирина-Марса.
Усыпанная песком арена цирка-ипподрома была так велика, что спустя много веков жители Рима превратили ее в городскую площадь – Пьяцца Навона, одну из самых больших во всей Италии.
На трибунах, окружавших цирковую арену, размещалось примерно столько же зрителей, сколько в огромной чаше нашего, «третьеримского», стадиона в Лужниках - более ста тысяч. Цирк имел такую величину и форму потому, что, кроме гладиаторских боев, на его арене проводились упомянутые выше состязания в беге на колесницах. В соревнованиях на ипподроме могло одновременно принимать участие двенадцать колесниц. Посреди цирковой арены, деля ее на две части, была выстроена невысокая, в рост человека, стенка. По обеим ее сторонам тянулась беговая дорожка.
На одном конце арены находились конюшни с подъемными решетками вместо ворот. Другой конец арены заканчивался полукругом. Возница-колесничий, стоя во весь рост, не всегда мог удержать равновесие во время поворота. Здесь тяжелые колесницы часто опрокидывались, а сброшенный колесничий попадал под копыта коней. Именно поэтому, как уже говорилось выше, колесничные бега были не менее кровавыми зрелищами, чем схватки атлетов (так римляне называли кулачных бойцов) и гладиаторские бои (не говоря уже о периодическом обрушении, под тяжестью зрителей, перегруженных цирковых скамей, также приводившем  к многочисленным жертвам среди жителей и гостей столицы). В древнем «перворимском» цирке времен Цезаря не было ни платных билетов, ни сеансов. Римляне, страстные любители всяческих зрелищ, занимали места на трибунах еще с ночи и проводили там целый день, а то и по нескольку дней. В цирк ходили со своими подушками (у кого таковые имелись) и запасом провизии. Здесь же сотни всевозможных лавочек торговали съестными припасами, а по рядам пробирались торговцы хлебом, разносчики воды и прохладительных напитков.  Квириты всех сословий (как и пребывавшие в «Столице мира» иноземцы-«перегрины») азартно бились об заклад, делая ставки на тех или иных гладиаторов и колесничих. В дни «зрелищ» выигрывались и проигрывались целые состояния. В рамках игр тщанием щедрого к народу Гая Юлия была устроена и травля диких зверей, или же, по-латыни – «бестий» особым видом гладиаторов – «венаторами» (или «бестиариями»).  Причем Гай Юлий Цезарь, очевидно, постарался и в этой области превзойти своего постоянного соперника Гнея Помпея «Магна» (на устроенных которым в свое время играх на арене цирка зверобои-бестиарии убили шестьсот львов и двадцать слонов, не говоря уже о прочих, не столь крупных, бестиях). Был, был размах и у Помпея, ничего не скажешь, но все же – куда «Магну» было до Цезаря!
И «нача» имя курульного эдила Гая Юлия «слыть», как выразился бы средневековый русский летописец, мы же просто подчеркнем, что имя Цезаря становилось все популярнее. Настолько популярнее, что даже игры, устроенные Цезарем не в одиночку, а «вскладчину», совместно с коллегой по должности – вторым курульным эдилом, Бибулом, именовались плебсом исключительно «Цезаревыми играми». Бибул, возмущенный и до глубины души обиженный этой очевидной и вопиющей несправедливостью и неблагодарностью черни (как-никак, он, Бибул, ведь тоже «вложился» в игры, и ему, Бибулу, они тоже влетели в копейку – или, если быть точнее, в асс!), заметил, что его судьба схожа с судьбой Поллукса. Ведь подобно тому, как возведенный на римском Форуме храм двух божественных близнецов Кастора и Поллукса (Диоскуров - сыновей Юпитера), в обиходе всегда называют храмом одного лишь Кастора, так и игры Цезаря и Бибула называют играми одного лишь Цезаря (хотя народ обязан ими не только щедрости Цезаря, но и щедрости Бибула)…
В ходе работ по украшению города Рима Цезарь «исподволь» совершил очередной вызывающий (по отношению  к политикам старой, «сулланской» школы) жест. Он повелел за одну ночь восстановить удаленные при Сулле статуи Гая Мария и его победные трофеи, да еще и дополнительно украсить их. Неодобрение, высказанное сенатом по поводу этого самоуправства, ни к чему не привело. Заплывшие жиром (если не в бyквальном, то yж точно в фигyральном смысле слова) «отцы, внесенные в списки» не осмелились снова убрать восстановленные Цезарем символы партийного духа «популяров», опасаясь вызвать этим гнев поднявшего голову народа. Восстановлением статуй и трофеев Мария Цезарь исподволь, но очень ловко и искусно, за одну ночь сделался тайным главой партии «марианцев».  Он смог добиться этого благодаря своей должности курульного эдила. Но она же принесла ему не менее шести миллионов денариев новых долгов. Что стало для него, в конечном счете, политическим обязательством перед своими спонсорами - Kрассом «со товарищи»...
Поэтому Гай Юлий Цезарь постарался, не без помощи Марка Лициния Красса и народных трибунов, получить новую, чрезвычайную (и притом – чрезвычайно выгодную) магистратуру. На повестке дня стояло объявление хлебородного Египта «провинцией римского народа», ибо восставшие жители египетской столицы Александрии убили своего царя (милостью Суллы)  Птолемея XI Александра II  (друга и союзника Рима), чем навлекли на себя недовольство и гнев Римской «мировой» державы. В Риме сразу же после александрийского цареубийства распространились слухи, что Птолемей якобы завещал свое царство Риму (по примеру последнего царя Пергама Аттала III). Гай Юлий страстно возжелал получить под свое командование римские вооруженные силы, предназначенные для оккупации Египта (к нильским берегам Цезаря всю жизнь тянуло с непреодолимой силой, как если бы «потомок Венеры» предчувствовал, что встретит там свою величайшую любовь). Новое назначение позволило бы ему одним выстрелом убить двух зайцев – избавиться от долгов и одновременно  попытаться несколько ослабить влияние Гнея Помпея «Магна» на Востоке.
Сенат, однако, был на этот счет совсем иного мнения. Нисколько не обескураженный отказом, Цезарь сразу же взялся за разработку нового проекта. Только что скончался исполняющий обязанности Великого Понтифика - Верховного жреца - патриций Метелл Пий (Благочестивый). Должность первосвященника стала, таким образом, вакантной. И Цезарь не замедлил подать свою кандидатуру на занятие освободившейся жреческой должности. Вообще-то в Риме было принято, чтобы жреческая коллегия понтификов избирала на освободившуюся должность своего главы собственного представителя. При таком традиционном подходе у Цезаря было мало шансов на успех. Тем более, что вместе с ним подали свои кандидатуры принцепс (в описываемый период римской истории данный титул носил еще не верховный правитель Римского  государства, как впоследствии,  в имперскую эпоху,  а «первый из сенаторов», то есть  глава – председатель - римского сената), оголтелый «сулланец» Катул (в свое время больше всех «отцов, занесенных в списки» возмущавшийся тем, что Цезарь осмелился восстановить изображения и трофеи Гая Мария, удаленные в период диктатуры Суллы)  и весьма влиятельный Исаврик. Однако один из народных трибунов (милостью Красса) – чрезвычайно изворотливый и сообразительный друг  и соратник Цезаря - Лабиен – отыскал в архивах давно забытый «за давностию лет» закон, по которому избирать Великого Понтифика надлежало не коллегии понтификов, а представителям от всех избирательных округов «Вечного Города».  Таким образом, дело было передано из рук аристократии (из представителей которой состояли жреческие коллегии) в руки народа.  Потекли финансовые потоки из рук в руки… На подкуп были израсходованы поистине чудовищные суммы, взятки достигали подлинно астрономических размеров. Даже «первый из сенаторов» Катул, не ожидавший для себя, вследствие популярности Цезаря у простонародья,  ничего хорошего, предложил своему сопернику, столь любимому простым народом, кругленькую сумму за то, чтоб Цезарь снял свою кандидатуру. Но Цезарь, расценивший предложение  принцепса Катула, как лишнее доказательство своих шансов на успех, решительно отказался от предложенной ему главой сената взятки.  Риск оставался огромным,  ведь никто не мог с абсолютной точностью предугадать, как поведут себя представители избирательных округов Града на Тибре. Сам Гай Юлий поставил на карту буквально все. Если верить Плутарху, Цезарь заявил своей матери в день выборов: «Сегодня, мать, ты увидишь своего сына либо верховным жрецом, либо изгнанником». Этот приведенный Плутархом исторический анекдот свидетельствует о крайней напряженности сложившейся обстановки и о том, что, казалось бы, очередная ступенька служебной карьеры внезапно стала важной вехой на жизненном пути героя нашего правдивого повествования. Можно только снять шляпу (у кого она есть) перед завидной выдержкой человека, способного в такой день на такое высказывание, и перед его упорством в желании достичь желанной цели.
Цезарь победил на выборах с большим «отрывом». Занятая им должность Великого Понтифика была весьма важна. Олигархи были крайне раздосадованы поражением. Кто знает, на какие безумства этот демагог,  бессовестный совратитель народа, еще вздумает подвигнуть подлую чернь. ..Если его, конечно, вовремя не остановят. Эх, прав был незабвенный Сулла, зря мы его в свое время не послушали…
Сделавшись первосвященником, Гай Юлий сразу переехал из своего скромного дома в простонародной Субуре  в куда более представительное, или, говоря по-современному, престижное здание, расположенное на аристократической Священной улице (по-латыни – Виа Сакра).  Подальше от пожарных команд «риэлтора-поджигателя» Красса (не потому, что не доверял своему щедрому спонсору, а так, «на всякий пожарный»)…
Здесь конец и Господy Богy нашемy слава!
ПРИМЕЧАНИЕ
Помещенный в заголовке фотоснимок древнеримского барельефа изображает колесничные бега на цирковой арене.